Союз Советских Социалистических Республик. Деятели СССР и ОР. Угланов, Николай Александрович

Угланов, Николай Александрович (автобиография), родился в 1886 г. в крестьянской семье Ярославской губернии рыбинского уезда. Окончил сельскую школу. Отец мой 30 лет работал в Ленинграде до 1902 г. на холодильниках и в торговых предприятиях, торгующих птицей и дичью. Мать безвыездно жила в деревне и занималась сельским хозяйством.

В 1898 г. меня отправили в Петербург, где отец и меня поставил в ученье на 4 года в железно-инструментальную и москательную торговлю. Проучившись 4 года, я начал получать 8 рублей в месяц жалованья при готовом столе и квартире хозяина. Не проработав и года, был уволен за драку с хозяином. (Во время ученичества нас били как бы по закону, и приходилось молчать. Но вот, по выходе из ученья — бить не полагалось, такова была традиция, а хозяин вздумал ее нарушить и получил от меня сдачи, а я от него расчет и увольнение). На работу поступить было трудно, так как куда я приходил проситься на работу, все справлялись, что я собой представляю, и, конечно, везде отказывали. Прожив все свои заработки, я на средства родного брата (тоже работал в Петербурге) отправился в деревню. Там мое положение тоже оказалось не из важных. Отец мой в это время уже перебрался из-за болезни в деревню и занялся сельским хозяйством. Узнав о причинах моего несвоевременного приезда (по моей специальности летом был сезон в Петербурге, а я в июле 1903 г. приехал в  деревню), отец основательно избил меня, но деваться было некуда, пришлось временно терпеть. Вот тут-то, в деревне, в 1903 г. летом я впервые и приобщился к политической жизни. Мой сверстник и друг по школе, сын священника нашего села Борис Васильевич Лавров, тогда учился в ярославской духовной семинарии и был уже социал-демократом. Снабдил он меня листовками, а потом различными брошюрами: «Пауки и мухи», «Кто чем живет», «Хлеб, свет и свобода» и т. д. С этого момента, живя в течение 7 мес. в деревне, я перечитал большое количество литературы, присылаемой мне из Ярославля. Вспоминаю характерные моменты. Б. В. Лавров приехал на рождественские каникулы, привез много литературы и резолюции II-го съезда РСДРП и подробно мне объяснил причины раскола, происшедшего на съезде. Он объявил себя большевиком, сторонником Ленина. Слабо я разбирался тогда еще в вопросах политики, не все же сказал, что я за большевиков. После этого мне Борис Лавров поручил разбросать на базаре в г. Мологе листовки и наклеить часть их на дверях лабазов и ломбарда, где обыкновенно бывает много народа, что я выполнил в точности.

Началась русско-японская война. Борис Лавров приехал на масленицу на каникулы и, беседуя в нашей избе, разъяснял мне, почему партия стоит за то, чтобы царское правительство потерпело поражение, и доказывал мне, что царизм будет неизбежно разбит в этой войне. Долго я сомневался, колебался, все думал: как же так? нас 150 млн. русских, а японцев 50 млн., и мы их не побьем? Но потом понял и согласился. Эту нашу беседу подслушал мой отец, который, как говорят, так нас «тряхнул», что вылетели мы, как бомбы, из избы.

В феврале 1904 г. я вновь уехал в Петербург, и опять пришлось испытать тяжести. 49 дней я проходил без работы, затем поступил на работу по своей специальности в Лесном под Петербургом. Летом 1904 г. был убит Плеве. В это время я уже знал: кто и почему это делает. Но в то время заняться политической работой мне не представлялось возможным. Связи не было ни с кем. Только к концу 1904 г. и к началу 1905 г. я близко познакомился с несколькими рабочими и техниками из политехнического института, с газового завода и завода «Эриксон». Тут я почувствовал, что дело наше растет. В день 9-го января мы группой, человек 15, только поздно вечером добрались до Невского, когда уже все было покончено, т. е. самодержавие расстреляло рабочих. С этого момента мне стали попадать отдельные листовки, но зацепиться за организацию не удавалось, а сам я еще сколотить организации из своих товарищей по работе не умел.

Осенью 1905 г. мы были постоянными посетителями митингов политехнического института. В начале января 1906 г., разругавшись со своим хозяином, я потребовал расчет. Вот тут-то я лишний раз почувствовал законодательство о труде торгово-промышленных служащих. Расчетных книжек у нас не было. Хозяин предложил мне расчет по 8 рублей. Я двинулся к мировому судье. Тот не принял прошения, заявив, что спор приказчика с хозяином может только разбирать Коммерческий суд. Я пошел на хитрость. Слово «приказчик» я выбросил из прошения и заменил словом «служащий». Мировой принял прошение, но разбор назначил через месяц. Попробуй-ка без денег, да с квартиры тебя гонят, прожить месяц. Доняли меня не мытьем, так катаньем, пришлось рассчитаться по 9 рублей и уехать в деревню на несколько месяцев.

Здесь политическая жизнь развивалась. Встретился я вновь с Борисом Лавровым, которого в то время за революционную работу выгнали из семинарии. Несмотря на обилие эсеровской литературы, которую я читал в это время, все же взгляды мои складывались твердо в сторону социал-демократии.

Вернувшись весной 1906 г. в Петербург, я «сменил» себе хозяина и поступил на работу. Вот здесь за меня взялись знакомые мне эсеры. Основы спора, обычно, сводились к трем главным вопросам: 1) идеалистическое или материалистическое понимание истории; 2) аграрный вопрос; 3) тактика за террор, против террора. Сколько меня не обрабатывали, все же кое-как я отбивался от моих знакомых эсеров реалистов и гимназистов. Летом 1907 г. после роспуска ІІ-й Государственной Думы, приехав в деревню на 2 месяца, мы с Б. В. Лавровым усиленно распространяли большое количество листовок, получаемых через волжскую судоходную социал-демократическую организацию. Полиция рыскала по деревням, добираясь до распространителей листовок. Делать больше нечего было, поэтому я и уехал в Петербург, а Б. В. Лавров в Казань, где он в то время уже учился студентом университета и вел крупную партийную работу.

В августе 1907 г. по установленному шифру он мне прислал партийную рекомендацию и явку. Явка была к Софье Михайловне Левидовой. Разыскав последнюю, я зашел к ней. Расспросив кто я и что могу я делать, она меня направила в коломенский район в культурно-просветительное общество «Просвещение». Придя туда, я увидел сидящего помощника пристава. Покоробило меня от такой встречи. Зашел еще раз к С. М. Левидовой. Из слов ее понял, что она меньшевичка и тянет не туда, куда мне нужно. Махнул рукой на это хождение. Пошел к знакомому мне эсеру И. Ив. Цыцину (умер в 1912 г. в Швейцарии, бежав из ссылки) и попросил его связать меня со знакомыми ему социал-демократами по союзу торгово-промышленных служащих. Он и представил меня (как «ортодоксального», как принято тогда было выражаться) Д. В. Антошкину (теперь редактор «Рабочей Москвы»), Б. А. Семенову (сейчас секретарь луганского окружного комитета КП (б) Украины), Семенову Ивану Семеновичу (т. Якум, сейчас член правления московского Городск. банка). По прошествии нескольких месяцев товарищи, проверив меня, вовлекли в активную работу членом правления профессионального союза и одновременно Антошкин, Б. Семенов и я взялись за восстановление распавшейся нелегальной социал-демократической организации торгово-промышленных служащих, в которой все трое мы были членами бюро партийной группы.

Весной 1908 г., после провала ряда наших товарищей с центральным органом «Социал-Демократ» № 1, из организации   ушли всякого рода попутчики, а мы, молодежь, взялись за усиленную работу по сколачиванию организации. И к лету 1908 г. социал-демократическая организация торговых служащих была очень крепкая и довольно значительная, насчитывая 50—60 человек. Что она была крепко большевистская, показывало следующее: наша партийная группа входила в коломенский район, в котором крепко сидели ликвидаторы. Петербургский комитет нашей партии поставил задачу выбить ликвидаторов и заложить заводские ячейки. Для этой цели было созвано несколько массовок с участием членов ПК «Кирилла» и «Шуры» (Бойко, Александр Михайлович — теперь член коллегии Наркомторга). После жестоких боев с ликвидаторами мы одержали верх, наша группа твердо стояла против ликвидаторов. К осени 1908 г. наша группа окрепла, к нам был прислан петербургским комитетом пропагандист Быстрянский (сейчас работает в Ленинграде). А я отправился в солдаты по призыву. Уже находясь в солдатах, я получил сведения от моего брата и группы товарищей (брат тогда работал тоже в партии), что меня разыскивает охранное отделение.

С ноября 1908 г. и до июля 1910 г. служил я в г. Либаве в 178 пехотном Венденском полку. Там встретил в одной роте Ивана Авксентьевича Войнова (убит в июльские дни 1917 г. юнкерами при распространении «Правды»). Войнов тогда еще не был социал-демократом, он много меня расспрашивал про революцию. Он на два года раньше меня пришел на военную службу, в 1906 г., поэтому мало был осведомлен о всем ходе революции и о партиях. Отличался он большой вдумчивостью, скромностью и честностью и за это пользовался большим уважением в роте. Мы с ним немало провели времени в дюнах на берегу Балтийского моря в разговорах о партиях, тактике и революции. Уезжая в запас, Войнов на прощанье сказал мне, что не пойдет работать портным (он был портной), а пойдет на завод.

Весной 1912 г., когда я вернулся со службы и приехал в Петербург, я уже встретил Войнова на партийной работе. Вторую половину военной службы, до осени 1911 г., я прослужил в Пензенской губернии в гор. Нижнем Ломове, куда перебросили наш полк и всю нашу дивизию, расквартировав по уездным городам. Находясь на военной службе, все время я поддерживал переписку с Б. В. Лавровым, в эти годы он уже находился в ссылке в гор. Онеге Архангельской губернии. Какой либо организованной работы в армии в то время не велось. Был у меня узкий круг друзей: Иван Авксентьевич Войнов, Николай Петрович Волков (рабочий лакировщик, тогда был революционно-настроенный, во время революции я его встретил членом ВКП (б)) и еще ряд товарищей.

В ноябре 1911 г. я уволился в запас и в апреле 1912 г. приехал в Петербург. Поступив вскоре на работу, я быстро разыскал старых товарищей (Алексея Иван. Балагурова сейчас председатель череповецкого губпрофсовета). Встретил Вас. Володина (сейчас работает на сев. Кавказе) и Антошкина.

С подъемом рабочего движения, с выходом газеты «Правды» зашевелились передовые элементы торговых служащих. Началась подготовка к выборам в 4-ю Государственную Думу, началась усиленная организация профессиональных союзов. Как на беду, я жестоко заболел малярией, подхваченной мной на военной службе. Все лето провалялся. Попытки организации единого профессионального союза торгово-промышленных служащих оказались безуспешными. Принялись за организацию по специальностям. Сначала организовались мануфактуристы. Весной 1913 г. организовались хозяйственники (железники, москательщики, посудники и т. д.). Я был избран председателем ревизионной комиссии. В это время среди торговых служащих крупнейшую роль играли Дм. Вас. Антошкин, Мих. Алекс. Сейфер, Як. Буров и Ник. Ив. Кузнецов (недавно умер в Архангельске). В это время усилиями вышеуказанных товарищей был поставлен журнал «Вестник приказчика». Летом 1913 г. на Всероссийском съезде торгово-промышленных служащих в Москве наша питерская делегация сыграла руководящую роль, объединив вокруг себя все революционные элементы. Съезд полиция закрыла, а лидер нашего движения Д. В. Антошкин был арестован и получил 54 пункта, в коих он не имел права жительства.

Осенью 1913 г. меня избрали председателем профессионального союза. Вошел я в состав редакции «Вестник приказчика», в котором писал под псевдонимом «Николай Угрюмый». Одновременно вошел я в состав и в руководящую работу «руководящего коллектива социал-демократов (больш.) торгово-промышленных служащих», в который входили М. Сейфер, Я. Буров, Дм. Антошкин, Н. Кузнецов, Н. Романов, Никита Москвич, Сейфер, Анастасия, и я. По очереди у нас в редакции и коллективе работали присланные от петербургского комитета Мих. Чичнаков, Ольга Григ. Лившиц, Мгеладзе (Ив. Висаков), Макс. Савельев. Осенью же 1913 г. я начал писать в «Правду». Здесь я познакомился с К. С. Еремеевым, Мироном Черномазовым (оказавшимся провокатором), Серг. Вас. Малышевым, Вяч. Мих. Молотовым (Скрябиным), Л. Б. Каменевым, В. В. Шмитом и целым рядом других товарищей. Мой старый товарищ Б. В. Лавров в это время работал в «Правде» на верстке газеты. В «Правде» я писал под псевдонимом «Николай Угрюмый» и освещал рабочую жизнь торгово-промышленных служащих. Осенью 1913 г. мы вели усиленную кампанию за нормальный рабочий день торгово-промышленных служащих и за социальное страхование, которое на нас не распространялось.

Наша активность начала беспокоить охранку. 23 ноября 1913 г. я выступал на собрании торговых служащих вестников (в зале эстонского общества на Офицерской ул.) с речью о поддержке рабочей печати, где и был арестован полицией. Но по дороге в участок группой товарищей под руководством В. Зофа был отбит и бежал. Движение росло, и мы его закрепляли крепкой нелегальной организацией. Многочисленные нелегальные кружки были фундаментом для легальных профессиональных союзов. В это же время я был делегирован в рабочую комиссию при социал-демократическом большинстве фракции 4-й Государственной Думы. Там впервые лично познакомился с Малиновским (оказался провокатором). Недолго поработав там вследствие болезни, я был заменен другим товарищем.

Весной 1914 г. мы развернули большую кампанию за сокращение рабочего дня торговым служащим на 1 час. Лозунг оказался очень популярным и встретил большую поддержку среди масс служащих. Довели мы дело до уличных демонстраций и силой закрывали магазины. В этом движении было боевое настроение. Били булыжниками стекла. Наш коллектив поручил мне на нелегальной массовке провести решение против битья стекол. На трех собраниях я выступал, и на двух из них меня провалили. Наше движение совпало с общим движением питерского пролетариата на помощь бакинским рабочим в конце июня и начале июля 1914 г., когда дело дошло до забастовки всего фабрично-заводского пролетариата, вылившейся в зачатии восстания на улицах Петербурга, и затем закончилось разгромом «Правды» и арестом многих работников нашей партии. За несколько дней до войны, накануне мобилизации, я и М. А. Сейфер были избраны нашим коллективом на международный социалистический конгресс, который должен был состояться в августе в Австрии, в Вене. Но грянула мобилизация. Пришел я за документами для поездки за границу к А. Е. Бадаеву, члену 4-й Государственной Думы. Обсудив положение, он предложил мне идти на мобилизацию. В результате, вместо социалистического конгресса я очутился в 200 пехотном Кроншлодском полку 50-й дивизии под Варшавой и участвовал в многочисленных боях. 20 ноября 1914 г. был тяжело ранен. В Варшаве в госпитале встретил питерского рабочего, который служил санитаром и меня узнал, который мне и сказал об арестах наших рабочих депутатов. Из Варшавы был доставлен в Москву в начале декабря 1914 г., где и встретил В. М. Молотова, жившего нелегально, который и рассказал о положении дел в партии и о линии партии. Пролежав 3 недели в лазарете, меня выписали и направили в команду выздоравливающих в гор. Белгород. Доехав до Тулы, меня отвели к коменданту, как не могущего следовать дальше. Пробыв в Туле 6 дней, меня назначили в запасный батальон (а у меня была одна пуля в груди и одна в плече, рука висела). Врачи во многих местах, а в Туле тоже, отличались живодерством. Я решил удрать. Взяв отпуск на 10 дней, уехал в Москву, оттуда в Рыбинск, из Рыбинска в Мологу и там завалился в лазарет. Это были мучительные скитания (у меня было пробито пулей легкое). Выйдя через 1,5 месяца из лазарета, дезертировал в Петроград, прожив нелегально некоторый период, затем при помощи Б. В. Лаврова и других товарищей меня с подправленными и подделанными документами протащили в лазарет, где меня взяли на попечение наши партийные товарищи: Любовь Михайловна Куракина, Евгений Порфирьевич Первухин и Е. И. Широких (тогда весной 1915 г. работавшие врачами в Елизаветинской общине в Петербурге).

Находясь в лазарете, я имел все время связь и получал литературу нашей партии от А. И. Балагурова и Ив. Ал. Дмитриева (убит в 1918 г. в Ленинграде). Затяжка войны, разорение сказывались на настроении среди раненых. Революционное настроение было у большинства, что и показало себя наружу при следующих обстоятельствах. Собралось нас в саду раненых человек сто. Во время беседы около вопросов, обсуждавшихся тогда на происходивших заседаниях 4-й Государственной Думы, загорелся спор. Один вольноопределяющийся заявил, что все речи в Думе произносят «жиды». Я за это уцепился и произнес речь, начав в национального вопроса, и кончил войной, указав на ее губительные результаты для народных масс. Настроение подавляющего большинства бурно выявилось на мою сторону. Присутствовавшая тут же настоятельница общины «г-жа» Родзянко (жена председателя Государственной Думы) со злости (как говорили служащие лазарета) чуть не откусила себе губу от моей речи.

Выйдя осенью 1915 г. из лазарета, отправился в отпуск в деревню, где прожил до весны 1916 г. За старое дезертирство из Тулы меня арестовали и доставили в Рыбинск, но освободили. Весной 1916 г. за неявку после окончания отпуска вновь арестовали и этапом направили на военную службу. Летом 1916 г. был направлен в запасный полк в Петроград, где сразу, как говорят, «затер волынку», заявив начальству, что бегать бегом я не могу, так как у меня сидит пуля в груди, винтовки поднять не могу — рука атрофирована. Положение было такое, что все разлагалось. Как-то во время занятия, сидя на Гаванском поле, мы беседовали, человек 15 солдат, в том числе и ротный командир - прапорщик. Говорили о войне. Спросил меня ротный: «А что дальше будет, как думаешь, Угланов?» Я прямо ответил: «Кроме революции, из войны ничего не выйдет». И все согласились, как будто дело шло о самом обыденном событии. Через месяц «службы» я благополучно уволился по «чистой» в бессрочный отпуск. Это было в июле 1916 г. К этому времени от наших нелегальных организаций торгово-промышленных служащих не осталось ничего, были только одиночки. Поступив на работу по инструментальному делу, я стал работать в Ленинграде. Несколько попыток сколотить организацию не удались. Через несколько месяцев грянула Февральская революция.

В демонстрациях, предшествовавших восстанию, и в самом восстании вместе, со мной приняли самое активное участие мои товарищи по работе, в большинстве подростки 15—16—17 лет. Покончив с вооруженной борьбой, принялись за организацию. С вышедшими из тюрем и из подполья товарищами я принялся за организацию торгово-промышленных служащих. Образовав инициативную группу; из А. Колесова, И. Дмитриева, С. Пинус, А. Булина, Б. Зуля и других, мы организовали выборы в петроградский совет, куда я был выбран депутатом. Принявшись за организацию союза, я поставил задачей расколоться с меньшевиками, которые лезли к руководству организацией союза. Отколовшись, вернее вытолкнув меньшевиков, мы организовали союз. К этому времени из ссылки подъехали Антошкин, Войнов, Б. Семенов, Я. Буров, Вербицкий, и наша работа закипела. Шел непрерывный бой с социал-патриотами. Наш  союз выступал как подлинно большевистская организация: 4-го апреля я впервые увидел В. И. Ленина. Сначала на нашем фракционном большевистском собрании, а потом на собрании всех социал-демократов в Таврическом дворце, где В. И. изложил свои тезисы о задачах революции.

Не все вопросы, поднятые Владимиром Ильичом, были мне вначале ясны.  Но основное понял я и горячо принялся за агитацию за советы, против войны и за братанье; до приезда В. И. Ленина мы агитировали против войны, но не умели поставить вопрос так, как его нас научил поставить Ленин. Во время выборов в районные думы нашей партией я был выставлен кандидатом по 1-му и 2-му городскому районам (прошел по 2-му району в Спасскую районную думу), где мы вместе с Лилиной, 6 человек большевиков, и дрались против кадетов — с одной стороны, и эсеров и меньшевиков — с другой. В июне от необычайной работы заболел; товарищи меня отправили в отпуск в провинцию, где я и прожил месяц. Вернувшись после июльских дней в конце июля в Петроград, принялся за профессиональную работу — секретарем-организатором союза, и состоял в петроградском совете во фракции большевиков.

Во время Октябрьского переворота с группой работников союза налаживал аппарат Совнаркома и ревкома, затем сламывал саботаж в банках, телефонной станции (сотни продавщиц из магазинов послали мы работать на телефонную станцию). После II Съезда советов был делегирован петроградским советом профсоюзов во Всероссийский исполнительный комитет. Во время Брест-Литовских переговоров и наступления немцев на Псков и Петроград я отправился с отрядом Красной гвардии на фронт под город Гдов. Вернувшись с фронта, вновь принялся за работу в союзе и спасском районном совете. В августе 1918 г. по решению партии и совета союзов принялся за организацию вооруженных продовольственных отрядов из питерских рабочих и служащих, будучи председателем Центральной комиссии. Осень и зиму 1918 и 1919 гг. руководил через союз национализацией торговли.

В марте 1919 г. участвовал на 8-м Съезде нашей партии. Одновременно до мая месяца 1919 г. работал в течение 4-х месяцев в петроградском Комиссариате продовольствия членом коллегии. С мая 1919 г. на 2-м чрезвычайном съезде торгово-промышленных и советских служащих мы, большевики, одержали верх, и я был избран председателем центрального комитета, но в Москву не попал, так как был в Петрограде с продовольственной работы переведен секретарем совета профсоюзов и одновременно был назначен председателем комиссии по борьбе с дезертирством петроградского военного округа. Летом на партийной конференции был избран членом петроградского комитета нашей партии.

В августе 1919 г. ушел на фронт, был комиссаром Корельского боевого участка и 55-й стрелковой дивизии. В октябре 1919 г. был переброшен на фронт против Юденича. Был комиссаром Колпинской группы 7-й армии (командующим был Харламов — генштабист), в боях у Ям-Ижоры, Федоровского, Павловска и Царского села мы разбили части генерала Родзянко, и этим была решена участь юденической армии. После этого меня вновь вернули на Корельский участок против нагрянувших на нашу территорию финских белогвардейцев, которые и были ликвидированы в течение недели.

В январе 1920 г. я заключал перемирие с финнами на Карельском участке и принимал приехавших из Америки русских анархо-синдикалистов и коммунистов. В марте 1920 г. был демобилизован; на партийной конференции был избран членом петроградского комитета и делегатом на 9-й Съезд партии. После демобилизации работал секретарем совета профсоюзов в Петрограде. На 7-м Съезде советов в декабре 1919 г. был избран кандидатом во Всероссийский центральный исполнительный комитет советов.

В мае 1920 г. временно вновь был командирован на Корельский участок комиссаром для подкрепления. Работал секретарем совета союзов и одновременно заведующим отделом труда до начала 1921 г. На 8-м Всероссийском съезде советов был избран членом ВЦИКа. Во время профсоюзной дискуссии принимал активное в ней участие, отстаивая платформу «10-ти», т. е. платформу В. И. Ленина, в выработке практической части платформы принимал участие.

В конце января 1921 г. на губпартконференции петроградской организации был избран членом петроградского комитета, а комитетом был избран в бюро петроградского комитета. Был избран делегатом на 10-й Съезд партии (на съезде не был по случаю кронштадтского мятежа), на котором был избран кандидатом в Центральный комитет. В конце февраля, за неделю до кронштадтского мятежа, был избран секретарем петроградского комитета партии. Во время мятежа в Кронштадте был комиссаром Сестрорецкого боевого участка и руководил лично первым штурмом фортов 8 марта, но вследствие малочисленности войск, всего около 900 штыков пехоты, заняв один из фортов, вынуждены были отступить.

За участие в ликвидации мятежа получил орден Красного Знамени. До января 1922 г. работал секретарем петроградского комитета партии и членом северо-западного бюро ЦК. На 9-м Съезде советов был избран во ВЦИК. В феврале 1922 г. был командирован на работу в Нижний Новгород, где работал до сентября 1924 г. секретарем губкома ВКП(б). В сентябре 1924 г. командирован на работу в московскую организацию, где работаю секретарем московского комитета ВКП(б). С XII Съезда нашей партии избираюсь членом Центрального комитета ВКП(б). С августа 1924 г. избираюсь членом организационного бюро ЦК ВКП(б) и одним из секретарей ЦК ВКП(б). После ХІV-го Съезда партии избран кандидатом в Политическое бюро ЦК ВКП(б). Состою членом совета национальностей ЦИКа СССР и членом президиума, куда вновь избран на ХIII Всеросском и 4-м союзном Съезде советов, в апреле 1927 г.