Социализм. I. Утопический социализм и социальное движение до середины XIX века

Социализм. I. Утопический социализм и социальное движение до середины XIX века. Социализм — учение об общественном строе с обобществленными средствами производства, без классов и без социального неравенства. Развитие этого учения тесно связано с общественно-хозяйственным развитием; условиями экономической жизни оно порождается и в зависимости от изменений экономической жизни само принимает различные формы. Учение социализм — одно из учений и направлений экономической мысли и составляет особую «социалистическую» школу в политической экономии, имеющую ряд многочисленных разветвлений. В более широком смысле под социализмом разумеют не только учение, не только движение экономической мысли, не только теоретическую концепцию определенного рода,  но и социальное движение, направленное к осуществлению социалистического строя или к распространению социалистических идей, к развитию социалистического мировоззрения. Как  одно, так и другое движение тесно связаны и взаимно обусловлены, исходя из одних и тех же корней — из производственных отношений, из условий общественно-хозяйственной жизни. Самый термин «социализм» сравнительно недавнего происхождения; его появление во Франции приурочивают к началу 30-х г. и связывают с статьей, написанной Пьером Леру и помещенной в «Revue Encyclopédique» под названием «Philosophie sociale», в которой началу индивидуалистическому противополагался принцип коллективности, начало общественное(социализм). В Германии у Лоренца Штейна в 1842 г. в книге «D. Sozialismus und. Kommunismus d. heutigen Frankreichs» термин социализм употреблялся для характеристики социальных систем Сен-Симона и Фурье, чтобы отличить их от коммунизма, как пролетарского движения против собственности. В Англии оуэнисты называли себя социалистами; оуэнистская партия приняла название «социалистической» партии на съезде в Манчестере в 1837 г. Маркс и Энгельс к 1848 г. предпочитали в своем известном «Манифесте» термин «коммунизм», отличая его от термина «социализм» и даже противопоставляя коммунистическое учение социалистическому. В «Анти-Дюринге», однако, Энгельс для своего и марксова учения употребляет термин «научный социализм», не проводя, т. о., резкого различия между коммунизмом и социализмом. Но в предисловии к немецкому изданию «Коммунистического Манифеста» в 1890 г. Энгельс отстаивал данное им с Марксом название Коммунистическому Манифесту теми соображениями, что в то время (1847—1848 г.) ему и Марксу необходимо было свое учение отмежевать от учения оуэнизма, принявшего название социалистической партии, и что в 1847 г. «социализм» означал буржуазное движение, коммунизм — рабочее; социализм был, по крайней мере, на континенте вхож в салоны, коммунизм же, как раз наоборот; с другой стороны, в 1847 г., т. е. к моменту написания «Коммунистического Манифеста», под социалистами разумели, по мнению Энгельса, не только оуэнистов и фурьеристов, но вообще всякого рода социальных знахарей, пытавшихся устранить социальное неравенство не радикальным преобразованием общественного строя, а путем всякого рода заплат, всякого рода компромиссов. К нашему времени такого толкования терминов социализма и коммунизма не существует, и под коммунизмом (communis — общий) разумеют вообще учение об общественном строе не только с обобществленными средствами производства, но и с обобществленными предметами потребления, в то время как под социализм (socius — союзник в общем деле, товарищ) разумеется лишь первый этап нового общественного строя — с обобществленными средствами производства, но с частной собственностью на предметы личного потребления; и если в коммунизме принцип распределения — «каждому по его потребностям», то в социализме — «каждому по его трудовым заслугам». И именно такое разграничение этих двух понятий считается принятым в политической экономии. Но так как в этом разграничении речь идет собственно только о двух последовательно идущих одна за другой ступенях развития одного и того же явления, то в экономической и социалистической литературе строгого разграничения между социализмом и коммунизмом вообще не проводится, в особенности, если дело идет не о последних событиях текущего момента, а о различных течениях и направлениях социалистической (коммунистической) мысли в прошлом.

История социализма теряется в глубокой древности. На самых ранних шагах своего исторического развития человечество сталкивается с фактами социального неравенства, господства и угнетения, разделения населения на трудовые и нетрудовые части. И уже на ранних ступенях истории возникает социальное недовольство, рождается вопрос о причинах социального неравенства, мечты о возможности освобождения от этого социального неравенства, представление о таком социальном строе, где не будет неравенства и угнетения. В течение долгого времени, однако, идеи социализм и социальное движение питаются не фактами, вырастающими из недр хозяйственного развития, но пережитками прошлого, скрытого в глубокой седине доисторической жизни людей, когда не было социальных различий. Это был тот «золотой век», который служил материалом и реальной основой для социалистической мысли старого времени и который сводится к идеализации первобытно-коммунистического строя жизни первобытных человеческих групп. Этот первобытный коммунизм доисторического человека, согласно этнографическим исследованиям доисторической эпохи, выражается в совместном труде всех и каждого, в общем производстве общими усилиями (общественная охота, рыбная ловля), в общем потреблении, в отсутствии неравенства, в отсутствии частной собственности как на средства и орудия производства (поскольку таковые имелись), так и на предметы потребления; сколько-нибудь выраженной индивидуальности здесь нет места; все похожи по своим переживаниям, привычкам, способностям один на другого; все живут настоящим; запасов нет; заботы о завтрашнем дне отсутствуют; техника примитивна; производство от случая к случаю; правильного хозяйства в собственном смысле слова нет; «социальности» также нет; это период стадности, связанности по крови, по родству; это состояние дикости, это status naturalis, но выражению Л. Штейна. Люди такой первобытно-коммунистической группы не знали социальных страданий и социальной борьбы человека с человеком; вместе с тем они не знали и радостей, так как жизнь того времени требовала самой тяжелой и напряженной борьбы за существование изо дня в день. И, тем не менее, отсутствие социального неравенства, господства и подчинения могло казаться людям позднейшего периода «раем», «золотым веком», «идеалом»,  к которому следует стремиться, которого следует добиваться. По Моргану и Энгельсу, такой строй первобытно-коммунистического характера существовал вплоть до разложения родовой общины. Отголоски такого первобытно-коммунистического строя с отсутствием социального неравенства и социального угнетения и послужили той материальной базой, из которой стали вырастать мечты о новом строе без социального неравенства, без господства и угнетения. Вся история социалистических учений может быть представлена в следующем порядке: I. античный социализм, II. раннехристианский социализм, III. социализм и социальное движение средних веков, IV. утопический социализм и социальное движение в эпоху торгового капитала, V. утопический социализм первой половины XIX в., VI. аграрный социализм, VII. т. н. «христианский социализм нового времени» (см. христианский социализм),  VIII — научный социализм.

1. Античный социализм. Едва ли приходится особенно удивляться тому, что уже античная жизнь Греции и Рима порождает движение социалист, мысли.  С одной стороны, сложившиеся на развалинах родового строя античные государства покоились в своей хозяйственной структуре на социальном неравенстве, на системе отношений господ и рабов; кроме того, среди свободного населения там имелись значительные массы, вовлеченные в нищету, бедность, осужденные в жизни на безделье, живущие только государственными подачками (беднейшие плебеи, «пролетарии»); при наличии богатства и роскоши это не могло не вызывать недовольства и толкало лучшие умы страны к тому, чтобы искать выхода из создавшихся противоречий и социальной неурядицы. С другой стороны, жизнь античного государства находилась все время в процессе постоянного кипения, бурного движения, разного рода внешних и внутренних столкновений, испытывая нередко тяжелые времена, особенно в периоды ломки и перехода от одной фазы к другой, почти всегда и всюду болезненно переживаемого. Правда, все умственные искания в это время исходили не из низов, не из наиболее производительных слоев населения, так как низы были слишком забиты, умственно отсталы и некультурны; искания шли сверху, из античной интеллигенции. Поэтому социалистические построения этого времени страдали оторванностью от жизни, беспочвенностью; корни античного социализма лежали не в настоящем, а скорее в прошлом. Все же среди идей античного социализма мы находим и идею равенства, правда лишь в приложении к свободному населению, и протест против частной собственности, и идею общности, если не производства, то потребления, и требование об устранении условий, порождающих непроизводительные слои населения, вроде «пролетариев», живущих на счет государства, и идею необходимости планомерного ведения всей жизни государства. Впервые такого рода идеи появились в Аттике в IV столетии до Рождества Христова, когда Греция после победоносных персидских войн сделалась могущественным государством, когда новые источники обогащения (несметная военная добыча, дань с покоренных народов, новые кадры рабов и проч.), проходившего мимо широких масс населения, вызвали резкое расщепление населения на богатых и бедных. Центром выросших социальных противоречий явились Афины, с огромными богатствами отдельных граждан и с огромной массой неимущих «пролетариев», не находивших себе работы и живших на общественный счет. Притоки денежных ценностей сделали Афины центром начинавшегося в это время (V—IV век), торгового капитализма, который, однако, не находил себе в условиях античной жизни достаточно питательных соков и был обречен на безвременное увядание и смерть. Все почти богатство Афин было не результатом производительного накопления; оно притекало больше, как продукт военной добычи; такие богатства так же быстро потреблялись, как быстро и наживались. Поэтому общим фоном бьющих противоречий жизни было не производство, а потребление. Производственный процесс в тесном смысле слова оставался где-то на заднем плане. Потребление, неравномерность распределения богатств невольно должны были стать центром внимания общественной мысли данной эпохи и определить собой общий характер всех социалистических построений, исканий и стремлений этого времени. Выразителем таких исканий в Греции рассматриваемого периода явился Платон с своим учением об идеальном «Государстве» (Политейя) и, позднее, Ямбул (Город солнца) и Эвгемер из Мессины (Священная Хартия).

Платон (см. XXXII, 325—334, особ. 333) был истым афинянином и принадлежал к древнейшему аристократическому роду. В своем сочинении «Политейя» Платон пытается найти выход из социальных противоречий жизни Афин и рисует картину нового строя, где устранены, по его мнению, главнейшие источники социального зла, где нет расщепления государства на два государства, т. е. на два враждующих и борющихся противоположных лагеря. Исходной точкой своего представления об идеальном, справедливом государственном строе Платон берет идею о золотом веке, которую он находит у Гесиода, и по которой люди первоначально жили, не зная неравенства, не зная войн, раздоров и распрей, не зная забот и горестей (золотой век), но потом, идя последовательно через серебряный и медный к железному веку, пришли к частной собственности и рабству, когда началась война всех против всех. В справедливом государстве правителями являются философы, соединяя в себе и философское знание и государственную власть; только такие философы-правители могут иметь истинное представление о том, что для государства добро и что зло. Образуя в государстве особый класс, они правят на началах планомерности, сознательного регулирования всех сторон и всех частностей государственно-общественной жизни. Второй класс в государстве составляют воины, главнейшая задача которых — охранять и защищать порядок, как извне, так и внутри. Третьим классом являются купцы, ремесленники и земледельцы, функция которых заботиться о производстве и доставлении предметов общественного потребления. О рабах  у Платона нет речи, рабы не члены государства, не граждане; речь идет лишь об устройстве жизни свободных граждан; рабы остаются в качестве просто средств производства. Философы-правители и воины-охранители не имеют частной собственности, которая обычно и делает правящие классы непригодными к управлению; потребление у них организовано коммунистически, на принципе: каждому по его потребностям; никто не имеет жилища или кладовых, куда бы не мог входить другой, кто хочет; все правители и чиновники получают вознаграждение до полного удовлетворения потребностей; каждый берет, сколько хочет, лишь бы не оставалось остатков; последнее не допускается; еда — общая, в коммунальных столовых. Но мало того: не только имеется общность потребления, но и общность жен, отсутствие индивидуальной семьи и брака; дети принадлежат государству и с момента своего появления на свет получают общественный уход и общественное воспитание; ни мать не должна знать своих детей, ни дети не должны знать, кто их мать; принадлежа всем и каждому, женщина, однако, не рабыня в руках мужчин; наоборот, она равноправный член общества-государства, как и любой мужчина; но и беспорядочного полового общения нет; наоборот, оно регулируется и направляется по принципу строгого полового подбора: сильный с сильным, слабый с слабым, причем для женщин половая жизнь ограничивается возрастом от 20 до 40 лет, а для мужчин от 30 до 55 лет; всякие нарушения этих границ сурово караются, как государственные преступления; вообще в государстве Платона, царит суровая дисциплина; все строжайшим образом регламентировано; имеется строгое разделение труда; каждый должен выполнять строго определенный круг действий в пределах своей специальности. Т. о., у Платона сохраняется в общих чертах система античного хозяйства, со всей его дифференциацией, разделением труда и рабством. У Платона сохраняется и сословно-классовый дух старого современного ему общества и пренебрежительное отношение к физическому труду, столь свойственное благородному афинянину старого времени. Его философы-правители, так же как и воины-охранители, физически не работают, предоставляя это низшим слоям населения и преимущественно рабам. У Платона в «Политейе» явно проглядывает дух аристократизма, он строит управление не на демократических принципах, он не верит демократии, не верит в принцип большинства: его правители — аристократы духа, аристократы ума, люди, достигшие высокого морального уровня и философских знаний. Платоновский коммунизм — коммунизм потребления, не коммунизм производства, и при этом коммунизм не для всех, а лишь для избранных групп, для высших классов. В своих «социалистических» идеях Платон не далеко уходит от рамок современного ему государства. Все же Платон «социалист», поскольку он хотя бы частично, в пределах определенных слоев своего «Государства», устраняет частную собственность; он социалист, поскольку он стремится к уничтожению вместе с частной собственностью и социального неравенства, социальной борьбы антагонистических групп и т. п. Но он социалист-мечтатель, социалист-утопист: он выводит свой строй новых отношений из разума, веря лишь в перерождающую силу философского знания и морального сознания. Менее всего, разумеется, Платон революционер: он враг насильственных действий, он верит лишь в силу идей, он видит возможность перехода к новому строю в одном убеждении; в то же время платоновский социализм оторван от массы; Платон — мечтатель, опирающийся на прошлое, а не на настоящее.

«Политейя» Платона имела, однако, огромнейшее влияние на все последующее развитие социалистической мысли; едва забывали Платона одни поколения, как другие, за этими следующие, снова воскрешали платоновскую идею нового государства без социальной борьбы и без социального неравенства, варьируя ее на разные лады, согласно с духом своего времени. Так, идеи Платона, развитые им в «Государстве», находят свое непосредственное отражение в учениях Эвгемера, жившего сто лет спустя после выхода «Политейи», уже в эллинистическую эпоху. Социалистические идеи в духе платоновского «Государства» Эвгемер развивает в поэтическом произведении «Священная хартия», в котором он описывает воображаемое государство-общину, коммунистически организованную. В эвгемеровской коммуне, так же как и в платоновской, социалистическое равенство не для всех; у Эвгемера государство, как и у Платона, построено на началах сословной иерархии, но на сцену выступают уже несколько иные слои; так, место философов у Эвгемера занимают жрецы, как представители науки и философского знания; вслед за жрецами-правителями следуют не воины, а прежде всего ремесленники; лишь за последними идут воины, обязанность которых оберегать порядок в государстве. У Эвгемера яснее уже, чем у Платона, поставлен вопрос о производстве; каждое отдельное частное хозяйство, по Эвгемеру, сохраняет свою самостоятельность в производственной деятельности, но производство это совершается под общим контролем государства, причем государству принадлежат средства производства, равно как и произведенный продукт, который и поступает в общественные магазины; Эвгемер отступает и от платоновского принципа распределения, допуская дополнительные выдачи сверх необходимого, в виде поощрительных премий за образцовые хозяйства, и удвоенные порции жрецам, как организаторам; он склонен, т. о., к принципу: каждому по его заслугам, а не только по потребностям. Под влиянием идей Платона находится и Ямбул в своем сочинении «Государство-солнце». Государство Ямбула разбито на ряд отдельных хозяйств-общин, обнимающих собой до 400 душ. В каждой такой отдельной коммуне уже все одинаково несут труд как физический, так и умственный; во главе всех таких коммунистического типа общин, образующих государство, стоит с неограниченной властью гегемон, которым является старейший в государстве; в «Государстве-солнце» та же строгая регламентация, как и в платоновском государстве, и так же строго регламентировано половое общение, с таким же отрицанием индивидуального брака и семьи, как и у Платона.

Т. о., Платон и его ближайшие последователи выводили социалистический строй не из реальных линий развития жизни общества, они искали социалистического базиса в прошлом: в мечтах о «золотом веке» далеко оставшегося позади стадно-первобытного коммунизма; не связанные жизненными нитями с развивающимися в обществе силами, они не выходили из круга внутренних переживаний, проповедуя лишь нравственное возрождение, сосредоточивая внимание на умственном и моральном развитии личности. Близким к такого рода моральной философии был и ранне-христианский социализм, относящийся к первым трем-четырем векам христианства.

2. Ранне-христианский социализм. Христианство принесло с собой в жизнь ряд идей коммунистического содержания, которые находили на первых порах применение и осуществление в довольно многочисленных коммунистического типа общинах первых христиан. Корни этого рода ранне-христианского социализма лежали, подобно платоновскому, также не в развивающихся каких-либо новых отношениях, не в более развитых производительных силах эпохи первых христиан. Никаких новых линий развития, указывавших пути к социализму и социализации хозяйственных отношений, в эпоху первых веков христианства не было. Правда, в Иудее, где впервые появилось христианство, имелась к моменту его возникновения, совпавшему с временем проникновения в жизнь малоазиатских народов торговых сношений, та же атмосфера социального недовольства, выраставшего на почве тяжестей рабства, национального гнета, трудностей жизни и нищеты для широких масс населения, как и во времена Платона в Греции. Создавалась почва, благоприятная для исканий выхода из тяжелого положения; для исканий выхода в социалистическом направлении эта почва в Иудее была особенно благоприятна, так как здесь еще до христианства, в моменты особенно тяжелых переживаний в стране, всякий раз появлялись многочисленные пророки, взывавшие к социальной справедливости, к уничтожению пропасти между богатыми и бедными, протестовавшие против «войны всех против всех», войны, действующей разлагающе на народ (Михей); протестовавшие против судебной неправды в ущерб интересам бедноты, против наживы и обогащения одних на счет других (Исаия); грозившие гибелью торговцам и всем обремененным серебром (Софония); взывавшие к равенству, к уравнительному разделу частных имуществ, к разделу по жребию земли (Иеремия); мечтавшие о том времени, когда люди «перекуют мечи на орала, копья свои на серпы... когда волк будет жить вместе с ягненком и барс будет лежать вместе с козленком, и теленок, и молодой лев, и вол будут вместе и малое дитя будет водить их» (Исаия, Михей).

Отражением этих настроений и идей коммунистического характера явилась существовавшая в Иудее со второго века до Рождества Христова секта ессеев (см.), которые пытались свою жизнь построить на коммунистических началах. Ессеи жили общинами, в которых насчитывалось до 4 000 лиц; имущество у них общее; дом каждого одновременно и дом для всех нуждающихся в жилище; запасы общие, всегда открытые для всех членов общины; общие столовые, общие трапезы; общая касса; дневной заработок каждого предоставляется в общее пользование; общим имуществом распоряжаются выборные лица; торговлей заниматься запрещается; запрещено также иметь рабов; скромность, простота, нравственная чистота — отличительные черты членов общины; нравственная сторона вообще важнейшая сторона жизни ессеев. Такого же характера и социализм, который мы находим и у христиан первых веков христианства. Христианство, при своем, возникновении собравшее вокруг себя всех обездоленных и опиравшееся первоначально, главным образом, на низы населения, на рабов, на не пристроившихся вольноотпущенников, на пауперов, должно было отразить все  основные течения и настроения, существовавшие в ту эпоху среди низших слоев населения. Оно не могло не отразить широко распространенных, прежде всего, среди низших масс еврейского населения коммунистических идей; оно на первое место выставляло отрицательное отношение к нетрудовым источникам обогащения и провозглашало, прежде всего, принцип трудовой деятельности («не работающий да не ест»); оно снимало с труда характер презрительного к нему отношения, которое так распространено было среди имущих; оно возводило труд на первое место, видя в нем важнейшую основу для права на существование каждого, клеймя лишь некоторые виды трудовой деятельности (актерство, гладиаторство, военные действия и т. п.); оно выводило идею труда из рамок замкнутости на путь общей трудовой спайки, общей трудовой деятельности всех членов общества; оно проповедовало общность имущества, утверждая, что «вещи не для того существуют, чтобы быть присвоенными богатыми», что «все вещи должны быть в общем владении» (Климент александрийский); «все вещи должны быть у тебя общие с твоими ближними, ты не должен ничего называть твоей собственностью, ибо если вы сообща пользуетесь вечными вещами, то тем паче общими должны быть у вас вещи преходящие» (Варнава из Кипра); «мы братья в отношении собственности, между тем как у вас (у римлян) собственность кладет конец братским отношениям; мы душой и сердцем объединенные, не подвергаем никакому сомнению нашу общность имуществ, мы пользуемся всеми вещами сообща, за исключением наших жен; только в этом одном общность пользования у нас не имеет места; у вас же наоборот: только в этом одном практикуется общность пользования» (Тертуллиан). Коммунистические идеи христианства первых веков нашли себе выражение и в самой организации хозяйства перво-христианских общин: жили небольшими общинами, в которых царила общность имуществ; поступавший в общину или реализовывал свое имущество и вырученные деньги вносил в общую кассу, или передавал свое имущество в распоряжение общины, не считая его уже своим, или же продолжал распоряжаться своим имуществом, но вносил в общую кассу доход, поступающий с имущества; вообще же, как общее правило, перво-христианская община не вела организованного производства; не было ни общественных средств производства, ни общей совместной трудовой деятельности; средства производства оставались чаще всего в распоряжении их владельцев; в общее пользование поступал или весь продукт каждого отдельного хозяйства или же только излишки его; вообще о производстве и об организации производства здесь мало заботились; правда, богатство порицалось, а бедность прославлялась, но внимание членов общины было больше направлено на нравственное самоусовершенствование, на жизнь «в духе»; их коммунизм был коммунизмом потребления, так же как и платоновский; ему была близка лишь идея равенства потребления; заботились лишь о том, чтобы можно было всем обеспечить необходимое в пище, в жилье, в одежде, а откуда шли поступления, кто и как производил — на это не обращалось внимания; последнее показывало, что перво-христианский коммунизм лежал скорее в области духа, шел от разума, оставаясь вне жизни; идея общности имущества являлась здесь скорее пережитком прошлого, опираясь на мечты о золотом веке, о тысячелетнем царстве, а не на реальные линии развития производительных сил. Так, у одного из основателей одной христианской общины, ученого гностика из Александрии, Каупократа. мы находим следующего рода обоснование общности имущества и идеи равенства: бог раздавал все всем, но благодаря падшим ангелам явилась частная собственность, социальное неравенство и обособленность групп; и половая жизнь была первоначально общей, лишь впоследствии был установлен индивидуальный брак; Иисус и пришел затем, чтобы вернуть людям первоначальное спасение, первоначальную общность, чтобы исправить зло, причиненное падшими ангелами. Карпократиане проводили в своей общине, между прочим, и принцип общности жен. Здесь ясно слышен отголосок, пережиток стадной жизни первобытной человеческой группы. Поэтому не приходится удивляться тому, что перво-христианские коммуны не оказались особенно устойчивыми: они быстро развалились и растеряли свой коммунистический дух, как только христианское учение стало государственной религией, сделавшись опорой частнособственнических отношений. Христианский социализм, однако, окончательно не исчез; после первых веков христианства он неоднократно появлялся в различных формах: сначала в форме средневекового христианско-еретического социализма, а в позднейшее время в форме консервативного социализма нового времени.

3. Социализм и социальное движение средних веков. Христианский социализм в средние века принимал различные формы в зависимости от изменений тех условий общественно-хозяйственной жизни, которые его порождали. Начавшееся вскоре по возникновении христианства великое передвижение народов (готы, гунны, вандалы, свевы, бургунды, франки, аллеманы) не могло не отразиться тяжело на развивавшихся хозяйственных отношениях и на жизни греко-римского населения и греко-римской культуры; движение варваров несло с собой разрушение, тяжелые потрясения, ломку, новые варварские уклады жизни; постоянные войны, непрерывно следовавшие одни за другими, сопровождались опустошениями, причиняя страдания; торговые сношения, техника в городах, зачатки денежного хозяйства — все это заглушалось, приостанавливалось; как всякое попятное движение, переход снова к натуральному хозяйству переживался болезненно; как всегда в таких случаях, должны были больше всего страдать беднейшие части населения, и как всегда в периоды социальных потрясений и жизненных невзгод общественная мысль искала выхода. Само христианство, становясь с IV века государственной религией и взявши под свою защиту частную собственность, с этого момента уже перестает собирать вокруг себя недовольные элементы; наоборот, создается почва для протеста против нового христианства при сопоставлении его с духом перво-христианского учения и перво-христианской практики. Такой протест нашел себе резкое выражение особенно после того, как развилось и укрепилось папство, сосредоточив в своих руках светскую власть. Всем этим и определяются формы христианского социализма средних веков: с одной стороны, он принимает форму монашеского социализма, в основу которого лег протест со стороны всех, не принимавших государственный, антикоммунистический дух нового христианства; непосредственным результатом этого протеста был уход от несовершенств сложившихся отношений и социальной неправды — уход от мирской жизни, уход в монашество; с другой стороны, несколько позднее, средневековый социализм принимает форму еретического социализма, т. е. того же христианского социализма, но не согласного с господствующим христианским учением и пытающегося внести в него собственное понимание, собственное истолкование и объяснение, более близкое духу старо-христианской жизни. И монашеский, и еретический социализм средневековья одинаково отражали в себе и религиозно-этические настроения, и идеи о золотом веке, учение о тысячелетнем царстве справедливости (хилиазм), и старые платоновские идеи, развитые в Политейе, и мистическое учение гностицизма, и старо-христианский аскетизм.

Идеи монашеского социализма и монастырские коммуны появляются довольно рано; еще в III веке христианской эры Антоний, сын богатых родителей, раздает все свои богатства бедным и отправляется в пустыню в качестве   пионера-отшельника, чтобы там единолично осуществлять евангельское учение. Ученик Антония, Пахомий, образует уже целую коммунистическую колонию отшельников-монахов, построенную на основе отрицания частной собственности, признания обязательности для всех физического труда, общих трапез и аскетической жизни. Подобного рода монахи-отшельники или сочлены монашеских коммун не были монахами в тесном смысле; они не принадлежали к духовенству, многие из них жили с женами в браке, но последний постепенно вытеснялся, и развивался принцип безбрачия, как наивысшая форма аскезы. Сущность исканий монашеского социализма и монашеских коммун заключалась в отречении от того зла, которое проходило в жизнь христианского  общества вместе с богатством, с началами государственного быта, с отношениями господства и подчинения, гнета и насилия; сюда шли все недовольные новым направлением христианской культуры, главным образом рабы, вольноотпущенники, крестьяне, ремесленники. В дальнейшем из монашеских коммун вырастали и складывались целые организации, с определенным твердым уставом (монастыри), с строгой дисциплиной на основе совместной ревностно-трудовой деятельности, которые весьма способствовали поднятию сельскохозяйственной культуры средневековья и сделались средоточием умственной жизни и средневековой образованности. Но вместе с хозяйственным процветанием, приобщением к интересам рынка и обогащением эти средневековые монастыри теряли свой коммунистический характер: из небольших монастырских коммун вырастали крупные монастырские поместья, построенные на крепостных отношениях господства и зависимости; в такие монастыри входит мирской дух, и высшие слои монашества пополняются уже элементами не из простого народа, а лицами из привилегированных сословий. Это перерождение произошло к IX—Х в.

Что касается еретического социализма (коммунизма), то последний точно так же возникает еще в первые века христианства, с III в. христианской эры, хотя расцвет его приурочивается собственно к позднейшему времени, начиная, примерно, с Х—XI в. В IV—V в. в Северной Африке распространилось еретическое движение, которое известно под названием движения донатистов (см. донатизм); оно направлено было в сторону реформирования церковной жизни и было поддержано циркумцеллионами (буквально — «бродящие по сельским хижинам»), как называлась секта бродячих аскетов, обрекшая себя на служение Христу и вступавшая всюду в борьбу с неправдой, в защиту обиженных и угнетенных, нередко убивая и грабя богатых; эта секта составилась, главным образом, из сельских пролетариев, бежавших от эксплуатации их крупным землевладением. Движение было разбито, но уже в этом движении ярко всплыли настроения протеста против нового, антикоммунистического направления христианства и страстные искания выхода из создавшегося положения вещей. Более серьезны движения еретической мысли с коммунистическим направлением, бывшие позднее и относящиеся ко времени, начиная от Х в. К этому времени средневековые устои хозяйства начинают колебаться, в жизнь средневековых городов входит новая сила — торговые сношения, которые все более и более развиваются, оживляя средневековый мир; к этому времени в Европе были открыты богатейшие раммельсбергские серебряные рудники (с 920 г.), благодаря чему быстро стала подыматься городская и промышленно-торговая жизнь Германии, Франции, Фландрии и Италии; Брюгге делается центром торговли шерстью; в Северной Франции развивается ткачество; крестовые походы еще теснее связывают Европу с Азией; денежное хозяйство быстро проникает в крупные центры; к этому времени через папство церковь вовлекается в борьбу с светской властью, стараясь захватить власть в свои руки и теряя свой былой, чисто религиозный облик выразительницы настроений христианства первых веков. Вместе с переходом к денежному хозяйству и развитием резкой противоположности между богатством и бедностью, социальные движения выступают в форме протеста против папства и вообще против новых течений в церкви и христианстве; самый протест этот принимает характер новых толкований евангелия и христианских догм в духе возврата к первым временам христианской жизни; поскольку протест базировался на древне-христианских социалистических идеях и сопровождался движением коммунистического характера, постольку все христианско-еретическое движение этого позднейшего периода становилось еретическим социалистическим движением в том же смысле, как донатизм, движение диркумцеллионов, и т. п.

На Западе общее название для последователей еретического коммунизма было катары, что значит чистые. В своих требованиях и учении в большинстве случаев они выставляли, прежде всего, принцип обязательного для всех своих членов физического труда, равно как и нравственной чистоты жизни; далее — нередко отрицание обрядностей (главным образом таинств), отказ от военной службы и применения насилия, а также отречение от частной собственности и — иногда — принцип безбрачия; в их общинах часто проводится общность имущества и ведется борьба за идеалы старо-христианского коммунизма. По мере того, как папство и князья выступают против них с решительным преследованием, объявляя против них и организовывая крестовые походы, направляя войска и применяя жесточайшие пытки инквизиции вплоть до сожжения на кострах, катары ожесточаются, организовывают энергичное сопротивление, ведя нередко весьма продолжительные войны против папского ига и господства, отстаивая древне-христианские устои церкви и христианской жизни первых веков. Движение еретического социализма в разных странах носило различный характер. В Болгарии оно впервые нашло себе место с Х в. под названием ереси богомилов (см.), против них устраивались крестовые походы (венгерский, польско-венгерский), разорившие, в конце концов, Болгарию; а с завоеванием Балканского полуострова Турцией (XV) значительная часть богомилов предпочла перейти в ислам, таким решительным способом отказавшись от подчинения папству. Еще более благоприятную почву катары нашли себе в Италии, где с Х в. заметно стали развиваться новые отношения, выраставшие вместе с ростом торговли и торгового капитала, что имело место, прежде всего, в городах Ломбардии. Здесь еретическо-христианское движение выступило под именем движения ломбардов, движения, образовавшегося вокруг итальянского схоластика XII в. Арнольда Брешианского, (см.), который поднял борьбу за осуществление равенства на земле и против папства и его развращающего влияния на церковь. Заслуживает также упоминания рабочий союз из ломбардских ткачей, выступавший под именем движения гумилиатов (см.), и еще более крупное движение апостольских братьев (XIII в., см. апостолы). Вождем апостольских братьев был Гергард Сегарелли, а после его сожжения на костре — Дольчино. Последний был особенно энергичным борцом, с сильным уклоном к коммунистическим идеям; он проповедовал идеи всеобщего братства, общности имуществ, общности жен, мечтая об осуществлении на земле «тысячелетнего царства»; он сумел собрать вокруг себя многочисленных последователей и храбро выступил в бой с высланными против него войсками инквизиции, после отчаянного сопротивления попал в руки врагов и в ужасных пытках кончил свою жизнь. На учении апостольских братьев отразилось влияние идей Иоахима де Фиоре (см. Иоахим), ученого монаха-цистерцианца, строгого аскета и ревнителя христианской нравственности и духовной чистоты. Учение Иоахима отражало лишь настроения и искания древне-христианского социализма. Иоахим ждет осуществления равенства и справедливости на земле, наступления золотого века, «тысячелетнего царства» (см. иоахимитство). С XII в. катары во Франции выступают под именем вальденсов, лионских бедняков, альбигойцев; в своих общинах вальденсы (см.) проводят принцип обязательности физического труда, решительно осуждая торговлю, как вводящую в соблазн и обман; они против частной собственности, у них все общее, общая касса, из которой каждый берет все необходимое. Движение вальденсов заходило далеко за пределы Франции. Против них было организовано несколько крестовых походов; начались кровавые войны, причинившие особенно южной Франции полнейшее опустошение. Особенной ожесточенностью и беспощадностью по отношению к восставшим отличались альбигойские войны (см. альбигойцы). Во Фландрии с XIII в. выступают бегарды и бегинки (см.) В Англии еретический коммунизм выразился в движении лоллардов. Это собственно те же бегарды из фламандских ткачей, которые переселились в ХIV ст. в Англию, принеся с собой и бегардские идеи, и настроения. Центром движения лоллардов в Англии явился центр шерстяной английской промышленности — Норфолькское графство. Движение лоллардов в конце концов вливается в массовое крестьянское выступление, восстание крестьян под предводительством Уота Тайлера 1381 г. (см. VIII, 323). Наиболее глубоко и резко проявились идеалы и стремления средневекового еретического социализма во второй четверти ХV ст. в Чехии в движении гуситов (см. Гус и гуситы). Гуситское движение поддерживали одинаково и социальное недовольство масс, выросшее на экономической почве, и рост национального чувства, направленного против немцев; последнее в данном случае мало расходилось с социальным недовольством, так как немцы господствовали и в серебряных рудниках, выведших с конца XIII ст. Чехию на путь быстрого экономического расцвета и социального расслоения, и в городах, как промышленно-торговых центрах, и в высшем церковном управлении, и отчасти и в пражском университете, как центре умственной жизни. Как и во всех социальных движениях средних веков, и в гуситском движении социальное недовольство низов населения облекалось в форму религиозных протестов, принимало характер сектантского движения. В области религиозно-церковных требований гуситы выдвигали, главным образом, требование о причастии для мирян наравне с духовенством вином и хлебом, а не одним хлебом, как требовала папская церковь; кроме того, они требовали конфискации церковных имуществ, в чем было заинтересовано особенно мелкое дворянство, мечтавшее поправить пошатнувшееся хозяйственное положение свое насчет церковных земель; такие требования выставляло, главным образом, правое крыло гуситов. Вообще гуситское движение может быть представлено расщепленным по двум направлениям: одно направление было умеренное, к которому примыкали мелкопоместные дворяне и более состоятельные ремесленники; группы, составлявшие это правое крыло, носили название утраквистов (utraque, т. е. и тот, и другой вид причастия), а также каликстинцев (calix — чаша с вином); другое направление, радикальное — таборитов, к которому примыкали крестьяне и рабочие; табориты выставляли, главным образом, требования социального характера; среди них в свою очередь были различные группы: группа более умеренных, ограничивавшаяся в своих требованиях социальными реформами, и группа более последовательных коммунистов — адамитов или николаитов. Можно думать, что таборитские общины (известны три таких общины: в Таборе, Пизеке и Воднине) покоились на производственной деятельности отдельных хозяйств; каждая семья, владея на основе частной собственности средствами производства, вносила в общую кассу лишь излишки; здесь мы видим тот же коммунизм потребления, отнюдь не производства, какой существовал и в перво-христианских общинах. В глазах крайних таборитов семья, однако, являлась препятствием для проведения в жизнь более строгих начал коммунизма, всеобщего равенства. Отсюда вырастает течение среди таборитов с стремлениями к отказу от семьи. Но, несмотря на различия направлений, и требований, царившие среди гуситов, все они сплоченно выступали против общих врагов. Эта сплоченность дала им ряд блестящих побед во время т. н. гуситских войн, а Табор сделался центром и оплотом для гонимых во всех странах тогдашнего мира; среди вождей его выдвинулись Ян Жижка. Прокоп, Мартин Гуска. Особенно резкое столкновение началось, когда против гуситов был направлен ряд крестовых походов. Крестоносцы всякий раз терпели поражение, и воодушевленные успехом гуситы, под командой таборитских вождей, предприняли в свою очередь карательную экспедицию, пойдя походом на окрестные немецкие земли (Австрию, Баварию, Силезию, Бранденбург), наголову разбивая королевские войска, наводя ужас на немецкое население и увозя с собой несметную военную добычу. Успехи гуситов заставили власти поспешить заключить с гуситами мир (в 1433 г.), удовлетворив требования умеренного направления гуситского движения. Этот мир внес в лагерь гуситов раздвоение, так как его крайние элементы не были удовлетворены, а умеренная часть уже потеряла импульс к борьбе. Кроме того, победа доставила таборитам господство в стране, и, чтобы держать всех в повиновении, вожди таборитов ввели беспощадный террор, который вызвал раздражение среди каликстинцев и еще более увеличивал недовольство диктатурой таборитов; городские ремесленники и крестьяне оставили таборитов и, воспользовавшись поддержкой со стороны дворян, выдвинули против таборитов сильную армию в 25 000 чел.; произошло решительное столкновение (в 1434 г.), и табориты были совершенно разбиты; однако, оставшиеся в живых, снова сорганизовавшись, сумели на несколько лет сохранить независимость, занимая свой неприступный город Табор; коммуна продержалась в нем до 1452 г. Т. о., Табор, как коммунистическая организация, просуществовал 33 года, хотя уже и до решительного столкновения с каликстинцами коммунизм таборитов выдыхался: военные успехи привлекли к ним массу авантюристов, гонявшихся за военной добычей; в самый лагерь таборитов проникло стремление к роскоши, алчность; истинный дух коммунизма исчезал, хотя боевой дух еще сохранялся. Борьба течений в гуситском движении привела к образованию секты с анархическим уклоном — «богемских братьев» (см.), основанной в XV в. Петром Хельчицким. Учеником последнего, Грегором, из последователей «богемских братьев» была организована община в Кунвальде на основе всеобщего братства и равенства, на началах жизни первых христиан: торговля осуждалась, государственная организация и всякая власть отвергались, так как от государства идет социальное неравенство.

Кунвальдская община в 1458 г. подверглась нападению королевских войск, члены секты бежали в леса и пещеры, получив отсюда наименование «пещерных жителей» или «ямников» (яма — пещера). Оправившись от преследований, «богемские братья», благодаря исключительному трудолюбию, продолжали развиваться и достигли значительного благосостояния, но по мере роста его стала исчезать чистота их учений и непреклонность в отрицании власти; секта просуществовала в значительно перерожденном виде до 1620 г. (битва у Белой Горы), когда после разгрома Богемии остатки «богемских братьев» рассеялись по разным странам. В начале 18-го столетия часть их осела в Саксонии, образовав здесь во владении графа Цинцендорфа общину гернгутеров (см.), которая, однако, почти уже ничего не сохранила от былого учения, некогда коммунистического характера. С XIII в. движение бегардов, а также и бегинок перебрасывается в Германию, где оно выступает под теми же названиями и вызывает против себя энергичное преследование властей в различных городах Германии вплоть до XIV ст., когда это преследование было особенно сильно; вместе с ними в то же время появляются и перекочевавшие из Северной Франции «братья и сестры свободного духа» (см.), завербовывая себе массы последователей; среди них, как особая их разновидность, выступают «ортлибарии» — секта, названная по имени своего основателя, Ортлиба из Страсбурга, близкая к церковному анархизму; ортлибарии отрицали всякое посредничество в спасении, отвергали папство, всякую обрядность и церковщину, отрицали закон, выступали против частной собственности, но не признавали ни обязательности физического труда для сочленов секты, ни других обязательств. В противовес «братьям и сестрам свободного духа» в XIV в. появилась в Германии перенесенная из Голландии секта «братьев совместной жизни» (см.), члены которой жили, работая совместно, на началах общности имущества. Движение еретического коммунизма в разных его видах имело в истории Германии большое значение во время великой крестьянской войны. С XIII в. в Германии шел процесс первоначального накопления; купеческий капитал стал с этого времени быстро нарастать, торговля развиваться; Ганза начинает господствовать от Лондона до Новгорода; вместе с этим развивалась жизнь и процветание городов; с XIV в. немецкое дворянство уже переходит на денежное хозяйство, что влечет за собой рост эксплуатации крестьянства; средневековое общество разлагается, выдвигая социальные противоречия; выявляются резко различные группы: с одной стороны, феодально-земельной аристократии — церковной и светской, — с другой стороны, мелких ремесленников, крестьян и рабочих; низшие классы все более и более чувствуют тяжесть своего социального положения и особенно непомерно высокого налогового обложения. Особенно ненавистным становится обложение в папскую казну, вызывая общее озлобление со стороны всего населения. Обездоленные крестьянские массы, стонущие под ярмом крепостничества, проявляют особую восприимчивость ко всякому учению, направленному к изменению сложившихся отношений, в сторону реформирования социальной жизни или даже радикального ее преобразования. Среди населения, оторванного уже от земли и живущего продажей своей рабочей силы, особенно успешно воспринимается всякого рода христианско-коммунистические идеи, проповедующие равенство и братство первых веков христианства. Общему социальному брожению среди широких масс населения способствует и то обстоятельство, что само землевладельческое дворянство, захваченное процессом денежного хозяйства и обогащения, а так же и вырастающая торговая буржуазия ищут выхода из тесных рамок сложившихся религиозно-церковных настроений средневековья и христианских взглядов, не соответствующих духу времени, обнаруживая при этом стремления к реформированию церкви и сильное недовольство против папства, его претензий на захват в свои руки светской власти и его вмешательства в дела других стран. Все это приводит Германию к реформации, выдвигает яркую фигуру Лютера, еще более обостряет темп социального брожения в стране, еще более создает пищу для коммунистических идей и коммунистического движения. Начиная с XV в., среди крестьянства пользуется особенным успехом идея о наступлении тысячелетнего царства равенства и братства. С проповедью этой идеи выступает пастух Ганс Бегайм. В 1493 г. в Эльзасе образуется тайное общество «Башмака», ставящее целью освобождение трудящихся. Немного позднее в Вюртемберге возникает направленное против дворян общество «Бедный Конрад». Усмирения и казни не останавливают движения. По городам и селам бродит множество всякого рода проповедников, говорящих о необходимости общности имуществ и жизни по примеру первоапостольских общин. Массы жадно прислушиваются ко всему, но больше всего пользуется в это время распространением учение секты анабаптистов («перекрещенцев»). Анабаптизм, содержащий в себе значительную долю коммунистических идей в духе того времени, возник первоначально в Тюрингии, Саксонии, Швейцарии и из этих стран стал распространяться по Германии. Анабаптисты, нашедши себе сторонников особенно среди ремесленников, требовали выполнения заветов нагорной проповеди, считая необходимым для всех жить по примеру первых христиан; они хотели основать «царство божие» на земле; ради осуществления своих идеалов одни из них готовы были ко всяким средствам борьбы, вплоть до поднятия меча (таковы были именно немецкие анабаптисты), другие были, однако, против насилия. Вообще среди анабаптистов можно было отметить различные направления; одни из них, например, отрицали частную собственность и требовали более строгого проведения христианского коммунизма; другие, более умеренные, сохраняли частную собственность, но лишь ограничивали пользование ею; были и такие течения, которые отвергали брак. К перекрещенцам примкнул и Томас Мюнцер, выступивший в Тюрингии с учением о том, что христианский коммунизм необходимо осуществить на земле теперь же. В том же духе в Мюльгаузене проповедует Генрих Пфейфер. И здесь, и там начинают вспыхивать, под влиянием этих учений, беспорядки, волнения, которые скоро выливаются в крестьянскую войну 1525 г. (см. XIII, 554—582). К осени восстание было подавлено. Мюнцер был казнен. Начался поход на идейных вдохновителей движения-анабаптистов. Членов секты хватали и казнили, причем большинство анабаптистов было казнено без особого сопротивления с их стороны. Лишь в Мюнстере, куда сошлись нижнегерманские и голландские анабаптисты, была сделана попытка отчаянного сопротивления, оставившего яркий след в истории коммунистического движения (см. анабаптисты). «Новый Иерусалим» пал, его вожди были казнены, и анабаптизм в Германии окончательно был подавлен. После гибели мюнстерской коммуны, этого яркого и редкого проявления революционного энтузиазма, анабаптистско-коммунистическое движение навсегда потеряло свою силу. Образовавшееся из последователей анабаптизма движение обеннитов в Нидерландах (в XVI в.), а также меннонитов (от их главы Менно Симонса) носило характер совершенно мирной секты; в XVII в. меннониты получили даже официальное признание и свободу вероисповедания. В XVII ст. еретическо-христианский социализм вообще исчезает. Лишь много позднее, спустя несколько столетий, уже к нашему времени, христианский социализм появляется снова, но уже не как революционное движение, а в форме консервативного социализма нового времени (см. христианский социализм).

4. Утопический социализм и социальное движение в эпоху торгового капитала. 1. Томас Мор и его последователи. С вступлением общества на путь капитализма, вышедшего из развалин феодального хозяйства и в своей первой фазе совпавшего с образованием крупных национальных государств, меняется, и направление коммунистической мысли и социальных движений. С этого момента социализм теряет свой религиозно-церковный характер; он начинает впервые уже опираться на противоречия отношений капитала и труда; но вначале, когда эти отношения выражены были еще крайне слабо и не находили себе определенных, выпукло очерченных форм, он носит еще эмоциональный характер и выводит будущий строй не из линий намечающегося развития жизни, а из головы; все его построения вообще мало эмпиричны, нося в себе отголоски старых отношений, пропитываясь отжившими укладами жизни; социализм этого времени имеет мирный характер, его представители верят в силу убеждения, в силу морального воздействия; он не связан органически с движениями масс, носит чаще всего интеллигентский характер; этот социализм получил наименование утопического социализма. Наиболее ярких представителей своих утопический социализм нашел прежде всего в Англии, которая с конца XV в. переживала острый период «первоначального накопления», когда развивавшаяся фландрская промышленность предъявляла большой спрос на английскую шерсть, лучшую в Европе, и когда в Англии шел крайне мучительный для широких масс крестьянского населения процесс развития овцеводства, захвата («огораживания») общинных земель, отрывания части крестьянства от земли и их пролетаризации. Для Англии это была эпоха ломки старых феодально-натуральных отношений и образования капитала, эпоха, породившая массовую нищету и бродяжничество, вызвавшая кровавое законодательство, всколыхнувшая общественную мысль и жизнь Англии. В эту эпоху первоначального выявления двух противоположных полюсов производственной жизни общества — труда и капитала — выходит в 1516 г. в свет «Утопия» Томаса Мора (см.). По этому произведению и получил свое название утопический социализм.

Как плод социалистической мысли нового времени, «Утопия» Мора крайне характерное произведение, раскрывающее все особенности раннего утопического социализма; она состоит из двух частей: одной критической, рисующей картину социального состояния Англии конца XV и начала XVI ст., с уже обозначившейся пропастью между богатством одних и нищетой других, и другой положительной, рисующей картину идеального общества. Для освещения утопического социализма наиболее характерна последняя, положительная часть «Утопии». В ней Т. Мор пытается показать, как могло бы быть организовано общество, если бы пожелало избавиться от противоречий богатства и бедности и от всех, вытекающих из этих противоречий, социальных последствий. Первый из социалистов Мор касается здесь производственной стороны нового строя и идет в этом отношении далеко вперед от чисто потребительского социализма античного и средневекового периода; основным занятием «утопийцев» (Утопией назван остров, на котором живет социалистически организованное общество) является физический труд, который в принципе обязателен для всех, за исключением детей, больных, стариков, ученых и некоторых из должностных лиц; в последнем случае, однако, необходимо доказать, что данное лицо в науке принесет персонально больше пользы, чем в ремесле или в сельском хозяйстве; частной собственности нет; все — общее; основа хозяйственной деятельности — сельское хозяйство; его должен знать всякий сочлен общества; кроме него, однако, каждый должен быть знаком и с ремеслом; сельское хозяйство организовано на артельных началах: участки земли обрабатываются сообща группами граждан по 40 человек, направляемых государством из городов, причем каждый должен провести на ферме 2 года; все грязные работы, а также особо тяжелые выполняют рабы, которые набираются из преступных элементов; произведенный продукт поступает на общественный «рынок», где все распределяется по отдельным магазинам и столовым; всего имеется в изобилии, и поэтому каждый берет из магазинов, сколько ему требуется; т. е., распределение — по потребностям каждого, но на основе его трудовой деятельности. В обширном дворце имеются общественные столовые для общих обедов и ужинов; рассчитаны столовые на 30 семейств, всего, в среднем, на 1 200 лиц, причем во время еды ведутся душеполезные беседы, а после ужина следует музыка и другие развлечения; весь остров разбит на 54 округа; правительство состоит из лиц, ежегодно избираемых; брак строго моногамный, по добровольному согласию; нарушение брачных уз строго карается законом; существует всеобщее обучение и обязательное для всех посещение школы; предметы обучения в детских школах очень ограничены: преподаются лишь музыка, логика, арифметика, геометрия, астрономия и физическая география; в области религии царит свобода, хотя атеисты и не считаются хорошими гражданами. В «Утопии» Мора, т. о., предусмотрены многие мелочи, система же и организация общественного производства очерчены лишь в самых общих чертах, что весьма характерно для утопического социализма. Тем не менее, на эту сторону жизни Мор все же обращает свое внимание; вопросы потребления у него остаются уже на втором месте; характерно и то, что одну отмену денег и денежной системы Мор считает уже достаточной гарантией прочности утопического строя, так как в общественных амбарах всего много, всякий может брать, сколько хочет, и поэтому все заинтересованы в одном: в общей работе на общее благо. Признавая рабов-уголовников в качестве выполнителей черной и неприятной работы на принципе принудительного труда, Мор, как социалист, не остается до конца последовательным, что вообще характерно для всех социалистов-утопистов: но в сравнении с Платоном Мор все же делает шаг вперед: у Мора нет класса рабов, а лишь беспрерывно пополняемые из общества преступные элементы, общественные отбросы, которые используются обществом в производственных целях. В «Утопии» много пережитков старо-ремесленнического быта, например в организации основной ячейки ремесленного производства, совпадающей с семьей, в отношениях мужа и жены, почему некоторые из экономистов называют коммунизм Т. Мора «мещанским социализмом» (Онкен). В общем и целом, однако, «Утопия» представляет собою все же новый шаг в истории социалистической мысли. Дальнейший этап в развитии социализма составляет эпоха английской революции XVII в. В этой революции интересы мелкой буржуазии — городской и сельской, т. е. самостоятельного крестьянства, отражала партия индепендентов, или «независимых», а примыкающую в политической борьбе к «независимым» крайнюю левую группу составляли левеллеры, или « уравнители», из которой выделилась секта «истинных левеллеров», или диггеров («копателей»), с коммунистическими идеями, обвеянными, однако, религиозными настроениями: вооруженные лопатами диггеры захватывали общинные невозделанные земли и перекапывали их для обработки, не видя причин, почему они «должны терпеть голод в то время, как огромные участки общественных земель остаются необработанными», и, мечтая о том, что скоро настанет время, когда к ним примкнут все бедняки, все безработные и угнетенные люди, которые из беспокойных бродяг превратятся в полезных членов общества, а собственники откажутся от земли, и исчезнет тирания и рабство, и воцарится на земле «царство божие». Когда диггеров разгоняли военными отрядами, они не оказывали сопротивления, говоря, что их желание — победить врагов своих любовью. К такого рода мечтателям принадлежали Вильям Эверард, Джерард Уинстэнли, Джон Пальмер. Дж. Уинстэнли отделяет от Т. Мора почти столетний период, и, тем не менее, на нем сильно влияние идей Мора. Это влияние выразилось в книге Уинстэнли, написанной в момент английской революции, в 1651 г., под названием «Закон свободы, изложенный в виде программы, или восстановление истинной системы правления». Уинстэнли высказывает здесь недовольство тем, что дала английскому народу революция 1648 г., которая не избавила низшие массы населения ни от нищеты, ни от страданий дореволюционного времени; она сохранила ту же эксплуатацию, которая была и до нее: изменилась лишь форма, а не сущность; Уинстэнли стоит за общность владения землей, за общность средств производства и всего имущества, за всеобщую трудовую повинность, за общественные магазины и склады, за устранение торговли, за распределение по потребностям, а в работе по способностям и силам каждого, сохраняя неравенство лишь в одной области — в области раздачи почестей и титулов, которые даются у него за особые заслуги; у Уинстэнли сохраняется мелкое производство, производство на дому, наряду с производством в общественных мастерских, причем имеется строжайший контроль за производительностью труда каждого и его потреблением; благодаря этому открывается возможность баланса между производством и потреблением; подобно Мору, Уинстэнли стоит и за моногамию, причем для совершения брака считает достаточным соответственное заявление об обоюдном согласии (впервые гражданский брак). Строго проведенной до конца идеи обобществления средств производства у Уинстэнли мы не находим, так же как и у Т. Мора (см. IX, З6/51).

II. Движение квакеров. «Новая Атлантида» и «Город Солнца». В годы  революции, всколыхнувшие английскую жизнь, в Англии переплетались многообразные течения, в которых, нередко под разными формами, сквозили социалистические идеи, оставлявшие заметный след в развитии утопического социализма Англии. Между такими течениями своеобразное место занимает т. н. движение квакеров (см.). Наиболее крупной фигурой квакерства, с точки зрения истории социализма, является Джон Беллерс, выпустивший в 1696 г. книгу «Проект учреждения промышленно-трудового колледжа всех полезных ремесел и сельского хозяйства, который дает богатым прибыль, бедным — достаточные средства к жизни, а юношеству — хорошее воспитание, и который, благодаря увеличению населения и его богатства, принесет выгоду правительству»; девиз: «промышленный труд приносит изобилие»; «бездельник должен ходить в лохмотьях; кто не работает, да не ест». Беллерс имеет ввиду трудовую артель, где пребывание добровольное и каждый вступающий вносит пай; из первых паев составляется капитал; в артели 150 членов, работой которых содержится вся колония; в такой организации достигается экономия топлива, жилища и проч., а также увеличение производительности труда и устранение посредников; мерилом ценности для предметов потребления будут здесь уже не деньги, а труд; деньги здесь так же не нужны, как здоровому костыль. По признанию самого Оуэна, Беллерс развивает в «Проекте» лишь план, в общем однородный с его собственным, с лишком за полтораста лет до него. Другое сочинение Беллерса, которое Маркс называет (в «Капитале») истинным феноменом в истории политической экономии, носит название «Опыты о бедных («бедными в то время называли рабочих), о мануфактурах, о торговле и промышленности, о колониях и о безнравственности и совершенстве внутреннего света» (1699). Еще раньше Беллерса идеи создания рабочих колоний (артелей) развивал Питер Корнелиус Плокбой, опубликовавший в 1659 г. памфлет «Предложение способа сделать счастливыми бедных любой из наций» и проч. Плокбой ищет выхода из неравенства, беспорядка, угнетения и лжи современного общества; выход он видит в  объединении четырех категорий лиц:  земледельцев, ремесленников, моряков-рыболовов и высокоразвитых интеллигентов, на началах принципа: «кто хочет быть выше всех, пусть будет слугой всех»; такая ассоциация могла бы устранить если не собственность целиком, то по крайней мере эксплуатацию; прибыли не будут уходить в карманы предпринимателей, а останутся в распоряжении самих рабочих. Плокбой является, т. о., провозвестником идеи кооперативного социализма, утопического постольку, поскольку приверженцы его видели в кооперации единственный путь к преобразованию капиталистического строя. Из других сочинений XVI и XVII в., которые имели влияние на развитие социалистическо-утопической мысли Англии, могут быть упомянуты «Новая Атлантида» Фрэнсиса Бэкона и «Заступник бедняка» Петра Чемберлена. Ф. Бэкон (см.), обосновавший в своем знаменитом «Novum Organon» естественнонаучный метод, который впервые открыл путь дальнейшему научному исследованию, загроможденному до него метафизикой и религиозной мистикой средневековья, в «Новой Атлантиде» (неоконченный фрагмент, 1626), как бы в противовес Томасу Мору, строит свое новое общество не на изменении имущественных отношений, а на широком применении естествознания к общественному производству; основной жизненной осью этого нового общества является научный институт с препаратами и инструментами для изобретений и открытий, для выработки сложных машин и проч., который дает возможность развитию производительности общественного труда до высокой степени и приводит общество к богатству и счастью. В «Заступнике бедняка» (1640) Л. Чемберлен развивает идею, что труд есть источник всякого богатства, что бедняки (рабочие) выполняют важнейшие функции в общественной жизни, что только на счет их труда существуют богатые, и что поэтому необходимо в пользу рабочих национализировать церковные и королевские домены; дальше этого автор не идет.

Движение социалистической мысли, охватившее в эпоху торгового капитала Англию, не прошло и мимо Италии, где в XVII ст. выдвигается яркая личность Томазо Кампанеллы (1568—1630, см.), который выступает одинаково и как революционер, борющийся за освобождение своего народа от иноземного ига, и как писатель-социалист, мечтающий о переустройстве общества. Как революционер, Т. Кампанелла — смелый и решительный заговорщик, хотя и большой фантазер; увлекаясь изучением астрологии, он среди созвездий находит знаки, предвещающие наступление революций по всей земле; в связи с этим он строит грандиозные планы восстания в целях освобождения Южной Италии от испанского владычества; он рассчитывает на уголовных преступников, заключенных в тюрьмах, на бандитов, на эмигрантов, на всех вообще недовольных господствующим строем, на широкую агитацию среди матросов турецкого флата и проч.; он навербовывает для подготовки восстания до 200 специально обученных агитаторов-проповедников, приводит в боевую готовность до 1 800 эмигрантов, намечает год восстания (1599), но... заговор был открыт, и Кампанелле пришлось 27 лет провести в тюрьме. Как писатель-социалист, Кампанелла находится под влиянием идей Т. Мора, равно как Платона и Ямбула; у последнего он берет и название для своей утопии; его «Город-солнце» (написан в 1620 г.) представляет социалистически организованное общество, где нет частной собственности, нет денег, нет торговли; где дома, спальни, постели и другие необходимые вещи — общее достояние; где существует общность жен, общественное воспитание детей; где нет ни бездельников, ни рабов, ни нищих, ни богатых; где все красиво, симметрично, всюду цветы, музыка; где рабочий день всего 4 часа, причем все граждане должны знать все сельскохозяйственные работы и какое-либо ремесло; где, однако, строго караются преступления, и существует и смертная казнь и розги. Для Кампанеллы «Город-солнце» лишь переходный период, за которым последует еще более совершенная жизнь. Как и в «Утопии» Мора, у Кампанеллы мы находим подробно разработанными многие несущественные стороны нового общественного строя (например, граждане жуют по утрам тмин и петрушку, чтобы дыхание было ароматичным), но важнейшие стороны общежития, например, производственная организация общества, очерчены крайне обще и туманно, что типично для утопического социалиста.

III. Социальное движение и утопический социализм во Франции до великой революции. Во Франции социалистическая мысль утопического характера особенно ярко выявилась в конце эпохи торгового капитала, на переломе к промышленному капиталу, в конце XVII и в XVIII в., когда французская жизнь переживала глубокие потрясения, особенно болезненно отражавшиеся на крестьянстве. Во Франции, как и всюду, разорение деревни и процесс экспроприации крестьянства начался с момента проникновения и развития денежного хозяйства в стране, что имело место особенно заметно уже в XIV ст., когда нередко целые селения отбирались у крестьян, остававшихся и без земли, и без крова. К этому времени относятся и т. н. жакерии (см. Франция), т. е. восстания несчастных Яковов (Жаков), взявшихся, наконец, за оружие, вследствие крайне тяжелого положения (1358). Эта крестьянская война, отличавшаяся жестокостью и с той, и с другой стороны, окончилась поражением крестьян и их массовым истреблением. После жакерий до XVI в. положение крестьян улучшается, но со второй половины XVI в. снова наступает волна реакции, непомерно высокого обложения, дворянского засилья — и снова вспыхивает движение, особенно после великой крестьянской войны в Германии, откуда движение не могло не переброситься и во Францию; таково движение в 1586 г. в Нижней Нормандии, направленное против дворян, причем восставшие думали о наступлении царства, где уже не будет неравенства (хилиастическая идея тысячелетнего царства); таково же движение в провинции Гюйенне, охватившее до 50 000 повстанцев и сопровождавшееся сначала захватом г. Бордо, но закончившееся свирепым подавлением крестьян; с 1593 по 1595 г. были охвачены крестьянским восстанием провинции Пуату, Сентонж, Лимузен и др.; эти восстания были направлены и против короля, и против дворян и также кончились неудачно для крестьян; в 1637 г. в Нормандии имело место движение Ивана Босого (Jean va-nupieds), к которому примкнули и горожане Руана, и которое было усмирено при помощи наемных иностранных войск; в 1675 г. началось новое восстание в Бретани; положение крестьянства к этому времени всюду вообще было ужасное: крайняя нищета, голод, голодные бунты сделались обычным явлением. При такой обстановке, в конце XVII и первой трети XVIII ст., на почве социального недовольства, бесправия и общего угнетения появляется ряд французских писателей социалистического (утопического) направления, с высоко-революционным настроением; к этому времени денежные отношения уже широко захватили французскую жизнь и города и деревни; развивалась быстро мануфактура, объединялись самим производственным процессом рабочие, росло разделение труда в пределах одного и того же производства; новые отношения давали толчок и новым более определенным исканиям социалистической мысли; последняя делает шаг вперед от попыток Т. Мора; она уже ближе к жизни. Среди писателей этой эпохи (конец XVII и начало XVIII в.) заслуживают внимания Дени Верасс д‘Алле, выступивший с своим сочинением «История Севарамбов» (1677—1679), Габриэль Фуаньи («Открытая австралийская земля», 1676), Фенелон («Телемак», 1698), особенно Жан Мелье («Завещание», 1783), Руссо («О происхождении неравенства», 1754), Морелли («Базилиада» и «Свод законов о природе», 1755), Фонтенель («Республика философов», 1768), Мабли («Сомнение по поводу экономистов», 1768), Ретиф («Австралийское открытие», 1781), Бриссо де Варвиль («Философские исследования о собственности и краже», 1778). Книга Верасса первоначально вышла на английском в Лондоне в 1675 г. Севарамбы — жители одного австралийского острова; их общество построено на отсутствии частной собственности, все в нем принадлежит государству; труд обязателен для всех; день разбит на три восьмерки: 8 для сна, 8 для отдыха и 8 для работы; от трудовой повинности освобождаются лишь старики, дети и больные; общественный продукт поступает в общественные магазины, откуда каждый получает все нужное ему по ордерам; каждый город на острове распадается на несколько товариществ, и каждое из них занято в отдельной определенной отрасли промышленности; каждое товарищество живет в особом здании — осмазии, рассчитанном на 1 000 человек; в главном городе острова таких осмазий-товариществ до 267; для грязных работ каждая осмазия имеет своих рабов; домашнего изготовления пищи нет; общественное воспитание детей. В осмазиях-товариществах Верасса, где на основах совместного производства многих лиц организованы целые ветви промышленности, мы встречаем уже новые производственные формы, каких не было в «Утопии» Мора: на месте домашнего характера ремесленного производства у севарамбов — мануфактура с высоким разделением труда, концентрирующая значительные массы работников. Книга Фуаньи «Открытая австралийская земля» изображает жизнь и организацию одного австралийского народа, по примеру севарамбов не знающего моего и твоего, имеющего все общим и живущего анархически вне какой бы то ни было государственной власти;  для всех «австралийцев» законом является собственный разум; о производстве им не приходится заботиться, так как природа дает им все в готовом виде, не требуя никакого труда со стороны человека; все воспитание сводится к развитию в каждом сочлене чувства полнейшего равенства. «Республика философов» Фонтенеля повторяет в значительной степени «Историю севарамбов». В общем, такого же характера и фантастический роман Ретифа «La Découverte australe», в котором описывается жизнь идеального государства мегапатагонцев, построивших все свои отношения полнейшего равенства на началах общественной морали; особенного интереса заслуживает в романе приложение к нему, под названием «Письмо обезьяны к своим соплеменникам», в котором ученая обезьяна — помесь павиана с негритянкой — описывает в остроумной и очень резкой форме все несовершенства современного автору французского общества, построенного на неравенстве, угнетении и рабстве. «Телемак» Фенелона представляет, между прочим, описание жизни двух общин, из которых одна построена на началах общности владения землей, другая — на раздельном имуществе; все симпатии автора на стороне первой общины, где и общность имущества, где все свободны и все равны, где кроме того нет утонченной культуры, которая вносит лишь разложение в жизнь людей, где царит первобытная простота, близкая к природе жизнь. Больше интереса представляют сочинения Мелье (1678—1733), Морелли и Мабли (1709—1785). «Завещание» Мелье (см.) — замечательнейшее произведение не только по революционному настроению, не только по резкой критике социальных устоев современной автору общественной жизни Франции, но и по глубокому содержанию развиваемых в нем идей. Мелье — идеолог революционных настроений крестьянства, это — не социалист-мечтатель, это — социалист-борец, оправдывающий тираноубийство, сожалеющий, что нет больше Брута и Кассия, нет Жаков и Равальяков, нет «этих великих людей, которые шли на смерть за счастье родины». Как социалист, Мелье отстаивает в своем «Завещании» социализм не централистический, а разбитый на мелкие общины, причем думает, что общность имущества и устранение тунеядства, при обязательности для всех труда, приведет общество к небывалому расцвету производительных сил и производительности. В качестве важнейшего аргумента для устройства общества на началах равенства Мелье приводит положение, которое мы видели у Верасса, что все люди по природе равны. Эту идею «естественного состояния» с особенным вниманием развивает в своем «Рассуждении о происхождении неравенства» Руссо (см.), Морелли (см.) ищет уже более глубокого обоснования социалистического устройства общественной жизни, но все же он выводит социалистический строй не из реальных условий развития жизни; он не ищет корней его в неизбежном ходе развития хозяйственных отношений. Подобно своим предшественникам, он — социалист-утопист и при этом утопист-рационалист. Но свой рационализм Морелли пытается обосновать целым рядом логически построенных теоретических положений. Это он делает в своем «Кодексе природы»: чтобы  жизнь могла быть счастливой и социально упорядоченной, нужно понять природу и следовать ее законам; естественные потребности и невозможность их удовлетворения для изолированного человека гонят человека к общественности, к общению с другими; это общение покоится на общем пользовании землей; люди же не поняли этого, ввели на землю частную собственность, уклоняясь от законов природы, неизбежно стали на путь социальных неурядиц; согласно же естественным законам природы, в обществе не должно быть собственности; все граждане состоят на службе у общества; все получают общее питание, содержание, работу; каждый работает по способностям и силам; каждое такое общество должно быть разбито на определенное число семей, родов, городов, провинций; как все в природе, так и в каждом человеческом учреждении все должно быть «подогнано, все предусмотрено в чудесном автомате общества: его колеса, его противовесы, его пружины, его работа». «Кодекс природы» — это философский трактат, написанный для обоснования социалистического строя; этот строй Морелли рисует в своем романе «Базилиада или крушение плавучих островов». Под влиянием Морелли находится и другой видный социалист-утопист ХVIII-го века — Мабли (см.), выпустивший свои «Сомнения по адресу экономистов», содержащие возражения против учения физиократов и, главным образом, против Мерсье де ла Ривьера, считавшего частную собственность естественным и наилучшим учреждением; ссылаясь на Платона, Мабли доказывает преимущества социалистического строя и критикует институт частной собственности. В другом своем сочинении «О законодательстве» Мабли, принимая идею тождества личных интересов с общественными интересами, находит необходимым охранять это тождество законодательством; задачи законодательства и состоят в создании совершенного социального строя. Мабли не революционер; он надеется на разумное законодательство и реформы, на моральное перевоспитание. И Мабли, и Морелли — представители философского направления утопического социализма Франции. Они ищут в своих сочинениях, главным образом, спекулятивно-философского и морального обоснования социализма. Таков был XVIII в., с его философским рационализмом и идеями естественного права. Но конец XVIII в. разразился во Франции великой революцией, которая не могла пройти мимо социалистической мысли и не толкнуть ее на более активный путь борьбы, иногда в духе заговорщических планов Кампанеллы, иногда в направлении революционера Мелье.

4. Утопический социализм в эпоху великой французской революции. Французская революция, бывшая лишь завершением победоносного шествия капитала, не могла еще вскрыть перед общественным сознанием Франции всех противоречий капиталистического хозяйства. Но все же к моменту революции рабочий класс уже имелся, сплачивался, выступал в массовых стачках; его интересы уже могли найти свое отражение в ряде памфлетов, в которых резко подчеркивалась противоположность классовых интересов. Общая база всего движения в это время была, однако, не база борьбы труда и капитала, а борьбы капитала с задерживающими его развитие силами феодально-сословных и абсолютических отношений. Поэтому все выступления социалистической мысли этого времени не могли блистать чистотой развертываемых идей и планов и обычно принимали окраску и форму основного и главного общего движения, общего тона эпохи. Среди деятелей революционной эпохи представляют интерес для истории социализма Клод Фоше, Антуан Сен-Жюст, Франсуа Буассель.

Фоше пытается соединить революцию и свободу с евангелием, с христианским чувством любви; в силу законов естественного права каждый имеет право на землю, и когда земля делается собственностью немногих, появляется нищета масс и классовые противоречия; счастье лишь в братской любви; современная антиобщественная система должна быть уничтожена; на место двух крайних полюсов должен выступить здоровый средний класс, «среднее сословие», поэтому законодательство, прежде всего, должно каждому гарантировать право на существование и право на труд; для этого по всей стране должны быть устроены рабочие мастерские с достаточной заработной платой, которая должна изменяться пропорционально изменению хлебных цен; далее, законодательство должно быть направлено против появления крупных производств, которые гибельны для свободы масс населения; этого можно достигнуть разделом крупных имуществ, запрещением иметь земельную ренту выше 50 000 ливров, разделением наследственных имуществ поровну между всеми наследниками; от этого раздробления Фоше ожидает блестящего процветания и земледелия, и промышленности, и торговли. Все эти мысли Фоше развивает в сочинениях: «Три исследования о французской свободе» (1789), «О национальной религии» (1789), в газете «Bouche de fer» (1790). Равным образом, и якобинец Сен-Жюст (см.), правая рука Робеспьера, в своих «Республиканских учреждениях» (1794) требует ограничения наследственного права, уничтожения права завещания, раздела земли между всеми желающими ее обрабатывать, образования национального земельного фонда и его хозяйственного использования, в целях создания пособий бедным и малоимущим. Буассель —  якобинец и социалист — развивает социалистические идеи в «Катехизисе человеческого рода» (1789), где он считает существующий строй, покоящийся на эгоизме и неравенстве, ложным строем, истинным же — строй, покоящийся на идее всеобщего блага и альтруизме, строй, где нет частной собственности, где общественное воспитание детей, где все распределяется по потребностям каждого; Буассель предлагает в виде переходной меры ввести прогрессивно-подоходный налог и так его организовать, чтобы частная собственность потеряла свою привлекательность. И Буассель, и Сен-Жюст, и Фоше ограничивались лишь проектами для введения нового, более совершенного строя.

Представителем другого течения в социалистическом движении Франции революционного периода является яркая фигура Бабефа, представителя крайней левой французской революции, вышедшего из низов и опиравшегося в своих настроениях на бедноту большого города. Среди крайней левой якобинцев было достаточно недовольства тем характером, который постепенно выявлялся в великой французской революции по мере ее развития. Это недовольство поддерживалось низами населения страны и парижской беднотой и выливалось в различных формах, вызывая даже некоторые опасения среди правого крыла; недовольных называли «анархистами», «горячими головами», «бешеными». Среди руководителей этого левого течения, выросшего из недовольства низов населения, можно назвать бывших священников Жака Ру, Шалье, Доливье; Жак Ру говорил, что революция пошла лишь на пользу богатым, что нужно положить этому предел и организовать борьбу не на жизнь, а на смерть в интересах рабочего класса; Шалье требовал муниципализации всей лионской промышленности. И он, и Ру погибли на гильотине, но все же почва для революционно-социалистических идей была несколько уже расчищена. На этой почве выросла социалистическая деятельность Франсуа-Ноэля Бабефа (см.). В теоретических взглядах Бабефа и бабувизма мало оригинального; как социалист, Бабеф — типичный сын своего века: он опирается на идею «естественного права», на то, что «все люди рождаются равными», что «природа дала каждому человеку равное право на пользование всеми благами» (из «Разъяснения учения Бабефа»), что причина всех социальных бед — человеческое непонимание, невежество и дурные законы, противные природе, «человеческие предрассудки», неправильное воспитание, неопытность и непредусмотрительность. Стоит, однако, отметить, как новую черту, указание Бабефа на то, что история общества есть история борьбы богатых и бедных. Мало оригинального у бабувистов и в характере самой организации будущего коммунистического общества; эта организация очерчена здесь лишь в самых общих штрихах, так как Бабеф и его последователи полагали, что после захвата власти и образования диктатуры бедноты предстоит еще длительный процесс развития в сторону истинно коммунистического строя. Значение и особенность движения Бабефа и «равных» — в их революционно-боевой программе, предусматривающей важнейшие детали захвата власти революционно настроенным и  организованным меньшинством, и в самой попытке такого захвата, тщательно подготовленной в расчете на поддержку масс наиболее беднейших слоев населения. В восстании и терроре Бабеф видит единственный способ освобождения масс; в «Акте восстания» у него особыми статьями предусмотрены и захват всех продовольственных частных и общественных магазинов, и захват казначейства, почты и домов министров, и захват и мобилизация всех булочных, и бесплатная раздача беднейшей части населения хлеба, и вселение бедняков в дома богачей, и возврат населению заложенных в ломбарде вещей, и раздача имущества всех врагов народа беднейшему населению, и взятие «под охрану» частной собственности, и конфискация помещичьих земель, остававшихся невозделанными, и переход от денежной оплаты труда к оплате натурой. Любопытно, между прочим, что Бабеф в обучении детей будущей коммуны предлагал довольствоваться элементарной грамотой и важнейшими прикладными знаниями, считая вредным делом занятия наукой и искусством; и неудивительно, если Маркс и Энгельс считали, что литература, относящаяся к движению бабувизма, не могла не быть реакционной по своему содержанию. Бабеф — типичный представитель парижской бедноты, которая ничего не ждала от выявлявшихся линий революции и была близка к анархии и бунтарству.

5. Утопический социализм первой половины XIX века. I. Ранние английские социалисты. Во много раз богаче и разнообразнее, чем в эпоху торгового капитализма, было течение утопическо-социалистической мысли в эпоху раннего промышленного капитализма. Введение машин, быстрый рост техники, концентрация производства и капитала, быстрый темп накопления, сразу выросшая резкая пропасть между трудом и капиталом, рост резервной промышленной армии и безработицы наряду с ростом богатств, правильно повторяющиеся промышленные кризисы — все эти явления, встававшие пред общественным сознанием первого периода промышленного капитализма, не могли не вызвать большого оживления в движении социалистической мысли всех стран, ставших на путь промышленного капитала, и не толкнуть ее к самым различным, самым пестрым, иногда чрезвычайно ярким исканиям и течениям. Особенно красочен, но в то же время не всегда глубок был утопический социализм этого периода во Франции. Более глубок и содержателен в идейном отношении, но менее ярок был утопический социализм этого времени в Англии. Еще  более бледен по красочности и богатству форм утопический социализм в Германии первой половины XIX в. Раньше других стран промышленный капитализм нашел себе место в Англии. Поэтому основные толчки социалистических исканий в рассматриваемый период шли из Англии. Вторая половина XVIII в. в Англии ознаменовалась рядом изобретений, сыгравших важнейшую роль в развитии крупной английской промышленности: Уатта, Дж. Кея, Томаса Хайса, Ричарда Аркрайта, Джемса Харгревса, Кромптона, Кельти, Картрайта и др. Введение машин не замедлило отразиться на положении рабочих самым печальным образом: безработица, падение заработной платы, нищета сделались в Англии конца XVIII ст. обычным явлением. Вторая половина XVIII ст. дала Англии уже ряд стачек, показывавших, что антагонизм между трудом и капиталом к этому времени довольно определенно выявился, приняв капиталистические формы. Этот контраст впервые отражают накануне появления машинного капитализма и в его первые годы Р. Уоллес, Дж. Тэлуол, Т. Спенс. Но наиболее определенно социальные противоречия нашли себе выражение у так называемых ранних английских социалистов. К ним можно отнести Годвина (1756—1836), Голла (1745—1825), Томпсона (умер в 1833 г.), Грэя, Годжскина, Брэя. Вилльям Годвин (см. XV, 299 и II, 565/567) выступает в книге «Исследование о политической справедливости и об ее влиянии на добродетель и счастье общества» (1793), как социалист-анархист, и именно анархист-индивидуалист. Он в то же время утопист, так как в разуме, в знании, в справедливости ищет основ для переформирования общественного строя с его политическими учреждениями и частной собственностью; он верит в перерождающую силу разума, в силу знания. Книга Годвина имела шумный успех, произвела огромное впечатление, дала толчок дальнейшему течению социалистических исканий, вызвала ряд возражений, послужила непосредственным поводом и для пресловутого мальтусовского «Закона народонаселения» (1799). Вскоре за книгой Годвина, в 1805 г., Чарльз Голл (см.) опубликовывает книгу «О действии цивилизации на народные массы в европейских государствах». Голл первый вскрывает действия введения машин на рабочих. Он впервые определенно ставит вопрос о  классовом антагонизме, о борьбе между социальными классами и об экономической основе этой борьбы и антагонизма. Голл хорошо понимает, что дело не в машинизме, не в машинах собственно, а в том общественном строе, при котором применяется этот машинизм. Его идеалом является общественный порядок без классов, без частной собственности, без неравенства и эксплуатации. Голл вне всякого сомнения социалист, но он думает о переходе к новому строю путем постепенных изменений, путем разумно проводимых реформ. Он не видит еще в капитализме неизбежной и необходимой ступени исторического развития. На капитализм с его системой эксплуатации он смотрит, как на ошибку, которую необходимо исправить. Голл, т. о., социалист-утопист, но уже начинающий понимать экономическую сущность социальной борьбы и классового антагонизма. Идеи Голла мало привлекали себе последователей при его жизни, и лишь в эпоху чартизма о нем вспомнили, и его книга вышла вторым изданием в 1849 г. Годы с 1815 по 1822 были особенно неспокойные для Англии; побуждаемая голодом, безработицей, голодной заработной платой, масса низших слоев населения бурно проявляла в это время свое недовольство в бунтах, восстаниях, мятежах, демонстрациях, сопровождавшихся нередко кровавыми расправами с обоих сторон. Это дало толчок к появлению новых идейных исканий с социалистическим направлением. В 1824 г. выпускает свою книгу «Исследование о принципах распределения богатств, наиболее всего способствующих человеческому счастью» Вильям Томпсон (см.). Томпсон развивает идею борьбы классов, обосновывает классовый антагонизм из экономической природы доходов труда и капитала, причем особенное внимание отводит распределительным отношениям; развивая идею «общественно-необходимого труда, как общего фактора всех отдельных форм труда», Томпсон настаивает на праве рабочего на полный продукт труда и выдвигает на место свободной конкуренции принцип кооперации, находясь под влиянием учения Оуэна; в то же самое время Томпсон — враг насилия и думает, что изменить общественный порядок можно лишь тогда, когда большинство придет к сознанию его несправедливости и его негодности; Томпсон готов отдать всю свою жизнь делу распространения сознания истинных условий производства, нового общественного порядка. Несколько позднее после написания своей книги Томпсон еще ближе подходит к идее коммунизма и высказывается об устройстве рабочих коммунистических общин в духе Оуэна. За Томпсоном следует Джон Грей с своей «Лекцией о человеческом счастье» (John Gray, «А lecture on human happiness», 1825; немецкий перевод в серии Г. Адлера «Hauptwerke des Sozialismus»), где, характеризуя экономическую сторону социальных отношений между двумя основными классами, он думает о том светлом дне, когда исчезнет конкуренция капиталов и противоположность интересов, и когда «солнце правды бросит лучи на рабочие массы, терпеливо несущие свои цепи». В 1831 г. Джон Грей в своей «Социальной системе» («Тhе social system») более подробно высказывается о том, как он мыслит себе осуществление плана социального переустройства: он рекомендует отмену денег, устройство национального банка с правом выпуска банковых билетов, регулирование обмена и его планомерную организацию с точным учетом особыми расценщиками себестоимости каждого товара и т. д. Уже в одном этом своем плане Дж. Грей выступает, как утопист, мечтающий рационализировать капиталистическую систему отношений без изменения ее коренных (производственных) основ. Заслуживают также внимания вышедшие в 1823 г. «Метафорические очерки старой и новой системы» Абрама Комба, где автор в поэтических образах излагает систему отношений наподобие системы Дж. Грэя. Серьезнее отмеченных работ ранней английской социалистической мысли стоят работы Томаса Годжскина или Годскина (см.): «Защита труда от притязаний капитала», появившаяся в 1825 г., и «Народная политическая экономия» — ряд лекций, прочитанных в 1826 г.; та и другая работа — плод тщательной разработки важнейших экономических проблем, относящихся к анализу отношений труда и капитала; эти сочинения легли в основу социалистической критики, расширили экономический горизонт социалистической мысли в первой половине XIX ст. и послужили в некоторой доле материалом и для теоретических построений экономической системы научного социализма последующего времени. Но Годжскин, как и другие социалисты первой трети XIX в. в Англии, в общем своем мировоззрении — утопист; он сторонник идеи естественного права; неравенство, гнет, нищета, войны, преступления — все это, по его мнению, результат нарушения естественных законов; его идеал — по-видимому, широкая кооперация, объединяющая в одних руках и труд и капитал.

II. Великие утописты (Роберт Оуэн, Сен-Симон, Фурье). Ранние английские социалисты-утописты, занимаясь социалистической критикой, не шли дальше этой критики и дальше теоретического анализа тяжелого положения переживаемого рабочим классом; рассматривая с точки зрения интересов труда вопросы экономической жизни, они не пытались практически построить общественную жизнь на новых социалистических  принципах. Иначе подходит к социальному вопросу выступивший также в первой трети XIX в. Роберт Оуэн (см.). Оуэн не только социалист-писатель, старающийся оформить в стройной логически построенной системе свои социалистические устремления и планы, но и борец-реформатор, умеющий добиваться осуществления намеченных целей и проведения их в жизнь в той или  иной форме. Обаянием своей личности, неутомимой энергией, захватывающим воодушевлением, смелостью своих великих планов Оуэн собирает вокруг себя преданных последователей, вызвав к жизни целое течение, определенную школу, названную по его имени школой оуэнизма и сыгравшую огромную роль в истории мирового социализма. Идеи оуэновского учения не были новы; они все в том или ином виде высказывались и бродили среди социалистов той эпохи; но Оуэн сумел всем этим идеям придать такую яркость, сделать их столь жизненными, так непосредственно связать их с требованием момента и найти им немедленное воплощение в практике жизни, что заслужил себе имя великого утописта, наряду с великими французскими социалистами-утопистами Сен-Симоном и Фурье. В Р. Оуэне поэтому столько же характерны его жизнь и деятельность, сколько и его учения, запечатленные в написанных им сочинениях, в речах, лекциях и других выступлениях. Р. Оуэн родился в 1771 г. Это было как раз то время, когда Англия, с одной стороны, переживала промышленную революцию, и когда развитие машинизма сопровождалось бьющим в глаза ростом производительности труда, и, с другой стороны, это было время, когда с каждым годом ухудшалось положение рабочего — настолько, что ко второму десятилетию ХІХ-го века стал возникать ряд волнений и бунтов по всей стране. К 1800 г. Оуэн был уже самостоятельным хозяином огромной фабрики в Нью-Ленарке (в Шотландии) и мог видеть всю неприглядную обстановку, в какой приходилось жить и работать фабричному населению: 13-ти часовой рабочий день, детский труд с 6-ти летнего возраста, низкая заработная плата, грязь, невежество, пьянство и т. д. Оуэн немедленно принимается за физическое, моральное и умственное оздоровление рабочего населения: сокращается рабочий день (до 10 ½  час.),  повышается заработная плата, допускаются дети лишь с 10—12 летнего возраста, улучшаются в гигиеническом отношении помещения, привлекаются рабочие к участию в прибыли и проч. Через несколько лет упорной работы Оуэн добивается резкой перемены в жизни своих рабочих, и вместе с тем доходы фабрики, вместе с производительностью труда, начинают быстро расти. Слава о Нью-Ленаркских опытах дает Оуэну сразу мировую известность. Вместе с этим Р. Оуэн создает новую теорию воспитания и выработки человеческого характера, исходя из того, что человек есть продукт окружающей среды и особенно воспитания; путем применения надлежащих мер в любой стране можно создать любой национальный характер вообще; важнее всего воспитание характера начинать с детства. На новых началах Оуэн строит всю систему школьного обучения и тотчас же применяет новые принципы и методы в фабричных школах своего Нью-Ленарка. От идеи перевоспитания характера Оуэн переходит далее и к идее переустройства всего социального уклада человеческой жизни вообще. В этом отношении Оуэн отвергает путь парламентских реформ; его интересует другое; он устанавливает, что производительные силы страны возросли (с 1792 по 1817 г.) в 12 раз, благодаря росту техники и науки, но общество не сумело использовать этот необычайный рост производительности: вместе с ростом богатства возросла еще более нищета, и причины этому надо искать не в  производстве, а в распределении. В чем же выход? Выход Оуэн видит в устройстве примерных общин, ведущих хозяйство на коммунистических началах; а по примеру этих общин само собою уже и все страны мира не замедлят переорганизоваться. Идея таких общин зародилась у Оуэна впервые в 1817 г., в форме поселков-колоний для безработных. Но эта идея у него все разрасталась и уже в 1821 г. в «Социальной системе» (опубликованной в течение 1826 и 1827 г.) нашла свое общее выражение, как общей меры для переустройства социальной жизни. Первоначально организация таких общин, поскольку они рисовались Оуэну в форме рабочих колоний, сводилась к следующему: всю организацию берет на себя государство, которое устраивает одновременно и земледельческие трудовые общины, и промышленные; в каждой из таких трудовых общин не должно быть более 1 500 человек, все живут в одном здании и занимаются обработкой земельной площади, не превышающей 1000—1200 акров; каждая семья живет в отдельном помещении, но обед получается для всех из общей кухни; работает каждый по своим силам и специальностям; дети с трех лет получают общественное воспитание; высокая производительность труда и экономия от такого строя общежитий предоставят планомерно построенным кооперативным общинам огромные удобства, и в результате эти свободные ассоциации трудящихся вытеснят принцип конкуренции, и, таким образом, исчезнет и борьба человека с человеком. Более полную картину в смысле организации оуэновская кооперативная община находит у Оуэна позднее; наиболее полный вид она нашла себе в устройстве Нью-Гармони, большой общины, которую Оуэн организовал в Америке, и в тех принципах, которые были положены в ее основу: цель ассоциации — обеспечение всем полноты богатства, физического и материального; вступление в общину может быть только добровольное, выход также; принудительного труда не должно быть в общине; работа по способностям каждого, распределение по потребностям каждого; общая   собственность на недвижимое имущество средства производства и вообще т. н. капитал; полное равенство всех членов общины, и мужчин и женщин; воспитание детей общее; управление на началах самоуправления, никакие меры строгости к членам общины, кроме удаления из общины, не допускаются. Позднее, в «Новом нравственном мире»   в «Социальной системе» Оуэн дает еще некоторые указания насчет устройства и принципов новых социальных ячеек-общин: вся страна разбивается на земельные участки, размер которых определяется качеством и особенностями почвы; наряду с земледельческими общинами существуют и промышленные, но преобладающее значение имеют первые; численность общины не превышает 3000 человек; члены общины — члены единой семьи, полное равенство между членами; всем управляет «общий совет», куда входят члены в возрасте от 30 до 40 лет; для обмена между общинами и вообще для сношений с другими общинами существует особый «Совет», куда входят члены в возрасте от 40 до 60 лет; предполагается высокая степень производительности труда; предполагается выработка особого характера, что приведет к образованию нового нравственного мира; коммунистический способ производства в общинах создаст гармонию интересов; производство будет превышать потребление; избыток будет обмениваться на те предметы, которых нет в данной общине; при таких условиях введение новых машин принесет рабочему больше продуктов, а не будет сопровождаться ростом эксплуатации; дар науки перестанет быть проклятием. Оуэн не жалел ни средств, ни энергии на создание своих кооперативных ассоциаций, предполагая посредством них переродить мир, но оуэновские общины недолго существовали. Оуэна, однако, не останавливали неудачи. В 1830 г. он занят уже новым делом — практическим разрешением на новых началах кризисов, вызываемых непосредственно перепроизводством товаров и сопровождаемых наличием огромного скопления нереализованных товаров, наряду с существованием массы неудовлетворенных потребностей и нищеты. Для выхода из такого положения он придумывает банк для обмена товаров по равноценности заключенного в товаре труда — учреждение, где устанавливалась в бумажных знаках трудовая ценность любого  товара и, взамен его  выдавался владельцу его бумажный билет с обозначением соответственного количества трудовых единиц; за этот бумажный билет можно было выменять любой товар соответственной ценности; обмен совершался не посредством денег, а на бумажные знаки и по равноценности. По плану Оуэна, в 1832 г. был основан для такого рода обмена банк (в Лондоне); мерилом ценности служил затраченный на производство товара труд, выраженный в рабочем времени, но из этого всего ничего не вышло; банк скоро же (в 1834 г.) потерпел крах. Оуэн упустил из внимания, что перепроизводство и невозможность сбыта товаров зависит вовсе не от денег, что бумажные деньги не устранят неорганизованности капиталистического хозяйства и не спасут его от кризисов. Социализм  Оуэна не вытекает из действительных отношений развивающейся жизни, как продукт необходимого, неизбежного хода вещей. В своем социализме он рационалист и думает преобразовать общество силой знания, перевоспитания, увлечения хорошими примерами, убеждением; он — социалист-утопист, но, несомненно, самый утопизм его побуждал к дальнейшему исканию социалистическую мысль и давал новый импульс социалистическому движению. Особенно жизненным из всех его начинаний оказалась идея кооперации (см.) и, главным образом, — потребительской кооперации. Среди ближайших последователей Р. Оуэна социализм оуэновский выражался, главным образом, в кооперативном движении; кооперация считалась средством достижения коммунизма; наряду с кооперацией, среди рабочих шла также и работа просветительная на основе естественнонаучных и технических знаний. В этом направлении выдвинулись Джордж Мюди и Дж. К. Робертсон, друзья Томаса Годжскина; Мюди издавал «Economist» (1821—1822) — первый кооперативный еженедельный журнал в духе оуэнизма, и работал, главным образом, среди лондонских наборщиков. Как оуэнисты, могут быть отмечены также: Абрам Комб, Дж. Грэй, Томпсон, о которых уже была речь выше, Джон Минтер Морган (автор «Бунта пчел», 1826), татке Годжскин, Чарльз Брэй, Эдмондс.

Что касается Франции, то среди социалистов-утопистов начала XIX столетия во Франции выделяются два крупных социалистических писателя, по праву получивших название «великих утопистов»: Клод-Анри Сен-Симон (1760—1825) и Шарль Фурье. И тот, и другой, имея каждый многочисленных последователей своего учения, явились обоснователями двух крупных течений социалистической мысли, сыгравших видную роль в истории социализма Сен-Симон (см.) вышел из аристократических кругов, получил блестящее образование; в революции, которую ему пришлось переживать уже в годы зрелости, он участия не принимал; его гений как бы пробуждается после нее. Он живет в полной почти нищете, но полон самых грандиозных планов научных работ, самых грандиозных идей и мыслей, которые пытается свести в гениальную систему, чтобы произвести полнейший переворот в мире идей. В это время (1800 г.) французская промышленная буржуазия уже очистила себе путь беспрепятственного развития, но характер промышленного капитализма здесь еще долгое время носил на себе черты мелкого ремесленного производства. Капиталистические отношения, поэтому, перед взором Сен-Симона не могли стать в своем развернутом виде, в своих чисто капиталистических формах и показать свою истинную сущность. Гений Сен-Симона, однако, во многом умел отмечать среди неясного, неоформившегося правильные линии развивающихся отношений, намечать с поразительной остротой мысли истинные контуры, хотя бы и в туманных, неясных очертаниях. Уже в первой своей работе «Письма женевского обитателя к своим современникам» (1802), чрезвычайно странном литературном произведении, с полусерьезным, полуфантастическим содержанием, Сен-Симон выставляет идею социальных классов, классовой борьбы и идею равенства, которую несет в себе класс неимущих, требующий уничтожения государственного порядка с его неравенством, господством и подчинением, эксплуатацией; отношения между тем и другим классом — отношения господства и подчинения, первые командуют, вторые принуждены работать на командующих; неимущих больше имущих, но господство устанавливается не по принципу большинства или меньшинства, а «пропорционально просвещению», среди же командующего класса большая степень просвещенности; непрекращающаяся борьба классов приводит к кризисам, которые не может прекратить никакая сила в мире; к всеобщему брожению, проявившемуся так ярко во время революции, и к анархии — этому величайшему из всех бичей человечества; выход из этой анархии и кризисов лишь в изменении существующего общественного строя; тогда лишь будет всем хорошо, если духовная власть будет в руках ученых, светская — в руках промышленников. Развивая, таким образом, ряд важнейших для социализма идей, Сен-Симон в то же время мыслил себе будущий строй общества еще в крайне смутных формах. Лишь в позднейших произведениях выставляемые в неясных и туманных очертаниях мысли нашли себе более определенное выражение и развитие. Учение Сен-Симона более известно в изложении его учеников, продолжавших его учение и сумевших связать и систематизировать ряд развивавшихся им неясно положений, и влияние его на развитие социалистической мысли шло, главным образом, через сен-симонистов. Это изложение учения Сен-Симона сделано, главным образом, наиболее талантливым из учеников и последователей Сен-Симона — Базаром (см.). В его изложении (1828—30) учение сен-симонизма, в его наиболее важных пунктах, может быть представлено в следующем виде: в современном обществе, построенном на принципе конкуренции и эгоизма, нет организованности, царит полная анархия; конец этой анархии может положить лишь новое социальное учение; эксплуатация человека человеком — таковы человеческие отношения настоящего; эксплуатация природы человеком, объединившимся с человеком — таковы отношения между людьми в будущем; эти отношения будущего являются неизбежным следствием прошлого, ибо развитие человеческого общества не случайно, оно закономерно; метод истории поэтому тот же, что и естествознания; и естественное право — не нечто, раз навсегда данное, неизменное; оно также прогрессирует, как и человек; новым условиям соответствует и новая природа их; вся социальная жизнь, каждый социальный факт подвержен вообще закону прогресса; собственность, как социальный факт, также подлежит этому закону прогресса, историческому развитию и изменению; общественный прогресс ведет от эксплуатации к ее уничтожению и равенству; исторический закон развития человечества —  развитие от антагонизма к ассоциации; антагонизм в обществе есть классовый антагонизм, его основа — эксплуатация человека человеком; развитие общественной жизни есть смена форм: всегда за «критическими» периодами человеческой истории, когда все построено на эгоизме, наступают «органические» периоды, когда все направлено к единению, к общей цели, к слиянию; переживаемый момент — начало наступления «органической» эпохи, с тяготением к всемирной ассоциации; наиболее вредная, наименее всего соответствующая потребностям общества черта современного порядка — это право наследования; наше будущее — это всемирная ассоциация, цель которой — совместный труд, где человек не эксплуатирует человека, где господствует принцип: каждому по его способностям, а каждой способности по ее заслугам; анархия здесь уступает место централизованной системе общественного производства; для расценки способностей каждого и распределения средств производства по этим способностям в централизованной системе будет функционировать центральный банк со своими отделениями; основной недостаток коммунизма — это тот, что ленивый получает столько же, сколько и трудолюбивый, что нарушает принципы равенства; воспитание должно быть всеобщим и профессиональным; венец же всей общественной жизни — религия, которая должна воодушевлять человечество и которая будет выражением  коллективной мысли человечества; но это будет уже не христианская религия, сыгравшая уже свою историческую роль; это будет «новое христианство». Мы видим, что по существу сен-симонизм порывает уже с рационализмом XVIII в., что он детерминистичен; мы видим в нем зародыши идей монизма и диалектического развития; мы видим в нем уже научную основу для подхода к изучению социальной жизни, которая подчинена у сен-симонистов строгой социальной закономерности; мы видим также и определенно формулированные социалистические взгляды; во всем этом нельзя не видеть огромных заслуг сен-симонизма в деле формирования научно-социалистического мировоззрения. Скоро по смерти Сен-Симона среди ближайших учеников его произошел раскол, чему особенно способствовал Анфантен своими религиозными общинами и культом любви (см. Анфантен). Идеи сен-симонизма развивали в своеобразном направлении Пьер Леру и Пеккер. Пьер Леру (см.), из рабочих (наборщик), редактировал сен-симонистский журнал «Globe» и написал ряд сочинений на различные социально-экономические темы, развивая в них социалистические идеи; ему, между прочим, приписывается введение в употребление термина «социализм», в противоположность понятию «индивидуализм» (1834 г.). К. Пеккер (1801—1887) был первоначально ревностным последователем Сен-Симона и затем Анфантена; впоследствии он присоединился к школе Фурье. В важнейшем своем сочинении «Новая теория социальной и политической экономии, или этюды об организации обществ» (1842) он скорее, однако, социалист-централист, чем федералист, что сближает его более с сен-симонистами, чем с фурьеристами; по мысли Пеккера, новое государство-общество явится единственным собственником всех средств производства, земли и орудий труда; в нем национальное производство построено по строго выработанному плану, все направляется от центра, который распределяет все производство в связи с общим национальным спросом; произведенный отдельным производителем продукт принадлежит государству и поступает в общественные магазины; рабочий день всюду должен быть обратно пропорционален тяжести и неприятности труда; государство же устанавливает и среднюю производительность нормального рабочего. Для выбора занятия необходимо каждому доказать свою большую пригодность к избираемому занятию сравнительно с другим; для определения последнего производится государственный экзамен; вознаграждение труда, однако, должно быть равным на всех ступенях занятий и положений в обществе. Чистый доход распределяется поровну между всеми рабочими; распределение совершается посредством денег, которые являются лишь условными знаками; деньги нужны потому, что потребление каждого должно иметь свой предел в связи с наперед установленным спросом, и отсутствие точного счета на предъявляемые продукты может нарушить общую норму; каждый волен расходовать имеющиеся у него деньги как угодно, нельзя лишь через посредство денег эксплуатировать другого; допускается даже завещание и дарение денег; ввоз и вывоз находятся в руках государства; если социализм проникнет во все государства мира, то и международный обмен будет совершаться также посредством денег, как условных знаков (см. Пеккер).

Другим не менее крупным, чем Сен-Симон, великим утопистом XIX в. явился во Франции Шарль Фурье (см.). Значение последнего в истории развития социализма было не менее велико, нежели значение Сен-Симона и Оуэна. Фурье (1772—1837) больше кабинетный мыслитель; он был современником великой французской революции, так же как и Сен-Симон, и не мог остаться в стороне от того великого движения, которое в этот бурный период всеобщего брожения и сотрясения переживала Франция. Фурье хорошо понимал, что катастрофа 1793 года ничего не дала для разрешения социального вопроса, что народные массы не много в ней выиграли, что львиная доля завоеваний досталась капиталу, что эксплуатация, угнетение, порабощение народа оставалось не в меньшей степени,  чем раньше. Но не сочувствуя, подобно Оуэну, политической борьбе, он неудачи французской революции, которая не привела к социальному перевороту, видел в другом; эти неудачи он объяснял тем, что то знание, та наука, которыми человечество обладало в момент революции, оказались плохими, негодными; Фурье думал, что нужна новая наука, которую нужно создать, и что только эта новая наука может привести к лучшему социальному строю; Фурье полагал, что нужен новый Ньютон, который открыл бы «социальные законы притяжения», который бы привел в великое единое целое всю мировую систему природы, человека и общества. Таким новым Ньютоном в социальной науке, таким «новым Геркулесом», «героем», «спасителем человечества» Фурье объявляет себя. Уже в этом одном перед нами чистейшей воды утопист, мечтающий новой научной системой пересоздать мир. Из сочинений Фурье, в которых он развивал свою новую социально-научную систему и давал планы нового социального строя, могут быть на первом месте отмечены: «Теория четырех движений» (1808), «Учение о мировом единстве» (1822) — наиболее крупные из всех его сочинений, — и «Новый индустриальный и социетарный мир» (1829); кроме того, ученики Фурье в 1848 г. издали изложение учения его, под названием «Мировая Гармония и Фаланстер», состоящее исключительно из выдержек из его сочинений и помогающее ориентироваться в чрезвычайно сложном, не всегда ясном ходе мыслей этого оригинальнейшего из писателей.

В основных своих положениях учение Фурье, объединяющее в одно целое и социально-научную систему, и организацию нового социального строя, может быть представлено в следующем виде. Фурье ищет, прежде всего, тот отвлеченный принцип, из которого он мог бы исходить и на котором он мог бы построить абстрактно-логически всю систему. Отыскивая этот отвлеченный принцип, эту основу, в качестве исходной и руководящей идеи, он в то же время хочет быть эмпириком; метод науки, заявляет он, должен быть опытным; исследователь должен идти в своем исследовании от анализа к  синтезу, от известного к неизвестному,, от сложного к простому, от непосредственного наблюдения к теории, причем исследователь должен помнить, что человек лишь одно звено мировой системы, мирового целого, что в природе все взаимно связано, гармонично, едино; нужно лишь открыть в этой мировой гармонии такие пути, которыми человек связан с природой; эту связь Фурье видит в страстях человека, в естественных стремлениях человека. Здесь-то и находит Фурье свой отвлеченный основной принцип. То отвлеченное положение, из которого исходит Фурье и на котором он строит всю свою социальную систему, то положение, которое он считает первым своим открытием — это «притяжение страстей»; самое существенное для человека — это удовлетворение страстей; законы притяжения страстей те же, что и ньютоновский закон притяжения физических тел, так как существует полная гармония между движением в физическом мире и движением в мире духовном. В любых областях жизни можно вообще наблюдать пять видов движения: материальное (ему соответствует земля), органическое (ему соответствует вода), естественное (соответствует магнетизму, электричеству и т. п.), инстинктивное (ему соответствует воздух) и социальное или движение страстей (ему соответствует огонь). Изучить социальные законы, т. е. законы движения страстей, и значило бы привести человечество к счастью. Человечество прошло уже стадии дикости и варварства и теперь переживает стадию цивилизации; но «цивилизация» расшатывается все сильнее и сильнее; вулкан нарастает; катастрофа 1793 г. была лишь первым извержением этого вулкана; за ним последуют новые потрясения; войны между бедняками и богачами при «цивилизации» принимают все более и более революционный характер, и необходимо избавить человечество от этого кошмарного состояния; а для этого, прежде всего, необходимо разобраться из различных частей научной системы в науке об ассоциациях и в теории притяжения страстей. Развивая свою теорию ассоциаций, Фурье и дает нам описание нового социального строя, который бы мог спасти человечество. Как новая общественная форма, эта ассоциация наступит, однако, не сразу. Человечество предварительно переживет переходную фазу от «цивилизации» к ассоциации; это — фаза гарантизма; к моменту этой фазы капитализм настолько сконцентрируется, что будет возможно перейти к государственному капитализму. Государство насаждает ряд государственных ферм, прежде всего земледельческих, а затем к ним примкнут и промышленные фермы; эти фермы устраиваются из бедного населения, не имеющего собственности, причем ферме-ассоциации (400 семейств) дается инвентарь, постройки, скот и все необходимое для производства; в этих фермах-ассоциациях так успешно будет идти хозяйство, что и другие предприятия станут переходить на путь коллективного трудового производства, и, таким образом, начнется процесс постепенного «врастания» принципа ассоциации, и капиталистическое общество все в целом перейдет в новую фазу, фазу ассоциации. Новый строй рисуется Фурье состоящим из множества производительно-потребительных коммун, которые Фурье называет фалангами; в каждой фаланге промышленность соединена с земледелием; каждая фаланга состоит из 400 семейств, объединяющих до 1800—2000 человек, что дает возможность вести крупное производство; все население фаланги помещается в одном огромном, специально устроенном здании, называемом фаланстером (Фурье дает подробные планы такого фаланстера), где имеются и квартиры, отдельные для каждой семьи, и мастерские, и огромные крытые стеклом галереи, и библиотеки, и театр, и проч. В новом обществе, как общий принцип, царит полная свобода выбора занятий, причем отсутствует принцип равенства распределения. Распределение происходит по трем «индустриальным способностям»: труду, капиталу и таланту; труд получает 5/12  продукта, капитал 4/12 и талант З/12; каждый член фаланги может выступать и как капиталист, и как рабочий, и как изобретатель (талант) одновременно. Труд организован так, что он дает радость и наслаждение; через каждые полтора часа работа разнообразится, меняя свой вид и характер, благодаря чему рабочий день может доходить до 8—10 часов; на сон идет всего 6 часов, так как в новом обществе нет, не только переутомления, но и утомления, благодаря сменам и разнообразию деятельности. Для бедных членов коммуны то же разнообразие, но без охоты, библиотеки, парадов и музыки. Вместо разделения на сословия, в новом строе — разделение населения на группы по характеру и темпераментам. Большое внимание обращено на воспитание детей; в основе, на которой ведется воспитание и обучение, лежит 29 специально разработанных пунктов; в основе обучения лежит идея соединения обучения с производственным трудом — идея «трудовой школы». Государственной власти нет ни вне фаланги, ни внутри, хотя и имеется особое выборное лицо (унарх), стоящее во главе фаланги, но без принудительных функций; принуждения вообще в новом социетарном строе нет, так как при свободе нет необходимости к принуждению. Рисуя такими чертами новое социетарное общество, Фурье не жалеет красок для беспощадной критики капиталистического общества, или стадии «цивилизации». Эта картина у Фурье — лучшие страницы всех его писаний и стоит по остроумию, яркости, тонкости анализа и талантливости много выше его положительной теории. Его социетарный строй выведен из головы, из отвлеченного принципа. Он его «изобретает» путем гениального открытия и преподносит человечеству, как великий благодетель, как истинный «герой», спасающий мир. Как мечтатель-изобретатель, Фурье равнодушен к политике. Его построения не чужды анархического оттенка. Фурье не чужд индивидуалистического принципа в организации своего социетарного общества; в последнем он оставляет соперничество, оставляет даже капитал, пытаясь примирить все различные и противоположные стремления в человеке путем их своебразного комбинирования; гармония Фурье построена на антагонизмах, у него мирно уживаются труд и капитал. Тем не менее, влияние идей Фурье было не только велико, но и весьма благотворно для развития социалистической мысли. Он служил идеям социализма не только своей блестящей и яркой критикой капитализма, но и особенно той любовью, энтузиазмом, проникновенностью, той страстностью, которыми пропитаны его искания, как вывести человечество на путь счастья, избавить его от эксплуатации и гнета, указать ему новые пути к светлому будущему. Учение Фурье нашло себе последователей во всех более или менее цивилизованных странах. Во Франции школа Фурье была представлена Жюстом Мюироном (1787—1881), автором «Социальных преобразований» (1824), В. Консидераном (1808—1893), некоторыми из бывших сен-симонистов (Жюль Лешевалье, Абель Трансон), Альфонсом Туснелем, Ипполитом Рено, Шарлем Пеллареном и др. Еще при жизни Фурье его почитателями был организован журнал, посвященный вопросам фурьеризма, под названием «Фаланстер или индустриальная реформа», с 1832 г.; с 1836 г. выходит новый журнал «Фаланга», превратившийся с 1843 г. в ежедневную газету «Мирная демократия». Наиболее даровитый из фурьеристов Франции — В. Консидеран (см.). Из Франции фурьеризм распространился и в другие страны: в Англии его представителем был Гюг Доэрти (в Лондоне издававший фурьеристский орган «Morning Star» и «The London Phalanx»); в Америке — Альберт Брисбан («Социальное предназначение человека», 1840); в Америке же было основано в духе Фурье до 25 коммунистических общин-фаланг, некоторые из коих просуществовали 17—18 лет, в России идеи Фурье нашли себе горячего поклонника в лице Н. Г. Чернышевского (см.).

ІII. Прудон, Луи Блан, Кабэ, Бланки. После Сен-Симона и Фурье в смысле влияния на французскую социалистическую мысль видное место принадлежит Пьеру-Жозефу Прудону (1809—1865). Прудон вышел из крестьянской семьи, был наборщиком, добился значительной эрудиции путем самообразования и среди парижского рабочего населения пользовался большой популярностью. В своих многочисленных сочинениях, отличавшихся оригинальностью, поразительной красочностью, яркостью языка и резкостью мысли, Прудон выступает и как сильный и остроумный критик капитализма, и как оригинальный писатель-экономист, пытавшийся применить к экономической науке диалектический метод Гегеля, и как социальный реформатор, и, наконец, как решительный противник государства. Свою теорию Прудон называет «мутуализмом» (mutuus — взаимный). В ней Прудон выступает как анархист-федералист, считающий подобно Годвину единственно возможной формой общественного сотрудничества добровольное соглашение, взаимный договор, построенный на принципе: «не делай другим того, что не хочешь, чтобы делали тебе», и наоборот: «делай другим то, что хочешь, чтобы делали тебе». Во всех своих теориях и планах социального реформирования Прудон, несомненно, утопист. По выражению Маркса, он вечно колеблется между трудом и капиталом, а его книга о «Собственности» — «кодекс мелкобуржуазного социализма». Выступая против частной собственности, Прудон восстает, собственно, против крупной собственности; в его же общинах, объединившихся на началах договорных взаимных соглашений, действует и сохраняется частная собственность, но раздробленная; она остается здесь, как мелкая собственность. Прудон тонко и умело подмечает все отрицательные стороны крупного капитализма, но не видит его положительных сторон и зовет от крупного капитализма не вперед, а назад, к строю мелких производителей (изложение его теории см. в ст. анархизм, II. 567/571. см. также Прудон).

Деятельность Прудона, как социалистического мыслителя и писателя, развернулась, главным образом, в 40 годы XIX в. К этому же времени приурочена деятельность и двух других видных социалистов, сыгравших заметную роль в развитии социалистической мысли Франции: Луи Блана и Этьена Кабэ. Заслуживает внимания тот факт, что первое крупное сочинение Прудона «Что такое собственность?», первое социалистического характера важнейшее сочинение Луи Блана «Организация труда» и сочинение Кабэ «Путешествие в Икарию» — все вышли в один и тот же год (1840). Особенность всех этих социалистических писателей Франции 40-ых г. в том, что в отличие от сен-симонистов и фурьеристов они захватывают внимание уже не столько интеллигентских кругов, сколько рабочих, т. к. французский рабочий класс к этому времени чувствовал себя уже достаточно сформировавшимся и осознавшим свои интересы, хотя, разумеется, он и не мог еще разобраться в тонкостях и деталях поднимавшегося движения. Луи Блан (1811—1882) впервые выступает с социалистическими идеями в своем сочинении «Организация труда» (1840); здесь он основную причину эксплуатации, нищеты, социального неравенства и анархии видит в свободной конкуренции и, подобно всем утопистам, ищет радикального средства парализовать силу конкуренции, чтобы этим избавить общество от социальной несправедливости и нищеты; это средство он видит в «организации труда», построенной иным образом и на иных началах, чем это имеется при капитализме; взять на себя введение новой «организации труда» должно государство; государство, открывая кредиты, помогает устройству в стране трудовых рабочих ассоциаций, трудовых артелей, или «общественных мастерских»; этими ассоциациями-артелями, или общественными мастерскими, заменяются постепенно все частные капиталистические предприятия, связанные отношениями конкуренции; рабочие ассоциации постепенно вытесняют частнохозяйственные и забирают в свои руки все общественное производство; они охватывают при помощи государства сначала отдельные производственные ветви, затем образуется ассоциация между отдельными ассоциациями данной отрасли, и, наконец, все ассоциации отдельных крупных отраслей объединяются в одно целое, когда вся общественная жизнь может планомерно управляться из одного центра; но и до этого момента конкуренция между отдельными   производственными отраслями исчезнет, так как все разнородные отрасли внутри будут объединены (подробнее см. Блан). В бурное время революционного движения 40-х г. Луи Блан выступает, как видный политический деятель, поддерживаемый рабочими, выдвигая лозунги: «Право на труд» и «Организация труда», и примыкает к демократическо-республиканской оппозиции; сторонники этой оппозиции называли себя социал-демократами. В 1848 г. он становится членом временного правительства волей восставших народных масс и проводит декрет о праве рабочего на труд. Под влиянием его же идей правительство устраивает для безработных «национальные мастерские» (см.), в чем сам Луи Блан не принимает, однако, участия. С наступлением реакции, после июньских дней, Луи Блан бежит в Англию. В 1870 г. он возвращается и в 1871 г. избирается в национальное собрание, но во время коммуны не примыкает к восставшим коммунарам. В теоретических обоснованиях социализм Луи Блана крайне беден социалистическими идеями и находит, что стремления людей к жизни в обществе идут от бога. Неудивительно, если Маркс, говоря о Луи Блане, считал его «буржуазным демократом с некоторой социалистической примесью и с смутно религиозными националистическим образом мыслей» (см. «Литературное наследие» Маркса, т. І-й, предисловие Меринга).

Довольно яркой фигурой, как социалист, является и Кабэ. Этьен Кабэ (1788—1856), сын бочара, получил высшее образование и был адвокатом. Его важнейшее сочинение «Путешествие в Икарию», философский «социальный роман» (1839), навеяно моровской «Утопией» и учением Оуэна, с одной стороны, а также жизнью первохристианских коммун — с другой. Его утопия вызвала огромный интерес среди масс рабочего населения Франции и сделала Кабэ самым популярным социалистическим писателем Франции. «Икарийское» социалистическое государство Кабэ строго централистично, с строго проведенным принципом общего равенства; в Икарии на всем лежит печать нового строительства, все проникнуто сознательной волей человека; сглажено и уничтожено все случайное, исторически-сложившееся, носящее печать старого. Здесь 100 провинций; в каждой провинции 10 коммун; причем в каждой коммуне и в каждой провинции равное количество населения; все деревни и фермы расположены всюду одинаково, всюду симметрия, всюду прямые линии, даже в направлении течения рек; равенство во всем: у всех одинаковые дома, одинаковая мебель, даже одного покроя одежда, из одного материала; лишь цвета разрешаются разные. Свободы печати нет; республика печатает заранее одобренные работы; в газетах ничего не должно быть индивидуального, и для этого газеты должны иметь характер сухих протоколов простого изложения фактов, без их обсуждения; все вредного содержания книги старого времени подвергаются исправлению и переделке или же сожжению, оставляется лишь по нескольку экземпляров для национальных библиотек, как образцы отсталости мысли старого общества. Средства производства принадлежат всему обществу; производство планомерное; выбор занятий в Икарии не совсем свободный; дети земледельцев остаются, как общее правило, земледельцами же; самые тяжелые и грязные работы исполняются машинами. Для выбора религии предоставляется полная свобода. Семья и брак признаются священными, развод между супругами не допускается. Наступления такого коммунистического строя Кабэ ждет не сразу, допуская период переходного времени, с переходным режимом, причем в достижении идеального социального строя он опирается исключительно на мирные средства. Коммунизм Кабэ неглубок. В нем много мелкоремесленнических пережитков. Успех утопии Кабэ лишь в том, что Кабэ сумел подметить и передать настроения и взгляды, как раз присущие рабочим массам 40-ых г. В силу успеха, какой выпал на долю «Икарии», Кабэ задумал осуществить свою утопию в действительности и для этой цели приобрел незаселенную территорию в Техасе для устройства икарийской колонии-коммуны, затем в Новом Орлеане и в других местах; но открываемые им колонии не были долговечны и быстро распадались. Некоторые из открытых им общин, тем не менее, пережили Кабэ (умер в 1856 г.); одна такая икарийская община просуществовала до 70-х г., другая даже до 1895 г.; пролетарский состав членов этих коммун давал им живучесть (см. подробнее Кабэ).

Кабэ — сторонник мирных средств перехода от капитализма к социализму. Но со времени июльской революции 1830 г. во Франции среди социалистически настроенных революционных деятелей и кружков преобладал дух заговорщичества. Отличительные черты заговорщического коммунизма — тайные организации, подготовка заговора, революционное насилие, вместо мирного реформирования — террористические акты, работа в подполье. На такой платформе появился во Франции еще с 20-х г. и особенно после 30-го года ряд различных тайных обществ, сыгравших видную роль в истории французского социализма и в истории социализма вообще. Из таких обществ в 20-ые г. действовал союз карбонариев (угольщиков), организованный по примеру неаполитанских карбонариев (см. XXII, 410/412). Среди деятелей этого союза можно отметить Базара, Лафайетта, д’Аржансона, Манюэля, Дюпона, Теста, Буонаротти. Позднее выделяется среди различных тайных обществ «Общество времен года» («Société des saisons») во главе с Мартеном  Бернаром (1808—1883), Арманом Барбесом (1809—1870) и Луи-Огюстом Бланки (1805—1881). Социалисты-заговорщики «Общества времен года» выступают все, как материалисты-атеисты, как враги индивидуальной семьи и брака, и в  покушениях, бунтарстве, заговорах видят главные средства революции. Среди них особенно выдается, как революционный деятель, Огюст Бланки, уже в 1830 году выступавший на баррикадах Парижа; это — революционер-фанатик, убежденный коммунист, из 75 лет жизни, просидевший в тюрьме почти 37 лет; социальную революцию он мыслил, как результат целого ряда  следующих одни за другими восстаний, постепенно расшатывающих капиталистический строй. В заговорщичестве Бланки, ставшем основой целого движения — бланкизма, отражалось чувство возмущения революционно-настроенного рабочего класса, еще недостаточно экономически и политически сильного и созревшего, недостаточно осознавшего свои интересы; таким именно и был французский пролетариат 40-х г.; как всякие утописты, бланкисты революции выдумывают, создают, а не выводят их, как неизбежный результат из развития производительных сил. К направлению революционного социализм принадлежит и Теодор Дезами (1803—1850) (см.), писатель-журналист, член «Общества времен года», выдвигающий в своем сочинении «Code de la Communauté» (1842) принцип открытого эгоизма, удовлетворение на первом месте физических потребностей, и во всем остальном мало оригинальный. Еще дальше идет в этом направлении Коффино, один из соиздателей рабочей социалистической газеты «Humanitaire», проповедовавший воровство и подлоги, раз это в интересах дела.

IV. Утопический социализм нового времени в Германии. В первую половину XIX в. Германия является во всех отношениях отсталой страной сравнительно с Англией и Францией. Разбитая на множество отдельных небольших государств, она сохраняла в этот период еще много старо-феодальных пережитков и в своем производстве в значительной степени покоилась на мелко-ремесленнических формах. Крупно-фабричное производство отсутствовало, рабочего класса с развитым пролетарским сознанием и объединенного — не было. Не недоставало, разумеется, здесь материала для социального недовольства, социального брожения, бунтарских вспышек и бунтарских движений, но строго социалистической основы в этих движениях в начале, по крайней мере, до 40-ых годов, или совсем не было или было очень немного, и это немногое, притом же, было заключено в крайне туманную форму. Среди немецких писателей с такой не оформившейся социалистической мыслью в начале XIX в. можно упомянуть философа Фихте (1762—1814) и Галля (1790—1869), первого немецкого социалиста, как его называют в Германии, и выдающегося техника-изобретателя. У Иоганна Готлиба Фихте (см.), знаменитого немецкого философа-идеалиста, конечно, социалистического немного; думают, однако, что его «Замкнутое торговое государство» (1800) у учеников Фихте вызвало ряд социалистических мыслей, наводя на социалистические настроения и искания. Свое государство Фихте строит на принципе разделения труда, которое он считает для общества необходимым, причем каждый член общества должен строго придерживаться своего дела; распределением занятий распоряжается государство; по основным занятиям население распадается на производителей, ремесленников (переработка произведенного), торговцев и чиновников (государственных служащих); цены устанавливаются государством; государство же регламентирует производство, предусматривая и предопределяя каждую мелочь; свобода остается лишь в области потребления; с заграницей прекращаются всякие частные сношения, внешняя же торговля сосредоточивается в руках государства; так как деньги остаются лишь для внутреннего оборота, то монета выделывается из самого дешевого материала, серебро же и золото в обращении запрещаются; самое количество денег, выпускаемых государством, строго соображается с надобностью в них для целей обращения. Как мы видим, немецкая мысль, в поисках идеального общественного строя, еще не подымается над цеховым строем с его закрепленностью занятий и строжайшей регламентацией. У Галля (см.), юные годы которого относятся к первой половине ХІХ-го века, мы также видим не больше лишь, как порывы мечтателя, задумывающегося над тяжелым положением рабочих и страстно стремящегося помочь им. Он хорошо понимает, что источником богатства является труд, что труд все создает и что, между тем, в обществе как раз те, кто все создает, лишены самого необходимого. Он сознает противоположность интересов двух основных социальных классов, и критика экономических отношений приводит его к идее коллективизма. В коллективном хозяйстве он видит огромную экономию и повышение производительности труда: но его коллективизм — это не уничтожение капитала, а просто лишь совместное ведение хозяйства на основе кооперативного труда и капитала. В 1818 г., чтобы помочь образованию таких коллективных хозяйств, он организует «Гагернское общество», но прусское правительство этого ему не разрешает; тогда Галль думает об образовании колоний вне своего отечества, едет в Северную Америку с швейцарскими эмигрантами, но уже дорогой обнаруживается, что набранные будущие колонисты по своему составу представляют всякий сброд из тех социальных отбросов общества, которые уже не способны трудиться и с которыми проделывать социальные опыты не приходится. Позднее Галль знакомится с Оуэном и Фурье, и влияние их идей сказывается в его сочинении «Мои желания и мои действия» (1834).

Французская революция 1830 г. оказала сильное влияние на немецкую общественную мысль. С этого времени социалистическая мысль в Германии находит себе все большее распространение и развитие, хотя еще и не захватывает широкие массы и не отличается высокой революционностью. Среди социалистически   настроенных писателей этого времени, имевших влияние на рост немецкого социализма, на первом месте можно назвать Карла Родбертуса Ягецова (1805—1875), померанского помещика и выдающегося экономиста-теоретика, который начал интересоваться экономическими и социальными вопросами как раз с 1830 г. Социалистические идеи Родбертуса выступают уже в первой его работе «Требования рабочих классов», относящейся к 1837 г. (эту дату Меринг подвергает сомнению). В этой работе своей Родбертус находился под влиянием отчасти идей французского сен-симонизма, отчасти сочинений, связанных с движением чартизма в Англии. Во всяком случае, Родбертус к этому времени был в курсе как английской классической экономической науки, так и до некоторой степени английской и французской социалистической литературы. В «Требованиях рабочих классов» Родбертус пытается определить действительный характер рабочего движения и сущность социального вопроса, а также выяснить истинные цели последнего и возможные средства к их осуществлению. Трудящиеся классы стремятся, по его мнению, к завоеванию политической власти, которая, однако, является не целью, а средством; строй, при котором потребление рабочего класса ограничивается лишь самым необходимым, терпим лишь до тех пор, пока способ производства недостаточно обеспечивает общество всем необходимым; но раз производительность в обществе настолько возросла, что общество в состоянии обеспечить всем больше, чем необходимо для существования, то в тяжелом положении трудящегося класса виноват уже социально-экономический и государственно-правовой строй; необходимо поэтому для разрешения социального вопроса изменить, прежде всего, этот последний. Лучший строй может быть создан только государственным хозяйством. Государственная власть в состоянии освободить рабочих от системы господства слепых сил и обеспечить положение рабочих, не нанося существенного вреда ни капиталу, ни землевладельцам. Производство должно быть организовано не индивидуалистически, а на социальной (национальной, народной) основе. Прежде всего, нужно поднять долю рабочих в общественном продукте (доходе) за счет доли капитала и земельной ренты; затем увеличить производительность общественного труда, и увеличение производительности направлять в определенной, раз установленной пропорции, как имущим классам, так и неимущим. Практически эту пропорцию удерживать твердой можно путем конституирования ценности и выпуском бумажных знаков в качестве трудовых денег, с точным обозначением на них трудовых единиц, периодическим установлением ценности всех производимых в обществе благ, пропорционально затраченному на их производство труду, и устройством государственных складов и государственных магазинов для реализации денег. Родбертус — государственный социалист, в то же время социалист-утопист, мечтающий о социальной гармонии между трудом и капиталом. Теоретическое обоснование мыслей, высказанных в 1837 г., Родбертус дает в ряде последующих сочинений (см. Родбертус). Как политический деятель, Родбертус был очень умеренного направления, и его социализм не без основания обозначают, как социализм консервативный.

Иного характера была деятельность социалиста, вышедшего из трудовых слоев, Вильгельма Вейтлинга (1808—1871). Как портной-подмастерье, Вейтлинг (см.) по обычаю немецких ремесленников старого времени перекочевывал из города в город, пока не попал в Париж, где знакомится с коммунистами и вступает с 1837 г. в «Союз справедливых»; начиная с этого времени, Вейтлинг отдает себя революционной борьбе за дело социализма; в 1838 г. он выступает с сочинением «Человечество, как оно есть и каким оно должно быть»; в 1842 г. выпускает «Гарантию гармонии и свободы» и в 1845 г. — «Евангелие бедного грешника». В своих сочинениях Вейтлинг находится под влиянием и Сен-Симона, и Фурье, и Кабэ; он мало оригинален в изображении будущего нового общества; он не принимает, однако, ассоциаций между трудом и капиталом (по идее Фурье) и мечтает лишь об ассоциациях труда, об ассоциациях между работниками; разделяя труд на необходимый, полезный и приятный и сохраняя принцип труда по способностям каждого, он допускает, однако, для каждого в сверхурочное время и труд приятный, идущий на создание предметов роскоши, причем этому сверхурочному труду ведется особый счет и особые записи, для продуктов этого вида труда сохраняется обмен по затраченному на них времени. Для женщин Вейтлинг не отводит места такого же, как для мужчин; в этом отношении Вейтлинг консервативен и думает, что женщина в силу своей отсталости не может участвовать в управлении будущего общества наравне с мужчинами. В планах и проектах Вейтлинга, предусматривающих даже действия в первый момент перехода к коммунистическому строю, много утопического. Вейтлинг готов действительный рычаг революции видеть в люмпен-пролетариате, в общественных отбросах; он готов выставлять лозунг «чем хуже, тем лучше», в то же время он готов взывать к монархам о «спасении человечества и устройстве социализма»; он не чужд евангельских принципов и нередко на первый план выдвигает идеи древнехристианских коммун; в конце концов, он стал даже на себя смотреть, как на пророка, на мессию, на нового Христа, пришедшего спасти человечество. В Германии деятельность Вейтлинга имела, однако, большое значение в развитии социалистических идей, особенно среди рабочих, у которых сочинения Вейтлинга пользовались большой популярностью. Среди революционных деятелей, примыкавших близко к Вейтлингу, можно упомянуть Августа Беккера, Симона Шмидта, кроме того Германа Эвербека и Карла Шаппера, членов «Союза справедливых», основанного в Париже в 1836 г. и преобразованного впоследствии в «Союз коммунистов», для которого Маркс и Энгельс и написали свой знаменитый «Коммунистический Манифест» (1847). Этот последний явился началом новой эры в истории не только немецкого социализма, но и в социализме всех стран вообще. Эта эра характеризуется, как эпоха научного социализма, и по имени основоположника научного социализма, Карла Маркса, носит название эпохи марксизма. Вместе с этим утопический социализм отходит в область истории. Под лозунгом марксизма, начиная со второй половины XIX в., идет основное течение социалистического движения всех народов.

Наряду с научным социализмом, однако, ХІХ-ый век знает и другие разновидности социализма и псевдосоциализма, из которых более широкое распространение получили аграрный социализм и отчасти явно реакционный христианский социализм нового времени. Мы здесь остановимся только на первом; о втором см. Христианский социализм.

6. Аграрный социализм. Сущность аграрного социализма лежит в разрешении социального вопроса путем устранения частной собственности на землю. Движение в сторону такого социализма началось давно, и еще в конце XVIII в. мы встречаем в Англии движение спенсиан, направленное к уничтожению крупной собственности и прав частной собственности на землю. Спенс (см.) предлагал землю передать в распоряжение общин и в 1812 г. основал для проведения своего плана особый союз «Spencean Philanthropists». Из членов союза спенсиан особенно выделяется ближайший последователь Спенса — Томас Эванс, шорник, опубликовавший в 1816 году памфлет «Christian Policy», где развивается и обосновывается спенсовская система. Эванс исходит здесь из тяжелого кризиса, переживавшегося Англией его времени, и считает, что ввиду этого кризиса долг всех — помочь выйти из тяжелого положения; помочь же, по его мнению, может лишь земельная реформа, лишь она может поднять народную производительность; причина бедности — крупное землевладение и массовое безземелье; чтобы устранить бедность, нужно устранить крупное землевладение, а для осуществления последнего план указан Спенсом. Движение спенсиан, вызывавшее в Англии против себя строжайшие преследования и тщательную полицейскую слежку, иногда принимало террористический уклон, и в 1820 г. спровоцированный полицией террористический заговор имел своим последствием казнь 5 видных деятелей спенсианского движения. В менее социалистической форме, скорее чисто реформаторской, проводил идеи устранения частной собственности на землю другой английский деятель, современник Спенса, Томас Пэн (1737—1809), развивавший свои идеи в сочинении «Аграрная справедливость» (1795—1796). Пэн исходит также из идеи естественного права. Так как в естественном состоянии земля — общее достояние человечества, и так как человек не создал землю, то земля не может оставаться в индивидуальной собственности: человеку могут принадлежать только улучшения и ценность этих улучшений, как созданные человеком; земельная монополия — величайшее зло, а причина, этого зла — современная социальная система. Пэн предлагает создать земельный фонд путем обложения в 10% (с общей суммы ценности) всех земельных наследств; тогда каждый, достигший 21 года, мог бы получить из этого фонда 15 фунтов стерлингов в качестве компенсации за отчуждение земли; кроме того, из фонда могли бы выдаваться пенсии на случай старости и нетрудоспособности.

Вообще нужно сказать, что в течение всего XIX в. идея национализации земли находила во всех странах большое распространение, так как с развитием капитализма процесс отрывания мелких земледельческих производителей от земли и малоземелья шел, значительно опережая рост промышленности; в то же время с ростом населения всюду шел рост земельной ренты, выявляя собой яркий и бьющий в глаза факт «незаслуженного дохода», «незаслуженного прироста», поступающего в карманы крупных земельных собственников. Отсюда открывалась одна мера борьбы с отрицательными сторонами частной земельной собственности — изъятие земельной ренты в пользу общества путем обложения земельной ренты налогом, равным самой земельной ренте. Другое разрешение вопроса могло быть более решительное — полное уничтожение частной собственности на землю и обращение земли в общественную или общинную собственность. Между двумя этими решениями и колебалось движение аграрно-социалистической мысли. Идея национализации земли находила себе сочувствие особенно в малоземельном крестьянстве, среди которого еще сильно было убеждение, что земля — общее достояние, что земля «божья». Идея национализации земли в Англии была выдвинута после движения спенсиан уже чартизмом. Ирландец Бронтерр О'Брайен, видный вождь чартизма, а также Фергус О'Коннор развивали идеи земельной реформы, как важнейшей основы разрешения социального вопроса. В своей книге «Рост и развитие человеческого рабства» О'Брайен частную собственность на землю считает главнейшим источником рабства; он предлагает возвратить землю всему обществу, отобрав ее от землевладельцев, хотя бы не безвозмездно, и передав ее государству; государство же раздает землю участками на арендных началах только тем, кто личным трудом будет обрабатывать эти участки; государственные же доходы от такой сдачи земли в аренду могут быть настолько огромны, что не понадобится никакого другого налога. В ином виде предлагал решение социального вопроса на основе земельных отношений О‘Коннор. Он выдвигал проект выкупа государством у землевладельцев определенного количества земли для образования миллиона мелких крестьянских хозяйств, которые бы поглотили всю незанятую в промышленности часть рабочего населения; этот клич «назад на землю» нашел среди рабочих большое сочувствие. Тогда О’Коннор предложил план образования земледельческих ассоциаций, не дожидаясь, когда удастся добиться поддержки государства, путем добровольных взносов по подписке; приобретаемые же таким путем земли закладывать и на эти средства покупать новые участки и т. д. В 40-х годах для осуществления и пропаганды такого плана О’Коннор издает журнал «Работник», и его план встречает полную поддержку: к началу 1848 г. число подписчиков превысило 100 000 человек, была собрана сумма в 94 000 ф. ст.; правительство, однако, ставило ряд всяческих препятствий этому земельному проекту, и в результате рабочие потеряли свои деньги, и земельный план рухнул.

В дальнейшем, идею обращения земельной ренты в государственную собственность особенно энергично отстаивает в Англии натуралист Альфред Уоллес (см.) Книга последнего «Национализация земли, ее необходимость и цели» вышла в 1882 г. В ней Уоллес строит план выкупа той части земли, которая не связана ни с какими созданными самими владельцами-собственниками улучшениями. Под влиянием его идей в Лондоне создается «Общество национализации земли», которое поддерживается ирландскими общественными деятелями (например Мак-Глином). Скоро, однако, эти реформаторские планы вытесняются более радикальным учением американского экономиста Генри Джорджа (см.), быстро проникшим в Англию и нашедшим себе здесь благоприятную почву. В 1888 г. здесь основывается «Лига возвращения земли», положившая в основу идеи Джорджа; с 1891 г. развивается особая форма агитации за идеи лиги при помощи подвижных плакатов — разъезжающих по деревням красных фургонов, покрытых афишами, воззваниями, рисунками и проч. Идеи Г. Джорджа и вызванное им движение в Англии не остались без влияния на английское земельное законодательство (см. земельный вопрос).

В Германии и Австрии идеи национализации земли развивает Госсен, Замтер, Флюршейм, Теодор Герцка, Франц Оппенгеймер. Госсен (см.) в своей книге «Развитие законов человеческих сношений» (1853), прославленной сторонниками теории предельной полезности, еще задолго до учения Г. Джорджа предлагает обращение частной земельной собственности в общественную, переход всей земельной ренты в руки государства и благодаря этому устранение всех других налогов. Адольф Замтер те же мысли о необходимости перехода земли в общественную собственность излагает в книге «Собственность и ее социальное значение» (1879). Флюршейм развивает план земельной реформы, подобный плану Г. Джорджа, в ряде книг и основывает до сих пор действующий «Союз земельной реформы». Более оригинален в разрешении аграрной проблемы австрийский экономист Теодор Герцка. В книге «Законы социального развития» (1886) он требует национализации земли на основе вознаграждения полностью за переходящую в общественную собственность землю и отстаивает необходимость обработки земли только коллективно и сдачу ее только кооперативным товариществам; такая обработка общими силами даст возможность образования крупного производства, которое только и может обеспечить рост техники и производительности; доступ в каждое товарищество свободный; вознаграждение по  количеству затрачиваемого каждым рабочим времени; по тому же принципу делится и чистая прибыль; при свободном вступлении членов в товарищество на лучших участках разместится большее количество, чем на худших, но зато каждый член лучшего участка в час времени создаст ни больше, ни меньше того, что создаст в такой же час времени любой член товарищества на худшем участке, так как лучшее качество земли в первом случае будет компенсировано относительно большим количеством земли, приходящейся на одного члена товарищества во втором случае. В 1890 г. Герцка выпускает социальный роман «Freiland» («Страна свободы»), выдержавший в Германии 10 изданий и содержащий в себе описание будущего социального строя, и призывает к основанию колонии — прообраза будущих «Свободных стран» в гористых местностях Африки; «фрейландское» движение, однако, кончилось неудачей. Франц Оппенгеймер, экономист и врач, с 1909 г. — приват-доцент Берлинского университета, с 1919 г. — профессор во Франкфурте на Майне, выступает с аграрно-социалистическими идеями в ряде работ: «Кооперативные поселения» (1896), «Крупное землевладение и социальный вопрос» (1898, 2 изд. 1922), «Государство» (1908), «Теория чистой и политической экономии» (2 изд. 1911), «Социальный вопрос и социализм» (1912) и др. Следуя теории насилия Дюринга, Оппенгеймер считает крупное землевладение на началах личной собственности продуктом захвата, результатом насилия, в факте же такого крупного землевладения он видит основу социальной эксплуатации, государство лишь узаконяет и поддерживает эту эксплуатацию; благодаря крупному землевладению рабочий не получает полного продукта своего труда; отсюда вытекает необходимость для разрешения социального вопроса устранить крупное землевладение: сделать это можно только политически, путем переворота; крупное землевладение должно быть заменено кооперативными поселениями; в кооперативизме спасение общества.

В Италии идеи аграрного социализма развивает известный итальянский экономист А. Лориа (см.), видящий разрешение социального вопроса в системе мелких ферм, организованных на кооперативных началах, и в общинном землевладении; этим закрепляется в земледелии сельскохозяйственный капитал и перестает выступать в качестве постоянного конкурента индустриальному капиталу, что приводит общество, по мнению Лориа, к состоянию социального равновесия.

В Бельгии, в качестве аграрного социалиста, выступает де Колен (1783—1859), выпустивший в 1835 г. книгу «Le pacte sociale», в которой развивает идею об уничтожении частной собственности на землю; труд, по мнению де-Колена, свободен лишь там, где ему принадлежит земля, так как в каждом продукте необходимо сочетаются и труд и материя; так как человеку необходима земля для обработки, то для избежания рабства необходимо, чтобы земля находилась в коллективной собственности, т. е., чтобы каждый, кто пожелает к ней применять свой труд, мог бы быть владельцем земли; земельная же рента, уплачиваемая государству, должна идти на общую пользу, на общественные цели; лишь при коллективной собственности на землю богатство всех увеличивается пропорционально труду каждого и, т. о., пропорционально успехам цивилизации; при этом ассоциации капиталов запрещаются, разрешаются лишь ассоциации рабочих. Близко к де-Колену стоит де-Поттер, который, однако, требует национализации не только земли, но и отчасти индустриального капитала. Равным образом, отстаивает идею общественного владения землей Лавеле в «Первобытной собственности» (1874), устанавливающий факт существования общинного землевладения у всех европейских народов и утверждающий, что обладание землей — естественное право человека; право же это осуществляется лишь при коллективной собственности на землю; в проведении общинного начала в землевладении Лавеле видит наиболее справедливую форму общественного порядка.

Аграрный социализм, в тесном смысле, по существу не более как реформизм, сохраняющий в неприкосновенности индустриальный капитализм. Великие социалисты начала XIX в. были утопистами и не могли быть ничем иным в эпоху, когда капиталистический способ производства был еще так мало развит. Они вынуждены были выдумывать из головы элементы нового общества, потому что в старом обществе элементы эти проявлялись еще в недостаточно видной для всех степени (Энгельс). Только крупная индустрия, только развитый промышленный капитализм мог раскрыть точные линии общественного развития, по которым можно было бы с некоторой точностью и определенностью судить о том, куда идет общество и в чем разрешение социального вопроса. Новые факты заставили подвергнуть новому исследованию всю существовавшую до сих пор историю и помогли раскрыть сущность капиталистического производства, природу отношений капиталистического хозяйства. Когда, по словам Энгельса, идеализм был изгнан из области истории, и на его место стало материалистическое понимание жизни прошлого, был найден путь выводить сознание человека из его бытия. Вместе с этим был найден путь строить социалистическое учение не из головы, не из априорно устанавливаемых отвлеченных положений, а из фактов развивающихся общественных отношений, из линий действительного развития самого капитализма. Этим был поставлен социализм на научную основу. Социализм  теперь являлся «не случайным откровением того или иного гениального ума, он становился необходимым результатом борьбы двух исторически возникших классов», он ставил теперь своей задачей «исследование исторического хода экономической жизни», он должен был отыскать в создавшихся экономических условиях средства к разрешению социальных противоречий (Энгельс). Таким образом, сама эпоха развитого промышленного капитализма с выявившимся и с организовавшимся рабочим классом выдвинула необходимые условия для появления научного социализма. Моментом возникновения его можно считать год появления «Коммунистического Манифеста» (1848), написанного в 1847 Марксом и Энгельсом.

С. Солнцев.