Россия. VII. История рабочего класса в России 10. Рабочий класс в Февральской революции.

Россия. VII. История рабочего класса в России 10. Рабочий класс в Февральской революции. Вся мировая обстановка, открывавшая эпоху пролетарских революций, советы рабочих депутатов, как выражение гегемонии пролетариата в ходе революции и борьбы его за власть, широкая политическая свобода, — все это обострило противоречия капиталистического порядка, усугубленные войной, и обострило классовую борьбу во всех ее формах, создавая условия для перерастания буржуазно-демократической революции в социалистическую. Своеобразие Февральской революции на первых же порах, как тогда же указывал Ленин, состояло «в переходе от первого этапа революции, давшего власть буржуазии в силу недостаточной сознательности и организованности пролетариата, — ко второму ее этапу, который должен был дать власть в руки пролетариата и беднейших слоев крестьянства». Это означало, что перед рабочим классом стоит путь завоевания власти на основе роста его сознательности и организованности. И та и другая пришли сравнительно быстро. «Добросовестное оборончество» как настроение масс, при котором они пошли за меньшевиками и эсерами, изживалось самим ходом событий, всей политикой буржуазных и мелкобуржуазных партий. На каждом повороте революции, на каждом конфликте массы убеждались в том, что и мир, и хлеб, и свободу они получат только в борьбе против войны и буржуазной власти и с завоеванием власти. Параллельно этому росту сознательности шел рост организованности рабочего класса. С первых же дней революции, одновременно с возникновением советов и профсоюзов и фактическим завоеванием 8-мичасового рабочего дня, возникают фабрично-заводские комитеты, которым предстояло сыграть крупную роль в борьбе рабочего класса за власть. Это были боевые заводские организации, как продолжение тех организаций (рабочих комиссий, комитетов и т. п.), которые возникали и раньше в условиях и для целей борьбы, выходившей за пределы борьбы чисто профессиональной. Вступление рабочего класса на путь такой самоорганизации при наличности профсоюзов означало, что в последних он не получил полноты тех средств борьбы, которые требовались в новой революционной обстановке. Дальнейшее развитие приводит к тому, что все большие массы объединяются вокруг фабрично-заводских комитетов, а поскольку эти комитеты возникали при содействии большевиков и руководились ими, постольку через них и происходил, прежде всего, процесс большевизации рабочего класса. Все месяцы Февральской революции наполнены борьбой за расширение прав фабрично-заводских комитетов. Капитал встретил их, конечно, враждебно, и под давлением его временное правительство издает закон (23/ІV-1917 г.), которым права комитетов ограничиваются: введение их не признается обязательным, комитеты трактуются как «представительство рабочих» перед заводоуправлением, без дальнейшего определения их прав на регулирование взаимоотношений рабочих и заводоуправления, — закон не далеко отходил в этом отношении от старого закона о старостах, которые также «представительствовали» в интересах рабочих. Само собой разумеется, что рабочие не считались с этим законом, и фабрично-заводские комитеты развивали работу вне рамок его. Это вызвало новый поход против них капитала, нашедший свое выражение в двух циркулярах (23 и 28 августа) министра труда Скобелева, которые шли еще дальше закона 23 апреля в ограничении прав фабрично-заводских комитетов: второй запретил собрания комитетов в рабочее время и дал право заводоуправлениям производить вычеты за неявку на работу членов комитета, первый запрещал вмешательство комитетов в вопросы найма и увольнения рабочих.

Эта борьба против фабрично-заводских комитетов капитала и временного правительства была тесно связана с борьбой против рабочего контроля, который в свою очередь был тесно связан со всей деятельностью фабрично-заводских комитетов. Если идея рабочего контроля, непосредственно вырастая из борьбы за регулирование производства на отдельных предприятиях, перерастала в борьбу за контроль над производством вообще, то борьба за рабочий контроль над производством приводила к борьбе за власть. Начав с охраны заводского имущества, фабрично-заводские комитеты перешли к перестройке внутренних распорядков в предприятиях, к регулированию условий найма и увольнения, к борьбе с разрухой производства в предприятиях, контролем над сырьем и доставкой его на заводы, а затем — с усилением саботажа со стороны предпринимателей и с расширением практики локаутов, — к осуществлению непосредственного контроля над производством, вплоть до устранения предпринимателя и самостоятельного управления заводом. Борьба за рабочий контроль, принимая крайне обостренные формы, сталкивала самые широкие слои рабочего класса со всем классом капиталистов, которому наносился удар по самому чувствительному месту, и потому послужила тем узловым пунктом, вокруг которого сосредоточивались самые крупные конфликты, самые ожесточенные бои между трудом и капиталом как прелюдия борьбы против господства буржуазии и за диктатуру пролетариата.

Развал народного хозяйства, с которым страна вступила в революцию, и все более надвигающаяся экономическая катастрофа, обостряя с каждым днем борьбу вокруг рабочего контроля, приводили к непрерывным конфликтам, охватывая все промышленные районы и самые широкие массы рабочих. Борьба рабочих за повышение зарплаты изображалась в свое время буржуазными и мелкобуржуазными кругами как разгул «анархии» и результат «разлагающей» агитации большевиков. Но на самом деле эта борьба диктовалась, конечно, самими жизненными интересами рабочего класса. Даже в тех случаях, когда рабочие добивались повышения заработной платы на много процентов, она все же отставала от бешеного роста дороговизны и не обеспечивала сколько-нибудь нормального существования рабочих. В московском районе, например, реальная заработная плата, если принять уровень ее в 1913 году за 100, составляла в первом полугодии 1917 года 88,0, а во втором полугодии 62,8, то есть в течение одного только 1917 года при повышении денежной платы с 70,5 рублей до 135 рублей (то есть почти 100%) понизилась на 25,2; по данным московской биржи труда и центральной примирительной камеры, с июня 1914 года по август 1917 года заработная плата увеличилась в 6 раз, а цены на продукты потребления рабочих в 6¹/₂ раз, на текстиль, обувь и т. п. в 12 раз; средний заработок текстильных работниц в Петербурге повысился с января по июль 1917 года с 49,3 рублей до 72,8 рублей, реально же уменьшился (если принять уровень его в июле 1914 г. за 100) до 90 в январе и 62 в июне, и т. д. За немногими единичными исключениями, не было района и группы производств, в которых условия сложились бы более благоприятно, так что принимаемое некоторыми авторами снижение реальной заработной платы в 1917 году до 83,3% по сравнению с 1913 годом является скорее преуменьшением. К тому же на протяжении всего года нарастала безработица, в результате как сокращения производства, так еще больше частичных и общих локаутов. В Петрограде уже к маю 1917 года насчитывалось до 40 тысяч безработных; на Урале к осени число безработных достигало 60 тысяч, в московском районе 50 тысяч и т. д. Если на рабочих, таким образом, со всей тяжестью давила дороговизна и безработица, то перед ними неотступно стояла также угроза голода в случае закрытия предприятия. Вся тактика капитала объединялась теперь в стремлении голодом дезорганизовать рабочий класс и революцию, ответить на каждый новый подъем борьбы рабочих, на каждое нарастание революции локаутом. «Единственным оружием борьбы с рабочими у заводчиков является закрытие предприятий», откровенно было заявлено от их имени на одном из заседаний особого совещания по обороне. И предприниматели широко пользовались этим оружием. По данным, собранным министерством торговли, в марте было закрыто 74 предприятия с 6 696 рабочими; в апреле 55 с 2 816 рабочими, в мае 108 с 8 701, в июне 125 с 38 455, в июле 206 с 47 754 рабочими, — всего за эти месяцы было закрыто 568 предприятий с 104 372 рабочими, причем, начиная с мая, локауты применяются все чаще и во все больших размерах. В дальнейшем, в августе в Петрограде закрыто было 43 предприятия, в том числе ряд крупных металлических заводов (железопрокатный, Промет, Динамо и др.), в московском районе локауту было подвергнуто до 40 тысяч рабочих, в Донбассе закрыто было 17 угольных предприятий, а вместе с заводами — до 77. В начале октября в Петрограде было закрыто 40 заводов, на Урале половина всех заводов, в Донбассе до 200 предприятий, в Харькове закрыт паровозостроительный завод, в Екатеринославе локаутировано до 50 тысяч рабочих и т. д. Можно без всякого преувеличения сказать, что на протяжении 1917 года локауту подверглось несколько сот тысяч рабочих, обреченных этим на более или менее длительную безработицу. Капиталисты спешно мобилизовали свои силы, укрепляли старые свои боевые организации, создавали новые (в московском районе — «Союз объединенной промышленности», в августе на съезде создано Всероссийское объединение предпринимательских организаций, в июле — особый «Комитет защиты промышленности», в который вошли Петроградское общество фабрикантов и заводчиков, Совет съездов представителей промышленности и торговли, и другие), умножилось число провинциальных объединений капитала. Укрепляя фронт борьбы, петроградское общество заводчиков заключает новую конвенцию (13 июня), которая предусматривает безусловное подчинение членов постановлениям общества, требует внесения на решение общества всякого нового вопроса, усиливает размер «вексельных гарантий». Предупреждая циркуляр Скобелева о фабрично-заводских комитетах, Петроградское общество фабрикантов 20 августа рассылает свой циркуляр, в котором предлагалось устранять фабрично-заводские комитеты от всякого участия в вопросах найма и увольнения и т. п. Состоявшаяся в сентябре конференция промышленников юга России требует прекращения выдачи заработной платы рабочим-членам советов, признает за администрацией исключительное право установления правил внутреннего распорядка, с устранением рабочих от всякого в этом деле участия. В октябре «Союз металлургической и железоделательной промышленности» в особом циркуляре предлагает восстановить рабочий день в той продолжительности, в какой он был в феврале 1917 года. Петроградское общество заводчиков предлагает отклонять требования рабочих о принятии на работу членов профсоюзов. Совет съездов грозит исключением из своей среды тем предпринимателям, которые идут на уступки рабочим, и ставит открытие заводов в зависимость от решения предпринимательских организаций, а не отдельных предпринимателей, и т. д.

Наступление капитала, означавшее наступление контрреволюции, не встречало отпора со стороны Временного правительства: в составе его неизменно были представители капитала, в плену у которых находились меньшевистские и эсеровские министры. В вопросах рабочего законодательства Временное правительство топталось на месте, этим самым играя на руку предпринимателям. Вопрос о 8-часовом рабочем дне так и не дождался законодательного разрешения (было лишь санкционировано соглашение петроградского С.Р.Д. с обществом заводчиков), как не дождался его и вопрос о профсоюзах: издание того и другого преждевременным находил также объединенный капитал. Профсоюзы существовали на основе закона об обществах и союзах (12 апреля), предусматривавшего регистрационный порядок возникновения союзов, причем установленный позже (21/VІІ) порядок регистрации, обставленный разного рода формальностями, вызвал ряд протестов со стороны профсоюзов. Временное правительство не пошло на коренной пересмотр законов о страховании рабочих, удовольствовавшись лишь некоторыми частичными изменениями старого закона (25/VІІ), расширявшими права рабочих по управлению кассами, повышавшими взносы предпринимателей до суммы взносов рабочих и т. д. Закон об ограничении ночного труда женщин и подростков сохранял ночную работу их в предприятиях, работающих на оборону, то есть недалеко отходил от старого закона. Если к этому прибавить закон о биржах труда, построенных на паритетном представительстве, и примирительных камерах, а также приведенный выше закон о фабрично-заводских комитетах, то этим будет исчерпано все сколько-нибудь существенное в законодательном творчестве Временного правительства, против которого предприниматели едва ли могли что-либо возразить. Но фактически политика Временного правительства шла навстречу капиталу и во многом другом. Систематически усложняемые и затягиваемые предпринимателями конфликты не встречали со стороны правительства никакого противодействия, а министерство труда, возглавляемое меньшевиками, превратилось в перманентную говорильню. Иной оборот принимало нередко дело, когда вопрос касался рабочих. В сентябре главный экономический комитет признал, что закрытие предприятия может последовать с разрешения Временного правительства или особо уполномоченных лиц, а такими особо уполномоченными при заводах, работавших на оборону, состояли «военно-уполномоченные», которым предоставлено было право разрешения вопросов заработной платы и рабочего времени, а также право «прибегать к содействию военной силы», вдохновитель же по этой части Временного правительства Пальчинский рекомендовал заводчикам устранять рабочих от всякого участия в заводских делах, а при вмешательстве рабочих — завод закрывать. В таком же направлении действовали приведенные выше циркуляры Скобелева о фабрично-заводских комитетах, а в сентябре министр торговли Прокопович, в связи с конфликтом в Донбассе, распорядился о сосредоточении в «угрожающих» районах войсковых частей.

Почва для возникновения всякого рода конфликтов, частных и общих, создавалась, таким образом, вполне благоприятная. По далеко, конечно, не полным и случайным данным главного управления по делам милиции, с марта по октябрь зарегистрировано 819 более крупных выступлений рабочих, причем больше половины их (57%) приходилось на стачки, 15% на удаление администрации, 5% на «захват» предприятий и 23% на прочие случаи волнений. Как и следовало ожидать, активные выступления нарастали по мере нарастания общей революционной борьбы, с которой они были тесно связаны: если на март-апрель падает 9% выступлений, на май-июнь 4%, то на июль-август 48% и на сентябрь-октябрь 39% — после июльских дней и корниловщины число выступлений резко увеличивается. Та же связь с общим ходом революции и большевизации рабочего класса сказывается и на отдельных формах борьбы: в марте-апреле преобладают случаи удаления администрации (83%), в мае-июне случаи стачек почти уравниваются (41%) с «захватами» предприятий (32%), в следующие 2 периода стачки занимают первенствующее место (61 и 66%) — борьба принимала все более настойчивый и организованный характер. По отдельным районам наибольшее число выступлений дают центрально-промышленный (199), северо-западный (141) и южно-горнопромышленный (129), причем случаи удаления администрации относительно чаще в центрально-промышленном (20% против 15% в южно-горнопромышленном и 12% в северо-заводском), случаи же стачек чаще также в первом (63% против 42% и 50%). Таким образом, стачки в год революции оставались в общем основным средством борьбы рабочих, но, разумеется, в различных отрядах рабочего класса играли разную роль. Первые месяцы революции стачечное движение захватывает почти исключительно рабочих мелких предприятий, менее организованных и по общему правилу не имевших фабрично-заводских комитетов. По мере общего обострения классовой борьбы и развертывания капиталом локаутской политики и наступления на фабрично-заводские комитеты, в стачечную борьбу вступают рабочие крупной промышленности. В этом отношении выделяются 2 подъема стачечной волны, соответствующие этапам революции, — после июльских дней и корниловского выступления. В июле и августе происходит ряд крупных стачек, принимающих часто всеобщий характер (в Москве бастовало до 100 тысяч металлистов, рабочие резиновой промышленности, архитектурно-строительные рабочие, кожевники; в Харькове бастовали металлисты; в Петербурге рабочие табачных и гильзовых фабрик; в ряде городов бастовали печатники; в иваново-вознесенском районе — текстильщики и т. д.), ряд этих стачек связан был с борьбой за расширение прав фабрично-заводских комитетов и за рабочий контроль (московских кожевников, иваново-вознесенских текстильщиков, печатников). Август отмечен политическими стачками (в день открытия Государственного совещания — всеобщая стачка в Москве и стачки в Киеве, Костроме, Царицыне и других городах). С осени стачечная борьба в особенности разгорается в Донбассе, на Урале, в Баку. В стачечное движение вступают железнодорожники (в сентябре в связи с отказом Временного правительства в повышении заработной платы), трамвайные рабочие, рабочие электрических станций и т. п. Одновременно более бурные формы принимает введение рабочего контроля («захват» предприятий, в особенности на Урале и в Донбассе).

Бесчисленное множество конфликтов, крупных и мелких, не доходя до открытых выступлений, разбираются в примирительных организациях (примирительных камерах, профсоюзах, отделах труда при советах). Наиболее крупный конфликт, тянувшийся месяцами и доходивший, в примирительном порядке, до министерства труда, имел место в Донбассе и связан был с повышением заработной платы. О характере конфликтов, разрешаемых в примирительных учреждениях, можно судить по данным временного комитета Донбасса о 149 более крупных из них за время с марта по декабрь 1917 года. И здесь, как в приведенных выше данных об общих выступлениях рабочих, число конфликтов нарастает с июня и в особенности с августа: если в первые 4 месяца революции до комитета доходят 33 конфликта, то в июле-августе это число поднимается до 35 и в сентябре-октябре до 45. Что касается причин конфликтов, то 60% последних связаны с «вмешательством рабочих» в порядок предприятия (то есть с осуществлением прав фабрично-заводского комитета и рабочим контролем), закрытием предприятия владельцами и «захватом» их рабочими; с вопросами заработной платы связано всего 25% конфликтов и рабочего времени — 10%. Борьба вращалась, стало быть, главным образом вокруг рабочего контроля и саботажа предпринимателей, но и конфликты, связанные с заработной платой, хотя и составляли меньший процент, упирались в ту же борьбу за право рабочих на регулирование всех заводских отношений.

Развивая борьбу по всему фронту революции, рабочий класс в то же время энергично строит свои профсоюзные организации. С первых же дней революции строительство принимает массовый характер, оставляющий, конечно, далеко позади 1905 год. Уже к июню 1917 года, по неполным данным, число союзов доходило до 1 000 с числом членов до полутора миллионов, к тому же времени имелось свыше 50 центральных бюро, объединявших до 1 200 тысяч членов. Лучше других были организованы металлисты (до 400 тысяч), текстильщики (178 тысяч), печатники (55 тысяч). Об итогах союзного строительства в 1917 году можно судить по составу 1-го съезда профсоюзов, состоявшегося в январе 1918 года, причем и эти данные являются преуменьшенными, так как на съезде были не одинаково полно представлены все районы. Всего на съезде было представлено 2 638 812 членов, так что за вторую половину года число членов увеличилось приблизительно в 2 раза; на съезде было представлено 18 всероссийских союзов, объединявших 2 532 100 членов, и 20 областных союзов с 711 тысячами членов. Укрупнение союзов произошло во второй половине года, так как в начале, как и в предыдущие периоды, союзы не всегда строились по производственному принципу, и в одном и том же производстве образовались мелкие союзы по дробным производствам; что же касается объединенных союзов, то даже ко времени съезда, по выводам анкеты, среди представленных на нем союзов «громадное большинство союзов» носило чисто местный характер, нередко охватывая одно предприятие. Наилучше организованными к концу 1917 года были текстильщики (571 400 членов), металлисты (525 900), служащие и рабочие государственных и городских предприятий (153 500), пищевики (133 600), горнорабочие (127 700), торговые служащие (117 тысяч). Всероссийские союзы имелись у металлистов, текстильщиков, кожевников, химиков, пищевиков, печатников, портных, торговых служащих, рабочих сахарных заводов, стеклофарфоровых заводов, писчебумажных, спичечных, чертежников, фармацевтов, помощников врачей и некоторых других. Более планомерное строительство союзов началось только после созыва третьей конференции союзов (июнь 1917 г.), положившей основание всероссийскому объединению. Конференция признала строительство по производственному принципу и избрала временный (до созыва съезда) Центральный совет профсоюзов (ВЦСПС) как организационный центр движения. Руководящая роль на конференции принадлежала меньшевикам, и это отразилось, конечно, на ее постановлениях, в особенности по вопросу о стачках: не отрицая, что стачки являются «главным и самым могучим орудием в экономической борьбе рабочих», конференция указала, что, «в целях успешности и прочности экономических завоеваний, профсоюзы должны в своих выступлениях учитывать современную общую экономическую и политическую конъюнктуру», что в переводе на меньшевистскую тактику означало возможное торможение стачечной борьбы как частное выражение общей тактики сотрудничества с буржуазией. Конференция отвергла рабочий контроль, рекомендуя союзам участие в государственных органах по регулированию народного хозяйства. Несмотря на словесное признание конференцией содействия «созданию и укреплению» фабрично-заводских комитетов, отношение к последним руководящих органов союзов складывалось явно враждебно, и фабрично-заводские комитеты неизменно трактовались как «анархо-синдикалистские», подпадающие под влияние «стихии массового движения».

В не затихавшей, напряженной и все нараставшей борьбе, тесно связанной с общим развитием революции, рабочий класс рвал с мелкобуржуазным социализмом и быстро проходил школу большевизации. «Одна из особенностей тактики большевиков в период подготовки Октября состоит в том, что она умела правильно определить те пути и повороты, которые естественно подводят массы к лозунгам партии, к самому, так сказать, порогу революции, облегчая им, таким образом, ощутить, проверить, распознать на своем собственном опыте правильность этих лозунгов» (Сталин). Опираясь на стихийный подъем массовой революционной борьбы и организуя его, большевики получили руководство движением в самых решающих его формах, а руководство это, в свою очередь, ширило борьбу и поднимало ее на высшую ступень. Наиболее ярким показателем в этом отношении может служить тактика большевиков в движении, связанном с фабрично-заводскими комитетами, которыми они овладели с самого начала: на первой петроградской конференции фабрично-заводских комитетов (май), на второй петроградской (август) и на первой всероссийской их конференции (октябрь) большевики неизменно получали все руководящие посты и безраздельное господство. Организуя это движение, стихийно возникшее и захватившее самые широкие низы рабочей массы (из представленных, например, на I съезде профсоюзов мест в 112 имелись фабрично-заводские комитеты, не имелись только в 5 и по 35 не имелось сведений), большевики получили прочную опору в заводских массах. Снизу, с массы шло и завоевание профсоюзов. Характерны в этом отношении данные той же анкеты І-го профсоюзного съезда: большевики были представлены в меньшинстве среди делегатов всероссийских (32%) и областных союзов (37%), но уже были в большинстве среди делегатов от местных советов (57%) и отдельных союзов (57%), в то время, как меньшевики, напротив, преобладали в первых и составляли меньшинство во вторых (среди делегатов отдельных союзов 17%), иначе говоря, меньшевики занимали еще командные посты, в массе же влияние переходило к большевикам. Процесс этот, усилившийся с Октября, протекал еще раньше и состоял в завоевании доверия масс в профсоюзах, как и в фабрично-заводских комитетах, в создании революционной армии, «в ходе самой борьбы, в ходе столкновения классов, по мере того, как сами массы убеждаются на собственном опыте в правильности лозунгов партии, в правильности ее политики» (Сталин). Теми же путями, в ходе борьбы и проверки — на опыте этой борьбы — правильности тактики партии, шло завоевание масс и во всех других направлениях, в городе и деревне, в окопах и в тылу. Если на июньских выборах в петроградскую городскую думу блок меньшевиков и эсеров получил 600 тысяч голосов, а большевики 170 тысяч, то на августовских выборах блок теряет до 400 тысяч голосов, а большевики число голосов удваивают; то же повторяется на московских выборах, где в июне меньшевики и эсеры собирают до 70% голосов, а большевики 11%, а в октябре первые всего 18%, а вторые 51%. Корниловское выступление дает массам новый и богатый опыт — непосредственно после него петроградский и московский советы, а за ними и провинциальные переходят под руководство большевиков, под их же руководством по фабрикам и заводам идет проводимое заводскими организациями вооружение рабочих как непосредственная подготовка к восстанию. Если раньше лозунг «вся власть советам» означал завоевание большевиками советов и этим самым власти «в порядке мирного развития революции», то теперь, в условиях завоевания большинства и в советах и в самых широких массах, он означал «прямой подход революции к диктатуре пролетариата путем восстания» (Сталин). Октябрь превратил этот лозунг в революционно-историческое дело.

М. Балабанов.