Социалистическое движение 70-80-х годов в России. Автобиографии революционных деятелей. Богданов С. П.

Богданов, Степан Петрович *).

*) Автобиография написана 2/IV-1926 года в городе Сызрани.

Родился в 1851 году 1 августа в селе Бельском Устье Порховского уезда Псковской губернии от крепостных родителей, бывших дворовых.

Отец умер, когда мне было лет 8. После освобождения крестьян в 1861 году мы, я и трое моих братьев, с матерью жили в маленькой деревушке Петровском на полудесятинном наделе на всю семью. 3 года учился в городе Порхове в приходской школе и в уездном училище, где курса не кончил, так как у матери не было средств содержать нас в городе. Лет 12-ти меня взяли в экономическую контору, где я, и служил до 1871 года. Жалованье получал один рубль в месяц и паек. В имении пользовался помещичьей библиотекой, много читал, но читал без разбору. Руководить чтением было некому. Читал больше беллетристику, да, пожалуй, больше и читать было нечего. Большая часть книг была на французском языке. Читал журнал «Пантеон», издававшийся в 50-х годах. Мне думается, что он дал мне хорошее направление. Читал Пушкина, Лермонтова, Жуковского, рассказы Марлинского из кавказской жизни, путешествия и, конечно, Гуака. Я мало вынес знаний, но умственная гимнастика все-таки была. По вечерам уходил к рабочим, читал им что-нибудь занимательное. Они всегда слушали с удовольствием. Рассказывал им о земле, о разных климатах на земле, о животных и пр. Но что всего важнее было для меня — это постоянное общение с крестьянами. Благодаря этому я хорошо знал крестьянскую жизнь. Знал их горести и радости. Они часто беседовали со мной о земле, спрашивали, отойдет ли земля от помещиков им, крестьянам. Я, конечно, всегда говорил, что об этом и думать нечего, помещики свои земли не отдадут. Осветить этот вопрос я, конечно, не мог, я и сам-то ничего не знал. Газет и журналов я не читал. Беседы были об удобрении и других хозяйственных заботах. Я давал, что мог, что вычитал из книг: в библиотеке было кое-что и о сельском хозяйстве, хотя и старое. Но ценно было не то, что я давал, а то, что я получал от крестьян. Они дали мне больше, чем я мог им дать.

В такой обстановке я жил до 1871 года. Осенью 1871 года я уехал в Петербург, нашел конторскую службу в столярной и паркетной мастерской Николаева. В конце 1872 года я должен был поехать на родину к призыву. В январе 1873 года был взят в солдаты. Служил в Пскове в резервном батальоне, там учился строю, а к осени того же 1873 года был переведен в Петербург в Главный штаб писарем. Вскоре же я сблизился там с вольноопределяющимся Мих. Павл. Овчинниковым, который служил тоже писарем. Он в это время уже был радикалом. Он познакомил меня со своими взглядами. Как-то так вышло, что против социализма я ничего не находил возразить, но мы часто спорили. Я считал неосуществимыми идеи социализма в ближайшее время. Я слишком хорошо знал мужика, знал его глубокую веру в царя, знал его косность, некультурность. В этом я видел непреодолимое препятствие для революции. Тем не менее, меня манило уже дальше, мне хотелось познакомиться с интеллигентскими кружками. При посредстве Овчинникова я познакомился со студентами из Медико-Хирургической академии и других учебных заведений. Надо правду сказать, эти знакомства дали мне немного, но я узнал, что надо читать. Читал, между прочим, политическую экономию Дж. Ст. Милля с примечаниями Чернышевского, Лассаля, романы Шпильгагена и др. Читал революционные брошюры и «Вперед» П. Л. Лаврова. При всем этом мои учителя не дали мне ясного представления о ходе революции и будущем социалистическом строе. Это сильно парализовало мою энергию, были сомнения, колебания, притом же я не умел подходить к людям. Моя пропаганда среди военных писарей шла слабо. Я высказал в радикальном кружке, что хорошо бы устроить что-нибудь в роде школы пропагандистов. Эта мысль была принята, и учителем для нас выбрали кандидата прав Евгения Степанов. Семяновского. Я привел к Семяновскому военного писаря Савченко, который оказался предателем, и наша школа была провалена в самом же начале. Это мною описано в статье, помещенной в «Былом» за ноябрь 1906 года.

Предателя Савченко писаря главного штаба заставили уйти из главного штаба, и он перевелся в жандармское управление. Это любопытный эпизод, о котором Савченко рассказал сам при очной ставке у следователя в судебной палате.

Арестован я 27 августа 1875 года, а Семяновский 28 августа. Первый месяц я сидел в 8-м отделении так называемой собственной его императорского величиства канцелярии, в одиночной камере. В конце сентября 1875 года перевели в Дом предварительного заключения в Петербурге, помещен в одиночной камере. Судили нас в особом присутствии правительства сената с сословными представителями 20 и 21 октября 1876 года. Семяновский и я осуждены в каторжные работы в крепостях на 11 лет за пропаганду, а затем на вечное поселение. Из Дома предварительного заключения, после суда, переведен в Литовский замок в феврале 1877 года. Семяновский переведен туда же раньше. Сидели в общих камерах с уголовными. В конце апреля 1877 года меня заковали в ножные кандалы, обрили половину головы, одели в арестантскую одежду, халат с двумя желтыми тузами на спине, и отправили в Пересыльную тюрьму 1-го мая 1877 года. Отправили с двумя конвойными на Николаевский вокзал. Ехали мы в вагоне 3-го класса вместе с публикой до Москвы. Из Москвы с новыми конвойными — до Владимира и затем до Нижнего. От Нижнего до Кары (место каторги) везли каждого из нас отдельно с 2-мя жандармами на почтовых от губернского города до другого губернского города. В каждом губернском городе жандармы переменялись. Отправляли нас в разные дни по одному. На Кару я прибыл 27 сентября 1877 года. Сидел на гауптвахте вместе с Терентьевым, Тефтулом и Захаром Богдановым в карцерах, а в камере за кордегардией сидели Семяновский и Успенский (нечаевец). В феврале 1878 года меня перевели на самый Верхний промысел, называвшийся «Амур», сидел на гауптвахте же в карцере, пищу получал из уголовной тюрьмы. Оттуда ходил на работу в разрез вместе с уголовными, вскрывали торфы на золотоносной площади. Весной 1878 года меня перевели на Верхний промысел, где сидел на гауптвахте же вместе с А. Н. Бибергаль. Ходили вместе с уголовными в разрез для вскрытия торфов. Весной 1879 года освобожден в вольную команду. Днем раньше были освобождены на Нижнем промысле Семяновский Евг. Степ., Успенский Петр Гаврил., Шишко Леонид Эмман., Чарушин Никол. Аполлон., Синегуб Серг. Силыч, Союзов Ив. Осипов., Терентьев Мих. Демент., Тефтул Ив. Ильич, Захар Богданов и Квятковский Тимофей Александр. 1-го января 1881 года по распоряжению Лорис-Меликова вольная команда для политических была уничтожена, и нас вновь отправили в тюрьму на Средний промысел, где уже были помещены вновь прибывшие большие партии политических в двух больших камерах, разделявшихся сенями. Не пошел с нами только Семяновский, который застрелился утром 1 января 1881 года. Осенью того же 1881 года нас перевели на Нижний промысел в тюрьму, специально построенную для политических. В конце октября 1883 года я был освобожден за окончанием срока каторги, и вместе с Ив. Вас. Туровичем отправлен на поселение. Нас оставили в Чите Забайкальской области, где уже были Союзов, Шишко, Синегуб и Франжоли Никол. Афанас.

После коронации Александра III нам было дано право приписаться к крестьянским и мещанским обществам в Сибири. В 1905 году я вернулся в Европейскую Россию.