Садовская Ольга Осиповна

Садовская, Ольга Осиповна, талантливая актриса. Дочь когда-то очень популярного в Москве певца О. А. Лазарева, Садовская унаследовала от отца большую музыкальность и девочкой поражала своим замечательным слухом. Мечтой Садовской было — стать музыкантшей, она усердно училась у пианиста Дробыша, участвовала не без успеха в концертах как пианистка. К театру ее, по ее признанию, совсем не влекло, и не приходила в голову мысль, что ее будущее — на сцене. На театре она выступила впервые совершенно случайно, как любительница, 29 декабря 1869 года в Артистическом Кружке и в той же комедии — «В чужом пиру похмелье» (роль Настасьи Панкратовны), что и ее будущий муж, Михаил Садовский. Дебют Лазаревой был настолько удачен, что о нем в Москве заговорили. Ровно через год она, уже жена Михаила Садовского, под фамилией Садовской дебютировала в бенефисе мужа в Малом театре в «Не в свои сани не садись» (Арина Федотовна). Но дебют вышел мало удачным. Будущая слава Малого театра в труппу его принята не была и вернулась в Артистический Кружок, там играла до 1876 года, оттуда перешла в труппу Лентовского, у которого играла до 1879 года, все больше обращая на себя внимание публики, все заметнее выделяясь яркой талантливостью и правдой своих исполнений. Наконец, Малый театр снова предложил ей дебюты. Садовская сыграла подряд Евгению в «На бойком месте», Варвару в «Грозе» и Гущину в «Старый друг лучше новых двух» и была принята в труппу, однако — только «на испытание» и без определенного оклада жалования. Но это «испытание» было лишь в канцелярском документе. Садовская была уже в полном расцвете своего громадного таланта, публика сразу прильнула к ней своими симпатиями, и театр занял актрису, считавшуюся на «испытании», 120 раз до того, как было официально оформлено ее сценическое положение.

Как и другие Садовские, муж и его отец, Садовская тяготеет по преимуществу к Островскому, бесспорно, — лучшая во всем русском театре его «старуха», несравнимая исполнительница ролей Домны Пантелеевны («Таланты и поклонники»), Глафиры Фирсовны («Последняя жертва»), Анфисы («Волки и овцы»), Улиты («Лес»), Галчихи («Вез вины виноватые»). Несколько лет назад к этой галерее прибавилась Кабаниха («Гроза»), роль для всегда на сцене добродушной, полной юмора Садовской неожиданная, но получившая глубоко интересное осуществление. Замечательные создания Садовской вне репертуара Островского — Пошлепкина в «Ревизоре», графиня-бабушка — в «Горе от ума» и великое множество ролей в пьесах современного репертуара. За свою жизнь в Малом театре Садовская переиграла свыше тысячи спектаклей и несколько сот различных ролей. Ко всем может быть отнесена одна общая характеристика. Верная принципу и методу театра Островского, Садовская всегда придает бытовым чертам и краскам большое значение. Никогда не бывает она и не может быть по самой своей сценической природе отвлеченной и схематичной. У нее громадная художественная чуткость ко всему внешнему, чем одета жизнь сердца, игра чувств. Эпоха, быт, класс, социальная группа, к которым принадлежит изображаемое Садовской лицо, ярко отпечатлеваются на ее изображении. Но Садовская прошла бы мало заметною через наш театр, если бы ее таланта хватало лишь на это, если бы она была художественно чутка только к этим внешним оболочкам. И она не была бы идеальной представительницей русского сценического реализма, потому что его существенная черта — именно в том, что он внешним не довольствуется, что он, прежде всего, психологичен. Под яркими внешними оболочками бьется в Садовской во всем трепете и сложности жизнь чувств. Правда их передачи — высший закон ее творчества и высшая прелесть и значительность ее исполнения. Оттого же Садовская, хотя — «комическая старуха» по амплуа и, как никто другой, сильна в стихии юмора и смеха, не замкнута в этом кругу, но способна давать и впечатления сильного драматизма, почти трагизма. Опять характерная черта русского сценического реализма. Все русские комики-реалисты умели и глубоко трогать, иногда — потрясать, из них же первый — основатель этой школы, Щепкин. Русский сценический реализм роется глубоко, до самых ключей души человеческой, а в этих глубоких ключах все воды жизни смешаны. Садовская, до слез смеша в Домне Пантелеевне, вдруг ударяет зрителя по сердцу, трогает до слезы, и комическая роль обращается неожиданно в настоящий апофеоз материнских чувств. Или в Галчихе Садовская поднимается до трагического ужаса, в Матрене во «Власти тьмы» дает фигуру воистину зловещую. Односторонность Садовской — только внешняя, в существе же своем игра ее играет всеми гранями чувств. И это дает ей право считаться одной из самых больших реалисток русского театра, ставит ее в один ряд со Щепкиным, Провом Садовским и Мартыновым.

Н. Эфрос.