Союз Советских Социалистических Республик. Деятели СССР и ОР. Лепешинский, Пантелеймон Николаевич

Лепешинский, Пантелеймон Николаевич (автобиография*).

*) Настоящая автобиография является повторением автобиографии, представленной в Общество старых большевиков.

Родился 29 февраля (старого стиля) 1868 года в селе Студенце Климовичского уезда Могилевской губернии. Сын деревенского священника. Семья у отца была большая (18 человек детей, из которых, впрочем, очень многие не пережили периода детства и рано сошли в могилу). Большинство из оставшихся в живых воспитывалось в школах духовного ведомства (в бурсах, епархиальных училищах и т. д.), и лишь мне посчастливилось поступить в светскую школу (да еще следующему за мной брату). Кончил Могилевскую гимназию в 1886 году и поступил в Петербургский университет (на физико-математический факультет). В университете примкнул к радикально настроенной молодежи, входил в конспиративный кружок (народовольческого типа), принимал активное участие в студенческих движениях (в 1887 и в 1890 г.). За участие в студенческой истории в 1890 году был даже исключен из университета без права поступления в какие-либо учебные заведения, но у меня в кармане было уже удостоверение о зачтении мною всех 8 семестров полностью, и впоследствии мне удалось получить диплом об окончании университета (из Киевского университета). В 1890 году был выслан из Питера. Скитался по провинции, пробавлялся уроками, служил конторщиком в управлении Лозово-Севастопольской железной дороги. В 1894 году снова попадаю в Петербург. После долгих мытарств пристраиваюсь на службу в Государственную Комиссию Погашения Долгов. Возобновляю свои революционные связи и веду кой-какую конспиративную работу: изготовляю мимеограф и печатаю на нем листовки (по своей инициативе и по заказам со стороны), руковожу кружком рабочих и т. д. В тюрьме окончательно самоопределяюсь как марксист. В предварилке высиживаю 14 месяцев, затем путешествие по этапу и водворение в Енисейскую губернию (сначала в Енисейский уезд, а потом в Минусинский, по соседству с Ильичом и другими товарищами по аресту 8 декабря 1895 года). Хотя я имел право считать себя социал-демократом с конца 1895 года или начала 1896 года, но членом партии признаю себя со времени 1-го съезда в 1898 году. В 1900 году возвращаюсь из ссылки и по предложению Ильича поселяюсь в Пскове, где обслуживаю интересы искровской организации (корреспондирую в «Искру», организую искровскую группу, способствую транспортированию литературы из-за границы в Питер и т.д.). В моей работе мне деятельно помогает жена моя, Ольга Борисовна (девичья фамилия Протопопова), с которой я иду рука об руку, начиная с весны 1897 года. В ноябре 1902 году, сейчас же после образования в Пскове (у меня в квартире) организационного комитета, в состав которого вошел и я, меня снова арестовывают. В течение 8 месяцев делю свое между предварилкой и Петропавловкой. Летом 1903 года опять высылаюсь в Енисейскую губернию – до приговора. Не ожидая приговора (как потом оказалось – 6 лет в Восточную Сибирь – вероятно, в Якутку), эмигрирую в конце 1903 года в Швейцарию (в Женеву). Там сейчас же привхожу в большевистскую фракцию и делю с ней все перипетии внутрипартийной борьбы в 1904-1905 годах. В начале 1905 года в течение нескольких месяцев уезжаю на конспиративную работу в Екатеринославский комитет, а затем, по вызову Надежды Константиновны, снова пробираюсь через границу и еду в Женеву. В конце 1905 года возвращаюсь легально в Россию и работаю в 1906 году в Питере (выступаю на митингах, принимаю участие в газетной работе – в «Волне», и т. д.).

В 1907 году нахожу себе приют в городе Орше Могилевской губернии – в качестве учителя математики в реальном училище. О моем революционном прошлом жандармерия получает сведения слишком поздно, но, осведомившись на этот счет, начинает меня преследовать, правда неумело, по-провинциальному, не зная, к чему прицепиться. А все-таки в связи с деятельностью  моей по городской библиотеке меня ставят под знак 129-й статьи, затем в 1909 году арестовывают, но по недостатку улик – скоро выпускают и т. д. Тем не менее, мне и нескольким товарищам, местным большевикам, удается организовать группочку для конспиративной работы. В эту группу входили, кроме меня и жены, два брата Клиндуховы (особенно интересным работником был Николай Лукич Клиндухов, — хороший, преданный большевик), Ф. Ф. Жуковский (тоже в свое время хороший большевик), Г. Н. Куртев (болгарин, фигурировавший в женевской большевистской группе в 1904-1905 годах под кличкой «Максимов», в последние годы он отошел от партии) и некоторые другие. После ареста в 1909 году мне было уже трудно держаться в Орше, и я в 1910 году метнулся, в качестве педагога, в село Щелково Московской губернии. Но вскрытая могилевскими жандармами моя «неблагонадежная» репутация шла уже за мной по пятам, и московский сатрап Джунковский с треском выкинул меня из намеченной мною трудовой колеи.

После этого для меня начинается очень голодный период в жизни моей семьи, — полтора года отчаянной борьбы за существование. Наконец, мне удается в 1912 году пристроиться, при содействии Г. М. Кржижановского и Э. И. Гуковского, в Статистическое бюро при Московской городской управе. В этом положении, не переходя на нелегальное положение, я не смог бы вести систематической революционной работы, а потому ограничивался лишь спорадическим привхождением в те или иные свои, большевистские, кружки (например, в литературный кружок, куда входили Ольминский, И. И. Скворцов, Обух, Ногин, П. Г. Смидович и т. д., или в те кружки, которые образовывались в наших управских сферах, — например, в кружок по подготовке к революции в 1916 году, куда входили Сысин, Пискунов, А. А. Додонова и т. д.). Не будучи достаточно актуальным в революционной работе за этот период времени, я тем не менее в идеологическом отношении постоянно сохранял свое большевистское лицо. Так, например, с первого же дня империалистической войны я совершенно самостоятельно стал на ту точку зрения, какая потом стала официальным выражением взглядов нашей партии на войну, и даже стал готовить в 1915 году обстоятельную статью с изложением этих своих взглядов. Познакомившись же с тем, что сказал по тому же предмету Ильич, я с удовольствием констатировал приближение моих мыслей к идеям Ильича, но печатное выступление в партийной прессе с выражением своих мнений счел уже излишним. В 1917 году, продолжая еще работу в статистическом бюро, и после Февральской революции я в своих управских сферах (в городской управе) занял резкую оппозицию к подавляющему большинству остальных служащих — меньшевиков, эсеров, кадетов (на десяток тысяч служащих нас, большевиков, насчитывалось не более полдюжины) и соответствующим образом выявлял свою большевистскую природу. В мае того же года провел огромную работу по организации выборов в Московскую думу, крайне переутомился и с тяжелым сознанием, что моя работа пошла на пользу эсеров (они получили большинство мандатов), уехал в Крым подлечиться. Октябрьский переворот застает меня в Орше, где я позволил себе сделать опыт муниципальной работы в так называемой «социалистической» думе, с которой мог ужиться только до тех пор, пока не запахло Октябрем. Здесь, в Орше, на нас, большевиков, в Октябрьские дни выпала благодарная задача задерживать двигавшиеся на красный Питер с западного фронта эшелоны и обрабатывать их (об этом см. ст. Т. И. Дмитриева: «Октябрь в Орше» в № 10 «Пролетарской Революции»). После экстраординарного напряжения сил снова заболел (приключилась какая-то маленькая катастрофа склерозистого характера, после чего я на левое ухо оглох) и в Питер мог попасть только в декабре 1917 года. Здесь оказался среди своих. Начал работу в Наркомпросе. В январе-феврале 1918 года захотел принять участие в «своей» войне и отправился вместе с группой других добровольцев на ст. «Дно» для выполнения задания по охране военных (интендантских) складов. С марта 1918 года — в Москве, работаю по организации отдела по реформе школы. Затем, с благословения Ильича, еду в деревню — проделывать «опыт социалистического строительства в деревне». В 1919 году возвращаюсь в Москву и снова работаю в качестве члена коллегии в Наркомпросе. В 1920 году работаю в Ташкенте (заместитель народного комиссара по просвещению). Возвращаюсь в Москву и становлюсь работником в Истпарте. Мне, между прочим, принадлежит инициатива основания в 1922 году МОПРа. В настоящее время вплотную работаю в МОПРе (в качестве заместителя председателя Исполкома МОПРа) и председателя ЦК Мопра в СССР. От партийной работы старался не отставать.