Русская литература IV. Русская литература конца XIX — начала XX веков (с 90-х годов до 1917 года)

Русская литература  IV. Русская литература конца XIX — начала XX веков (с 90-х годов до 1917 года). Эпоха империализма и подготовки пролетарской революции в России кладет предел классическому периоду критического реализма в русской литературе. Два основных процесса характеризуют литературное развитие этой эпохи. С одной стороны, это — кризис в литературе, не связанной с революционно-пролетарским движением, деградация великих традиций реализма XIX века и даже прямой отказ от классического наследства и появление антиреалистических течений. С другой стороны, в эту же эпоху зарождалось искусство социалистического реализма. Основоположником и классиком его явился А. М. Горький.

Ряд процессов в русской литературе этого времени был аналогичен тем, которые происходили в западной литературе конца XIX века под влиянием общих условий эпохи перехода к империалистическому капитализму, поворота от демократизма к общей идеологической и политической реакции. В России, как и на Западе, высокий критический реализм XIX века снижается, получает уклон в сторону натурализма. Такие течения русской литературы, как декадентский импрессионизм, символизм, акмеизм, футуризм и др., имели свои прототипы в западной литературе. Но в то же время литературное развитие в России отличалось существенным своеобразием, которое определялось особенностями социально-исторических условий. В России «новейше-капиталистический империализм» был «оплетен ...особенно густой сетью отношений докапиталистических» (Ленин, «Соч.», т. XIX, стр. 136), и рабочий класс выступал на авансцену истории как крупнейшая политическая сила в то время, когда задачи буржуазно-демократической революции все еще не были разрешены. В этой обстановке русская буржуазия поворачивалась против революции и смыкалась с самодержавием, а пролетариат становился гегемоном революции. Эта авангардная роль русского пролетариата сказалась и в том, что именно Россия стала родиной нового искусства — социалистического реализма, в то время как рабочая литература на Западе несла на себе печать реформизма и впадала в русло мелкобуржуазного натурализма. Создание социалистического реализма было важнейшим отличием русской литературы XX века от западной, но отличием не единственным. Условия революционной ситуации определили не только облик литературы русского пролетариата, но и своеобразные черты литературы других направлений. Так, демократическая литература критического реализма в период первого революционного подъема испытала значительное и плодотворное воздействие идеологии пролетариата и его освободительной борьбы. Даже среди писателей декадентско-символистского направления в атмосфере революции возникло (неизвестное западным символистам) идейное брожение, общественные искания, которые к 1917 году привели лучших представителей этой литературы (как Блок, Брюсов) в лагерь революции. Русский футуризм также заключал в себе элементы оппозиционные в отношении существовавшего социального порядка.

В развитии русской литературы данной эпохи могут быть установлены три периода. Первый — с начала 90-х годов по 1901 год, когда русский капитализм вступает в империалистическую фазу развития, а русский пролетариат переходит к организованной классовой борьбе. Второй — с 1901 по 1912 годы, когда литературное развитие определяется движением первой революционной волны — нарастанием, развертыванием и поражением революции 1905-07 годов. Третий — с 1912 по 1917 годы — характеризуется, с одной стороны, развитием «самоновейшего» капитализма в России и общеевропейской предвоенной активизацией империалистической буржуазии, с другой стороны — новым подъемом революционной борьбы, которая победоносно завершилась Великой Октябрьской социалистической революцией. Узловая проблема, которая была поставлена действительностью данной эпохи перед русской литературой, это проблема нарастающей революции. Развитие различных литературных направлений определялось в эту эпоху, прежде всего, тем или иным отношением писателей к революции, к социалистическим и буржуазно-демократическим тенденциям революционного движения.

Литература критического реализма в 90-х и 900-х годах была представлена В. В. Вересаевым (родился в 1867 г.; см.), А. И. Куприным (1870-1938; см.), И. А. Буниным (родился в 1870 г.; см.), занимавшим особое положение, Е. Н. Чириковым (1864-1932; см.), Н. И. Тимковским (1863-1922; см. XI, 711/12), Н. Д. Телешовым (родился в 1867 г.; см.), Н. Г. Гариным (Михайловским, 1852-1906; см.), С. Я. Елпатьевским (1854-1933; см.), В. Г. Таном (1865-1936; см.), С. Н. Гусевым-Оренбургским (родился в 1867; см.); с конца 90-х — первой половины 900-х годов к этому течению примкнули Скиталец (С. Г. Петров; родился в 1868 г.; см. XI, 701), С. С. Юшкевич (1868-1927; см.), Л. Н. Андреев (1871-1919; см. III, 97/100, и XI, 611/12), И. С. Шмелев (родился в 1875 г.; см.), В. В. Муйжель (1880-1924; см. XI, 670/71), И. Д. Сургучев (родился в 1881 г.; см. XI, 709), Д. Я. Айзман (1869-1922; см. XI, 610), А. А. Кипен (родился в 1870 г.; см. XI, 646) и др. Общими моментами в творчестве этой группы писателей были: реалистическая направленность, критическое отношение к существовавшему социальному строю, гуманистическая прогрессивно-демократическая настроенность, в той или иной мере сочувствие освободительному движению. Одни из этих писателей занимали радикальные позиции, тяготели к революции, к пролетариату (Вересаев, Юшкевич, Кипен и др.), к революционному крестьянству (Скиталец), общественные идеалы других отличались большей расплывчатостью, неустойчивостью, уклоном в либерализм (Чириков, Тимковский, Муйжель и др.). Отдельные писатели этого направления в лучших своих произведениях приближались к реализму, но, в общем, для русского критического реализма конца XIX — начала XX веков (как уже раньше для западного) характерны тенденции натуралистического порядка. В 90-е годы одна из существенных тем писателей этого направления — критика застойной русской провинции, обличение обывательщины, засасывающей интеллигенцию в свое болото. Другая важная тема — закат старых общественных классов. В разработке этой темы сказывалась подчас идеализация патриархальных отношений (особенно у Бунина, элегика угасающей усадьбы). Некоторые писатели этой группы рисовали нищую, темную деревню, разлагаемую капитализмом и дичающую (особенно Бунин). Выступая против феодально-крепостнических пережитков, эти писатели поднимали свой голос в защиту национальных меньшинств, подвергали критике устои старого режима — бюрократию, царское офицерство (Куприн), церковь (Гусев-Оренбургский), казенную школу.

Рабочий класс и противоречия между ним и буржуазией оставались на втором плане в творчестве демократических писателей. Наиболее резким антикапиталистическим выступлением явилась повесть Куприна «Молох», в которой автор гневно нарисовал жуткий образ капиталиста Квашнина и показал вспышку протеста рабочих. У демократических писателей звучал гуманистический протест против условий жизни в буржуазном обществе. Но их гуманизм имел отвлеченный, пассивный характер; они взывали к справедливости, состраданию, слишком веря в силу морального воздействия. Эта литература «выбрала своим героем «не героя»…» (Горький), а «маленького человека», придавленного жизнью. Однако уже с 90-х годов некоторые демократические писатели обращались к мотивам социальной борьбы, образам революционеров. Наиболее прогрессивное значение имели здесь произведения В. В. Вересаева, который изобразил судьбы радикально-демократической и революционной интеллигенции, ее стремления к сближению с пролетариатом, ее путь от народничества к марксизму. Однако демократические писатели не смогли утвердить образ положительного героя-революционера, в центре их внимания оказывались, главным образом, моменты идейного кризиса, отхода от освободительного движения, омещанивание бывших революционеров. В период подъема революционного движения у демократических писателей (которые с 900-х гг. объединились вокруг издательства «Знание», возглавленного А. М. Горьким) усиливается оппозиция самодержавию («На войне» Вересаева, «Поединок» Куприна и др.), углубляется и заостряется критика буржуазного общества, капиталистического строя. Революция 1905-1907 годов не могла не отразиться в творчестве демократических писателей. Они зарисовывают картины развертывающегося революционного движения — забастовок, митингов, демонстраций, баррикадных боев, полицейских репрессий; они показывают пробуждение «маленького человека» под влиянием нарастающего революционного движения, крушение конституционных иллюзий, сочувствие революции, проникающее в массы рядового трудящегося люда. С особым вниманием демократические писатели отнеслись к революционному выступлению деревни 1905-07 годов; они зарисовывали эпизоды аграрных волнений, с возмущением показывали угнетение крестьянства помещиками, кулаками, представителями власти, признавали законность крестьянского протеста. Наиболее сочувственную крестьянству и близкую крестьянской демократии позицию занимал Скиталец. У иных же (Муйжель, Чириков) чувствовался страх перед разрушительной силой стихийного крестьянского восстания. В общем, писатели критико-реалистического направления оставались выразителями демократических чаяний, буржуазно-демократических тенденций революции 1905-07 годов, они не раскрывали социалистических устремлений пролетариата. Расправа самодержавия с революцией вызвала у этих писателей волну гуманистического протеста против царских палачей, контрреволюционного террора, разгула черной сотни, еврейских погромов.

В литературе критического реализма XX века выделялась группа писателей крестьян, бытописателей деревни — С. П. Подъячев (1866-1934; см. XI, 697), И. Е. Вольнов (1885-1931) и др. Чуждые народнической идеализации, они с беспощадной правдой нарисовали «угрюмые и страшные картины» «темной, грязной, покорной, битой мужичьей жизни». Они вскрывали то новое зло, которое нес с собой в деревню капитализм, — разорение, голодную смерть, одичание; они говорили о наступлении кулака на бедноту, о полном бесправии русского крестьянина, о грабительской помещичьей эксплуатации, об угнетении со стороны полицейского государства. Эти писатели становились рупором стихийного крестьянского протеста, выразителями умонастроений стихийной крестьянской демократии. В то же время они умели увидеть в деревне ростки новой жизни, вызванные на свет революцией 1905-1907 годов, — рост сознательности, человеческого достоинства, тягу к культуре, нарождение новой женщины и т. д. («Повесть о днях моей жизни» Вольнова, ряд рассказов Подъячева).

Однако для них все же характерна недооценка революционизирующего воздействия на деревню городского пролетариата, неясность революционного сознания, неуверенность в торжестве революции.

Декадентское течение в русской литературе возникло с конца 80-х — начала 90-х годов. Первые декаденты — Н. М. Минский (родился в 1855 г.; см.), Д. С. Мережковский (родился в 1866 г.; см.), К. М. Фофанов (1862-1911; см.) — начали свою деятельность в кругу эпигонско-народнической поэзии 80-х годов. Переход к декадентству был у них связан с окончательным отрывом от освободительного движения; порывая с традициями «гражданской поэзии», они выступили под знаком аполитичного «чистого» искусства. Теоретическому обоснованию этого течения служили критические статьи и книги редактора «Северного вестника» А. Волынского (1863-1926; см. XLIV, 133), Минского, Мережковского («О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы», 1893; статья о Пушкине и др.). Критики-декаденты производили ревизию классического наследства русской литературы, выступали против реализма в искусстве и материалистических тенденций в эстетике и философии (в особенности против Белинского, Чернышевского, Добролюбова) и приветствовали обнаружившийся в западной и русской литературе конца века поворот к воинствующему идеализму, эстетству, индивидуализму и мистицизму. К первым декадентам в 90-х годах присоединились: К. Д. Бальмонт, (родился в 1867 г.; см. IV, 571, и XI, 616/17), В. Я. Брюсов (1873-1924; см. VII, 11/13, и XI, 620), Ф. Сологуб (1863-1927; см.), М. А. Лохвицкая (1869-1905; см.), 3. Н. Гиппиус (родилась в 1867 г.; см. XI, 665), А. М. Добролюбов (родился в 1876 г.) и др. Критика обратила особое внимание на декадентство после выхода трех сборников «Русские символисты» (1894-95), изданных Брюсовым и состоявших, главным образом, из его стихов; участники сборников стремились ввести в русскую литературу мотивы и формы, навеянные западными символистами. Характернейшая черта декадентства — это «разобществление личности» (выражение Горького). Отказываясь от социально-освободительных задач искусства, декаденты выдвигали культ наслаждения, принцип аморального эстетизма. Утверждая разрыв личности с обществом, они возводили в принцип антиобщественный, антигуманистический индивидуализм; их героем становился ницшеанский «сверхчеловек», аристократическая «избранная» личность, презирающая массу и доходящая в своем эгоцентризме до самообожествления. Другая существеннейшая сторона декадентства — крайняя депрессия, тоска существования, ощущение бессилия, томительного одиночества, безверие, скепсис, предельный пессимизм в духе Шопенгауэра. Для декадентов характерно чувство теснейшей связи со старым миром, ощущение своей обреченности, враждебность поступательному движению истории. Отсюда — их «бегство от мира, отречение от действительности» (Горький).

Декадентство представляло собой индивидуалистическую, реакционно-идеалистическую романтику конца старого мира, совершенно противоположную горьковской революционной романтике рождения нового мира. От устрашающей их действительности декаденты искали спасения в сфере фантазии, снов и сказок, в иллюзиях «утешающей лжи», с которой боролся Горький; действительности, «грубой и бедной», они противополагали «сладостную легенду» искусства (Сологуб). Характерны для декадентской литературы поэтизация гибели, умирания, осенне-сумеречные образы увядания, заката, ночи. Отвращение к настоящему вызывало романтизацию докапиталистического прошлого как некоего «утраченного рая», элегические эпитафии уходящей дворянской культуре. Установки декадентов нашли себе полное и последовательное выражение в стиле упадочного импрессионизма. В 90-х и 900-х годах этот стиль складывался в поэзии К. Фофанова, М. Лохвицкой, К. Бальмонта, А. Добролюбова, раннего В. Брюсова, И. Ф. Анненского (1856-1909; см. XI, 613); в 900-х годах выступили импрессионисты-прозаики — Б. К. Зайцев (родился в 1881 г.; см.), А. М. Ремизов (родился в 1887 г.; см.), О. Дымов (родился в 1878 г.; см. XI, 639), ранний С. Н. Сергеев-Ценский (родился в 1876 г.; см.) и др.

Черты декадентского импрессионизма в русской литературе конца XIX — начала XX века: крайне заостренный субъективизм и психологизм в передаче действительности, изображение ее как содержания сознания субъекта, эстетское смакование ощущений, придание форме самодовлеющего значения (любование декоративно-красочными образами, «музыкой» стиха). В импрессионистских произведениях мало мысли, они дают, главным образом, подернутые туманной дымкой, зыблющиеся картины, переливы и оттенки смутных эмоций, фиксацию мгновенных и случайных состояний душевной жизни и внешнего мира. Ведущую роль в импрессионистской литературе играла лирика, которая накладывала печать и на повествовательные жанры (лирическая новелла) и на драматургию (пьесы настроения). Образцы субъективистской импрессионистской критики дают статьи Бальмонта, Анненского; эстетика импрессионизма обосновывалась и Брюсовым («О искусстве», 1899, и др.). Творчество русских писателей этого направления тесно примыкало к традициям западного импрессионизма (Верлен, Малларме, Роденбах, Метерлинк, Уайльд, Шницлер и др.). Декадентский импрессионизм был ярким выражением распада буржуазного сознания, разложения буржуазной культуры в империалистическую эпоху; в значительной мере он оставался подпочвой и последующих течений упадочного искусства (символизма, акмеизма, футуризма).

В 1900-е годы нарастание революционного движения вызвало определенные сдвиги и в литературе декадентско-символистского направления; складывается литературный стиль, который может быть назван символизмом в собственном смысле слова. Ведущую роль теперь играют так называемые «младшие» символисты: А. А. Блок (1880-1921; см. VI, 60, и XI, 619), А. Белый (1880-1934; см. VII, 373, и XI, 623), Вяч. Иванов (родился в 1866 г., см. XI, 644), С. М. Соловьев (см. XI, 705) и др.; изменяется направленность творчества и у некоторых «старших» символистов (Мережковского, Брюсова и др.). Органами символистов в 900-е годы являлись журналы «Мир искусства» (1899-1904), «Новый путь» (1903-04), «Весы» (1904-09), «Золотое руно» (1906-09), издательство «Скорпион» и др. Символисты искали выхода из тупика декадентства, выступали против эстетства и формализма, обращались к социальной проблематике, стремились осмыслить историю (в частности, русскую) и современность, пытались преодолеть декадентский импрессионизм с его индивидуализмом и пессимизмом. Но все их искания развивались по линии сугубо идеалистической романтики. В своеобразных формах они продолжали линию славянофильской оппозиции растущему капитализму и феодально-бюрократическому режиму. Отрицание самодержавно-абсолютистского государства связывалось с неприятием «петербургского» периода русской истории и реформ Петра I (романы Белого «Петербург», Мережковского «Петр и Алексей» и др.). Оппозиция капитализму и буржуазно-городской цивилизации сочеталась с враждебностью к Западу, идеализацией усадебно-дворянской культуры и романтизацией средневековья. Утопические мечты о чудесном избавлении от капитализма, о водворении «теократии», предчувствие надвигающихся грандиозных социальных сдвигов, катастрофических событий в жизни человечества выливались у символистов в формы эсхатологических чаяний, представлений о «конце истории», о чудесном преображении мира, общества, человека. На мистико-романтическую философию истории символистов, на их философско-идеалистическую поэзию оказал очень большое влияние философ и поэт Владимир Соловьев (см.). В духе романтико-идеалистической критики капитализма символисты восставали против рационализма, научного миропонимания, технического прогресса и т. д., выдвигая как свое знамя мистический иррационализм, интуитивизм, примат «духа», религиозно-идеалистическое миропонимание. По-своему тяготея к революции, символисты окружали ее, однако, мистическим ореолом и на место идеи социально-политической революции выдвигали лозунг «революции духа». Под влиянием революции 1905-07 годов они пересматривают свое отношение к дворянской культуре, мечтают о сближении с народом, начинают видеть в крестьянстве стихийную революционную силу, призванную сокрушить капитализм и положить начало новой культуре (Белый — роман «Серебряный голубь», сборник стихов «Пепел»; Блок — цикл стихов «Родина», пьеса «Песня судьбы», статьи и др.). Неонародничество символистов получало мистическую окраску, ориентировалось на деревенскую отсталость, на религиозные пережитки, на сектантство, питалось иллюзорно-утопическими представлениями о социально-историческом процессе. Таким образом, объективно символизм не смог выйти из русла упадочно-буржуазного искусства.

Для стиля этого течения характерен метафизический дуализм явлений и сущностей; основой художественного метода становится символизация, связывающая эти два плана и получающая объективно-идеалистическую направленность; каждое явление реальной действительности фигурирует как символ, знак какой-нибудь идеи, становится эмблемой какой-нибудь метафизической сущности; искусство — средство интуитивно познавать и «воссоздавать «миры иные»« (Блок). Стилистическая основа поэзии символистов — развернутая метафора, перераставшая в устойчивый символ; динамика символов должна была (по замыслу символистов) образовывать миф. Символисты стремились возродить мифотворчество, видя в этом приближение к народности, к «соборному» искусству.

Символистское течение в русской литературе было весьма сложным и противоречивым. Его декадентская подпочва особенно наглядно обнажалась в творчестве Ф. Сологуба, который от гротескно-сатирического изображения затхлой провинции (в романе «Мелкий бес», еще сохранявшем реалистические установки) пришел к последовательно-символическому методу (роман «Творимая легенда», пьесы, лирика), оставаясь на позициях крайнего пессимизма, безверия, психологии «конца». У Мережковского, Вяч. Иванова и других псевдореволюционные лозунги («религиозной революции» и пр.) имели характер социальной демагогии и своеобразного приспособления буржуазного либерализма к условиям революционной эпохи. Наоборот, у Блока, Брюсова, Белого идеалистическая романтика оказывалась мистифицированной формой искренних и глубоко-драматических исканий путей к народу, к революции.

А. А. Блок, начав свой путь с мистико-философской лирики в духе Вл. Соловьева («Стихи о Прекрасной Даме»), прошел через полосу разочарования в былых чаяниях («Балаганчик»), через настроения опустошенности, «загула души», отчаяния в обстановке ненавистного «страшного мира» упадочной буржуазной культуры. Но в те же годы романтизм Блока начинает впитывать в себя реалистические элементы (циклы «Вольные мысли», «Итальянские стихи», поэма «Возмездие» и т. д.). Блок зарисовывает быт демократических слоев, утверждает высокую ценность труда («Соловьиный сад» и др.), обращается к «гражданской» обличительной поэзии (цикл «Ямбы»). Он выступает как темпераментный публицист, призывает интеллигенцию порвать с буржуазно-дворянской культурой и искать сближения с народом и революцией (цикл статей «Россия и интеллигенция»). Поэзия Блока полна раздумий о судьбах родины, народа, наполнена предвидениями второй революции («Родина» и др.).

Значительным своеобразием отличался также сложный и противоречивый творческий путь В. Я. Брюсова. С 900-х годов Брюсов стремится связать свое творчество с классическим наследием мировой культуры, он обращается к античности, древнему Востоку, к образам и событиям былых веков, к мифологии (лирика, исторические романы «Огненный ангел», «Алтарь Победы» и др.). Он ищет в истории героическое, сильные характеры, большие страсти, грандиозные события, образцы великого искусства; в то же время он стремится на опыте прошлого осознать закономерности исторических судеб человечества. При этом Брюсов отнюдь не отворачивается от современности, откликается на политическую злобу дня, отражает процесс «европеизации» России, рост городов, технический прогресс, становится поэтом-урбанистом. Он славит достижения науки, завоевание мира человеком, верит в торжество человеческого разума, творческого труда. Но от взгляда Брюсова не ускользают и социальные противоречия современного общества, чудовищная эксплуатация, на которой зиждется буржуазная культура. Творчество Брюсова полно напряженных предчувствий и предвидений революции. В романах, рассказах, в драме «Земля», в лирике Брюсов разрабатывает тему смены культур, грандиозных социальных катастроф. Ощущая свою тесную связь со старым миром, поэт, тем не менее, призывал революцию, утверждал ее. Органическим развитием творчества Брюсова был подготовлен его разрыв с буржуазным миром и переход на сторону пролетариата и революции после 1917 года. Брюсову была чужда мистико-идеалистическая романтика других символистов, его мировоззрению свойственны материалистические тенденции, тяготение к «земле», к ясным, пластическим образам, к рациональному построению. Развитие стиля Брюсова в 900-е годы шло от импрессионизма к «неоклассике». В статьях 910-х годов Брюсов близится к реалистической эстетике.

Теоретические обоснования эстетики и художественного метода символизма развиты А. Белым (сборник статей «Символизм», «Арабески») и Вяч. Ивановым (сборник статей «По звездам», «Борозды и межи»).

Империалистическая эпоха, обозначившая кризис в литературе, связанной со старым миром, в то же время была периодом рождения пролетарской литературы, социалистического реализма. Гениальным его основоположником был Максим Горький (псевдоним Алексея Максимовича Пешкова, 1868-1936). «Горький, — по словам Ленина,— безусловно, крупнейший представитель пролетарского искусства», который «крепко «связал себя своими великими художественными произведениями с рабочим движением России и всего мира...» («Соч.», т. XIV, стр. 298 и 211). В первом периоде литературной деятельности Горького (начавшейся с 1892 г.; см. XI, 632) ведущим моментом был «романтизм коллективизма», отражавший «повышенное боевое настроение пролетариата» (выражения Горького), зарю революционного рабочего движения. Романтика Горького не вступала в противоречие с реализмом. Ранние рассказы Горького («Челкаш», «Коновалов» и др.) сочетали романтический элемент с заостренным критическим реализмом. И в последующем творчестве Горького такие шедевры реалистического искусства, как «Мать», овеяны дыханием романтики. В форме революционной романтики, тесно связанной с народным творчеством, выступило у Горького новое, утверждающее, героическое начало, которого не хватало критическому реализму XIX века; эта романтика выступала как одна из сторон создававшегося Горьким искусства социалистического реализма. Характерен для романтики молодого Горького цикл фантастически-легендарных рассказов и поэм 90-х годов — «Макар Чудра», «Старуха Изергиль», «Девушка и смерть», «Песня о Соколе» и др. К этому циклу примыкали позднейшие поэмы начала 900-х годов: призывавшая революционную бурю «Песня о Буревестнике» и поэма «Человек» — квинтэссенция горьковского гуманизма. В этих произведениях Горького действуют люди больших страстей, сильные, смелые, гордые, волевые, вольнолюбивые герои. Горький развенчивает «сильную личность», противопоставляющую себя коллективу, и славит подлинных героев, становящихся в авангарде коллектива («Старуха Изергиль», «Песня о Соколе»). В романтических рассказах и поэмах Горький создавал живописную и музыкальную художественную форму, пользовался патетической, декламационной речью, изобилующей метафорами, сравнениями, эпитетами, гиперболами, олицетворениями. Ярко красочные, возвышенные образы Горького воплощали его любовь к жизни, веру в человека и в светлое будущее. Другой цикл произведений Горького 90-х годов — рассказы-очерки о босяках: «Челкаш», «Коновалов», «Мальва» и др. Босяки привлекали внимание Горького как жертвы капиталистического порядка. Но босяки Горького это не «униженные и оскорбленные», ищущие сострадания, они горды, свободолюбивы, полны протеста, сохраняют человеческое достоинство и в унизительных условиях. Горький показывает и их оборотную сторону: они отравлены ядами буржуазного общества (индивидуализм, нетрудовая психология, скепсис и т. д.), неспособны к социальной борьбе. «Босяцкая» тематика нашла у Горького блестящее завершение в пьесе «На дне».

Вместе с развертыванием революционного рабочего движения обогащалось и крепло в творчестве Горького искусство социалистического реализма. С конца 90-х — начала 900-х годов Горький начал создавать монументальные реалистические полотна; повести-жизнеописания, пьесы — социальные драмы. С необычайной глубиной и многосторонностью Горький показал русский капитализм на различных этапах развития — от первоначального накопления до новейших, европеизированных форм промышленного капитала (повести «Фома Гордеев», «Трое», пьесы «Варвары», «Враги», «Васса Железнова», «Зыковы», рассказы «Три дня», «Хозяин» и др.). Горький беспощадно срывал маски с европеизированной, либеральной буржуазии, склонной к «приличным», «законным» и самоновейшим методам эксплуатации. Горький показал цинически-узкую классовость стремлений русской буржуазии, трусливость ее либерализма, контрреволюционность ее по существу; с исключительной проницательностью он раскрывал обреченность, загнивание на корню стремительно растущего русского капитализма, процесс внутреннего разложения буржуазного класса, распад его идейных устоев (тема, разработанная уже в «Фоме Гордееве», «Матвее Кожемякине»).

Борьба Горького со «звериной системой капитализма» (Молотов) была направлена против всего собственнического мира; целый ряд произведений Горького был посвящен обличению мелкособственнической провинциальной России: «Городок Окуров», «Жизнь Матвея Кожемякина», «Детство», «В людях», «Пожар» и др. Мещанское царство — это не только обывательское болото и патриархальная спячка, но и жестокий мир диких разрушительных страстей, волчьей борьбы; в то же время Горький показал общественное брожение, начинающееся даже в этом «темном царстве» под влиянием революционного движения. С обличением мещанства тесно связана у Горького задача борьбы за привлечение лучшей части интеллигенции на сторону рабочего класса (цикл пьес — «Мещане», «Дачники», «Дети солнца», «Чудаки»). Горький беспощадно обличает омещанившуюся интеллигенцию, тянущуюся к буржуазии, отрывающуюся от народа; он разоблачает либерально-радикальных фразерствующих интеллигентов, на деле колеблющихся, дряблых. В то же время в произведениях Горького выдвигаются положительные образы интеллигентов-революционеров.

К изображению своего положительного героя — пролетариата — Горький подходит уже в конце 90-х — начале 900-х годов, но развернутый показ жизни и борьбы рабочего класса содержится в произведениях Горького, написанных непосредственно после 1905 года («Враги» и «Мать»). Повесть «Мать» отразила пробуждение пролетариата, его переход к сознательной политической борьбе под руководством большевистской партии. «Мать» — это героическая эпопея пролетарской и общенародной борьбы с самодержавно-полицейским государством и с капитализмом. В то же время это гуманистическая эпопея созидания нового человека; судьбы Ниловны и других героев повести наглядно показывают, что путь пролетарской борьбы ведет одновременно к обновлению, духовному росту человека.

Горький создал огромную галерею представителей всех групп и классов русского общества. Раскрывая в личности ее классовые свойства, действие исторических сил, Горький чужд схематизму, не превращает персонажей в олицетворение социально-экономических категорий. Горький рисует сложный и полный противоречий драматический процесс формирования классового человека в капиталистическом обществе; он не исключает возможности перерождения человека, его отхода от своего класса. Герои Горького — до конца воплощенные, индивидуализированные типичные характеры. Горький — замечательный мастер яркого, живого, многостороннего портрета, характеристичной речи. Литература социалистического реализма, созданная Горьким, является народной в полном смысле слова. Проблемы эпохи Горький разрешал на основе передовой революционно-пролетарской мысли; он был выразителем народных освободительных чаяний, поэтом пролетарской, и народной революционной борьбы; свои произведения Горький писал так, что они стали доступны миллионным массам читателей. Еще до 1917 года его произведения переводились на множество языков и во всем мире будили самосознание трудящихся, воодушевляли их на борьбу с эксплуататорским строем.

В богатейшем наследии Горького имеют огромное значение также его критические работы, его эстетика, теория и история литературы. Горький неустанно боролся с декадентскими веяниями, с идеалистической эстетикой и защищал познавательную и воспитательную роль литературы, принципы высокого реализма, гуманистическое содержание искусства и его народность. Последовательно утверждая соединение реализма с романтикой, Горький выступал против индивидуалистического романтизма, отстаивал искусство, возбуждающее творческий энтузиазм коллектива и порыв к борьбе. Горький указывал на народное творчество как на «неиссякаемый источник ценностей духовных». Горький всегда неутомимо помогал росту писателей из народа, способствовал образованию кадров пролетарской литературы, в великом будущем которой он был твердо убежден; ее создание он мыслил, как и Ленин, на основе критического освоения всего культурно-художественного наследия прошлого, борясь с нигилистическим к нему отношением и с его вульгарно-социологической интерпретацией.

Уже в дооктябрьский период Горький выступал как публицист (начиная с фельетонов 1894-96 гг. в «Самарской газете» под псевдонимом Иегудиил Хламида). Особенно энергично он выступал на защиту революции 1905-07 годов, когда в своих фельетонах-памфлетах и сатирических очерках разоблачал лицемерную политику буржуазной демократии, мнимое благоденствие в странах «самоновейшего» капитализма, ничтожество и гнусность властителей Европы и Америки («В Америке», «Мои интервью», «Прекрасная Франция» и др.).

На путь социалистического реализма в дооктябрьский период становились А. Серафимович и пролетарские поэты круга большевистской «Правды». А. Серафимович (псевдоним Александра Серафимовича Попова, родился в 1863 г.; (см. XI, 699/700, и ХХХVІІІ, 313/14) начал свою деятельность в конце 80-х годов как представитель критического реализма, во многом продолжавший лучшие традиции демократической литературы 60-70-х годов. С суровой правдой, многосторонне отражал он жизнь и положение трудящихся, включая производственные процессы, экономические условия, обрисовывая в то же время бытовую обстановку и психологию своих героев. Очерковые рассказы Серафимовича остро проблемны, идейно насыщены, проникнуты глубоким сочувствием к трудящимся и ненавистью к угнетателям, в них раскрывается ужас капиталистической эксплуатации, уродование человека капиталистическим строем, могучая власть вещей и денег (например, замечательный рассказ «Пески»). Важнейшей вехой на пути Серафимовича была революция 1905 года. Ряд его очерков и рассказов посвящен боевым дням 1905 года, героической борьбе московского пролетариата, обличению зверской расправы самодержавия с революцией. В этих рассказах раскрывается перспектива грядущего торжества революции, несмотря на ее временное отступление; по-большевистски оценивая революцию 1905 года, Серафимович показал революционизирующее воздействие рабочих на крестьян, брожение в деревне, в армии («На Пресне», «Дома», «Как было», «Похоронный марш», «У обрыва»; «Среди ночи» и др.). В ряде рассказов Серафимович разоблачал либерально-радикальную буржуазную интеллигенцию, ее трусость, чуждость народу и революции («Мать», «В семье», «Обед» и др.), обличал мещанское «мышиное царство» («Вечеринка» и др.). Синтез дооктябрьского творчества Серафимовича — «Город в степи», роман о возникновении на окраине нового города, растущего «американскими» темпами. Отражение действительности в ее движении, классовая типичность характеров, широта социально-исторического охвата, показ рабочей массы, ее борьбы, эпопейный характер романа — все это приближает «Город в степи» к произведениям Горького, к искусству социалистического реализма.

В 90-е годы, вместе с ростом массового пролетарского движения и возникновением рабочей печати, зарождается и рабочая поэзия. Первоначальная рабочая поэзия легальной прессы (Ф. С. Шкулев [1868-1930]; Е. Е. Нечаев [1859-1925]; Ф. Гаврилов, М. Савин, А. Ноздрин и др.) шла в русле «суриковского» движения (см. XLI, ч. 5, 515/16), демократической самодеятельной литературы. Рабочая поэзия отражала тяжкую участь пролетариата и вообще трудящихся в условиях эксплуататорского строя. Это были скорбные и мрачные песни о горькой доле угнетенных, нищете, бесправии, о подневольном труде на ненавистной фабрике, в городе-тюрьме. Иногда в этой поэзии звучали ноты стихийного протеста, а общедемократические идеалы выливались в форму расплывчатых (подчас с налетом сентиментальности) мечтаний о «светлой доле», о торжестве правды и справедливости. Передовая пролетарская поэзия формировалась со второй половины 90-х годов в партийном подполье, на страницах нелегальной социал-демократической прессы (Л. П. Радин; в дальнейшем А. Я. Коц [родился в 1872 г.] и др.; изданные за границей сборники — «Песни борьбы», «Перед рассветом», стихи в нелегальных газетах, листовках и др.). Это была романтически окрашенная революционная поэзия. Основной ее жанр — революционная песня; важнейшим памятником ее остается русский текст «Интернационала», созданный Коцем. С революцией 1905 года стирается грань между поэзией подполья и легальной прессы. Творчество старших рабочих поэтов (Шкулева и др.) проникается пролетарским социалистическим содержанием; выступают новые кадры революционных поэтов — Е. М. Тарасов (родился в 1882 г.), А. М. Гмырев (1887-1911), А. Белозеров, И. Привалов и др. Сохраняя дух революционной романтики, пролетарская поэзия все более идет к реалистическому отражению действительности, к изображению совершающейся революционной борьбы. Смелое обличение социального строя, вера в победу составляют теперь главное содержание рабочей поэзии; характерными становятся мотивы мощи творческого труда, образы рабочего как героя-созидателя. В то же время поэты славят героев, жертв революционной борьбы, изображают сцены баррикадных боев, забастовок, демонстраций, митингов. Обращенная к текущим событиям (русско-японская война, расстрел 9 января, манифест 17 октября и т. д.), пролетарская поэзия приобретает характер политической лирики. Усиление критико-реалистических тенденций сказалось и в развитии жанра политической сатиры, направленной против политики самодержавия, капиталистов, церковников и т. д. Видное место в творчестве рабочих поэтов занимают темы производственной, профессиональной жизни. Не выдвинув отдельных больших художников, дооктябрьская пролетарская поэзия шла, однако, по пути к социалистическому реализму.

В годы реакции определился «поворот русского либерального «образованного общества» против революции, против демократии» (Ленин, «Соч.», т. XVI, стр. 364). Перспектива перерастания буржуазно-демократической революции в социалистическую испугала идеологов либерально-буржуазного и мелкобуржуазно-демократического лагеря. «Критика» марксизма стала модой» [«История ВКП(б). Краткий курс», 1940, стр. 97]. Знаменем времени явился сборник «Вехи» (С. Булгаков, Н. Бердяев, М. Гершензон и др.) — эта, по определению Ленина, «энциклопедия либерального ренегатства», где бывшие «легальные марксисты» отрекались от освободительного движения, звали «на выучку к капитализму» (П. Струве) и вели борьбу «с идейными основами всего миросозерцания русской (и международной) демократии» (см. Ленин, «Соч.», т. XIV, стр. 218).Большинство писателей прогрессивно-демократического направления отходят в эти годы от освободительного движения, от демократии. Страх перед революцией вел к реакционным настроениям (Бунин); иные доходили до прямых пасквилей на революционеров (Арцыбашев, Гиппиус); отход от революции уводил от острой социальной проблематики к «нейтральным» бытовым, интимно-психологическим темам, к анекдотизму (Куприн, Чириков, Юшкевич, Гусев-Оренбургский и др.). В литературе отражаются настроения отчаяния, отречение от идеалов (Юшкевич, Ремизов, Андреев, Арцыбашев). Проповедь пессимизма, квиетизма Сологуба, Андреева и других, по словам Горького, «современных учителей смерти, проповедников пассивного отношения к жизни», объективно способствовала разоружению революции.

Одним из «властителей дум» в эти годы стал Л. Н. Андреев, который первоначально выступал с рассказами в духе сентиментального гуманизма («Баргамот и Гараська» и др,), а в годы русско-японской войны и революции 1905-07 перешел к постановке обобщающих социальных и философских проблем. В творчестве Андреева получало сильное выражение «возмущение человека» (Горький) против бездушной и фальшивой буржуазной цивилизации. Но это возмущение носило характер бесперспективного анархо-индивидуалистического бунтарства и завершилось капитуляцией перед существующим социальным порядком. Революция в представлении Андреева перерождается в стихийный, нигилистический бунт («Царь-Голод», «Сашка Жегулев» и др.). Крах этого «абсолютного» бунта повергал Андреева в крайний пессимизм, в скепсис по отношению к человеку и к возможности социального переустройства. Андреев приходил к развенчанию человеческого разума, гуманных стремлений, к признанию бессмысленности бытия, всевластия низких инстинктов, роковых сил, господствующих в жизни («Жизнь человека», «Черные маски», «Анатема», «Мысль» и др.). Этот фатализм и квиетизм Андреева, его проповедь безверия в условиях поражения революции 1905-07 годов, звучали сугубо реакционно. Как художник, Андреев явился одним из предшественников экспрессионизма в европейской литературе ХХ века.

Предвоенные годы обозначили новый этап в развитии русской литературы; к 1912 году выдвинулся ряд новых авторов и литературных направлений. В буржуазно-дворянской литературе ведущую роль получили акмеисты (иные из них называли себя «адамистами», другие — «кларистами»). Это направление (см. акмеизм, I Доп. том) было представлено Н. С. Гумилевым (1886-1921), С. М. Городецким (родился в 1894 г.), О. Э. Мандельштамом (родился в 1891 г.), М. А. Кузминым (1875-1936), А. А. Ахматовой (родилась в 1895 г.), С. А. Ауслендером (родился в 1888 г.), Б. Садовским (родился в 1881 г.), Ю. Н. Верховским (родился в 1878 г.), М. А. Зенкевичем (родился в 1888 г.) и др. Органами акмеистов были журналы «Аполлон» (1910-17) и «Гиперборей»; группировались они в кружке «Цех поэтов». Акмеисты пытались перестроить литературу господствующих классов под лозунгами «оздоровления» упадочного искусства. Но эта попытка получала у них реакционный смысл, поскольку акмеисты идеализировали действительность загнивающего капитализма, упадочного буржуазного общества, принципиально отказываясь от всякой критики этой действительности. Акмеизм был поэтизацией затишья после первой грозы революции. Но идиллическая атмосфера отравлялась у акмеистов ощущением обреченности, предчувствием гибели поэтизируемого ими старого мира; отсюда — депрессивные настроения, упадочно-надрывные ноты, которые приглушенно звучат у некоторых из акмеистов. В то же время у ряда акмеистов, и прежде всего у Гумилева, получили выражение агрессивные устремления предвоенной буржуазии. Характерные для Гумилева мотивы — ницшеанский культ воинствующих аристократических индивидуалистов, «конквистадоров», «завоевателей древних», апология войны и агрессии, утверждение неравенства. «Оздоровления» некоторые акмеисты («адамисты») искали в зверином, стихийном начале, воспевали грубую силу, жестокость, первобытного человека, варвара.

Группа поэтов, выдвинувшихся из крестьянской среды — Н. А. Клюев (родился в 1887 г.), С. А. Есенин (1895-1925) в дооктябрьский период, С. Клычков (псевдоним С. А. Лешенкова, родился в 1889 г.) и др. — по своим установкам была близка акмеизму. Они идеализировали дореволюционную русскую деревню, эстетизировали крестьянский быт, поэтизировали дремлющую патриархальную Русь, противополагая ее «железному царству» индустриального города. Характерно для этой поэзии подновление религии в духе сектантства, приближение ее к крестьянскому быту. У Есенина еще до Октября 1917 года намечались отход от идиллического восприятия жизни, мотивы бунтарства, неудовлетворенности действительностью в духе идеалистической романтики символистов.

Весьма близкой по духу к акмеистам была группа «эгофутуристов» — Игорь Северянин (псевдоним И. В. Лотарева, родился в 1887 г.) и др., — которые приспособляли акмеизм ко вкусам менее культурной реакционно-мещанской публики. Эгофутуристы воспевали паразитическое наслаждение жизнью, веселящийся современный город, буржуазную роскошь и приукрашенный разврат, доходя до крайнего цинизма и пошлости.

В 1910-е годы выступило также несколько групп поэтов-футуристов. Важнейшей из них были «кубофутуристы», или «будетляне»: Д. Д. Бурлюк (родился в 1882 г.), В. В. Хлебников (1885-1922), В. В. Каменский (родился в 1884 г.), А. Е. Крученых (родился в 1886 г.) и др. К этой группе примыкал и В. Маяковский, занимавший, по существу, совсем особое положение. Кубофутуристы выпускали множество сборников, содержавших, главным образом, декларации и стихи, — «Пощечина общественному вкусу» (1912), «Слово как таковое» (1913), «Дохлая луна» (1913), «Рыкающий Парнас» (1914) и др. В ряде моментов перекликаясь с западным, русский футуризм в то же время значительно отличался от него. Западный футуризм (см.) был проводником империалистической агрессии, фетишизировал капиталистическую технику, утверждал расовое неравенство и т. д. Характерным для русского футуризма было мелкобуржуазное анархическое бунтарство против капитализма и господствующей буржуазно-дворянской культуры. Протест против современной буржуазной цивилизации переходил у футуристов в нигилистическое отношение к наследию прошлого, в отрицание всякой культуры. Враждебно относясь к капиталистическому городу, к миру индустрии, порабощающему человека (например, поэма «Журавль» Хлебникова), футуристы выдвигали идеал «естественного» человека, «свободного» от культуры, искали оздоровляющих начал в опрощении, в первозданной природе (например, у Каменского повесть «Землянка», «Зима и май», мифологические поэмы Хлебникова и др.). Обращение к стихийной, инстинктивно-животной жизни переходило у иных футуристов (у Хлебникова, особенно у Крученых) в самодовлеющий культ первобытности, дикости, жестокой силы, что сближало их с акмеистами-«адамистами» и с веяниями новейшего искусства предвоенного Запада. Отрицание культуры связывалось у футуристов с враждебным отношением к Западу и представлением об особой миссии России, якобы «азиатской» страны, призванной освободить мир от бремени культуры. Эти идеи получали у Хлебникова агрессивную окраску, осложнялись призывами к борьбе с Западом, восхвалением войн. Однако отношение к войне и империализму у футуристов не было последовательным. В период войны 1914-1917 годов в этом противоречивом течении усилилась антикапиталистическая оппозиция; футуристы в основном остались в стороне от милитаристической горячки; Хлебников же, перекликаясь с Маяковским (в поэмах «Невольничий берег», «Война в мышеловке»), пришел к прямому отрицанию войны и власти «мирового рубля». У Хлебникова, Каменского (поэма в прозе «Стенька Разин») укрепляется ориентация на стихийное, анархическое крестьянское бунтарство, идеализируются образы «разбойной Руси». Каменский, Хлебников сочувственно отнеслись к Великой Октябрьской социалистической революции, видя в ней, однако, взрыв стихийного восстания.

Существеннейшее противоречие творчества футуристов состояло в том, что при наличии у них известной оппозиционности, бунтарства, они оказывались в плену буржуазной идеологии империалистической эпохи, и их искусство стало даже одним из крайних выражений упадочно-буржуазной эстетики. Восставая против содержания и форм господствующей буржуазно-дворянской литературы, футуристы противопоставляли ей лишь лозунги «революции в искусстве», создания новых форм, отрицали роль содержания, идейности, социальной проблематики. Лозунг «свободы искусства» служил им для обоснования самого крайнего формализма, пустой игры формами, произвола художника в обращении с реальностью, его права деформировать действительность. Их идеалом становилось беспредметное искусство; в отношении поэзии они выдвигали культ «самовитого слова», «слова как такового», «самоцельной метафоры», принцип «зауми», практиковали формальное «словотворчество»; все это, как и «расшатывание синтаксиса», вело к индивидуалистической анархии в сфере языка и к ослаблению смысловой насыщенности поэзии, в которой слова связывались часто не по их значению, а по характеру их звучания. Футуризм явился одним из главнейших источников формалистического воздействия на советское искусство в пореволюционные годы.

Поэтическое творчество В. В. Маяковского (1894-1930), выступившего вместе с футуристами и теоретически присоединявшегося к их эстетической платформе, имело, по существу, совершенно иную направленность. К футуристам Маяковского привлекало их отрицание господствующих литературных направлений, их борьба с эстетством, лозунг «революция в искусстве», элементы социального недовольства, бунтарства, непризнание буржуазной культуры и т. д. Но в то же время Маяковскому были чужды «положительные» идеалы футуристов, их «руссоистские» утопии, воинственные националистические настроения и т. д. Желая вынести искусство «на улицу», футуристы впадали в вульгаризацию; для Маяковского здесь был путь к действительной демократизации. Формализм, аполитизм с самого начала были чужды поэзии Маяковского, глубоко идейной, насыщенной остросоциальной тематикой. Футуристические мотивы отрицания культуры звучали у Маяковского как резкая критика буржуазного общества и его культуры. Уже дооктябрьская поэзия Маяковского проникнута мощным гуманистическим пафосом протеста против капиталистического мира. Судьба человека в капиталистическом обществе, которое он подвергает острой и многосторонней критике, — основная тема его поэм («Облако в штанах», «Человек», «Война и мир», «Флейта-позвоночник») и драматизованной поэмы («Владимир Маяковский»), к которым примыкает ряд лирических стихотворений. Эта критика выливалась у Маяковского в формы острой гротескной сатиры на разлагающийся, бездушный буржуазный мир. С огромной силой Маяковский раскрывал уродующую силу эксплуататорского строя, губительную власть денег, подавленность человека в современном обществе, говорил о необъятных человеческих возможностях, скованных ненавистными хозяевами жизни. Маяковский гневно обрушивался на буржуазный паразитизм, на всеобщую продажность, на самодовольное, торжествующее мещанство, он обличал лакировавшее действительность или оторванное от нее буржуазное искусство, проституированную прессу, безыдейную, измельчавшую науку (цикл сатирических «Гимнов», «Братья писатели» и др.); важное место занимала у Маяковского борьба (в сатирико-фантастических формах) с религией как орудием в руках эксплуататоров.

На рост социально-политического сознания Маяковского в сильнейшей степени повлияла мировая война 1914-1918 годов. В грандиозных образах Маяковский раскрывал весь ужас бессмысленного человекоистребления, варварского уничтожения культуры империалистами, обличал эту войну как бойню, организованную капиталистами; против милитаризма и шовинизма он поднимал знамя интернациональной солидарности угнетенных и гуманистического протеста. Поэзия Маяковского была охвачена стремлением к революции, близкое наступление которой он предсказал в поэме «Облако в штанах». В дооктябрьский период отрицание капитализма было сильнее и сознательнее выражено у Маяковского, чем утверждение положительных идеалов. Но его революционные чаяния были близки по духу идеалам социализма. Великую социалистическую революцию Маяковский встретил как осуществление своих давних мечтаний и в рабочем классе узнал своего героя-освободителя.

Уже ранний Маяковский был величайшим новатором в поэзии, он дал выразительный, демократизированный язык «безъязыкой улице», он создал новые формы, отвечавшие титаническому пафосу отрицания старого мира. Взамен силлабо-тонического стихосложения Маяковский создал тоническую систему стиха, необычайно гибкого, выразительного, чуткого к содержанию; его стих, имеющий устно-речевую, разговорную установку, часто получает характер ораторской речи трибуна, обращающегося к массам. На дооктябрьской поэзии Маяковского лежит печать романтики «бури и натиска». Его поэзии чужда «объективная» описательность, баюкающая музыкальность; она полна мощной страстности субъекта, страдающего, протестующего, борющегося; она насыщена бурной патетикой, напряженной динамикой, взрывчатой волевой энергией. Многими своими свойствами (призывная романтика, героическая настроенность, воинствующий гуманизм, революционная тенденциозность и т. д.) ранняя поэзия Маяковского была родственна романтике молодого Горького. В то время как футуристы нигилистически отрицали наследие прошлого, Маяковский явился продолжателем великих традиций русской поэзии XIX века, в частности Некрасова (возрождение боевой «гражданской» поэзии, гневная сатира и т. д.). Уже раннее творчество Маяковского составило огромный вклад в историю революционной поэзии.

Новый подъем революционной волны в предвоенные годы сопровождался ростом массового пролетарского литературного движения, возглавленного большевистскими органами — «Звездой» и «Правдой». Редакцией «Правды» при участии А. М. Горького была проделана большая работа по собиранию и воспитанию пролетарских литературных кадров; из материалов «Правды» составились и «I сборник пролетарских писателей» (1914, под редакцией Горького) и два выпуска сборника «Наши песни» (1913). На страницах «Правды» выковывалась революционная политическая поэзия. «Правда» помогла пролетарским поэтам освободиться от подавленности и скорби, навеянных годами реакции. Поэты «Правды» широко откликались на социально-политические вопросы, волновавшие всю страну; обращаясь к широким трудящимся массам, они звали их на борьбу, разъясняли им с большевистской точки зрения смысл современных событий. Эти темы они разрабатывали в доходчивых, «броских» жанрах басни, стихотворного фельетона, памфлета, политических злободневных куплетов, пародий, эпиграмм, которые служили удобной формой для массовых лозунгов, для острой политической сатиры. Поэзия «Правды» сыграла большую роль в деле пробуждения революционного сознания трудящихся масс и подготовки социалистической революции.

В 910-е годы выдвинулось несколько молодых писателей критико-реалистического направления — А. Н. Толстой (родился в 1882 г.; см.), М. М. Пришвин (родился в 1873 г.; см. XI, 690/91), С. Н. Сергеев-Ценский (родился в 1876 г.; см. XXXVIII, 390/91), выступавший первоначально в духе декадентства, и др. Дарование Толстого в дооктябрьский период более всего проявилось в цикле повестей и рассказов, посвященных жизни вырождающегося провинциального дворянства, скудеющих глухих усадеб («Приключения Растегина», «Мишука Налымов», «Чудаки», «Трагик» и др.). В отличие от таких писателей, как Бунин, Зайцев и др., к теме усадебного заката Толстой подошел не как элегик-ретроспективист, а как реалист-сатирик, вскрыв всю мерзость запустения помещичьего мира и гротескно зарисовав целую галерею уродцев — дворянских недорослей, выродков, усадебных байбаков, самодуров. В некоторых своих произведениях Толстой дает почувствовать угрозу, нависшую над этим внутренне мертвым царством, — угрозу крестьянского восстания. В противовес идеализации дворянской культуры прошлого Толстой разоблачал барское самодурство, нравственное уродство, крепостническую грубость, распущенность и дикость, таившуюся за внешним блеском и утонченным эстетством «галантного века» («Соревнователь», «Яшмовая тетрадь», «Любовь — книга золотая»). Распадающемуся миру патриархальной усадьбы Толстой противопоставлял живое чувство здоровой стихийной жизни природы и человека. Путь к освобождению от мерзости и тлена стародворянского уклада Толстой на этом этапе творчества видел в моральном искуплении, очистительном страдании, во всепобеждающей, животворящей любви («Хромой барин» и др.). Тема морального очищения от зла старого мира получила у Толстого особенно большое значение в годы войны и первые годы после революции.

Империалистическая война подняла в литературе господствующих классов волну шовинизма и милитаризма (военные стихи и рассказы Северянина, Бальмонта, Сологуба, Гумилева, Столицы, Кузмина, Шмелева, Чирикова и других). Наиболее четко империалистические устремления буржуазии отражали акмеисты. В годы войны псевдонародность буржуазной литературы дошла до пределов фальши. В то же время у некоторых демократически настроенных писателей намечалась линия гуманистически-пацифистского отношения к войне (Вересаев, Юшкевич, Гусев-Оренбургский, Неверов и др.). Пацифистские умонастроения в духе западного экспрессионизма проявились в поэзии А. Белого, М. Волошина. В стихах Блока, связанных с войной, проступают боль за народ и его страдания, отвращение к войне и предчувствие революции. Начав с оправдания войны как необходимой и последней, Брюсов освобождается в дальнейшем от иллюзий о ее высоких целях, видит ее как грызню троглодитов, как надвигающийся хаос. К прямому отрицанию войны пришел Хлебников. Художникам, не примирившимся с капиталистической действительностью, как Брюсов, Блок, Белый, Хлебников, война дала новый толчок к переоценке ценностей, подготовляла их переход на сторону революции. С наступлением войны царское правительство ликвидировало рабочую прессу, в частности большевистскую «Правду». Единственным легальным органом, занимавшим антивоенную и интернационалистскую позицию, был организованный Горьким журнал «Летопись». В своих статьях («Несвоевременное» и др.) Горький вел борьбу с шовинизмом и милитаризмом господствующей литературы. В противовес празднично приукрашенным картинам войны у буржуазных писателей, Серафимович, Подъячев, Кипен правдиво показывали страшные будни войны, куски военного быта и жизни деревни, придавленной тяжестью войны. Шедеврами антивоенной литературы были произведения Маяковского («Война и мир» и другие), в которых он разоблачал империалистическую войну, призывал к низвержению капитализма и освобождению человечества.

Война усиливала дифференциацию среди писателей. Одних она отбрасывала в лагерь буржуазии и империализма, другие еще глубже уясняли себе зло капиталистического строя, отходили от господствующих классов, шли навстречу революции. Так в годы войны подготовлялось то решительное размежевание в области литературы, которое принесла с собой Великая Октябрьская социалистическая революция.

Литература: Ленин В. И., «Сочинения», 3 изд., т. XVII — Из прошлого рабочей печати в России, Радикальный буржуа о русских рабочих; т. XV — О некоторых особенностях исторического развития марксизма; т. XIV — О «Вехах»; т. VIII — Партийная организация и партийная литература; В. И. Ленин, «Письма к Горькому», М., 1932; «История Всесоюзной коммунистической партии (большевиков). Краткий курс», под редакцией Комиссии ЦК ВКП(б), [М. ], 1938 (главы I-VII); Горький М., «Литературно-критические статьи», редакция, введение и комментарии С. М. Брейтбурга, М., 1937; Воровский В. В., «Сочинения», т. II, Л., 1931; Луначарский А. В., «Статьи о Горьком», М., 1938; его же, «Классики русской литературы», М., 1937; его же, Предисловие к «Избранным произведениям В. Брюсова», т. I, под редакцией Брюсовой, М.-Л., 1926; Благой Д. Д., «Три века», М., 1933; Брюсов В. Я., «Далекие и близкие», Статьи и заметки о русских поэтах от Тютчева до наших дней, М., 1912; «Русская литература XX века (1890-1910)», под редакцией С. Венгерова, изд. «Мир», выпуски 1-8, М., 1914-17; Серебрянский М. И., «Литературные очерки», М., 1938; Михайловский Б. В., «Русская литература XX века с девяностых годов XIX века — до 1917 г.», М., 1939; «Горький и театр», Сборник статей, М.-Л., Искусство, 1938; Горький М., «Материалы и исследования», т. I-II, Л., 1934-1936 (Литературный архив); «Литературное наследство», М., 1938, №27/28; Бялик Б. [А.], «Эстетические взгляды Горького», Л., 1939.

Б. Михайловский.