Сатира

Сатира, в более узком смысле — лирическое стихотворение, проникнутое или насмешливым или гневным отношением автора к тем или иным явлениям жизни; в более широком смысле — всякое литературное произведение (комедия, поэма, роман), проникнутое указанным настроением. Сатира  долгое время носит преимущественно личный характер направлена против определенных   лиц, чем-нибудь досадивших автору (ямбы Архилоха, некоторые сирвенты трубадуров, инвективы гуманистов и т. п.). Прибегали к сатире, продиктованной личной обидой, и очень крупные писатели: Вольтер («Диатриба доктора Акакия», против Мопертю), Байрон («Английские поэты и шотландские рецензенты», против критиков, плохо отозвавшихся об его первых стихах), Гейне (его выходки против гр. Платена в «Путевых картинах») и др. Чем менее личный характер имеет сатира, чем шире круг затрагиваемых ею явлений, тем выше ее общественное значение. Блестящее сопоставление «личной» сатиры и «общественной», из которых одна — преходяща, а другая — переживает века, можно найти в одной из комедий итальянца Паоло Феррари («Parini е la satira», 1858). Безличная, общественная сатира или ставит себе цели моральные, педагогические, стремясь насмешкой исправить людей, удержать их  от тех или  иных смешных качеств, привычек, увлечений, пороков. Таковы сатира Мольера на увлеченье мещанства аристократическим образом жизни или сатира Кантемира на русское общество, ложно понявшее смысл реформы Петра. Иногда сатира, напротив, обрушивается на тот или иной социально-политический уклад, его культуру и литературу, его представителей, развенчивая их  своей насмешкой или своим гневом и теме расчищая почву для другого, более высокого строя отношений. Связанная всегда с выступлением на сцену истории новых классов, пробуждающихся к самосознанию, стремящихся занять более выгодное положение, эта последняя разновидность сатиры, отражая происходящую в обществе классовую борьбу, сама вместе с тем является одним из орудий этой классовой борьбы. Наиболее яркие проявления сатиры и относятся к этой последней категории. История новоевропейской сатиры и есть по существу не что иное, как отраженная в зеркале литературного творчества история классовой борьбы от средних веков и до наших дней. В средние века господствующими социальными силами, породившими свою собственную культуру и литературу, были феодальная знать и церковь. Как только (в ХIII—XIV вв.) окрепло самосознание в городском сословии, — в тогдашней «буржуазии», — как только оно почувствовало стеснительность для себя существующего порядка, оно выдвинуло, как средство борьбы против него, сатиру. Направленная  против господствующего феодального режима, сатира получила свое наиболее яркое выражение в поэме о Лисе (во Франции — Renard, во Фландрии —  Reinaert, в Германии — Рейнеке), где герой (Лис), мелкий дворянин, по своим духовным качествам (хитрость, ловкость, красноречие) является типическим представителем городского класса, победоносно водит за нос сильных мира (льва, волка и т. д.) и не только прекрасно устраивается в феодальном обществе, но и добивается в конце концов венца («Le Couronnement de Renard»). Наряду с сатирой против феодализма видное место занимали в средние века сатира на католическую церковь, на высший, преимущественно, слой духовенства  причем первоначально авторами таких сатир  были бедные церковники, церковный пролетариат, например, «Тгасtatus Garsiae Toletani canonici de Albino et Rufino» XI в., где осмеивается приверженность папы и высшего клира к св. Албину (серебру) и св. Руфину (золоту), или известная под заглавием «The Abbot of Gloucester Feast» (ХIII) латинская сатира, обличающая пьянство и обжорство прелатов, пародируя попутно и их своеобразную латынь. Потом в роли сатириков папы и церкви все чаще выступали писатели миряне, плебеи по своему положению и демократы по своему мировоззрению, как Рютбёф, создавший превосходный образ «фарисея», или Жан-де-Мён, творец классической фигуры Faux Semblant, прообраза Тартюфа. Обрушиваясь на господствующие социальные силы, на феодализм и на церковь, сатира высмеивала и ими созданную литературу, рыцарские поэмы и романы с авантюрами и битвами (поэма о Audigier; Dits d’aventures) и жития святых (житие св. Тортю, т. е. вина). Наряду с сатирой на феодализм и церковь встречаются в средние века и сатиры на другие явления социальной жизни, на ростовщиков («Patenotre de l’usurier»), на придворную жизнь (А. Шартье, «Le curial») и т. п. Если обычно сатира исходила от буржуазных кругов и была направлена против феодального класса, то встречаются и сатиры, исходившие, напротив, из феодальных кругов и направленные против поднимавших голову горожан (как, например, поэма о походе фландрских горожан на замок Невиль). В формальном отношении средневековая сатира охотнее всего прибегала — в зависимости от общего умонастроения литературы — к символам и аллегориям. Эпоха Возрождения, выдвинувшая на смену феодалам и церкви буржуазию (торговую) и интеллигенцию, продолжала борьбу средневековой сатиры против феодально-теократического уклада, и, так как силы старого порядка были вынуждены сдавать свои позиции, то смех сатирика звучал все ярче и победоноснее. Пульчи («Моргайте»), Боярдо («Влюбленный Роланд»), Ариосто («Неистовый Роланд»), Фоленго («Орландино») высмеивают в своих поэмах заодно рыцарскую поэзию и весь рыцарский уклад и обиход. Наряду с рыцарем обычной темой сатиры Возрождения является монах (некоторые новеллы Боккаччо) и особенно схоласт, занятый решением нелепейших богословски-метафизических вопросов, выражающийся на безграмотном латинском языке, vir obscures («Письма темных людей»). В своей «Похвале глупости» Эразм набрасывает широкую картину отживающего средневековья, смешные и отрицательные стороны которого выступали особенно отчетливо при свете нового гуманистического образования. Но апогея своего достигла сатира Возрождения в романе Рабле о великанах Гаргантюа и Пантагрюэле, пародии, с одной стороны, на рыцарский роман, а с другой — на всю средневековую культуру, на схоластов-педантов, метафизиков-богословов, на университет и на суд, но и на королей-завоевателей (Пикрошоль), а также, порой, и на дворянство. Роман Рабле был переведен на немецкий язык Фишартом, еще резче подчеркнувшим некоторые черты героев французского подлинника, например, их обжорство, имея ввиду немецкое дворянство. Возникшая в эпоху Возрождения новая гуманистическая культура была некоторыми ее адептами доведена до крайности, и сатира не преминула осмеять эти смешные и нелепые крайности. Тип педанта, помешанного на Цицероне (Эразм, «Ciceronianus»), во всем (даже в области эротики) подражающего древним, изъясняющегося на особом полулатинском языке (К. Скроффа и «педантическая» поэзия, poesia реdantesca, в Италии XVI в.), становится стереотипной фигурой сатиры, а также и комедии (Аретино, Бело, Бруно) и, в частности, commedia dell’arte. Не щадит сатира и всеобщее увлечение классической поэзией и мифологией, воспевая вместо героев—комаров, изображая богов — мошенниками, Олимп — как страну паштетов и клёцок и т. п. (Фоленго, «La Moschea»). В формальном отношении сатира Возрождения выдвинула ту ее разновидность, которая известна под названием «сатира — гротеск». Отличительными ее чертами являются 1) склонность преувеличивать до грандиозных размеров рост и качества героев, 2) страсть к чрезмерному обилию слов, к бесконечным перечислениям, к изобретению новых, подчас не имеющих никакого смысла, слов, 3) склонность к скабрезностям. В таком гротескном стиле написаны поэмы Пульчи и Боярдо, роман Рабле, сатира Фишарта. Все указанные особенности этого стиля тесно связаны с некоторыми основными чертами умонастроения эпохи, а именно, с ее преклонением пред всем грандиозным, сверхчеловеческим, с ее суверенным индивидуализмом, самодержавно распоряжавшимся жизнью, и, словом, — ее избытком жизненной силы и бившим через край творчеством, ее любовью к сальностям. Указанными особенностями сатира хотела заставить читателя не просто рассмеяться, а разразиться гомерическим хохотом, тем хохотом, которым ответили слушатели Жанотюса де Брагмардо у Рабле на его речь («им казалось, что вот-вот они испустят дух»), и от которого умер Маргутте в поэме Пульчи «Моргайте». Сатира  Возрождения порой пользовалась и особым, ею изобретенным языком, «макаронинским», отличавшимся от латыни «темных людей» тем, что в данном случае не переводились как можно точнее с родного языка на латинский слова и выражения (не взирая на искажение смысла), а к корням слов родного языка присоединялись окончания латинских склонений и спряжений. Свое наиболее яркое выражение получила «макаронинская» поэзия в Италии XVI в., где ее родоначальником был Тифи дельи-Одасси, а наиболее талантливым представителем — Фоленго, писавший свои «макаронинские» сатиры («Ваldus») под псевдонимом Мерлин Коккаи. Эпоха реформации представляла также весьма благоприятную почву для сатиры. Протестанты (в Германии и Франции) высмеивают папу и духовенство за их невежество и обманы (Т. Беза, «Epistola magistri Passavanti»; Варе, «Disputations chrestienes»), за их чревоугодие и разврат («Satyres chrestiennes de la cuisine papale»), изображая католическую церковь, как большой торговый дом, где все marchandent, traffiquent, vendent, revendent, changent («La banque dupape»; Фишарт, «Gorgotieum caput»). Самую ядовитую сатиру на католическую церковь и ее учение (в виде вложенной в ее уста самозащиты) дал бельгиец Марни де Сент-Альдегонд («Tableau des differens de Religion»). Католики, естественно, не оставались в долгу, высмеивая лютеран (Мурнер и др.), гугенотов (Белло, «De bello huguenotico») и пуритан (поэма Бутлера «Гудибрас»). Писатели, стоявшие в стороне от церковно-религиозной распри, высмеивали, в свою очередь, как протестантов, так и католиков (Б. Деперье, «Cymbalum mundi»; эпизод о папиманах и папифигах в 5 кн. романа Рабле). Борьба католицизма против протестантизма привела во Франции к гражданской войне, которую католическая лига вела с беспримерной жестокостью ad majorem Dei gloriam. Против лиги и была направлена т. н. «Satyre Ménippée», где католики, произнося погромные речи, изобличают, сами того не замечая, самих себя. Наряду с сатирой книжной эпоха реформации пустила в оборот, особенно в Германии, рассчитанный на массового читателя (иллюстрированный) сатирический листок (прообраз иллюстрированного сатирического журнала). В ХVII в., в эпоху абсолютизма, установилась повсюду (в Англии, впрочем, ненадолго) светская галантная культура (придворно-аристократическая), а с ней и светская литература (героический и пастушеский роман, отель Рамбулье во Франции, маринизм в Италии, культизм в Испании). Сатира  ХVII в. и носила преимущественно литературный характер. Буало в своих сатирах обрушивается на светских писателей, вроде госпожи Скюдери или Шаплена; Сорель пародирует модный пастушеский роман («Le berger extravagant»); Сервантес наносит своим «Дон-Кихотом» последний удар рыцарскому роману; Кеведо осмеивает выспренний культизм, как Менцини и С.  Роза — светскость и маринизм. Среди этих, преимущественно литературных сатир, лишь косвенно метивших в стоявший за этой литературой общественный класс, одиноко высится смелая сатира Мольера, обращавшего жало своей насмешки и пафос своего гнева непосредственно против социальных сил старого порядка, против сеньоров («Дон-Жуан») и фарисеев («Тартюф»). Век абсолютизма был вместе с тем, как и век позднего Ренессанса, эпохой классицизма, против которого теперь начинает свой поход сатира. Во Франции Скаррон пародирует «Энеиду» Вергилия и классическую мифологию («Typhon»), а в Италии появляется ряд пародий на поэму в классическом стиле (Тассони, «Похищенное ведро» и др.). В восемнадцатом веке, в наиболее передовой европейской стране, в Англии, сатира нападает уже не на основы существующего порядка, а становится орудием партийной борьбы, как под пером Свифта, обрушивающегося в своем «Гулливере» на первый взгляд, правда, как бы на все человечество, но на самом деле лишь на Англию XVIII в. и притом Англию, какой она стала благодаря господству партии вигов. В странах же, где еще держался старый порядок, сатира продолжала подтачивать своим смехом его обедавший фундамент. Популярнейший писатель XVIII в., Вольтер, был вместе с тем и одним из крупнейших сатириков, сосредоточившим, впрочем, свое главное внимание на осмеянии церкви и религии, прибегая то к помощи философского романа, чтобы вскрыть несостоятельность идеи Провиденья («Кандид»), то, не останавливаясь и пред кощунством, чтобы дискредитировать ученье церкви о святых и чудесах (см. XI, 189/190). В других странах сатира носит в XVIII в. более политический и социальный характер, как в Италии, где Каста осмеивает абсолютизм и дворы в своих «Animali parlanti», а Парини в поэме «День» дает блестящую сатиру на нравы (миланской) аристократии. В формальном отношении ХVIIІ в. выдвинул несколько новых приемов сатиры. Чтобы ярче выявить отрицательные стороны социальной и политической действительности, автор заставляет или европейца попасть в экзотическую страну, под видом которой и изображалась сатирически родная жизнь (Свифт, «Гулливер») или же, наоборот, чужестранца (Монтескье, «Персидские письма») или дикаря (Вольтер, «Простодушный») попасть в Европу и прийти в ужас от окружающей действительности. В этом приеме сказалось увлечение XVIII в. далекими странами, представлявшими такой большой интерес для молодой буржуазии, и, в частности, «добродетельным» дикарем, играющим такую большую роль в литературе просвещения. В ХVІІІ в. возникла и новая разновидность сатиры, а именно, сатирический или, точнее, нравоучительно-сатирический журнал, обращавший внимание читателя на те или иные отрицательные стороны жизни, охотно вдаваясь в морализацию, столь ценимую буржуазной литературой (уже в средние века). Первые и лучшие такие журналы возникли в Англии, где Стиль и Аддисон имели крупный успех своими: «Зрителем», «Болтуном» и «Опекуном», и откуда они распространились по континенту, обойдя Францию (Мариво, «Le spectateur français» и др.), Германию (Gottehed, «Biederman») и Италию (П. Гоцци, «L’osservatore veneto»). В XVIII в. появляются первые художественные сатиры и у нас (Кантемир), а в эпоху Екатерины выходит немало сатирических журналов (Новиков и др.), осмеивающих крепостнически-дворянский строй. В первой половине девятнадцатого века сатира продолжает рушить основы старого порядка, или ретроспективно воспроизводя картину быта эпохи абсолютизма и аристократии («Дон Жуан» Байрона, где поэт попутно казнит и современную ему реакцию в Англии и на континенте) или — там, где старый порядок был еще крепок, — непосредственно нападая на него, как в Германии, где Гейне пригвоздил гвоздями своего смеха к позорному столбу патриархальный политический порядок домартовских дней (в поэме «Германия»), или в Италии, где Джусти в своих почти простонародных scherzi обрушивался на австрийского императора и на родных тиранов, душивших страну, рвавшуюся к свободе и независимости. В некоторых сатирах эпохи уже слышится отчетливо  протест и против того класса,  который волей исторических судеб был призван сменить дворянство. В своих «Ямбах» Барбье казнит французскую буржуазию, трусливо прятавшуюся в июльские дни за спиной боровшегося за свободу народа, чтобы потом присвоить себе все плоды переворота, а Джусти осмеивает (наряду с опустившимся дворянством) разбогатевшую ростовщичеством буржуазию, обделывающую свои дела, не заботясь о свободе и независимости страны. В России, где все еще держался крепостной строй, появляются «Мертвые души» Гоголя, а когда крепостное право пало, патриархальный порядок, продолжая еще крепко стоять, вызывал против себя обличительное слово Салтыкова-Щедрина. По мере того как во второй половине XIX в. буржуазия становилась господствующим классом, по мере того как отчетливее выступали отрицательные стороны нового общественного строя, сатира, так долго бывшая в руках буржуазии (ее идеологов) средством борьбы за ее освобождение, обращалась все чаще против нее. Как сатира на буржуазную Францию эпохи Наполеона III, на Францию «Робер Макера», задумал Зола свою серию романов о семье Ругон-Маккар, причем в некоторых («Карьера Ругонов», «Брюхо Парижа») сатирическая тенденция отчетливо проступает сквозь натуралистическую структуру рассказа. На рубеже XX в. буржуазное общество нашло ряд даровитых обличителей в лице Бернара Шоу, вскрывающего его противоречия в своих комедиях,  порой перекидывающихся в фарс, Ведекинда, под пером которого фарс то и дело граничит с трагедией, и Генриха Манна, начавшего свою деятельность писателя-сатира на финансовые круги Берлина («Schlaraffenland») и завершившего ее недавно сатиру на империалистскую Германию («Верноподданный»). См. Гроссе, «Первобытное искусство»; Flögel, «Geschichte des grotesk-komischen» (1780, в переработке Ebeling’а, 5-е изд. 1888 г.); Lenient, «La satire en France au moyen age»; Lenient, «La satire au XVIs.»; Schneegans, «Geschichte der grotesken Satire»; Genthe, «Geschichte der makaronisehen Poesie»; Лазурский, «Нравоучительно-сатирические журналы Стиля и Аддисона», I.

В. Фриче.