Союз Советских Социалистических Республик. XIX. Уголовное судопроизводство СССР

XIX. Уголовное судопроизводство СССР. «Декрет о суде» №1, изданный через месяц после Октябрьского переворота, — 24 ноября 1917 г. — в отношении порядка судопроизводства определил подсудность местных судов и отменил апелляционный порядок пересмотра приговоров и решений местных судов, а в остальном предоставил местным судам руководиться «законами свергнутых правительств», «поскольку таковые не отменены революцией и не противоречат революционной совести и революционному правосознанию». Значительно более обстоятельным был распубликованный 12 января 1918 г. «декрет о суде № 2», посвятивший особую, хотя и очень краткую (всего в 11 статей), главу «судопроизводству и подсудности»; этот декрет временно оставил в силе правила Судебных Уставов 1864 г., «поскольку таковые не отменены декретами Центрального Исполнительного Комитета Рабочих, Солдатских, Крестьянских и Казачьих Депутатов и Совета Народных Комиссаров и не противоречат правосознанию трудящихся классов». Но уже Положение о народном суде 30 ноября 1918 г., содержавшее в себе уже 98 статей, из коих на долю судопроизводства приходилось 63, запретило пользование дореволюционным законодательством; при этом широкий простор был оставлен на долю «социалистического правосознания». Когда с переходом советской власти к новой экономической политике возникла потребность в кодификации советского права, одним из первых был издан Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР, распубликованный 24 июня 1922 г. С самыми незначительными изменениями этот кодекс был принят 13 сентября 1922 г. Всеукраинским Центральным Исполнительным Комитетом. Он же был принят с некоторыми отступлениями и в других республиках, ныне входящих в состав Союза ССР.

Когда советские республики объединились в одно государство — СССР, то, по договору между ними, в число предметов ведения верховных органов власти СССР было включено «установление основ судоустройства и судопроизводства, а также гражданского и уголовного законодательства Союза». Эта задача в отношении уголовного судопроизводства была выполнена постановлением Центрального Исполнительного Комитета об «Основах уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик» от 31 октября 1924 г.

Под уголовным судопроизводством союзный закон разумеет производство в уголовном суде не только по делам о преступлениях, но вообще по делам уголовного суда, которые могут закончиться принятием мер социальной защиты, ибо закон об «Основных началах уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик» знает меры социальной защиты, назначаемые уголовным судом, по предложению органов прокуратуры, в отношении лиц общественно опасных независимо от привлечения их к судебной ответственности за совершение  определенного преступления (ст. 22). Подобно закону об «Основных началах уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик», и закон об «Основах уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик» повсюду говорит не о наказании, а о мерах социальной защиты. Ряд статей закона об основах уголовного судопроизводства Союза ССР соответствует по значению своему тем началам, которые в качестве «основных положений» выражены в главе I Уголовно-процессуального кодекса РСФСР.

Первая же статья закона устанавливает чрезвычайно важное начало, которое было совершенно чуждо правовой идеологии начала революции, когда нормам процессуального законодательства придавалось лишь «инструкционное» значение, а именно: начало производства уголовных дел в судебных учреждениях Союза ССР не иначе, как по нормам уголовно-процессуального законодательства.

За указанным основным требованием следуют нормы, устанавливающие: распространение, по общему правилу, действия уголовных законов лишь на преступления, совершенные после их издания; запрет судам отказывать в производстве уголовных дел под предлогом отсутствия, неполноты, неясности или противоречия относящихся к ним законов, — другими словами, предоставление судам права и возложение на них обязанности толкования законов и применения уголовных законов по аналогии к общественно опасным деяниям, которые прямо ими не предусмотрены; прекращение уголовного преследования при устранении самого предмета уголовного дела (т. е. вопроса, виновен ли обвиняемый и если виновен, то подлежит ли наказанию), за смертью обвиняемого, за истечением давности и т. д.; контроль суда и прокурора над законностью содержания под стражей (причем предусмотрен особый порядок производства и утверждения арестов, производимых органами Соединенного государственного политического управления); так называемую систему местных наречий или систему разноязычия, в силу которой «рассмотрение на суде уголовных дел ведется, как общее правило, на языке большинства населения», и, наконец, требование, чтобы обвинение в суде, отделенное от собственно судебной функции, поддерживалось особыми органами.

Допущением применения уголовного закона по аналогии к такому деянию, которое по своим признакам прямо не подпадает под уголовный закон, если оно представляется общественно опасным, уголовному суду предоставляется известный простор для правового творчества для восполнения пробелов уголовного законодательства.

Весьма удачным нужно признать решение в законе об «Основах уголовного судопроизводства Союза ССР» вопроса о языке; требуя, чтобы, по общему правилу, рассмотрение уголовных дел производилось на языке большинства местного населения, законодатель делает исключение для случая, когда обвиняемые принадлежат к национальному меньшинству; в этом случае суд обязан принять все доступные ему меры, чтобы обеспечить возможность ведения уголовного дела на языке обвиняемых (или обвиняемого).

В отношении к доказательствам в уголовном процессе закон об «Основах уголовного судопроизводства Союза ССР» решительно отвергает какие бы то ни было формальные доказательства, т. е. доказательства с заранее предустановленной силой, и предоставляет судьям оценивать доказательства «по внутреннему убеждению, основанному на рассмотрении всех обстоятельств дела». Если на Западе замечается стремление заменять присягу торжественным обещанием во всех случаях, когда свидетель того пожелает по религиозным побуждениям, то наш союзный закон категорически запрещает «клятву и присягу на суде».

Из различных видов подсудности уголовных дел закон об «Основах уголовного судопроизводства Союза ССР» ограничивается установлением принципа местной подсудности: «каждое дело подлежит рассмотрению в том суде, в районе которого было совершено преступление». Напротив, определение подсудности по роду дел, рассматриваемых судебными учреждениями, названный закон предоставляет законодательствам союзных республик, и только для дел о государственных преступлениях устанавливается обязательная их подсудность губернским судам или судам, соответствующим губернским.

Оригинальной нормой советского законодательства о подсудности является запрет пререканий между судами о подсудности. «Мы, говорил докладчик по проекту закона об основах Уголовного судопроизводства, не допускаем волокиты в этом отношении и не позволяем, чтобы один суд сказал: отсылай дело к другому, — мол, это дело не мое, пусть его решает другой суд».

Для стадии предварительного исследования дела союзный закон принял за «основы» контроль прокуратуры над предварительным следствием и обязательность предварительного следствия, «как правило», по всем делам, подсудным губернским и высшим судам. В РСФСР законом 16 октября 1924 г. был установлен перечень дел, по которым обязательно производство предварительного следствия, по тому соображению, что, как сказано в объяснительной записке к проекту изменений и дополнений Уголовно-процессуального кодекса РСФСР, «производство предварительного следствия должно быть ограничено лишь делами, имеющими особо сложный и важный характер», независимо от их подсудности.

К положениям о предварительном следствии закон об «Основах уголовного судопроизводства Союза ССР», как это делает и Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР, приурочивает и нормы о мерах пресечения. Так же, как и УПК РСФСР, союзный закон допускает лишение свободы в качестве меры пресечения по делам о преступлениях, за которые законом предусмотрено лишение свободы и притом, по общему правилу, на срок не более двух месяцев, но вместе с тем союзный закон вносит и две новые черты: он допускает: 1) лишение свободы «также в случаях возбуждения в установленном порядке дела о признании обвиняемого общественно-опасным», 2) замену лишения свободы в качестве меры пресечения поручительством профессиональных рабочих, крестьянских и общественных организаций.

Для стадии судебного заседания приняты за «основы», кроме отмеченной уже выше системы разноязычия, начало публичности (опять-таки по общему правилу, допускающему исключения в случаях, положительно указанных законодательством Союза ССР и союзных республик) и начало состязательности. Последнее прямо не названо, но оно нашло себе выражение в ст. 18 союзного закона, противопоставляющей обвинению перед судом защиту и обеспечивающей поддержание обвинения и представительство защиты. Однако, и здесь речь идет об общем правиле без ближайшего определения объема допускаемых из него исключений; закон говорит: «обвиняемым предоставляется право иметь при производстве дела в суде защитников», но оговаривает: «случаи недопущения участия защитников определяются законодательством союзных республик».

Так называемая защитительная тенденция нашла свое выражение в обязательности рассмотрения дела о преступлении, за которое может быть назначено лишение свободы на срок не ниже шести месяцев, в присутствии подсудимого, за исключением случаев прямо выраженного согласия подсудимого на слушание дела в его отсутствии, а также случаев, когда суд придет к убеждению, что подсудимый уклоняется от суда, — далее, в праве подсудимого на последнее слово и в праве подсудимого или его защитника, в случае изменения в судебном заседании первоначально предъявленного обвинения, требовать приостановления слушания дела и направления его для нового предварительного расследования.

Относительно приговора, кроме того, что он должен быть основан на оценке судом по внутреннему убеждению всех обстоятельств дела в их совокупности, союзный закон ограничивается требованием только указания в приговоре, что совершено осужденным, и какая в отношении его определена судом мера социальной защиты. Напротив, закон не требует изложения мотивов приговора, в чем иностранные законодательства видят, с одной стороны, гарантию всестороннего обсуждения судом обстоятельств дела, с другой — материал для проверки правильности вывода суда (исключение делается для вердиктов присяжных заседателей, относительно которых предполагается, что отсутствие мотивировки их восполняется другими гарантиями). Однако, не требуя изложения мотивов приговора, союзный закон не исключает возможности такого требования со стороны законодательств отдельных республик. Практическими деятелями советской юстиции желательность изложения мотивов приговоров не отрицается; более того, — V Всероссийский съезд деятелей советской юстиции принял резолюцию: «В отношении судебной работы губсудов надлежит стремиться к возможно большей обстоятельности и мотивировке приговоров и решений, не останавливаясь, перед письменной оценкой доказательств».

Пересмотр судебных приговоров ставится союзным законом в зависимость от того,  вошел или не вошел приговор в законную силу. Приговоры, не вошедшие в законную силу, пересматриваются в кассационно-ревизионном порядке.

Вопрос, живо обсуждаемый в литературе уголовного процесса и многократно ставившийся при обсуждении проектов судебной реформы в законодательных учреждениях различных стран, нужна ли апелляция, или рассмотрение дела по существу должно ограничиваться одной инстанцией, советским законодательством был с самого начала разрешен отрицательно. Уже декрет о суде № 1, республ. 24 ноября 1917 г., постановил: «приговоры и решения местных судов (а других судов этот декрет и не устанавливал) окончательны и обжалованию в апелляционном порядке не подлежат». В этом случае советское законодательство пошло по пути, уже ранее намеченному швейцарским: от апелляции отказались законодательства кантонов Фрейбурга, Невшателя и Ваадта (любопытно,  что это не единственная черта сходства советского законодательства о суде начала революционной эпохи и швейцарского законодательства — при всем, конечно, решительном различии их основных предпосылок). Союзный закон остался верен отрицательному отношению к апелляции: «апелляция не допускается», гласит ст. 25 закона.

Порядок пересмотра приговоров, принятый за одну из основ уголовного судопроизводства в СССР, назван кассационно-ревизионным потому, что он предполагает возможность отмены приговора не только по жалобе стороны, но и по собственной инициативе кассационной инстанции, которая, независимо от содержания жалобы (считая жалобой и протест прокурора), производит обозрение (ревизию) всех материалов по делу.

Основанием для отмены приговоров в кассационном порядке в той конструкции этого института, которая сложилась в Европе под влиянием французского примера, служит существенное нарушение закона материального или формального права; к этому основанию сводятся и те поводы к отмене приговора в кассационно-ревизионном порядке, которые названы в ст. 26 союзного закона. Однако, закон оговаривает: «в отношении судебных учреждений союзных республик, в порядке законодательств этих республик, могут быть установлены и другие поводы к отмене этих приговоров». Законодательства же союзных республик, по примеру Уголовно-процессуального кодекса РСФСР, определяют поводы к отмене приговора кассационной инстанцией широко: 413 ст. УПК РСФСР вводит в число поводов к отмене приговора недостаточность и неправильность произведенного следствия и явную несправедливость приговора; очевидно, что заключение о том и другом не может быть сделано без оценки фактических обстоятельств дела.

Чрезвычайно существенным в статье о кассации является положение, устанавливающее требование, обозначаемое в литературе уголовного судопроизводства выражением «nе pejus» («не должно быть хуже»). Согласно этому требованию, в случае нового пересмотра дела, после отмены приговора в кассационном порядке, не может быть усилена мера социальной защиты, избранная при первом рассмотрении дела, если только отмена предыдущего приговора не последовала по протесту прокурора. При отсутствии в Уголовно-процессуальном кодексе РСФСР статьи, которая прямо выражала бы это начало, считалось, что не только при отсутствии протеста прокурора на отмененный приговор, но вообще во всех случаях отмены приговора не по мотивам жалобы осужденного (по основаниям, усмотренным самим кассационным судом) наказание при новом рассмотрении дела может быть усилено.

Приговоры, вошедшие в законную силу, пересматриваются в порядке надзора и ввиду вновь открывшихся обстоятельств дела.

Условия для пересмотра приговора в порядке надзора определены чрезвычайно широко. Это — те же условия, какие установлены для кассации приговора, не вошедшего в законную силу, т. е. существенное нарушение форм судопроизводства или законов материального права. Уточнение в условия пересмотра приговоров в порядке надзора вносят «Основы уголовного судопроизводства Союза ССР».

Пересмотр приговоров, вошедших в законную силу, при открытии новых обстоятельств, «Основы» допускают лишь по постановлениям верховных судов союзных республик и высших или главных судов автономных республик и Верховного суда Союза ССР; порядок этого вида пересмотра ближайшим образом не определяется.

Н. Полянский.