Россия. XX. Революционное движение в России от конца первой революции до начала Великой пролетарской революции (1907-1917).
Россия. XX. Революционное движение в России от конца первой революции до начала Великой пролетарской революции (1907-1917). Весь этот период можно разделить на четыре части: период реакции (1907-1911), период нового революционного подъема (1911-1914), период империалистической войны, период перерастания буржуазно-демократической революции в революцию социалистическую, заканчивающийся установлением диктатуры пролетариата (февраль-октябрь 1917 г.).
1. Разгон II Государственной думы, государственный переворот 3 июня 1907 года означал конец первой революции. Массовое революционное движение пролетариата и крестьянства замирало. Одним из последних отголосков его была политическая забастовка в Петербурге и некоторых других городах осенью 1907 года в знак протеста против суда над социал-демократическими депутатами II Думы. Но партизанская борьба, деятельность «лесных братьев» и т. п., еще некоторое время продолжалась в таких районах, как Урал, Закавказье, отчасти Поволжье и Украина. Дольше всего держался массовый подъем рабочего движения в центре нефтяной промышленности — Баку, где правительство, заинтересованное в повышении добычи нефти, допускало еще в 1908 году легальные формы рабочего движения, мирное разрешение конфликтов промышленников с рабочими и даже выбор уполномоченных от рабочих для заключения коллективного договора с нефтепромышленниками. Кроме того, бакинское рабочее движение под руководством товарища Сталина приняло в 1906-07 годах такие мощные и организованные формы, что ни правительство, ни нефтяные магнаты не осмеливались сразу перейти к крутой расправе с рабочими. Поэтому в течение 1908 года, когда во всей России уже свирепствовала открытая и жестокая реакция, когда огромное большинство революционных организаций было разгромлено, Баку представлял собою революционный оазис, где продолжала бить ключом политическая и профессиональная деятельность пролетариата. Лишь с конца 1908 года и здесь началась реакция, выразившаяся в массовых локаутах 1909-10 годов и в постепенном отнятии у рабочих их революционных завоеваний. И все же, благодаря непосредственному руководству товарища Сталина, Баку и в самые тяжелые годы реакции являлся подлинной крепостью большевизма. В других промышленных центрах разгром революционных организаций рабочего класса начался еще во второй половине 1907 года. Но в то время как большевики стремились во что бы то ни стало сохранить партийные организации, как кадры будущей пролетарской армии во время нового, ожидавшегося ими подъема, а также для руководства легальными формами рабочего движения (социал-демократическая фракция III Государственной думы, профдвижение и т. п.), — меньшевики стали открыто проповедовать ликвидацию старой подпольной организации и приспособление всех форм легального рабочего движения к столыпинской «конституции» ради сохранения легальности любой ценой. С другой стороны, в самой большевистской партии возникло течение, не понимавшее тех принципиальных изменений, которые произошли в стране с окончанием первой революции, и проповедовавшее продолжение методов 1905 года.
Это мнимо «левое» направление, подобно эсерам, решило бойкотировать выборы в III Думу, происходившие осенью 1907 года. Эти так называемые «бойкотисты» образовали ядро будущей фракции «отзовистов-ультиматистов», или, иначе, «впередовцев» по имени издававшегося ими в эмиграции журнала «Вперед». Они отрицали участие социал-демократов не только в Государственной думе, но вообще в каких бы то ни было легальных организациях. Ленин вступил в решительную борьбу на два фронта, против ликвидаторов как справа, так и «слева», то есть «впередовцев», которые фактически проводили анархо-синдикалистскую линию. Выборы в III Думу дали социал-демократам 16 депутатских мест, в их числе был старый рабочий-большевик Полетаев. Но полицейский разгром революционных организаций выбил из строя множество большевиков, тогда как меньшевики-ликвидаторы, приспособлявшиеся в своей деятельности к столыпинской «легальности», сохранили значительное количество своих деятелей. Вот почему в годы реакции им удалось на время осуществлять свою ликвидаторскую политику, свой отказ от революционных традиций и от руководства нелегальной партии в ряде профсоюзов и профсоюзных журналов, а также в некоторых других проявлениях легального рабочего движения. У меньшевиков было большинство и в думской фракции.
Особенно опустошительно отразились годы реакции на партии эсеров. Раскрытие провокации Азефа в 1908 году, скомпрометировавшее весь ЦК, внесло страшную деморализацию в оставшиеся в России партийные кружки. В эмиграции часть эсеров стала проповедовать ликвидаторский отказ от нелегальной революционной работы (группа «Почин»), а другая часть выдвинула лозунг чисто террористической борьбы для достижения либеральной конституции, с отказом от социализма (группа Юделевского). Возглавлявшийся Черновым «центр» фактически почти сошел с политической арены. В 1908 году исчезают также последние группы анархистов и максималистов, частью истребленные правительством, частью разложившиеся морально под влиянием провокации, частью осевшие в эмиграции.
Если революция 1905 года вернула почти всю русскую политическую эмиграцию, то разгром декабрьского восстания и бешеный контрреволюционный террор положили начало новой, небывалой по своим размерам и по своему распространению по всему земному шару, эмиграции. Впрочем, на первых порах, в 1906-07 годах эта эмиграция не сразу направилась в Западную Европу.
Местом своеобразной временной полу-эмиграции была Финляндия с остатками ее автономии и ненавистью всего населения к царизму. Там жили многие видные политические деятели, в том числе Ленин в Куоккала, там собирались нелегальные партийные центры социал-демократов и социалистов-революционеров, печаталась нелегальная литература, действовали мастерские бомб и т. п., собиралась съезды, конференции и совещания. Осенью 1907 года Петербургское охранное отделение начало производить налеты в Финляндию в поисках революционеров. И вот с конца 1907 и начала 1908 годов огромная и все растущая волна политических эмигрантов направляется за границу. Часть этой эмиграции оседает в Европе, главным образом в Париже и Швейцарии, а также в Бельгии, Италии, Германии, в Вене, Кракове и Лондоне; другая часть направляется в Америку и даже Австралию.
Общее количество российских политических эмигрантов между двумя революциями, рассеянных по всем частям света, не поддается учету. Все же можно утверждать, что число эмигрантов достигало многих десятков тысяч. На почве общей реакции в России 1907-10 годах проявлялись в эмиграции и элементы разложения и упадочничества среди мелкобуржуазных партий и групп, имели место и случаи прямого ренегатства (эти явления отчасти встречались также в тюрьмах и в ссылке царской России, где, наряду с героической борьбой пленных революционеров против администрации, имели место случаи подачи прошения «на высочайшее имя» и т. п.). Пыталась проникнуть в среду эмиграции и провокация агентов департамента полиции, которым удавалось иногда проваливать партийные предприятия и эмигрантов, ехавших на партийную работу в Россию. Одновременно с этим в эмиграции шли непрерывные разоблачения провокаторов. Сперва этим делом занимался Бурцев (см.), публиковавший в своем выходившем в Париже журнале «Общее дело» списки разоблаченных провокаторов, полученные им от «раскаявшихся» агентов охранных отделений и департамента полиции. Но затем, с 1909 года Бурцева затмил эмигрировавший из России крупный чиновник особого отдела департамента полиции, один из инициаторов разоблачения Азефа — Л. П. Меньщиков. Он связался с эмигрантскими центрами разных партий и стал им сообщать списки «секретных сотрудников», сопровождая их нередко документальными доказательствами или ссылками на свидетелей. В результате возник ряд партийных и далее междупартийных следственных и судебных комиссий, в том числе комиссия по делу крупнейшего московского провокатора — А. Е. Серебряковой. В это же время была разоблачена эсеровский провокатор Жученко и ряд других. Под давлением русского правительства и по указаниям его шпионов за границей отдельные русские политические эмигранты подвергались арестам и высылкам со стороны правительств тех стран, где они жили. Было несколько случаев выдачи отдельных эмигрантов русскому правительству.
В политическом отношении новая, пореволюционная эмиграция делилась на партийные организации и помогавшие им «группы содействия» из эмигрантской «периферии», а также из русского студенчества за границей и эмигрировавших туда массами рабочих и ремесленников. Все партийные организации за границей переживали жестокую внутреннюю борьбу. Разоблачение провокации Азефа чрезвычайно деморализовало ряды эсеровской эмиграции. В социал-демократической эмиграции большевики под руководством Ленина вели борьбу с меньшевиками, с «впередовцами» и примиренцами, с бундовцами и троцкистами. С конца 1908 года центром этой борьбы сделался Париж, где большевики издавали ЦО партии «Социал-демократ» и «Пролетарий», позднее — «Рабочую Газету», а меньшевики — «Голос социал-демократа». Плеханов издавал в Женеве свой «Дневник социал-демократа», а Троцкий в Вене — свой орган «Правда». На почве общего распада и реакции среди части «впередовцев» (Богданов, Луначарский) началось модное тогда стремление к ревизии марксизма, к замене его в области философии учением Маха и Авенариуса («эмпириокритицизм», см.) и даже религиозными исканиями («богоискательство» и «богостроительство»), а в области политической — к сближению с анархо-синдикализмом (Луначарский, Ст. Вольский). Против всех этих шатаний мысли и измен революционному марксизму решительно выступил Ленин. Величайшим теоретическим памятником этой его борьбы является вышедшая в 1909 году его книга «Материализм и эмпириокритицизм. Критические заметки об одной реакционной философии», составившая эпоху в развитии марксистской философии. В том же году произошел формальный раскол между большевиками-ленинцами и «впередовцами». На совещании расширенной редакции «Пролетария» «впередовцы» были исключены из большевистского центра. Между ними шла также борьба за партийную школу, которая как фракционный центр была основана «впередовцами» на острове Капри, затем в Болонье (Италия). В 1911 году большевики создали свою партийную школу возле Парижа. В эти школы приезжали из России посылавшиеся местными организациями наиболее выдающиеся рабочие, которые, получив необходимую теоретическую подготовку, должны были вернуться на партийную работу в Россию. В данной обстановке, накануне нового революционного подъема, борьба за то, под чьим руководством будет партийная школа в эмиграции, означала борьбу за часть командного состава будущей революционной армии, и поэтому Ленин придавал этой борьбе большое значение.
На почве борьбы с философской ревизией марксизма и с ликвидаторством меньшевиков, дошедших до отказа от всех революционных традиций, — Ленин и большевики нашли временного союзника в лице Плеханова, ставшего во главе меньшевиков-«партийцев». Плеханов и его единомышленники порвали с официальным меньшевистским центром и стали сотрудничать как в заграничной «Рабочей Газете», так и в легальных органах большевиков в России, где с конца 1910 года стал выходить еженедельник «Звезда». Последней попыткой воссоздать организационное единство партии был пленум ЦК в январе 1910 года в Париже, где была принята резолюция, осуждающая ликвидаторство, как «проявление буржуазного влияния на пролетариат». Но эта попытка не привела ни к чему, так как меньшевики-ликвидаторы срывали образование русской коллегии ЦК и продолжали вести фракционную борьбу против большевиков наряду с участием в легальных ликвидаторских органах в России. В 1911 году в эмигрантской организации произошел окончательный раскол, а в январе 1912 года в Праге состоялась 6-ая общепартийная конференция, созванная большевиками и исключившая из партии всех ликвидаторов и их пособников. В августе того же года в Вене состоялась конференция ликвидаторов с бундовцами и Троцким, создавшая так называемый «августовский блок» ликвидаторов, беспринципный блок противников единственно последовательной и революционной партии пролетариата — большевиков, блок, неудачно пытавшийся мнимо революционными фразами прикрыть свою глубоко ликвидаторскую, антипартийную и антиреволюционную, реформистскую сущность. Но эти последние события в жизни партии происходили уже в обстановке начавшегося революционного подъема в России.
2. Бешеный разгул столыпинской реакции, массовые смертные приговоры, десятки тысяч арестованных и сосланных, издевательства над политическими на каторге и особенно во вновь созданных каторжных «централах» (Шлиссельбургский, Рижский, Псковский и особенно Орловский с его системой массовых избиений и пыток), ренегатство многих вождей из мелкобуржуазной интеллигенции и развращение ликвидаторской идеологией некоторой части рабочих, наконец продолжавшийся и после революции экономический кризис и безработица, — все это не уничтожило отдельных проявлений рабочего движения даже в самые мрачные годы реакции. Уже вскоре после государственного переворота 3 июня началось большое стачечное движение текстильщиков в центральном промышленном районе, продолжавшееся около месяца. Забастовка протеста против суда над социал-демократической фракцией Государственной думы охватила не только Петербург, где по призыву ЦК Российской социал-демократической рабочей партии бастовало свыше 60 000 рабочих, но также Москву, Баку, Саратов, Кинешемский район и некоторые другие. Осенью того же года были попытки военных восстаний в Севастополе и Владивостоке. В 1908 году в первомайской забастовке в Петербурге участвовало до 20 000 рабочих, в Москве до 16 000, частичные забастовки были в Саратове, Смоленске, Новочеркасске, Ревеле, Керчи, Екатеринбурге и ряде других городов. Большевистские организации на местах упорно продолжали работу, несмотря на непрерывные аресты, провалы типографий и т. д. Продолжалась борьба рабочих за организацию профсоюзов, систематически преследовавшихся и закрывавшихся правительством. Наконец, при всех крупнейших ошибках социал-демократической фракции III Думы, она все же, иногда при поддержке трудовиков, открыто выступала против столыпинского режима, вносила запросы по поводу правительственного белого террора и этими выступлениями с открытой трибуны, печатавшимися в газетах, помогала революционной борьбе передовых рабочих.
Отдельные проявления забастовочного движения имели место и в 1909 году, причем на забастовки предприниматели отвечали массовыми локаутами. Тем не менее, в Москве 1 мая происходила политическая забастовка на ряде механических заводов и во всех типографиях. Вместе с тем в конце 1909 года, бывшего самым тяжким для революционного движения в России, начинаются первые признаки промышленного оживления.
1910 год является переломным. Забастовочное движение, правда, падает до крайнего минимума (если в 1907 году было еще 740 000 стачечников, а в 1908 — 176 000, то в 1909 году было уже только 64 000, а в 1910 — 46 с половиной тысяч, тогда как в 1911 году идет новый подъем до 105 тысяч). Тем не менее, 1 мая происходит ряд забастовок и митингов в Петербурге, Москве и целом ряде городов, причем в Лодзи имеет место столкновение рабочих демонстрантов с полицией. Вместе с тем, в 1910 году начинается новый подъем крестьянского движения, направленного на этот раз против столыпинского закона о выделении крестьян на хутора, с его ставкой на «крепкого мужика», — закона, целиком направленного против деревенской бедноты. Все лето и осень крестьяне жгут хуторян и отрубников. Если в 1905-06 годах деревенские пожары были направлены главным образом против помещиков, то теперь они являются также выражением ненависти крестьянской бедноты против кулацких элементов деревни. В городнянском уезде Черниговской губернии происходит даже на этой почве столкновение крестьян с войсками. Наконец, с осени того же 1910 года начинается новая полоса политических демонстраций. Она открывается мелкобуржуазной интеллигенцией, главным образом студенчеством, на похоронах председателя I Думы С. А. Муромцева, а также на митингах против истязаний политических каторжан и достигает наивысшей своей формы в массовых демонстрациях, в том числе рабочих, по случаю смерти Л. Н. Толстого. Это начало нового подъема сразу же было охарактеризовано Лениным как приближение новой революции. Вот что он писал в декабре 1910 года: «С лета текущего года начинается опять подъем. Число экономических стачечников возрастает и возрастает очень сильно. Полоса полного господства черносотенной реакции кончилась. Начинается «полоса нового подъема. Пролетариат, отступавший — хотя и с большими перерывами — с 1905 по 1909 год, собирается с силами и начинает переходить в наступление. Оживление в некоторых отраслях промышленности сейчас же ведет к оживлению пролетарской борьбы. Пролетариат начал. Другие, буржуазные, демократические классы и слои населения, продолжают. Смерть умеренно-либерального, чуждого демократии, председателя I Думы Муромцева вызывает первое робкое начало манифестаций. Смерть Льва Толстого вызывает — впервые после долгого перерыва — уличные демонстрации с участием преимущественно студенчества, но отчасти также и рабочих. Прекращение работы целым рядом фабрик и заводов в день похорон Толстого показывает начало, хотя и очень скромное, демонстративных забастовок. В самое последнее время зверства царских тюремщиков, истязавших в Вологде и Зерентуе наших товарищей каторжан, преследуемых за их геройскую борьбу в революции, подняли еще выше брожение среди студентов. Повсюду в России происходят сходки и митинги, полиция силой врывается в университеты, избивает учащихся, арестует их, преследует газеты за малейшее правдивое слово о волнениях, и всем этим только усиливает волнения. Пролетариат начал, демократическая молодежь продолжает. Русский народ просыпается к новой борьбе, идет навстречу новой революции... Наша партия переживает ныне трудные дни, но она непобедима, как непобедим пролетариат... В первой русской революции пролетариат научил народные массы бороться за свободу, во второй революции он должен привести их к победе» (Соч., т. XIV, стр. 392-393).
1911 год начался массовыми волнениями студентов и многочисленными сходками протеста, а также студенческой забастовкой на весенний семестр в знак протеста против нарушения университетской автономии и репрессий против студентов. Экономические забастовки рабочих и участие рабочих представителей в ремесленном съезде в Петербурге и на съезде фабрично-заводских врачей вызвали ряд репрессий, в том числе аресты рабочих делегатов. Но это не остановило начавшегося подъема. В конце апреля и начале мая происходил в Петербурге ряд митингов и демонстраций против правительственных законопроектов о страховании рабочих. Протесты рабочих по этому же поводу на имя социал-демократической фракции Государственной думы стали поступать и из других городов. Это было началом той страховой кампании, которая в течение 1911 и 1912 годов стала одной из центральных форм легального рабочего движения и в которой большевики сразу стали играть руководящую роль. Начавшееся с мая большое забастовочное движение на экономической почве стало осенью снова перерастать в движение политическое. В ноябре происходили демонстративные забастовки на ряде фабрик Петербурга и Москвы в годовщину смерти Толстого. Затем началась грандиозная митинговая кампания в Петербурге в связи с запросом социал-демократической фракции Государственной думы о судьбе депутатов II Думы. Тысячный митинг на Балтийском судостроительном заводе, митинг Путиловского завода, собравший несколько тысяч рабочих, — все это означало, что революционное настроение начинает охватывать широчайшие массы.
Усиливалось озлобление и классовая борьба и в деревне, где после урожая 1910 года наступил очередной неурожай, охвативший 20 губерний и вызвавший голод 20 миллионов крестьян, которые, согласно официальному выражению, «имели право на оказание продовольственной помощи». Депутат Н. Н. Львов, лидер партии прогрессистов, вынужден был выступить в конце 1911 года в Думе с речью, которая выражала страх перед грядущим крестьянским восстанием на почве озлобления против столыпинского закона об отрубах и неурожая. «Нужна большая осторожность, — говорил Львов,— и нужно щадить то население, которым некоторые хотят пренебречь. Благодаря закону 9 ноября, в некоторых губерниях, и в том числе в Саратовской, появилось много новых людей, цена на землю поднялась, и положение беднейшего населения стало крайне тяжким... В крестьянском населении растет страшная ненависть и проклятие бедноты, против которых следовало бы принять какие-нибудь меры... Ведь ставка на сильных вовсе не означает, что надо беднейших доконать и оставить их погибать в нищенстве». Приводя эту цитату из речи либерального помещика Львова, Ленин указывает далее, что «несравненно более глубокое сомнение в спасительности столыпинской «земельной реформы» голод нынешнего года посеял в душах правых крестьян; и предложение правого крестьянина Андрейчука, «чтобы правительство в скором времени внесло в Государственную думу законопроект об установлении предельной нормы количества земли крупного землевладения», — это предложение, поддержанное всеми правыми крестьянами и даже сельскими священниками, лучше всего показывает, как крестьяне, хотя бы и правые, понимают «борьбу с голодом» (Ленин, Соч., т. XV, стр. 368-369).
Наконец, 1911 год ознаменовался громким террористическим актом: министр Столыпин (см.) был смертельно ранен 1 сентября в киевском театре в присутствии царя бывшим анархистом, сотрудником охранного отделения Богровым. Это убийство означало крах всей столыпинской системы провокации.
Напряженное настроение широчайших трудящихся масс и в первую очередь пролетариата ждало только повода, чтобы вылиться в революционное движение, чтобы начать полосу нового революционного подъема. Этим поводом явилось событие, как бы повторившее 9 января 1905 года, — расстрел безоружных рабочих в далекой сибирской тайге, на ленских приисках. Еще в феврале 1912 года началась забастовка рабочих одного из приисков Ленского золотопромышленного товарищества. Через месяц забастовка постепенно охватила все прииски Ленского товарищества. Рабочие выбрали стачечные комитеты и «центральное бюро», руководившее всей стачкой. Своей стачкой ленские рабочие протестовали против беспощадной эксплуатации и невыносимых условий жизни. Несмотря на мирный и легальный характер стачки, главное правление Ленского золотопромышленного товарищества добилось посылки из Иркутска войск под командой жандармского ротмистра Трещенкова. В ночь на 17 (4) апреля был арестован стачечный комитет и многие рабочие делегаты. А днем мирная толпа рабочих, шедшая с женами и детьми к инженеру Тульчинскому и товарищу прокурора с просьбой об освобождении арестованных товарищей, была расстреляна солдатами по приказу Трещенкова. На месте осталось 270 убитых и 250 раненых (см. XV, 593-94).
Ленский расстрел явился началом грандиозного стачечного и митингового движения, открывшего тот бурный революционный подъем, который продолжался, все нарастая, вплоть до мировой войны. На этот раз забастовка протеста, прежде всего, вспыхнула в Харькове, затем демонстрации протеста прокатились по Петербургу и перекинулись в Москву, где забастовки протеста переплетались с экономическими требованиями. Наконец, 1 мая нового стиля разразилась в Петербурге забастовка протеста, охватившая больше 100 000 человек. В Риге в этот же день бастовало 52 завода. А 1 мая старого стиля произошел ряд рабочих демонстраций в Петербурге и Риге, забастовки в Варшаве, Киеве, Харькове, Костроме и других городах. Наконец, это движение, как и в 1905 году, перекинулось и на военный флот. Несколько десятков матросов Балтийского флота было арестовано и предано суду за участие в революционных организациях, и многие из них приговорены к смертной казни. Это, в свою очередь, вызнало забастовки протеста и митинги среди рабочих.
«Ленский расстрел явился поводом к переходу революционного настроения масс в революционный подъем масс. Нет ничего более лживого, как либеральная выдумка, повторяемая вслед за ликвидаторами Троцким в венской «Правде» будто «борьба за свободу коалиций является основой как ленской трагедии, так и ее могучего отголоска в стране». В ленской стачке вовсе не было ни специфического, ни главного требования свободы коалиций. В ленском расстреле обнаружилось вовсе не отсутствие свободы именно коалиций, а отсутствие свободы... от провокации, от общего бесправия, от огульного произвола. Ленский расстрел... явился точнейшим отражением всего режима 3тье-июньской монархии. Вовсе не борьба за одно из прав, хотя бы самых кардинальных, самых важных для пролетариата, характерна для ленских событий. Характерно для них полнейшее отсутствие элементарнейшей законности во всех отношениях. Характерно вступление провокатора, шпиона, охранника, слуги царя на путь массовых расстрелов без всяких политических поводов. Именно это общее бесправие русской жизни, именно безнадежность и невозможность борьбы за отдельные права, именно эта неисправимость царской монархии и всего ее режима выступили из ленских событий так ярко, что зажгли массы революционным огнем». (Ленин, Соч., т. XV, стр. 534).
Стачечное движение в годы подъема необычайно ярко характеризует нарастание революционной ситуации, причем важно отметить не только общий рост числа стачечников, но и рост участников политических стачек. Если в 1911 году из общего числа стачечников 105 110 в политических забастовках участвовало только 8 380, то в 1912 году из общего числа 725 491 в политических стачках участвовало уже почти 550 тысяч, в 1913 году из общего числа 887 000 участников политических стачек было 502 442, а в 1914 году из общего числа 1 337 456 стачечников в политических забастовках участвовало уже свыше миллиона. При этом экономические забастовки перерастали в политические. Ликвидаторы вели упорную пропаганду против «стачечного азарта» и тем пытались сорвать это могучее и бурное стачечное движение, причем особенно выступали против переплетения экономических стачек с политическими. Ленин, наоборот, и само грандиозное стачечное движение и это переплетение считал наилучшим показателем того, что революционный подъем захватывает самую толщу рабочей массы, что наряду с предъявлением экономических требований стачки все время являлись выражением массового протеста против всего самодержавного режима. В самом деле, период подъема рабочего движения не случайно совпал с ростом и обострением национальной освободительной борьбы среди угнетенных национальностей царской России: на Украине, в Польше, среди горцев северного Кавказа и народов Закавказья.
Рост стачечного движения и его политический характер все больше влияли на армию и флот. В июне и июле 1912 года происходил в Севастополе суд над 15 матросами броненосца «Иоанн Златоуст» по обвинению в подстрекательстве команды к восстанию; 14 (1) июля вспыхнуло восстание в Туркестанском саперном лагере. В начале августа в Кронштадте судилось 62 матроса по обвинению в принадлежности к революционной организации. По делу о восстании саперов в Туркестане 15 человек было приговорено к смертной казни и 112 к каторге. В начале ноября севастопольский военно-морской суд приговорил 17 матросов к смертной казни и 106 к каторге по обвинению в подготовке восстания во флоте. Все эти процессы вызывали грандиозные митинги протеста. Наконец, революционный подъем отразился и в каторжных централах, где началась новая полоса борьбы политических каторжан за свои человеческие права, на что администрация отвечала бесчеловечными избиениями и расправами, сопровождавшимися самоубийствами каторжан. Особенно яркие случаи таких расправ и самоубийств имели место в Кутомарской и Алгачинской каторжных тюрьмах. Эти избиения в свою очередь вызывали протесты рабочих и студентов.
1912 год явился годом больших политических кампаний в рабочем классе: кампаний по выборам в IV Государственную думу и страховой кампании, связанной с выборами в больничные кассы. Громадное оживление происходило также в профессиональном движении. Наконец, в этом же году возникла, как постоянное явление, ежедневная легальная рабочая печать. В мае вышел первый номер большевистской «Правды». В сентябре стал выходить ликвидаторский «Луч». Возродилась и легальная печать эсеров. Впрочем, у них уже ничего не оставалось от революционной фразеологии эпохи 1905 года, и они по всем основным политическим и тактическим вопросам блокировались с ликвидаторами против большевиков.
В то время как большевики держали курс на грядущую революцию и выдвигали три «неурезанных лозунга» — демократическую республику, восьмичасовой рабочий день и конфискацию помещичьих земель, — меньшевики-ликвидаторы, которых Ленин еще в 1910 году назвал «столыпинской рабочей партией», ограничивались кампанией за «свободу коалиций» и выдвинули лозунг обращения рабочих с соответственными петициями в Государственную думу. Борьба рабочих-большевиков, «правдистов» с ликвидаторами-«лучистами» захватила самые широкие массы. Она велась внутри фабрик, заводов, типографий, велась в правлениях профсоюзов, в редакциях профсоюзных органов, в страховой кампании при выборах в больничные кассы, на выборах в IV Думу и т. д. В этой борьбе большевики сразу стали во главе революционно настроенных масс и начали решительно вытеснять ликвидаторов из всех позиций, «снимать с постов» в легальном и открытом рабочем движении, изолировать все оппортунистические элементы от рабочей массы. Выборы в Думу дали большевикам всех 6 депутатов по рабочей курии в губерниях и городах, где выборы рабочего депутата были по закону обязательны, то есть в самых промышленных районах. Большевики проводили своих кандидатов в большинстве больничных касс, в правления большинства профсоюзов. Сборы на рабочие газеты, проводимые среди рабочих на фабриках и заводах, равно как тираж большевистских и ликвидаторских газет, — все это показывало совершенно очевидно, что за большевиками идет 4/5 сознательных рабочих России. В статье «Объективные данные о силе разных течений в рабочем движении» (Соч., т. XVII), на основании тщательного анализа выборов в Государственную думу, числа рабочих групп, делавших взносы в пользу газет, выборов от рабочих в страховые учреждения, состава правлений профсоюзов, подписей под резолюциями рабочих за каждую из двух думских фракций (большевистскую и ликвидаторскую), а также зависимости газет от поддержки буржуазии, — Ленин писал: «Выводы из объективных данных показывают, что только в правдизме мы имеем действительно независимое от буржуазии марксистское, пролетарское течение, организующее, объединяющее свыше 4/5 рабочих... Ликвидаторство и народничество, несомненно, течения буржуазно-демократические, но не рабочие» (стр. 525).
Ввиду резкой противоположности политической линии, программы и тактики большевиков и ликвидаторов и ожесточенной борьбы между ними, думская фракция раскололась, и большевистская «шестерка» (Бадаев, Петровский, Муранов, Самойлов, Шагин и Малиновский, оказавшийся впоследствии провокатором) образовала самостоятельную фракцию. В меньшевистской фракции остались Чхеидзе, Скобелев и пятеро других депутатов, в том числе польский депутат Ягелло, член ППС. Депутаты-большевики не ограничивались «парламентской» деятельностью, а вели огромную пропагандистскую и агитационную работу непосредственно в рабочих массах. Руководство работой как думской фракции, так и большевистской легальной печати, игравшей огромную роль в жизни партии и массового рабочего движения, осуществлял из-за границы Ленин, переехавший для этого из Парижа в Краков, а в России — члены ЦК Сталин и Свердлов. Непрерывные преследования рабочей печати, сопровождавшиеся штрафами и арестами редакторов, равно как закрытием газет, вызывали лишь новый подъем революционной энергии у рабочих и десятки добровольцев-редакторов для «отсидки» в тюрьмах.
В 1913 году стачечное движение, как мы видели, носило такой же резко политический характер, как и в 1912 году. Год начался забастовками протеста в память 9 января 1905 года, в которых участвовало около 150 000 человек. Столько же бастовало по всей России (а в одном Петербурге 100 000) в годовщину Ленского расстрела. Особенный размах получили в этом году первомайские забастовки. Летом происходила всеобщая стачка на нефтяных промыслах в Баку. Рост политической активности и революционных настроений рабочих масс доходил до того, что забастовки вспыхивали по поводу, казалось бы, будничных явлений заводской жизни. Таковой была стачка на Путиловском заводе в январе по поводу избиения рабочего и особенно стодневная стачка летом на заводе «Новый Лесспер», вызванная самоубийством рабочего, обвиненного мастером в воровстве. При таком настроении рабочих вполне понятно, что они не только забастовками протеста отвечали на преследования рабочей печати, но и откликались на ее нужды массовыми сборами. Большевистская «Правда» на 87% существовала на средства, собранные среди читателей рабочих, тогда как ликвидаторский «Луч» лишь 44% своего бюджета получал из рабочих сборов, а больше половины давала ему сочувствующая буржуазия и буржуазная интеллигенция.
Правительство в борьбе с рабочим движением, помимо обычных средств — закрытия газет и профсоюзов, разгонов митингов и демонстраций, массовых арестов и т. п. — попыталось на этот раз прибегнуть к старому испытанному оружию: возрождению черносотенной агитации и погромной антисемитской травле. С этой целью было инсценировано пресловутое «дело Бейлиса» по обвинению евреев в употреблении христианской крови. Но и эта ставка правительства на национальную рознь и антисемитские предрассудки была бита (см. XXXVI, ч. 2, 601/07). В октябре и ноябре по всей стране прокатилась волна митингов и забастовок — протестов против дела Бейлиса. Все же кое-где (в Лодзи, в Великих Луках) удалось организовать еврейские погромы. В ноябре же происходила в Петербурге стотысячная забастовка в знак протеста против суда над шестью рабочими Обуховского завода по обвинению в подстрекательстве к стачке и забастовка протеста в Варшаве по поводу репрессий против рабочей страховой комиссии. Это лишь наиболее крупные проявления революционного забастовочного движения 1913 года.
1914 год дал, как мы знаем, грандиозный скачок в революционном стачечном движении, причем в одних лишь чисто политических стачках участвовало свыше миллиона рабочих. На этот раз к обычным поводам (причем 1 мая бастовало по всей России около полумиллиона) присоединились массовые отравления работниц на резиновой фабрике в Риге и на фабрике «Треугольник» в Петербурге. В Петербурге политическая стачка протеста против этих отравлений охватила около 160 000 рабочих. В числе других поводов политических стачек можно отметить протест против исключения социал-демократических депутатов из заседаний Государственной думы, а также демонстрации в честь юбилея великого украинского крестьянского поэта Шевченко в Киеве и в Петербурге, во время которых происходили столкновения с полицией и аресты. Новый протест против суда над бастовавшими рабочими Обуховского завода вызвал политическую забастовку в Петербурге, в которой участвовало 112 000. В июне и июле происходила новая, грандиозная всеобщая забастовка в Баку и ряд политических забастовок против преследований бакинских рабочих. Наконец, расстрел митинга путиловских рабочих по поводу бакинской стачки (16/VII нового стиля) вызвал новый революционный подъем стачечного движения в Петербурге, охвативший к 21/VII уже 150 000 человек, а 24/VII — почти 300 000. На этот раз движение, руководимое большевиками, начало перерастать в зародышевые формы вооруженного восстания. Во время пребывания в Петербурге французского президента Пуанкаре, приехавшего договариваться с Николаем о предстоявшей войне, на улицах столицы сооружались баррикады, происходили демонстрации, столкновения с полицией, расстрелы демонстрантов. Правительством закрыта была вся левая партийная легальная печать, арестованы сотрудники и служащие большевистской «Трудовой Правды». На всеобщую стачку петербургских рабочих фабриканты ответили локаутом. 1/VIІІ началась война.
Все это огромное революционное движение последних лет перед мировой войной, перераставшее в революцию, руководилось большевиками. Та прослойка рабочих, которая шла за ликвидаторами, представляла собой законченный тип реформистов и тред-юнионистов, хорошо известный западноевропейскому рабочему движению эпохи II Интернационала и являвшийся злейшим врагом подлинно революционного движения пролетариата. Кроме того, в лагере противников большевизма не было единства.
Не говоря уже об эсерах, августовский блок ликвидаторов и троцкистов распался. Сторонники Троцкого стали выпускать в Петербурге легальный журнал «Борьба», плехановцы основали журнал «Единство». В эмиграции по-прежнему действовала группа «Вперед». Отдельно выступали национальные социал-демократические организации, причем в польской социал-демократии произошел раскол, и варшавская организация, выступавшая против главного правления, солидаризировалась с большевиками. Бундовцы целиком солидаризировались с ликвидаторами, а среди латышских социал-демократов шла борьба между большевистским и меньшевистским направлением. В июне 1914 года, по инициативе Международного социалистического бюро, происходило в Брюсселе совещание представителей всех групп и направлений РСДРП. На этом совещании было внесено предложение объединения. Но доклад большевиков, написанный Лениным и оглашенный Инессой Арманд, доказывал, что большевики объединяют 4/5 рабочих России, и поставил ряд ультимативных условий остальным социал-демократическим организациям, без выполнения которых об объединении не могло быть и речи, так как никакое объединение революционных социал-демократов с ликвидаторами, оппортунистами, мешавшими революционному подъему масс, было немыслимо. Доклад кончался следующими словами: «Наша партия, восстановленная на январской 1912 года конференции вопреки сопротивлению группы ликвидаторов, исключила их из партии. Подавляющее большинство сознательных рабочих России одобрило после этого, после 21/2 лет движения, нашу партийную линию. Мы имеем, поэтому, все основания еще тверже, чем прежде, быть убежденными в правильности нашей линии, и мы не отступим от нее... Россия переживает эпоху буржуазных революций, когда неустойчивые группки интеллигентов иногда склонны считать себя социал-демократами или поддерживать то оппортунистическое течение внутри социал-демократов, с которым наша партия борется 20 лет («экономизм» в 1895-1902 годах; «меньшевизм» в 1903-1908 годах и «ликвидаторство» 1908-1914 гг.). Опыт августовского (1912) блока ликвидаторов и его распад показал, что ликвидаторы и их защитники сами абсолютно неспособны создать никакой ни партии, ни организации. Только в борьбе против этих групп складывается и может сложиться действительно рабочая социал-демократическая партия России, которая уже теперь, несмотря на гигантские трудности, объединила 8/10 сознательных рабочих (считая только среди социал-демократов) или 7/10 (считая и социал-демократов и социалистов-революционеров)» (Ленин, Соч., т. ХVII, стр. 566-567).
3. Мировая империалистическая война резко разделила все бывшие революционные партии России, как и все рабочее движение в Европе, на революционных интернационалистов, шедших за большевиками, и «оборонцев», или социал-шовинистов, объединивших в основном всех ликвидаторов и огромное большинство народнических групп в России (на крайнем правом фланге, этого направления стал в эмиграции Плеханов); к ним по существу примыкали «центристы», возглавлявшиеся в эмиграции Троцким и «левыми» меньшевиками, а также некоторыми «впередовцами» и «примиренцами». «Социал-шовинизм есть оппортунизм, созревший до такой степени, что существование этого буржуазного нарыва по-прежнему внутри социалистических партий стало невозможным... Экономическая основа шовинизма и оппортунизма в рабочем движении одна и та же: союз немногочисленных верхних слоев пролетариата и мещанства, пользующихся крохами от привилегий «своего» национального капитала против массы пролетариев, массы трудящихся и угнетенных вообще... Старое, свойственное эпохе II Интернационала (1889-1914), деление социалистов на течения оппортунистическое и революционное соответствует новому делению на шовинистов и интернационалистов». (Ленин, Соч., т. XVIII, стр. 269). Что касается центризма, то он и в России, как и в Западной Европе, означал прикрытие социал-шовинизма платоническими фразами о мире и о восстановлении связей между партиями II Интернационала. Не разрывая с социал-шовинизмом, центризм в то же время резко выступал против лозунгов Ленина, выдвинутых им в первые же дни войны. Эти лозунги — пораженчество и превращение империалистической войны в войну гражданскую. Вместе с тем Ленин выдвинул лозунг создания III Интернационала.
В эмиграции большевики издавали ЦО партии «Социал-демократ», центристы начали издавать в Париже ежедневную газету «Голос», а после его закрытия — «Наше слово» и «Начало». Плеханов вместе с бывшим социал-демократическим депутатом II Думы Алексинским издавали крикливо-шовинистический орган «Призыв», где война со стороны Антанты в союзе с царской Россией провозглашалась как борьба за цивилизацию, демократию и свободу.
В России на первых порах война оборвала процесс нарастания революции. Лишь в первые дни войны, во время мобилизации запасных, происходили антивоенные демонстрации в Петербурге и некоторых других городах, а на Урале (в Лысьве) были даже серьезные волнения и кровавые столкновения рабочих с полицией, в результате которых были десятки убитых и раненых. Но большевистские организации, несмотря на массовые аресты и на отправку революционных рабочих на фронт, упорно продолжали дело революционной борьбы против войны. Во главе этой борьбы находились большевистские депутаты Государственной думы — Самойлов, Петровский, Шагов, Бадаев и Муранов. Они не только голосовали против кредитов, не только демонстративно покинули зал думского заседания, где империалистическая буржуазия с восторгом приветствовала войну, но вели большую революционно-пропагандистскую работу вне Думы, среди рабочих масс. В ноябре 1914 года на конференции большевиков возле Петербурга была арестована большевистская фракция Государственной думы, которая в феврале следующего года была приговорена к ссылке на поселение в Сибирь и отправлена в Туруханскии край. (При этом судившийся вместе с депутатами Л. Б. Каменев позорно вел себя на суде, выдавая себя за оборонца и таким образом публично отрекаясь от партийной большевистской линии. Это поведение Каменева было тогда же резко осуждено Лениным). Такие вожди большевиков, как члены ЦК Сталин и Свердлов, еще с 1913 года находились в ссылке. Но все это, равно как чрезвычайная трудность сношений с Лениным, жившим во время войны в Швейцарии, не остановило деятельности большевистских организаций в России. Большевики вели неустанную антивоенную и революционную пропаганду не только среди рабочих, но и в армии в качестве солдат или прапорщиков запаса.
И эта работа, попав на благоприятную почву, дала свои плоды. Россия являлась «узловым пунктом всех противоречий империализма» и потому «была беременна революцией более, чем какая-либо другая страна» (Сталин, «Вопросы ленинизма»). Вместе с тем Россия, по позднейшему выражению Ленина, представляла самое слабое звено в цепи империализма. Наконец, огромная работа, проделанная партией большевиков в предвоенные годы, подготовила многочисленные кадры преданных партии, сознательных и дисциплинированных революционных рабочих. Вот почему оборонческие идеи захватили в России лишь сравнительно небольшой слой российского пролетариата, главным образом его оппортунистическую привилегированную верхушку, развращенную ликвидаторством. Уже с лета 1915 года, когда выяснились первые поражения царских армий и начался их отход на восток и очищение Польши, Белоруссии, Литвы и т. д., одновременно с ростом оппозиционно-патриотических настроений среди буржуазии и ее стремлением к власти, началось большое забастовочное движение среди рабочих, в первую очередь в московском промышленном районе, на почве дороговизны. Промышленная буржуазия добилась создания «военно-промышленных комитетов», и вождь октябристов Гучков попытался втянуть в эти комитеты представителей от рабочих, чтобы таким образом официально заинтересовать их в обороне страны. Оборонцы охотно пошли на эту удочку, воображая, что получат в военно-промышленных комитетах некий суррогат легального рабочего «представительства». Большевики выступили самым решительным образом против этого втягивания рабочих в буржуазно-патриотическое предприятие. В борьбе между большевиками и оборонцами вокруг вопроса о выборах от рабочих в военно-промышленные комитеты оборонцы во главе с одним из петербургских вождей рабочих-ликвидаторов — К. А. Гвоздевым прибегали к любым средствам, чтобы не дать большевикам сорвать выборы. А охранка устраняла большевиков путем арестов. В результате в Петербурге, Москве и некоторых других городах возникли «рабочие группы» военно-промышленных комитетов с центральной группой в Петербурге, председателем которой был тот же Гвоздев. Эти группы представляли лишь меньшинство рабочих. Основная масса рабочих, озлобленная затянувшейся войной и ростом дороговизны, начала бурную стачечную борьбу, которая предвещала близость нового революционного подъема. Если в Германии в 1915 году, по официальным данным, было около 111/2 тысяч стачечников, во Франции около 10 тысяч и в Англии около 450 тысяч, то в России число стачечников в этот год перевалило за полмиллиона.
Правительство обрушилось на первый большой подъем рабочего движения с беспощадными репрессиями, повторявшими в меньшем масштабе 9 января 1905 года и Ленский расстрел. Помимо массовых арестов и отправки революционных рабочих на фронт, правительство уже летом 1915 года прибегло к расстрелам безоружной толпы рабочих. Такой случай имел место в Костроме, где во время забастовки на ряде мануфактур 5 июня старого стиля на группу рабочих около 800 человек, шедшую снимать с работы одну из мануфактур, напала конная полиция, а затем, после требования рабочих освободить арестованных, полиция стала стрелять по рабочим, в результате чего было убито свыше 10 человек и ранено больше 40. Еще более наглый и жестокий расстрел рабочих произошел в Иваново-Вознесенске. Вот как описывались иваново-вознесенские события с думской трибуны: «10 августа в Иваново-Вознесенске вспыхнула забастовка на всех фабриках и заводах. В последние месяцы в этом районе уже не раз возникали отдельные экономические забастовки, но на это не было обращено никакого внимания, и положение рабочих — и экономическое и политическое — все ухудшалось. Терпение масс истощилось. 10 августа, объявив общую забастовку, рабочие Иваново-Вознесенска целый день обсуждали создавшееся тяжкое положение. Около 71/2 часов вечера многотысячная, но совершенно безоружная толпа рабочих пошла на площадь к городской управе. Здесь двигавшаяся масса была встречена залпом, последовавшим без всякого предупреждения, как сообщают нам об этом лица, бывшие в толпе. Упали убитые и раненые. Толпа бросилась бежать, вдогонку новые выстрелы — новые жертвы». Как сообщал корреспондент заграничного «Социал-демократа», всего было около 100 убитых и около 40 раненых. Костромской и иваново-вознесенский расстрелы вызвали забастовки протеста в ряде городов. Вот почему Ленин уже в октябре 1915 года, учтя назревание революционной ситуации в России, не только поставил вопрос о предстоящей революции и ее задачах, но выдвинул даже проблему о том, «что бы сделала партия пролетариата, если бы революция поставила ее у власти в теперешней войне (Соч., т. ХVIII, стр. 313).
Озлобление против войны и против правительства росло не только среди рабочих, но и среди крестьянства, лишенного почти всей мужской рабочей силы, и среди армии, где к крестьянским настроениям присоединялось озлобление против неспособного и высокомерного командного состава и против свирепой дисциплины. Это озлобление охватило также широчайшие массы угнетенных национальностей, среди которых еще до войны наблюдался рост антиправительственных и даже сепаратистских настроений. Во время войны антиправительственные и пораженческие настроения стали распространяться и среди евреев, и среди украинцев, и среди закавказских мусульман, не говоря уже о Польше. По мере того как война развивалась и к военным повинностям, в том числе к оконным работам и работам в тылу, привлекались раньше свободные от воинской повинности угнетенные народы среднеазиатских колоний России, — там началось брожение, которое летом 1916 года вылилось в грандиозное восстание. Восстало всей своей массой угнетавшееся коренное население Средней Азии. Это грозное восстание охватило всю область нынешнего Казахстана, Узбекистана и Туркменистана. Несмотря на свирепое и беспощадное подавление восстания, царское правительство не могло с ним окончательно справиться вплоть до падения царизма.
1916 год характерен также резким подъемом стачечного движения в России, в том числе огромным ростом числа участников политических стачек. Впервые за время войны рабочие в ряде городов отметили стачками протеста день 9 января. Если в декабре 1915 года общее число участников политических стачек в России не доходило до тысячи, то в январе 1916 года в политических стачках участвовало уже 53 000 рабочих при общем числе стачечников 135 000. В Петрограде бастовало свыше 30 фабрик и заводов и свыше 45 000 человек, и это несмотря на то, что перед январем 1916 года, согласно донесению петроградского охранного отделения, «была произведена ликвидация большевиков, результатом каковой явились аресты «петроградского комитета» почти в полном его составе». В январе же происходит большой рост экономического стачечного движения, в том числе трамвайная забастовка в Петрограде. Затем начинается полоса продовольственных волнений и массовых протестов против дороговизны, постепенно охватывающая всю Россию (в феврале продовольственные волнения в Баку, в апреле забастовка на почве дороговизны в Донбассе, охватившая 20 предприятий с 50 000 рабочих, стачка в Петербурге с участием 120 000 рабочих, в мае продовольственные беспорядки на юге России, в Кронштадте, в Оренбурге, в июне в Нижегородской губернии и т. д.). Все это движение, несмотря на непрерывные аресты большевиков, шло под их руководством. До какой степени сильно было влияние большевиков в рабочей массе, видно из того, что выборы в страховой совет в Петрограде, происходившие 13 февраля нового стиля, дали огромное большинство голосов списку большевиков-«правдистов».
Наряду с ростом рабочего движения, в 1916 году наблюдается также резкий рост антивоенных и революционных настроений в армии. Это сказывается как в массовом дезертирстве, тайных убийствах ненавистных офицеров, так и в явном сочувствии солдат, особенно в тыловых гарнизонах, революционному рабочему движению. Это с особой силой проявилось, когда после летнего затишья начался с осени 1916 года тот бурный подъем революционного движения рабочих масс, который означал непосредственный канун революции. Поводом к огромной забастовке, охватившей петербургских рабочих в конце октября, явилось назначение суда над матросами Балтийского флота по обвинению их в принадлежности к военной организации при петербургском комитете РСДРП(б), а также листовка этого комитета. «С каждым днем, — говорилось в листке, — жизнь становится труднее. Война несет с собою не только смерть миллионам и море горя, она вызывает и продовольственный кризис: страшный призрак — царь-голод вновь угрожающе надвигается на Европу, и ледяное дыхание его веет ужасом и смертью... Довольно терпеть и молчать; чтобы устранить дороговизну и спастись от надвигающегося голода, вы должны бороться против войны, против всей системы насилия и хищничества». Забастовка началась 30/Х нового стиля на Выборгской стороне, бывшей уже тогда цитаделью большевизма, и с необычайной быстротой охватила 130 000 человек по всему Петрограду. При этом рабочие Выборгского района, оборонявшиеся от полиции, получили поддержку со стороны солдат 181-го запасного полка. Точно так же на Путиловском заводе, где жандармы разгоняли рабочий митинг, проходившие мимо ополченцы по призыву рабочих бросились со штыками на жандармов и разогнали их. 80 солдат из этих ополченцев были преданы военному суду. Вот как описывается в газете «Социал-демократ» выступление солдат 181-го полка со слов одного из участников: «Кого-то хотели арестовать. Он выстрелил в городового и ранил его. На свистки прибежали еще полицейские. Солдаты увидели это и стали бросать в полицию камни, потом сломали забор казарм и высыпали на улицу. Произошла свалка, было опрокинуто два вагона конки. Дело затянулось до сумерек. Выступил с революционной речью какой-то прапорщик. Был вызван командир полка. Когда он приехал на автомобиле, в него полетели камни. Командира ранили в голову, автомобиль повредили, командир исчез». Вызванная учебная команда этого полка тоже заявила толпе, что стрелять не будет. «На троекратное «пли!» опустили ружья вниз. Вызвали казаков. Те тоже отказались стрелять или, может быть, побоялись 600 вооруженных. Солдаты, вышедшие из казармы, и рабочие пошли дальше». Позднее солдат «заперли, и даже ротам не позволяют сообщаться между собой».
Между тем, буржуазные партии, образовавшие в Думе «прогрессивный блок», опасаясь, одной стороны, заключения сепаратного мира безответственной правительственной кликой Николая II и возмущенные тем походом на буржуазные организации, который начало правительство, а с другой стороны, желая предупредить явно назревавшую народную революцию, задумали дворцовый переворот. С этой целью, с ведома и при полном одобрении послов Антанты, лидеры буржуазных партий вступили в тайное соглашение с некоторыми представителями высшего командного состава армии. Предполагалось арестовать Николая, объявить его низложенным и провозгласить регентом его брата Михаила. Одной из форм назревавшей борьбы буржуазных и даже некоторых черносотенных и придворных элементов против окружавшей царя шайки темных авантюристов и проходимцев было убийство Распутина (см.) 30/ХII нового стиля, в котором участвовали Пуришкевич и князь Юсупов. Для широких масс это означало разложение и распад правящей верхушки.
1917 год начался большой политической забастовкой в Петрограде, в которой участвовало до 200 000 рабочих и которой руководил петроградский комитет РСДРП(б). Настроение рабочих было таково, что даже Рабочая группа центрального военно-промышленного комитета, чтобы не быть сметенной назревавшими событиями, вынуждена была выпустить в начале февраля прокламацию с призывом к рабочим идти с демонстрацией к Государственной думе, которая должна была открыться 14/II старого стиля. В ответ на это правительство арестовало всю эту Рабочую группу. По призыву большевиков масса рабочих бастовала в Петрограде еще 10/II, в годовщину суда над большевистскими депутатами IV Государственной думы. В день открытия Думы часть рабочих по призыву петроградского комитета и под большевистскими лозунгами демонстрировала на Невском проспекте, а часть у Государственной думы. Тогда же началась политическая забастовка на ряде заводов Петрограда и Москвы под руководством большевиков и с лозунгом решительной борьбы с царизмом, — забастовка, выявившая явное сочувствие солдат рабочим.
Напряженное настроение, царившее в рабочем классе и в армии, а также в деревне, где усиленно обсуждались все слухи, приходившие из городов, ждало только повода, чтобы вылиться в открытую революцию. Об этом, между прочим, свидетельствует также рост забастовочного движения в 1916 и в начале 1917 года. Если в Германии в 1916 году, правда, по неполным официальным данным, было около 125 000 стачечников, во Франции меньше 50 000, а в Англии около 285 000, то в России число стачечников было уже больше миллиона, превысив число стачечников в воевавших странах даже в течение бурного 1917 года. В январе 1917 года Ленин писал: «Европа переживает революционную ситуацию. Война и дороговизна обостряют ее» (Соч., т. XIX, стр. 377). Россия, это «наиболее слабое звено в империалистической цепи», в которой имелась закаленная в боях и руководимая таким вождем, как Ленин, революционная пролетарская партия, все время войны боровшаяся против оборончества и центризма и державшая курс на революцию, — Россия открыла эпоху пролетарских революций. В своей замечательной статье «Поворот в мировой политике» в том же январе 1917 года Ленин писал следующие пророческие слова: «Возможно, что сепаратный мир Германии с Россией все-таки заключен. Изменена только форма политической сделки между этими двумя разбойниками. Царь мог сказать Вильгельму: «Если я открыто подпишу сепаратный мир, то завтра тебе, о, мой августейший контрагент, придется, пожалуй, иметь дело с правительством Милюкова и Гучкова, если не Милюкова и Керенского. Ибо революция растет, и я не ручаюсь за армию, с генералами которой переписывается Гучков, а офицеры которой теперь больше из вчерашних гимназистов. Расчет ли нам рисковать тем, что я могу потерять трон, а ты можешь потерять хорошего контрагента?» (Ленин, Соч., т. XIX, стр. 380-381).
4. Февральская буржуазно-демократическая революция началась в Петрограде с волнений 23/II старого стиля (8/IIІ) во время празднования международного дня работниц, когда по призыву большевиков бастовало 90 тысяч человек, (ср. выше, стб. 67/68). Через два дня всеобщая забастовка охватила столицу. Солдаты стреляли в рабочих демонстрантов на Невском проспекте. Это дало повод к протестам других солдат и к ряду восстаний в полках петроградского гарнизона. 27/II (12/ІІІ) в результате массового перехода войск на сторону рабочих царское правительство, которое поддерживали лишь городовые и шпионы, стрелявшие в рабочих и солдат из скрытых пулеметов, пало. В этот день положено было начало тому «двоевластию», которое характерно для первого периода Февральской революции. С одной стороны, революцию рабочих, поддержанную крестьянами в солдатской форме, немедленно попыталась использовать в своих классовых целях империалистическая буржуазия и обуржуазившиеся помещики, образовав Исполнительный комитет Государственной думы, как первый шаг к созданию буржуазного правительства. С другой стороны, в этот день собрался впервые Петроградский совет рабочих депутатов, избиравшийся на фабриках и заводах уже с 10/ІІІ нового стиля. К рабочим депутатам стали присоединяться представители петроградского гарнизона, образовав солдатскую секцию Петроградского совета. Находившийся во время восстания в ставке главнокомандующего царь по дороге в Петроград подписал свое отречение от престола в пользу Михаила Романова. Но под давлением революционных масс, шедших непрерывными демонстрациями к Таврическому дворцу, Михаил Романов тоже вынужден был отречься. В Петрограде образовалось Временное правительство под председательством князя Львова, при участии лидера октябристов Гучкова в качестве военного министра и лидера кадетов Милюкова в качестве министра иностранных дел. В качестве министра юстиции вошел в правительство депутат фракции трудовиков ІV Государственной думы эсер Керенский.
С самого начала революции между захватившей власть буржуазией и трудящимися массами во главе с пролетариатом оказалась непроходимая пропасть. Буржуазия хотела использовать революцию и отстранение царя с его кликой, подготовлявшей сепаратный мир с Германией, для продолжения империалистической войны не только в интересах российского капитала, но и в интересах капитала англо-французского, для которого Россия по-прежнему должна была служить пушечным мясом. Наоборот, пролетариат и шедшее за ним крестьянство в лице армии, прежде всего, заинтересованы были в мире, в прекращении мучительной и изнурительной бойни. Если на знаменах буржуазной интеллигенции и шедшей за ней части мелкой буржуазии было написано в февральские дни — «война до полной победы», то петроградские рабочие в февральских битвах с полицией и казаками выставляли лозунг мира.
«Питерские рабочие и солдаты, как и рабочие, и солдаты всей России, самоотверженно бились против царской монархии за свободу, за землю для крестьян, за мир против империалистской бойни. Англо-французский империалистский капитал, в интересах продолжения и усиления этой бойни, ковал дворцовые интриги, устраивал заговор, подстрекал и обнадеживал Гучковых и Милюковых, подстраивал совсем готовое новое правительство, которое и захватило власть после первых же ударов пролетарской борьбы, нанесенных царизму». Так писал Ленин в первом из своих «Писем издалека», написанном в Швейцарии после первых известий о совершившейся революции (т. XX, стр. 17).
Между тем, Петроградский совет был выбран в тот момент, когда единственной легальной организацией, выступавшей от имени социал-демократов, была меньшевистская фракция депутатов Государственной думы. Затем в февральских боях была освобождена из тюрьмы оборонческая рабочая группа Центрального военно-промышленного комитета. Большевистская организация была обескровлена массовыми арестами перед самой революцией, а вожди большевиков находились или в эмиграции (Ленин), или в ссылке (Сталин, Свердлов и многие другие). Кроме того, заводы и фабрики не только в Петербурге, но и по всей России заполнились во время войны чуждыми пролетариату элементами (торговцы, кулаки и т. п.), которые, спасаясь от воинской повинности, поступали на заводы для работы «на оборону». Наконец, в известной части рабочих имели место настроения, которые Ленин назвал «добросовестным оборончеством» и которые выражались формулой защиты революции не только от свергнутого царизма, но и от германского империализма. Такие же настроения имелись и у части солдат, особенно под влиянием пропаганды солдатской и офицерской интеллигенции из оборонческих партий. Все это вместе взятое привело к тому, что Петроградский совет, председателем которого был избран председатель думской социал-демократической (меньшевистской) фракции Чхеидзе, попал на первом этапе революции под влияние соглашателей и оборонцев — меньшевиков и эсеров. Тем не менее, под давлением масс, этот Совет не только принял резолюцию о «контроле» над Временным правительством и издал «приказ № 1», эту своеобразную декларацию прав солдата, не только настоял на аресте Николая II, водворенного в царскосельском дворце, но и обратился 27 (14) марта с манифестом ко всем народам о «мире без аннексий и контрибуций».
Революция в Петрограде явилась началом революции по всей России. Везде старые власти сменялись, на их место ставились комиссары Временного правительства, везде выбирались советы рабочих и солдатских, а позднее и крестьянских депутатов, а на фронте — полковые, дивизионные и армейские комитеты.
Февральская революция вернула к революционной работе всех политических ссыльных и заключенных, а также всю массу политических эмигрантов, которые двинулись в Россию со всех концов земного шара. Вернулись и такие старожилы эмиграции, как Плеханов и Кропоткин, остававшиеся за границей в годы первой революции. Но пути возвращения в Россию контролировались странами Антанты, правительства которых, хорошо осведомленные о политических настроениях и борьбе внутри русской эмиграции, делали резкое различие между социал-патриотами и интернационалистами и последних не хотели пускать в Россию. Таким образом оборонцы разных партий, в том числе Плеханов, первыми вернулись в Россию, тогда как революционные интернационалисты продолжали томиться в эмиграции, чему содействовало и Временное правительство, не предпринимавшее никаких серьезных шагов для их возвращения. В результате группа эмигрантов разных партий, примыкавших к резолюциям Циммервальдской конференции (см.), во главе с большевиками, заключила, под контролем ряда видных социалистов разных стран, договор о проезде через Германию в запломбированном вагоне. 16 (3) апреля Ленин вернулся в Петроград через Германию, Данию, Швецию и Финляндию. Это послужило поводом для бешеной травли Ленина со стороны буржуазной и оборонческой печати (для создания гнусных легенд, о «немецких шпионах» и т. п.).
Освобождение из тюрем и ссылки узников царизма, возвращение эмигрантов, небывалая свобода печати в первые месяцы революции, — все это в огромной степени содействовало росту политической активности масс, оформлению и кристаллизации политических партий и групп. Большинство в советах на первом этапе революции состояло в основном из двух мелкобуржуазных партий — меньшевиков и эсеров, которые, в свою очередь, делились на ряд направлений, групп и группочек. Эсеры распадались на три основных течения: «правых», ярых социал-патриотов, почти сливавшихся с полукадетской партией «народных социалистов»; «центр», во главе с вернувшимся из эмиграции лидером партии Черновым, который считался «циммервальдистом»; и «левых», стоявших за углубление революции, особенно в аграрном вопросе, и против коалиции с буржуазией. Главным официальным органом партии эсеров была газета «Дело народа». Поскольку Керенский входил в правительство с первых дней революции, эсеры стали по существу с самого начала полуправительственной партией. Что касается меньшевиков, то на крайнем правом фланге их находилась плехановская группа «Единство». Эта группа стояла за продолжение войны с Германией «до победного конца», а в области внутренней политики за примирение классов и за коалицию с буржуазией. Плеханов высказывался даже против «отобрания помещичьих земель без выкупа». Позиция Плеханова не встречала никакой поддержки в рабочих и солдатских массах, и от него на первых порах вынуждены были, до некоторой степени, отмежеваться все официальные органы меньшевиков и даже эсеров. Тем не менее, между Плехановым и официальными меньшевиками был целый ряд незаметных переходов, в частности, в лице газеты «День», которая именовала себя «органом социалистической мысли», но которую Ленин окрестил органом «буржуазно-шовинистическим», и где руководящую роль играл член партии меньшевиков Потресов, начавший постепенно блокироваться с Плехановым. Констатируя, что от Плеханова отмежевывается и эсеровское «Дело народа», и меньшевистская «Рабочая Газета», причем эсеры писали даже, что «политическое единство «Единства» с либеральной буржуазией — факт общеизвестный», — Ленин отмечал в «Правде», что те же народники и меньшевики блокируются с «Единством» на выборах в районные думы Петербурга, и писал: «Рабочие и солдаты! Ни одного голоса блоку народников с меньшевиками, прикрывающему и протаскивающему «Единство», «единое с либеральной буржуазией» (Ленин, Соч., т. XX, стр. 432-433). Об этом же блоке писал с беспощадным сарказмом товарищ Сталин: «Что же все-таки объединило в блок все эти разношерстные группы? А то, что они одинаково неуверенно, но неотступно плетутся по стопам кадетов, что они одинаково определенно недолюбливают нашу партию. Все они, как и кадеты, за войну, но не для захватов (боже упаси!), а для... «мира без аннексий и контрибуций». Война для мира... Все они, как и кадеты, за «железную дисциплину», но не для обуздания солдат (конечно, нет!), а в интересах... самих же солдат. Все они, как и кадеты, за наступление, но не в интересах англо-французских банкиров (боже упаси!), а в интересах... «нашей молодой свободы». Все они, как и кадеты, против «анархических поползновений рабочих захватить фабрики и заводы»... но не в интересах капиталистов (какие ужасы!), а для того, чтобы не отпугнуть капиталистов от революции, то есть в интересах... революции. Вообще, все они за революцию, но постольку (постольку!), поскольку она не страшна для капиталистов и помещиков, поскольку она не идет в разрез и с интересами последних... Фразы о свободе и социализме лишь прикрывают их кадетскую сущность». (И. Сталин, «На путях к Октябрю», 2-е изд., стр. 36-37).
Партия меньшевиков в узком смысле слова представляла собой блок откровенных оборонцев с разными оттенками центризма. За чистыми оборонцами, кроме мелкобуржуазной интеллигенции с «марксистским» прошлым, шел небольшой слой рабочих, составлявших до войны основные кадры ликвидаторства в рабочем движении. Группа «центристов», или «революционных оборонцев» (Дан, Церетели и др.), издавала «Рабочую Газету» как центральный орган партии и имела преобладающее влияние в редакции «Известий Петроградского Совета Рабочих Депутатов» и в его Исполнительном комитете, равно как во ВЦИК’е первого созыва, где эсеры обычно голосовали за меньшевистские резолюции. На левом фланге меньшевизма стояли: группа «интернационалистов» с Мартовым во главе, издававшая еженедельник «Искра», и группа «беспочвенных интеллигентов», издававшая большую, литературно интересно обслуживаемую и широко распространенную газету «Новая Жизнь». Об этой группе Сталин писал: «Группа эта выражает настроения беспочвенных интеллигентов, оторванных от жизни и движения. Поэтому она вечно колеблется между революцией и контрреволюцией, между войной и миром, между рабочими и капиталистами, между помещиками и крестьянами... Если группа «Новой Жизни», предлагая борьбу за мир, в то же время призывает поддерживать «заем свободы», то так и знайте, что она льет воду на мельницу империалистов. Если группа «Новой Жизни», заигрывая иногда с большевиками, поддерживает в то же время оборонцев, то так и знайте, что она льет воду на мельницу контрреволюции» (там же, стр. 138). По мере углубления и обострения революции, все эти группы сближались и выступали против большевиков, особенно накануне Октября, единым фронтом. Это объединение получило также свое формальное выражение на съезде меньшевиков в августе 1917 года, после которого все течения и фракции меньшевизма, за исключением группы Плеханова, вошли в одну партию.
Кроме основных мелкобуржуазных партий и отчасти в борьбе с ними, выступали анархисты. Февральская буржуазно-демократическая революция вернула к активной деятельности сотни старых анархистов, вышедших из тюрем и ссылки, приехавших из эмиграции, главным образом из США, где они издавали довольно распространенную русскую газету «Голос Труда». Если старый вождь и теоретик анархизма Кропоткин первое время упорно оставался верен своей концепции войны и своему антантофильству, то огромное большинство анархистов вело непримиримую, хотя и весьма путаную в идейном отношении борьбу за мир и столь же непримиримую борьбу против Временного правительства и всего коалиционного блока. В этом отношении они отчасти шли за большевиками. Но в центральном вопросе революции, в вопросе о власти, они с самого начала выступили решительно против диктатуры пролетариата. Впрочем, их влияние в широких массах было весьма незначительным. Они распадались на два основных направления — анархо-синдикалистов и анархистов-коммунистов, причем меньше всего влияния имели анархо-синдикалисты, тогда как анархисты-коммунисты, к которым примкнуло много уголовных элементов, выпущенных случайно из тюрем, вызывали любопытство, а иногда и сочувствие революционно-настроенных, но мало сознательных групп пролетариата своими громкими «эксцессами» (самочинные захваты типографий, дачи бывшего министра Дурново и т. д.), а также теми преследованиями, которым они подвергались уже в июне.
Единственной последовательно-революционной пролетарской партией и в то же время партией подлинно народной были большевики.
В своих знаменитых «тезисах», с которыми Ленин выступил на следующий день после своего приезда, 4 (17)/IV, на объединенном заседании большевиков и меньшевиков Петроградского совета, и в ряде статей он следующим образом формулировал классовый характер и движущие силы революции, а также задачи пролетариата.
После свержения царизма «государственная власть в России перешла в руки нового класса, именно: буржуазии и обуржуазившихся помещиков». Но при этом «оказавшаяся у власти буржуазия заключила блок с явно монархическими элементами», предоставив им решающие министерские посты. «Кадетам, республиканцам вчерашнего дня, республиканцам поневоле, предоставлены второстепенные посты... Керенский, представитель трудовиков и «тоже социалист», не играет ровно никакой роли, кроме усыпления народной бдительности и внимания звонкими фразами. По всем этим причинам даже в области внутренней политики никакого доверия новое буржуазное правительство со стороны пролетариата не заслуживает, и никакая поддержка ему не допустима с его стороны». В еще большей мере это относится к внешней политике нового правительства, которое «является правительством продолжения империалистской войны, войны в союзе с империалистскими державами». Поэтому всякие попытки предъявлять к этому правительству требования о провозглашении воли России к миру, об отказе от аннексий и т. п. «являются на деле лишь обманом народа».
Но особенностью этой революции является «своеобразное двоевластие», так как наряду с правительством буржуазии существует добавочное «контролирующее» правительство в лице Совета рабочих и солдатских депутатов, «которое не имеет в своих руках органов государственной власти, но опирается непосредственно на заведомо безусловное большинство народа, на вооруженных рабочих и солдат». Советы рабочих и солдатских депутатов являются зародышевой формой диктатуры пролетариата и крестьянства, формой нового государства типа Парижской Коммуны. Но Петроградский совет под влиянием оборонческих и соглашательских мелкобуржуазных партий добровольно уступил власть буржуазному правительству. Вот почему задачей большевиков и идущего за ними революционного авангарда пролетариата является разъяснение массам всех ошибок и всего обмана мелкобуржуазных партий; их задачей далее, в результате прояснения сознания широких масс, является постепенное завоевание советов с целью затем перехода всей власти в руки Советов рабочих, солдатских, крестьянских и батрацких депутатов и создания не парламентарной республики, а республики советов. В качестве переходных мер к диктатуре пролетариата и к социалистической революции выдвигается «национализация земли, всех банков и синдикатов капиталистов или, по крайней мере, установление немедленного контроля за ними Советов рабочих депутатов и т. п.». При этом только переход государственной власти к пролетариату будет «началом всемирного «прорыва фронта» — фронта интересов капитала, и, только прорвав этот фронт, пролетариат может избавить человечество от ужасов войны, дать ему благо прочного мира». Наконец, «в национальном вопросе пролетарская партия должна отстаивать, прежде всего, провозглашение и немедленное осуществление полной свободы отделения от России всех наций и народностей, угнетенных царизмом, насильственно присоединенных или насильственно удерживаемых в границах государства, то есть аннексированных» (Ленин, Соч., т. XX, стр. 111-124).
Взгляды Ленина, поддержанные Сталиным против оппозиционных элементов партии, получили официальное подтверждение на Всероссийской апрельской конференции РСДРП (большевиков) 7-12/V нового стиля, где Ленин выступил с докладами по текущему моменту и аграрному вопросу, а Сталин — по национальному вопросу. На этой конференции взгляды группы правых (во главе с Каменевым) отстаивал Рыков, говоривший о невозможности в данный момент социалистической революции в России. Против доклада Сталина выступал Пятаков с мнимо «левыми» возражениями против ленинско-сталинской национальной программы. Таким образом, партии пришлось вести борьбу на два фронта: против правооппортунистической и против «левой» оппозиции.
Ленинская программа означала перерастание буржуазно-демократической революции в революцию социалистическую, означала борьбу за диктатуру пролетариата. В то время как для мелкобуржуазных партий буржуазно-демократическая республика являлась конечным пунктом их стремлений, для большевиков она являлась исходным пунктом борьбы за социализм. Эта противоположность взглядов в понимании классового характера революции и ее задач сказывалась во всех решительно вопросах текущей политики. Меньшевики и эсеры проповедовали дисциплину и гражданский мир на заводах, звали рабочих энергично работать на войну, выступали против организации красной гвардии и даже против экономических требований пролетариата, который немедленно после революции начал борьбу за улучшение своего экономического положения. Они же решительно боролись против братания на фронте, которое широко развернулось на многих участках фронта, и удерживали нетерпение солдат и их стремление к миру обещаниями международной социалистической конференции. Вместе с тем они вели бешеную кампанию клеветы против Ленина и большевиков.
На первых порах за большевиками шло лишь меньшинство рабочего класса. Но уже приезд Ленина и грандиозная встреча, оказанная ему на вокзале петроградскими рабочими и солдатами, свидетельствовали о начавшемся переломе. В первомайской демонстрации лозунги большевиков играют уже выдающуюся роль. А нота Милюкова с подтверждением верности Временного правительства союзным договорам наносит первый крупнейший удар престижу правительства в массах и вызывает 3/V нового стиля громадные уличные демонстрации в Петрограде с требованием отставки Милюкова. С этого момента влияние большевиков резко усиливается, особенно в результате непосредственной пропаганды Ленина, Сталина и других вождей большевиков. Уход Милюкова и отставка Гучкова вызывают кризис Временного правительства и образование первого коалиционного правительства, в котором участвуют представители меньшевиков (бывший депутат II Думы Церетели, бывший депутат IV Думы Скобелев) и эсеров (Керенский и Чернов), причем Керенский берет себе портфель военного министра и роль «главноуговаривающего». Образование коалиционного правительства, имевшее своей задачей новый обман масс, — благодаря непрерывной разъяснительной и агитационной работе большевиков не достигло своей цели: массы неудержимо левели и революционизировались, все больше и больше прислушиваясь к голосу большевиков. Вслед за рабочими к большевикам стали массами примыкать матросы Балтийского флота: уже в мае-июне Кронштадт был большевистским городом. Большевики выдвинули лозунг, понятный и доступный массам: «Долой десять министров капиталистов!» При перевыборах в Петроградский совет депутатов большевики дали своим кандидатам следующий наказ: «Никакого доверия «новому» правительству, ибо оно остается правительством капиталистов, никакой поддержки ему, ни копейки денег ему! Никакого доверия к «оборонческим» партиям, проповедующим соглашение с капиталистами и участие в правительстве капиталистов!»
Между тем, классовая борьба разгоралась по всей России. Рабочие требовали повышения зарплаты и контроля над прибылями капиталистов. Крестьяне требовали раздела помещичьей земли. Вместе с тем, угнетавшиеся царизмом народы воспользовались революцией для борьбы за автономию и даже за самостоятельное политическое существование. Это особенно имело место в Финляндии и на Украине. Уже 1/IV нового стиля в Киеве происходила демонстрация с требованием буржуазной автономии Украины, а в июне возникла уже Центральная украинская рада. Как Временное правительство, так и соглашательские партии выступали против этих автономистских тенденций. Наконец, вся огромная масса солдат и матросов, включая и фронт, бурлила и кипела, требуя мира и стремясь скорее вернуться домой к предстоящему разделу помещичьей земли. Если в первые недели революции мнение фронтовых солдат искажалось их интеллигентскими представителями в советах и армейских организациях, то уже с апреля и мая в Петроградский совет стал приезжать непрерывный, все растущий ряд непосредственно солдатских делегаций с требованием скорейшего заключения мира. Неудовлетворенные соглашательской, колеблющейся и двурушнической политикой господствующих в Совете партий, солдаты на фронте все более начинали прислушиваться к агитации большевиков. Помимо центрального органа партии «Правда», московского «Социал-демократа» и провинциальных партийных газет, большевики стали выпускать специальные газеты для солдат («Солдатская Правда», «Оконная Правда» и др.). Несмотря на бешеную травлю большевиков со стороны буржуазных и мелкобуржуазных партий, несмотря на всяческие препятствия, чинимые правительством и военным командованием распространению на фронте большевистских газет, они жадно читались солдатами, которые также с огромным вниманием и сочувствием выслушивали большевистских агитаторов. і
Завоевание рабочих организаций большевики начали снизу, с организовавшихся повсюду фабрично-заводских комитетов. Уже 13 июня нового стиля конференция этих комитетов в Петрограде приняла резолюцию большевиков об установлении действительного рабочего контроля над производством и распределением продуктов. А частичные перевыборы советов постепенно увеличивали в них большевистское ядро. Но на Первом Всероссийском съезде советов, который открылся 3 (16) июня, большевики еще представлены были незначительной группой, и заявление Ленина о том, что большевики готовы одни взять власть, было встречено насмешками соглашательских заправил съезда. Еще раньше происходил Первый крестьянский съезд под председательством правого эсера Авксентьева, и на этом съезде Ленин также выступил с речью, бросая революционные семена в самую толщу крестьянской массы.
В виду получения сведений о том, что силы контрреволюции, в том числе представители высшего командного состава армии, сплачиваются и готовятся выступить против революционных рабочих и солдат, совещание ЦК и ПК РСДРП (большевиков) с представителями районов и войсковых частей Петрограда решило призвать массы к демонстрации 10 (23) июня против контрреволюции. Но соглашательский и оборонческий Съезд советов запретил демонстрацию под предлогом опасения контрреволюционных выступлений и лишь позднее, под давлением масс, вынес постановление об устройстве мирной демонстрации 18 июня старого стиля. А за два дня до этого военный министр Керенский, уступая настояниям английского и французского правительств и в целях борьбы со все растущим революционным настроением на фронте, издал приказ о наступлении. 18 июня (1 июля нового стиля) в Петрограде и других городах происходили грандиозные демонстрации, шедшие в основном под большевистскими лозунгами и с требованием — «долой министров-капиталистов».
Неудача июньского наступления и поражение русских войск, все растущая хозяйственная разруха, начало саботажа со стороны заводчиков-фабрикантов, локауты в ответ на требования рабочих, — все это озлобляло широчайшие массы рабочих и солдат не только против Временного правительства, но и против соглашательских партий. 2 (15) июля министры-кадеты демонстративно ушли из правительства. А на следующий день в Петрограде происходили вооруженные демонстрации рабочих, солдат и матросов с требованием передачи всей власти советам. В ответ на это началась лихорадочная мобилизация всех контрреволюционных сил. В Петрограде против рабочих натравливали казаков. Керенский привел с фронта подобранные контрреволюционные части. Клеветническая кампания против Ленина приняла особенно разнузданный характер. Начался организованный поход против большевиков и большевистских организаций. 5-6/VІІ старого стиля юнкера разгромили редакцию «Правды» и совершили ряд других погромов против рабочих организаций. «Правда» была закрыта. Помещение Центрального комитета большевиков было захвачено правительством. Кронштадтцы были обезоружены. Многие большевики были арестованы, а другие, и в том числе Ленин, перешли на нелегальное положение. Вся эта погромная кампания происходила при поддержке оборонческого большинства в советах. В виду этого большевики временно сняли лозунг «вся власть советам». Ибо «движение 3-го и 4-го июля было последней попыткой путем манифестации побудить советы взять власть. С этого момента советы, то есть господствующие в них эсеры и меньшевики, фактически передают власть контрреволюции, представляемой кадетами и поддерживаемой эсерами и меньшевиками. Теперь мирное развитие революции в России уже невозможно, и вопрос историей поставлен так: либо полная победа контрреволюции, либо новая революция» (Ленин, Соч., т. XXI, стр. 45).
8 (21) июля образовалось третье коалиционное Временное правительство под председательством Керенского, в котором большинство принадлежало меньшевикам, эсерам и народным социалистам. Несмотря на июльский разгром, большевики под руководством Сталина продолжали энергичную борьбу. На место закрытой «Правды» 10/23 июля вышла газета «Рабочий и Солдат», а когда и она была закрыта, с 13/26 августа стала выходить газета «Пролетарий» и затем «Рабочий». В конце июля нового стиля происходила экстренная общегородская конференция большевиков в Петрограде, а 8/16 августа нового стиля VI съезд РСДРП (большевиков).
На этом съезде, заседавшем нелегально, отсутствовал Ленин, и главным политическим докладчиком выступил Сталин. На съезде были подведены итоги минувшему этапу революции и огромному росту большевистской партии и ее влияния в массах. Количество членов партии со времени апрельской конференции увеличилось с 80 тысяч до 240. По докладу Сталина, несмотря на возражения некоторых делегатов (Ногина, Бухарина, Преображенского и др.), съезд стал на позицию вооруженного восстания и перехода от буржуазно-демократической революции к революции социалистической. Так как «в настоящее время мирное развитие и безболезненный переход власти к советам стали невозможны», то, по словам принятой съездом резолюции, «правильным лозунгом в настоящее время может быть лишь полная ликвидация диктатуры контрреволюционной буржуазии. Лишь революционный пролетариат при условии поддержки его беднейшим крестьянством в силах выполнить эту задачу, являющуюся задачей нового подъема». Резолюция звала «к миру и к социалистическому переустройству общества».
Эта позиция целиком оправдывалась поведением нового Временного правительства и поддерживавших его мелкобуржуазных партий. В то время как ВЦИК и Исполнительный комитет крестьянских депутатов на объединенном заседании объявили Временное правительство «правительством спасения революции» с неограниченными полномочиями, оно постановило расформировать воинские части, принимавшие участие в июльских демонстрациях, ввело официально смертную казнь на фронте и запрещение митингов, продолжало поход против большевистской печати и аресты большевиков и, наконец, постановило распустить финляндский сейм за его «сепаратистские» стремления. Таким образом, правительство, состоявшее в большинстве из «социалистов», «спасало революцию» только от большевиков и всем своим поведением содействовало сплочению контрреволюции. Если бывший эсер Савинков был назначен товарищем военного министра, то генерал Корнилов, с которым он находился в самых близких отношениях, получил пост верховного главнокомандующего. С целью мобилизации контрреволюционных сил и демонстрации «единства» буржуазии с мелкобуржуазными партиями было созвано в конце августа нового стиля, по инициативе Керенского, «Государственное совещание» в Москве, на котором, наряду с делегацией ВЦИК и других демократических организаций, были представлены все силы буржуазии и реакционного генералитета. Открытие этого «совещания» московский пролетариат, по призыву большевистского Бюро профессиональных союзов и против соглашательского большинства совета, встретил единодушной всеобщей стачкой, в которой участвовали даже трамваи и извозчики. А на самом совещании, которое большевики демонстративно покинули (официально они не были на него допущены, но фактически входили в делегацию профсоюзов), с одной стороны, выступали генералы Корнилов и Каледин с обвинениями против революционных рабочих и солдат и с требованиями «порядка» и «твердой власти», а, с другой, Церетели публично пожимал руку одному из крупнейших московских капиталистов — Бубликову, а Плеханов, Кропоткин и Брешко-Брешковская, которых Керенский выпустил в качестве «делегатов от истории», единодушно призывали к продолжению войны с Германией и к классовому миру внутри страны.
На почве этой общей подготовки к контрреволюции единственной мерой предосторожности со стороны правительства Керенского против монархической реставрации явилась ссылка Николая II с семьей в Тобольск (август). Наряду с мобилизацией контрреволюционных сил, шла, под руководством большевиков, мобилизация сил революции. Стачечное движение в ряде городов, волнения в гарнизонах, в частности в Твери, крестьянские волнения и захват помещичьих имений, все это характеризует данный период. Правительство отвечало на эти волнения карательными экспедициями и приказами «социалистических» министров Чернова (министра земледелия) и Церетели (министр внутренних дел) о запрещении крестьянам самочинных захватов земли. Рост большевистских настроений в массах характеризуют также цифры полученных ими голосов на городских выборах. Так, в Москве, где еще в июне на выборах в центральную и районные думы меньшевики получили 12 мест, а большевики 11, уже в сентябре число меньшевиков упало до 4, а большевистская фракция выросла до 47. Тираж официальной меньшевистской «Рабочей Газеты» со 100 000 экземпляров в марте упал в сентябре до 10-15 тысяч. Наконец, при частичных перевыборах в советы большевики неуклонно проводили своих депутатов и постепенно из незначительного меньшинства становились большинством. Особенно быстро пошла большевизация страны после известного августовского контрреволюционного выступления генерала Корнилова.
Первоначально Корнилов должен был служить главным орудием контрреволюции в руках самого Керенского, по поручению которого Савинков вел переговоры с Корниловым в ставке об отправке конного корпуса в Петроград для поддержки Временного правительства против большевиков в случае их выступления. Это происходило 5/ІХ нового стиля, а два дня спустя Корнилов начал свое наступление на Петроград, причем ставил себе целью борьбу против большевиков, разгром советов и установление военной диктатуры. При этом Корнилова целиком поддерживала кадетская партия и министры-кадеты, снова вступившие в правительство. Керенский вынужден был выступить против Корнилова и объявить его «изменником родины». Корниловский поход поднял новую громадную волну революционного энтузиазма среди рабочих и солдат. Под руководством Бюро военной организации большевиков создан был «Комитет борьбы с контрреволюцией», организовавший вооруженные рабочие дружины для охраны и обороны Петрограда. Вместе с тем рабочие фабрик и заводов Петрограда стали рыть окопы на подступах к столице. Одновременно началось братание с корниловскими войсками и их разложение. Корниловская авантюра была ликвидирована. Посланный им во главе карательного отряда генерал Крымов покончил с собой. Корниловщина вызвала новый кризис правительства, из которого вышли Чернов, Авксентьев, Зарудный, Скобелев и др. Образована была «директория» в составе: Керенского, меньшевика Никитина, эсера Верховского, сахарозаводчика Терещенко и адмирала Вердеревского. Вместе с тем по всей стране начался новый подъем рабочего движения, организация красной гвардии и новая волна борьбы солдат с офицерским составом. Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов принял большевистскую резолюцию об организации власти, в связи с чем 19 (6) сентября меньшевистско-эсеровский президиум Совета заявил о своей отставке. В этот же день первая большевистская резолюция прошла и в Московском совете. А 25 (12) сентября Ташкентский совет взял власть в свои руки, и Временное правительство направило против него карательную экспедицию. В этой обстановке соглашательские партии сделали новую попытку найти «конституционный» выход из революционного кризиса и решили созвать в Петрограде «Демократическое совещание» из представителей советов, профсоюзов, кооперативов, военных организаций, а также городских дум и земств.
На этом совещании снова стал центральный вопрос о власти, в частности о том, участвовать ли мелкобуржуазным партиям в коалиционном правительстве с партиями крупной буржуазии. После ряда колебаний вопрос о коалиции решен был положительно. В результате 8/Х нового стиля образовано четвертое Временное правительство под председательством Керенского и с участием вместе с министрами-«социалистами» такого столпа российского капитализма, как Коновалов. «Шесть министров-капиталистов, — писал Сталин через два дня после образования нового правительства, — как ядро «кабинета», и десять министров-«социалистов» в услужение им, в качестве проводников их воли. Декларация правительства еще не опубликована, но основы ее уже известны: «борьба с анархией» (читай: с Советами), «борьба с разрухой» (читай: с забастовками), «поднятие боеспособности армии» (читай: продолжение войны и дисциплина)... Правительство Керенского-Коновалова есть правительство войны и буржуазной диктатуры. Десять министров-«социалистов» — ширма, за которой империалистская буржуазия будет вести работу по укреплению своего господства над рабочими, крестьянами и солдатами» (Сталин, «На путях к Октябрю», стр. 176). Вместе с тем «Демократическое совещание», в ожидании созыва Учредительного собрания, который бесконечно оттягивался, решило создать некую конституционную ширму, суррогат парламента, в форме «Совета республики», или «предпарламента», который и был открыт 20/Х нового стиля.
Между тем, экономическая разруха и саботаж капиталистов росли, надвигался голод, и революционное движение разгоралось по всей стране ярким пламенем. Озлобленные репрессиями Временного правительства и уговорами соглашательских партий, которые призывали крестьянство ждать с разрешением земельного вопроса до Учредительного собрания, — крестьяне стали массами переходить от отдельных аграрных волнений и захватов помещичьих земель к открытому восстанию. Если общее количество крестьянских волнений в марте доходило лишь до 50, то в сентябре их было уже почти 1 200. Аграрные волнения охватывали Поволжье, Тамбовскую и Воронежскую губернии, Бессарабию, Волынь, Таганрогский округ и целый ряд других губерний и районов. В некоторых местах советы рабочих депутатов приступали непосредственно к конфискации частновладельческих земель. Вообще росло наступательное движение советов, в огромном большинстве своем завоеванных большевиками, и карательные экспедиции против них со стороны правительственных властей. Самыми громкими из таких карательных экспедиций была экспедиция в Ташкент, объявленный на военном положении, и занятие Калуги казачьим отрядом с фронта, причем казаки обстреляли Совет солдатских депутатов, разогнали его и произвели ряд арестов. Волнения солдат имели место в ряде местных гарнизонов. С фронта шло массовое дезертирство. В правительственных кругах возник вопрос о переезде правительства в Москву и об эвакуации Петрограда с целью нанесения удара главному центру большевизма. 1/Х нового стиля Временное правительство объявило о роспуске Центрального комитета Балтийского флота, одной из важнейших военных опор петроградских большевиков, но спустя несколько дней, испугавшись грозного движения матросов, вынуждено было отменить это распоряжение. Бесчисленное количество резолюций советов требовало прекращения войны и передачи власти советам. Особенно внушительное впечатление произвела в этом отношении резолюция Съезда советов Северной области, который собрался в Петрограде 24/Х нового стиля и которому Ленин из своего подполья написал особое письмо, кончавшееся следующим призывом к восстанию: «Флот, Кронштадт, Выборг, Ревель могут и должны пойти на Питер, разгромить корниловские полки, поднять обе столицы, двинуть массовую агитацию за власть, немедленно передающую землю крестьянам и немедленно предлагающую мир, свергнуть правительство Керенского, создать эту власть. Промедление смерти подобно» (Ленин, Соч., т. XXI, стр. 325).
В этой обстановке заседал «предпарламент», из которого, в момент его открытия, большевики ушли, огласив предварительно свою декларацию. Он беспомощно топтался на месте и лишь 6/ХІ нового стиля принял резолюцию, где предлагал немедленное издание декрета о передаче помещичьих земель земельным комитетам на местах и о скорейшем соглашении с союзниками по вопросу о мире. Но было уже поздно.
Новая революция, революция против помещиков и капиталистов, предсказанная Лениным тотчас после свержения царизма, назревала с неудержимой силой, и во главе ее с самого начала стояла большевистская партия, с ее вождями Лениным и Сталиным. Если в первый период Февральской революции Ленин мыслил себе возможность перехода всей власти в руки советов мирным путем, то теперь, когда Временное правительство и поддерживавшие его соглашательские партии социалистов-революционеров и меньшевиков стали на контрреволюционный путь, когда крупная буржуазия организовывалась на ряде совещаний и вступала в заговоры с генералами против советов, ставших большевистскими, — переход всей власти в руки этих советов мог быть осуществлен только революционным путем, путем вооруженного восстания. В октябре за большевиками шло огромное большинство пролетариата, большинство армии и огромные массы крестьянства. Ленин не только предлагал восстание, но притом восстание немедленное, раньше чем сорганизовались силы контрреволюции. Новейшие данные показывают, насколько Ленин был прав, насколько с восстанием надо было торопиться, как велика была опасность контрреволюционного удара именно в дни Октябрьского победоносного восстания, предупредившего планы контрреволюции. В самом деле, согласно плану Керенского и данным им распоряжениям, в Петрограде сконцентрировали юнкеров, и туда вызваны были казаки с ближайших фронтов. Кроме того, должны были придти броневые части, с северного фронта эшелоны артиллерии и пехоты, а из Финляндии к Петрограду передвигалась кавалерия. Не ограничиваясь Петроградом, решили направить в Москву драгун. Мобилизованы были все ударные отряды, составившие более 50 000 штыков. Утром того дня, когда назначен был созыв II Съезда советов, то есть 24/Х старого стиля, предполагалось развести мосты, чтобы изолировать пролетарские районы от центра и разоружить гарнизон. К ночи того дня намечен был захват Смольного. Не зная всех деталей этого плана удушения революции, Ленин все же догадывался о контрреволюционных намерениях Временного правительства и потому проявлял в эти последние дни исключительную страстность и настойчивость. 23/Х нового стиля на заседание ЦК РСДРП (большевиков) нелегально явился Ленин, и по его предложению ЦК принял резолюцию о вооруженном восстании большинством десяти против Зиновьева и Каменева. Они повели открытую кампанию против этой резолюции, и их заявление было напечатано в газете «Новая жизнь». По этому поводу Ленин обратился с «Письмом к членам партии большевиков», в котором писал: «По важнейшему боевому вопросу... двое «видных большевиков» в непартийной печати, и притом именно в такой газете, которая по данному вопросу идет об руку с буржуазией против рабочей партии, в такой газете нападают на неопубликованное решение центра партии!... Можно ли себе представить поступок более изменнический, более штрейкбрехерский? Я бы считал позором для себя, если бы из-за прежней близости к этим бывшим товарищам я стал колебаться в осуждении их. Я говорю прямо, что товарищами их обоих больше не считаю и всеми силами и перед ЦК, и перед съездом буду бороться за исключение обоих из партии» (там же, стр. 350-351).
Впрочем, обращение Зиновьева и Каменева не встретило никакого сочувствия в большевистской партии. Петроградский и Московский комитеты и целый ряд других организаций приняли резолюции о необходимости немедленного вооруженного восстания. 29/Х нового стиля ЦК (с участием представителей ряда организаций) создал военно-революционный центр для руководства будущим восстанием. Между тем, правительство переходило в наступление, и с целью обезопасить столицу от большевиков штаб Петроградского военного округа издал 22/Х нового стиля приказ о выводе из города ряда военных частей, настроенных большевистски. Это вызвало большое возбуждение в гарнизоне. Петроградский совет в ответ на этот приказ создал «Военно-революционный комитет». Этот комитет назначил своих комиссаров во все воинские части и 4/ХІ нового стиля издал приказ о том, чтобы не подчиняться никаким распоряжениям по гарнизону, не подписанным Военно-революционным комитетом (ВРК).
Позднее Троцкий пытался создать легенду, будто отказ вывести войска из Петрограда уже предрешал исход октябрьского восстания. Он же накануне восстания настойчиво предлагал отложить это восстание до официального открытия II съезда советов, чтобы придать ему «легальный» характер. В свете новых данных, опубликованных в I томе «Истории гражданской войны в СССР», видно, какой предательской была тактика Троцкого и как правы были Ленин и целиком поддерживавший его Сталин, требовавшие ускорения восстания, чтобы не дать контрреволюционному правительству Керенского времени собрать и сорганизовать силы контрреволюции.
Правительство лихорадочно готовилось к наступлению. Но было уже поздно. На стороне Керенского оказались в решительный момент ничтожные военные силы, в роде нескольких отрядов юнкеров, женского батальона и т. п. Даже расположенные в Петрограде казачьи полки отказались выступить на стороне правительства. Вызванные с фронта части не явились. Между тем, еще за два дня до восстания весь гарнизон Петропавловской крепости вынес постановление о поддержке ВРК, и сто тысяч винтовок, хранившихся в крепости, были переданы Красной гвардии и революционным солдатам. В ночь на 7/ХІ (25/Х) отряды ВРК заняли вокзалы и мосты, а к утру телеграф и телефонную станцию. Затем днем был разогнан «предпарламент».
В то же время в газете «Рабочий и Солдат» появилось следующее написанное Лениным воззвание от имени ВРК: «К гражданам России. Временное правительство низложено. Государственная власть перешла в руки органа Петроградского Совета Рабочих и Солдатских Депутатов — Военно-революционного Комитета, стоящего во главе Петроградского пролетариата и гарнизона. Дело, за которое боролся народ: немедленное предложение демократического мира, отмена помещичьей собственности на землю, рабочий контроль над производством, создание советского правительства, это дело обеспечено. Да здравствует революция солдат, рабочих и крестьян!» (Ленин, Соч., XXII, стр. 3). К вечеру войска ВРК осадили Зимний дворец, в котором находилось Временное правительство, поддержанное юнкерами и женским батальоном. После перестрелки, подкрепленной, выстрелами с крейсера «Аврора», правительство сдалось; но Керенский уже с утра уехал на автомобиле в поисках надежных воинских частей. Между тем, к вечеру того же дня собрался II Всероссийский съезд советов, созванный соглашательским ВЦИК по единодушному требованию советов. Больше половины делегатов на этом съезде принадлежало большевикам и больше четверти левым социалистам-революционерам, поддерживавшим большевиков. Меньшевики и эсеры демонстративно покинули съезд и ушли в городскую думу, где вместе с другими мелкобуржуазными организациями образовали «Комитет спасения родины и революции», ставивший своей задачей борьбу с большевиками и пролетарской диктатурой. Съезд советов принял предложенные большевиками декреты о мире и земле и выбрал Совет народных комиссаров, председателем которого стал Ленин и в котором, в качестве председателя по делам национальностей, выдающуюся роль играл Сталин, один из главных организаторов и руководителей Великой Октябрьской пролетарской революции.
8/ХІ нового стиля и в Москве власть перешла к Военно-революционному комитету. Это же происходило и в огромном большинстве местных советов. Одновременно началось контрреволюционное восстание против советов на Дону, где во главе российской Вандеи стал генерал Каледин. Не теряли надежды сторонники Временного правительства также в Петрограде и Москве. 9/ХІ нового стиля произошло в Петрограде вооруженное контрреволюционное восстание юнкеров, но оно было быстро подавлено, а на следующий день начались бои с войсками Керенского, приведенными им с фронта, под Петроградом на участке Красное Село-Гатчина. В то время, когда Керенский и генерал Краснов, которых с нетерпением ожидал «Комитет спасения родины и революции», подходили со своими казаками к революционной столице, петербургский пролетариат проявил исключительный революционный энтузиазм и готовность во что бы то ни стало защитить Петроград и советскую власть от войск контрреволюции.
Спустя четыре дня попытка вооруженного сопротивления Керенского была подавлена. Советские войска заняли Гатчину, генерал Краснов был арестован, а Керенскому снова удалось бежать. В Москве в течение нескольких дней происходило восстание юнкеров и офицеров, под командой полковника Рябцева и при поддержке городского головы социалистов-революционеров Руднева, против революционных рабочих и солдат, вставших на защиту советской власти. 15/ХІ нового стиля закончились уличные бои и в Москве, и вооруженное восстание московских белогвардейцев было подавлено. В огромном большинстве страны утвердилась пролетарская диктатура и советская власть. Столетняя борьба против царизма завершилась победой самого революционного класса — пролетариата, при поддержке крестьян и солдат, не только над остатками царской монархии, но и над помещиками и капиталистами. На одной шестой части суши начиналась непосредственная борьба за социализм (См. РСФСР, стб. 273 сл.).
Как могло случиться, что в империи русских царей, этих вековых «жандармов Европы», произошла первая и притом победоносная пролетарская революция, успевшая затем в течение менее чем двух десятилетий, в окружении враждебных капиталистических стран, построить социалистическое общество, в котором нет уже больше антагонистических классов? На этот вопрос дал классический ответ Сталин в своей работе «Об основах ленинизма».
«Начать с того, что царская Россия была очагом всякого рода гнета — и капиталистического, и колониального, и военного, — взятого в его наиболее бесчеловечной и варварской форме. Кому неизвестно, что в России всесилие капитала сливалось с деспотизмом царизма, агрессивность русского национализма — с палачеством царизма в отношении нерусских народов, эксплуатация целых районов — Турции, Персии, Китая — с захватом этих районов царизмом, с войной за захват? Ленин был прав, говоря, что царизм есть «военно-феодальный империализм». Царизм был средоточием наиболее отрицательных сторон империализма, возведенных в квадрат.
Далее. Царская Россия была величайшим резервом западного империализма не только в том смысле, что она давала свободный доступ заграничному капиталу, державшему в руках такие решающие отрасли народного хозяйства России, как топливо и металлургия, но и в том смысле, что она могла поставить в пользу западных империалистов миллионы солдат. Вспомните 12-миллионную русскую армию, проливавшую кровь на империалистских фронтах для обеспечения бешеных прибылей англо-французских капиталистов.
Дальше. Царизм был не только сторожевым псом империализма на востоке Европы, но он был еще агентурой западного империализма для выколачивания с населения сотен миллионов процентов на займы, отпускавшиеся ему в Париже и Лондоне, в Берлине и Брюсселе.
Наконец, царизм был вернейшим союзником западного империализма по дележу Турции, Персии, Китая и т. д. Кому неизвестно, что империалистская война велась царизмом в союзе с империалистами Антанты, что Россия являлась существенным элементом этой войны?
Вот почему интересы царизма и западного империализма сплетались между собой и сливались, в конце концов, в единый клубок интересов империализма. Мог ли западный империализм помириться с потерей такой мощной опоры на Востоке и такого богатого резервуара сил и средств, как старая, царская, буржуазная Россия, не испытав всех своих сил для того, чтобы повести смертельную борьбу с революцией в России на предмет отстаивания и сохранения царизма? Конечно, не мог!
Но из этого следует, что кто хотел бить по царизму, тот неизбежно замахивался на империализм, кто восставал против царизма, тот должен был восстать и против империализма, ибо кто свергал царизм, тот должен был свергнуть и империализм, если он, в самом деле, думал не только разбить царизм, но и добить его без остатка. Революция против царизма сближалась, таким образом, и должна была перерасти в революцию против империализма, в революцию пролетарскую.
Между тем, в России поднималась величайшая народная революция, во главе которой стоял революционнейший в мире пролетариат, имевший в своем распоряжении такого серьезного союзника, как революционное крестьянство России. Нужно ли доказывать, что такая революция не могла остановиться на полдороге, что она в случае успеха должна была пойти дальше, подняв знамя восстания против империализма?
Вот почему Россия должна была стать узловым пунктом противоречий империализма не только в том смысле, что противоречия эти легче всего вскрывались именно в России в виду особо безобразного и особо нестерпимого их характера, и не только потому, что Россия была важнейшей опорой западного империализма, соединяющей финансовый капитал Запада с колониями Востока, но и потому, что только в России существовала реальная сила, могущая разрешить противоречия империализма революционным путем.
Но из этого следует, что революция в России не могла не стать пролетарской, что она не могла не принять в первые же дни своего развития международный характер, что она не могла, таким образом, не потрясти самые основы мирового империализма». (Сталин, «Вопросы ленинизма», изд. 10, стр. 4-6, или повторное издание настоящего Энциклопедического Словаря, XXVII, 32/34).
Эту роль России в грядущей социалистической революции отчасти предвидели уже Маркс и Энгельс в последние годы жизни Маркса, когда революционное движение в России стало серьезным фактором. В предисловии к русскому изданию «Манифеста коммунистической партии» в 1882 году Маркс высказывал предположение, что революция в России послужит началом общеевропейской пролетарской революции. Несколько позже Энгельс говорил русскому революционеру Герману Лопатину: «Все зависит теперь от того, что будет сделано в ближайшем будущем в Петербурге, на который устремлены ныне глаза всех мыслящих, дальновидных и проницательных людей целой Европы. Россия — это Франция нынешнего века. Ей законно и правомерно принадлежит революционная инициатива нового социального переустройства... Гибель царизма, уничтожив последний оплот монархизма в Европе... вызовет во всех странах могучий толчок в сторону внутреннего переустройства» («Летописи марксизма», № 7-8, стр. 55). Бурное развитии капитализма в России и вызванный им рост пролетариата и рабочего движения поставил на очередь вопрос именно о пролетарской революции в России. Уже в 1894 году Ленин писал: « …Русский рабочий, поднявшись во главе всех демократических элементов, свалит абсолютизм и поведет русский пролетариат (рядом с пролетариатом всех стран) прямой дорогой открытой политической борьбы к победоносной коммунистической революции» (Соч., т. I, стр. 200, курсив Ленина).
Задачу перерастания буржуазно-демократической революции в России в революцию социалистическую Ленин поставил перед пролетариатом уже перед революцией 1905 года. Позднее он эту задачу формулировал в следующих классически четких выражениях: «Пролетариат борется и будет беззаветно бороться за завоевание власти, за республику, за конфискацию земель... за участие «непролетарских народных масс» в освобождении буржуазной России от военно-феодального «империализма» (царизма). И этим освобождением буржуазной России от царизма, от земельной власти помещиков пролетариат воспользуется немедленно не для помощи зажиточным крестьянам в их борьбе с сельским рабочим, а для совершения социалистической революции в союзе с пролетариями Европы» (Ленин, «О двух линиях революции», Соч., т. XVIII, стр. 318),
Что касается причин, вызвавших победу Великой Октябрьской пролетарской революции, то они исчерпывающе сформулированы в статье товарища Сталина «Октябрьская революция и тактика русских коммунистов».
«Три обстоятельства внешнего порядка определили ту сравнительную легкость, с какой удалось пролетарской революции в России разбить цепи империализма и свергнуть, таким образом, власть буржуазии.
Во-первых, то обстоятельство, что Октябрьская революция началась в период отчаянной борьбы двух основных империалистических групп, англо-французской и австро-германской, когда эти группы, будучи заняты смертельной борьбой между собой, не имели ни времени, ни средств уделить серьезное внимание борьбе с Октябрьской революцией. Это обстоятельство имело громадное значение для Октябрьской революции, ибо оно дало ей возможность использовать жестокие столкновения внутри империализма для укрепления и организации своих сил.
Во-вторых, то обстоятельство, что Октябрьская революция началась в ходе империалистической войны, когда измученные войной и жаждавшие мира трудящиеся массы самой логикой вещей были подведены к пролетарской революции, как единственному выходу из войны. Это обстоятельство имело серьезнейшее значение для Октябрьской революции, ибо оно дало ей в руки мощное орудие мира, облегчило ей возможность соединения советского переворота с окончанием ненавистной войны и создало ей, ввиду этого, массовое сочувствие как на Западе, среди рабочих, так и на Востоке, среди угнетенных народов.
В-третьих, наличие мощного движения в Европе и факт назревания революционного кризиса на Западе и Востоке, созданного продолжительной империалистической войной. Это обстоятельство имело для революции в России неоценимое значение, ибо оно обеспечило ей верных союзников вне России в ее борьбе с мировым империализмом.
Но, кроме обстоятельств внешнего порядка, Октябрьская революция имела еще целый ряд внутренних благоприятных условий, облегчивших ей победу.
Главными из этих условий нужно считать следующие.
Во-первых, Октябрьская революция имела за собой активнейшую поддержку громадного большинства рабочего класса России.
Во-вторых, она имела несомненную поддержку крестьянской бедноты и большинства солдат, жаждавших мира и земли. .
В-третьих, она имела во главе, в качестве руководящей силы, такую испытанную партию, как партия большевиков, сильную не только своим опытом и годами выработанной дисциплиной, но и огромными связями с трудящимися массами.
В-четвертых, Октябрьская революция имела перед собой, таких сравнительно легко преодолимых врагов, как более или менее слабую русскую буржуазию, окончательно деморализованный крестьянскими «бунтами» класс помещиков и совершенно обанкротившиеся в ходе войны соглашательские партии (партии меньшевиков и эсеров).
В-пятых, она имела в своем распоряжении огромные пространства молодого государства, где она могла свободно маневрировать, отступать, когда этого требовала обстановка, передохнуть, собраться с силами и проч.
В-шестых, Октябрьская революция могла рассчитывать в своей борьбе с контрреволюцией на наличие достаточного количества продовольственных, топливных и сырьевых ресурсов внутри страны.
Сочетание этих внешних и внутренних обстоятельств создало ту своеобразную обстановку, которая определила сравнительную легкость победы Октябрьской революции» (И. Сталин, «Вопросы ленинизма», 10 изд., стр. 75-76).
Б. Горев.
| Номер тома | 36 (часть 6) |
| Номер (-а) страницы | 144 |