Союз Советских Социалистических Республик. Деятели СССР и ОР. Брюханов, Николай Павлович

Брюханов, Николай Павлович (автобиография), родился 16-го декабря 1878 г. в г. Ульяновске (Симбирске). Отец был родом из Ленинграда, получил землемерное образование в специальной школе при Департаменте Уделов (главное управление царскими имениями), потому что в этой школе бесплатно принимали детей дворцовых рабочих и служащих, а отец его (мой дед) служил садовником при Царскосельском дворце. «Бесплатное» обучение в этой землемерной школе было связано в дальнейшем обязательной службой по удельному ведомству. Эта служба и забросила моего отца в Ульяновск (Симбирск), где отец и занимал должность землемера в Управлении Удельного Округа. Он был  страстным любителем-садоводом (эта страсть была воспитана в нем, должно быть, дедом, профессионалом-садовником) и рыболовом. Очутившись в Ульяновске, он поселился на окраине города около речки Свияги, обзавелся там маленьким домишкой, развел около дома сад и летом, когда по службе было больше свободного времени (не было вечерних занятий), весь досуг посвящал работе в саду над своими цветами или ловле рыбы на удочку на реке Свияге. В этом доме, в этом саду и на этой речке и протекло мое детство.

Всех своих сыновей (нас было четверо) отец сам обучал грамоте и готовил к  вступительному экзамену в гимназию. После этого его заботы о  «духовном преуспевании» детей в значительной степени сводились лишь к наблюдению за безостановочным прохождением ими лестницы гимназических классов. По крайней мере, в отношении к себе (я был младшим в семье, и разница в годах с другими братьями была порядочная, 4—6 лет) я не помнил случаев активного и настойчивого вмешательства со стороны отца в свободу выбора мною товарищей в свободу выбора мною книг для чтения, моих занятий и т. п. Так, будучи и оставаясь до смерти религиозным человеком, отец полностью мирился с тем, что дома, вне гимназии — я с 13—14 лет открыто отошел от религии и объявил себя «атеистом». Или, когда я был уже студентом, отец с одинаковой радостью и любовью встречал меня независимо от того возвращался ли я домой после блестяще выдержанных экзаменов или в качестве административно высланного за участие в университетских беспорядках. Моя мать (родом из Алатыря Ульяновской губернии) вспоминается мне по детству, как большая семьянинка, отдававшая все свое время заботам по хозяйству, по обшиванию, обуванию и кормежке своих детей. Домашний уют, материнская ласка — вот то, чем окружала мать наше детство. Один из моих старших братьев (Петр), будучи студентом сначала Казанского университета, потом Ленинградской Военно-медицинской Академии, принимал активное участие в революционном движении. Приходившие к нему в наш дом товарищи (в их числе были: Ал. Аладьин — впоследствии лидер трудовиков в 1-й Государственной Думе, В. И. Ишерский — социал-демократ, член 1-й Государственной Думы и др.), зачастую вели разговоры, а подчас и жаркие споры на общественно-политические темы, по поводу той или иной статьи в «Русском Богатстве» (орган народников), корреспонденции о германских выборах в «Русских Ведомостях», — «Критических заметок» Струве, книги Бельтова и т. п. К этим спорам я очень прислушивался. Если и раньше я был усердным читателем запрещенных для гимназистов книг (Писарев, Добролюбов, Чернышевский), то в этот период (в 1894—97 гг.) я уже читал и перечитывал книгу Бельтова (Плеханова), состоял подписчиком «Самарского Вестника», считал себя «марксистом» и яростно полемизировал со своими товарищами-гимназистами, которые причисляли себя к «народникам». В 1896 г. мой брат был арестован в Ленинграде по делу «Союза Борьбы» и после года тюрьмы был сослан в Вятскую губернию. Поездка в Ленинград на «свидание» с ним, знакомство и связи с его товарищами (в то время в Ульяновске жили некоторые поднадзорные, высланные до приговора), участие в гимназических кружках, чтение запрещенных книг — все это привело к тому, что гимназическим начальством я был причислен к разряду «неблагонадежных» и на этом основании в 1897 г. не был допущен к выпускным экзаменам «на аттестат зрелости». Так я расстался  с гимназией. В 1898 г., выдержав весной экстерном экзамен на аттестат зрелости, осенью я поступил на филологический факультет московского университета. Примкнув к студенческим кружкам, весной 1899 г. за активное участие в студенческих беспорядках я был административно выслан из Москвы на 2 года с запрещением проживания в университетских городах. В конце 1899 г. громадное большинство участников студенческих беспорядков было амнистировано, и с начала 1900 г. я вновь поступил в московский университет. После новых студенческих беспорядков 1901 г, покинув московский университет, я попал в Казань.

Продолженная и в Казани работа в  марксистских студенческих кружках вначале вне прямой связи с партийной социал-демократической организацией привела и не могла не привести, в конце концов, к установлению этой связи сначала через участие в сборах денег среди интеллигенции на политический Красный Крест, далее через технические услуги социал-демократической организации, к установлению и держанию связи с отдельными заводами и мастерскими через отдельных рабочих и, наконец, ранней весной 1903 г, после провала основной группы казанских комитетчиков, к вступлению путем кооптации в состав казанского комитета РСДРП. В конце июня 1903 г. меня арестовывают, в начале февраля 1904 г. объявляют приговор: 4 года Восточной Сибири. Затем, благодаря Японской войне и прекращению этапов на Восток Сибирь заменяется Вологодской губернией, и, наконец, пройдя кроме Казанской еще Московскую (Бутырскую), Ярославскую и Вологодскую тюрьмы — в мае 1904 г. я выхожу «на волю» и отправляюсь отбывать ссылку в г. Кадников Вологодской губернии. Проходя московскую Бутырскую тюрьму в марте-апреле 1904 года я впервые ознакомился с тем, что было на втором съезде РСДРП, с расколом на большевиков и меньшевиков. Я примкнул к большевикам и с тех пор до настоящего времени непрерывно работал в рядах большевиков. Участвовал в Лондонском партсъезде 1907 г., куда был делегирован Симбирской (Ульяновской) организацией. В 1912 г. выставлялся кандидатом от социал-демократов (большевиков) в IV Государственную Думу по г. Уфе (это стоило ареста и трехмесячного сидения в тюрьме). Был делегатом на апрельской большевистской конференции 1917 г. Участвовал от Уфы в сентябрьском демократическом совещании 1917 г. После приезда в Ленинград в начале 1918 г. на первое продовольственное совещание, созванное Наркоматом Продовольствия по настоянию покойного Я. М. Свердлова, лично знавшего меня по нелегальной работе на Урале, я был привлечен к работе в центре, в начале в качестве члена коллегии, потом замнаркома и наконец с 1921 г. — Наркома Продовольствия. С февраля 1924 г. работаю в Народном Комиссариате Финансов СССР в качестве замнаркома.

До революции 1917 г. мне, как и большинству интеллигентов, не имевших официальной профессии и считавших своей основной работой партийную подпольную работу, приходилось средства к жизни добывать личным трудом, работая где придется и в какой придется  области. С 14—15 летнего возраста, помогая семье и прирабатывая на свое содержание, я стал давать уроки. В студенческие годы и позднее в ссылке и после ссылки мне также приходилось заниматься уроками; газетная работа, переводы для печати по заказам издательств с иностранных языков, работа железнодорожного конторщика, работа десятника на постройке железной дороги, работа чертежника, по земской и городской статистике по банковской оценке имений, по страховому делу и т. д. — вот те в ты личного труда, какими судьба заставляла меня заниматься. На вопрос анкет о том, какую работу и профессию я считаю для себя основной, я всегда затруднялся и затрудняюсь отвечать и уклончиво писал и пишу: «общественная служба».