Сравнительная анатомия

Сравнительная анатомия, занимающаяся изучением организации, т. е. строения животных, составляет часть зоологических наук, занимающихся изучением животных с разных сторон. В отличие от анатомии описательной, которая изучает строение того или другого животного, взятого само по себе, сравнительная анатомия занимается сравнительным изучением животных, т. е. пользуется методом сравнения. Таким путем сравнительная анатомия устанавливает, что между разными животными есть сходного и несходного, и так как сравнивать можно только однородные величины, сравнительная анатомия занимается только изучением органов гомологичных, т. е. органов, развивающихся из одного зачатка, однородных по происхождению, независимо от их функций. Сама по себе сравнительная анатомия определяет гомологию органов путем изучения их отношений к другим частям организма животного, но естественно, что наиболее верным способом определения гомологов является знание развития организма, когда воочию можно видеть, из какого зачатка развивается тот или другой орган, и как он изменяется в течение развития животного. С другой стороны, нет возможности поставить грань между развивающимся и взрослым организмом, поэтому очевидно, что для сравнительной анатомии необходимо пользоваться в качестве весьма важной вспомогательной отрасли зоологии — эмбриологией. Некоторые идут так далеко, что признают единственно непогрешимым методом для сравнительной анатомии метод эмбриологический. Но история сравнительной анатомии показывает, что это неверно: если бы у сравнительной анатомии не было своего собственного метода, едва ли можно было бы признавать ее самостоятельным отделом зоологических наук. Точно в таком же отношении к сравнительной анатомии, как эмбриология, стоит палеонтология, или наука об ископаемых животных. Те животные, которые окружают нас или были известны человеку из непосредственного знакомства с ними, составляют ничтожную часть всего состава животного населения, когда-либо существовавшего на земле. Поэтому сравнительно-анатомическое изучение только таких животных, которые существовали одновременно с человеком, должно быть чрезвычайно неполно, а выводы, сделанные из него, далеки от окончательных. Напротив, с пополнением наших палеонтологических сведений мы подходим ближе к окончательным выводам о соотношении разных групп животного царства.

Главный вывод из сравнительно-анатомического изучения животных заключается в том, что первозданных типов в животном царстве не существует; что все животные могут быть размещены по группам, которые находятся в кровном родстве между собой или, говоря иначе, генетически связаны друг с другом; таким образом, классификация животных выражается не в линейной форме, еще менее в виде резко отграниченных типов, представляющих собрание многочисленных групп, входящих в состав отдельных типов, а в генеалогическом древе, своими все более и более многочисленными ветвями свидетельствующем о постепенном развитии животного царства во времени. Отсюда следует, что сравнительная анатомия является одним из важнейших доказательств в пользу эволюционного учения.

К тому же самому заключительному выводу мы должны придти из оценки сравнительно-анатомического метода. Пользуясь этим методом, мы устанавливаем сначала отдаленное сходство между животными; например, сходство между кольчатыми червями и позвоночными, которых мы обозначаем, как принадлежащих к различным типам. Затем в пределах типа или подтипа позвоночных устанавливается, что ланцетник, несомненно; близок с типичными позвоночными, но и отличается от них очень сильно отсутствием черепа, сердца и т. д. Результатом этого сравнения является установление бесчерепных и черепных позвоночных. В пределах последних круглоротые уже гораздо ближе к остальным позвоночным, нежели ланцетник, но отличаются от них отсутствием челюстей. Продолжая сравнение дальше, мы находим, что рыбы и амфибии ближе друг к другу, нежели к рептилиям, птицам и млекопитающим, что рептилии близки и к птицам и к млекопитающим, но последние две группы, имея много сходного, во многом отличаются друг от друга.  Пока мы еще далеки от окончательного вывода. Но, вводя в круг сравнительно-анатомическое исследование ископаемых позвоночных, мы видим, что птицы и крокодилы сближаются в одной группе динозавров, что парнопалые и непарнопалые млекопитающие сводятся к пятипалым. Счастливо для нас хорошо сохранившийся в Северной Америке и Европе палеонтологический материал дает непрерывный ряд для сравнения последовательно сменивших друг друга во времени лошадей, в Африке, Европе и Азии — слонов и т. д. Нужно было сказать только одно слово, чтобы многочисленные, строго подобранные сравнительно-анатомические факты были освещены и научно объяснены, и это слово было сказано эволюционным учением, для которого вместе с тем сравнительная анатомия является столь же важным отделом, как палеонтология и эмбриология.

Сравнительная  анатомия прошла длинный исторический путь развития, который представляет тем больший интерес, что наиболее выдающиеся моменты ее истории тесно связаны со сменой основных идей в биологии. Зачавшаяся давно, еще за четыре века до н. э., она вместе с другими близкими ей науками пережила период умственного застоя, в течение веков длившийся в западной Европе; далее, ей пришлось служить орудием медицины, но ее право на самостоятельное существование было так велико, потребность в этой науке была так сильна, что она освободилась, наконец, от всякой зависимости перед чем бы то ни было и своим развитием обусловила развитие всех биологических наук.

Первые сведения по анатомии мы находим у Аристотеля, который в своем обширном сочинении, посвященном животным, в т. н. «Истории  животных», описывает части, из которых состоит тело животных, останавливаясь даже на тех из них, которые мы теперь называем тканями. Другое, меньшее произведение Аристотеля посвящено даже исключительно организации животных, т. е. описанию частей, или органов, их тела и их взаимного расположения, причем организация всех известных Аристотелю животных описывается здесь сравнительно, с присоединением некоторых общих положений. Следовательно,  Аристотель, для которого изучение организации животных само по себе было целью, оставил не материал для сравнительной анатомии, а прямо сравнительную анатомию, как науку, и притом, как науку самостоятельную.

Но такое положение дел не могло удержаться после него: изучением организации животных стали заниматься греческие медики, и притом только для того, чтобы составить себе хотя некоторое понятие об организации человека, тело которого они совсем не могли анатомировать в Греции (вследствие религиозных понятий того времени) и только изредка могли анатомировать в Александрии. Неудивительно поэтому, что лишь немногие из них заслуживают упоминания в истории науки, как прибавившие кое-что к работам Аристотеля (Гиерофил и Эразистрат из александрийской школы, Галлен из Пергама).

Но в следующий затем период не стало и подобных им. Древний мир с его философией, наукой и искусством вообще постепенно разрушался. В вырождающемся обществе, при господствовавшем в нем мистическом направлении, не было и не могло быть стремления к научным занятиям, и естественным следствием этого явилось полное падение т. н. реальных наук. Прошло более десяти веков, прежде чем снова принялись за их разработку, но, начиная с этого времени, их развитие неудержимо пошло вперед, и постепенно они сложились в стройные и прочные системы разнообразных знаний. Тогда же вступило на новую дорогу и изучение организации животных. Первым, принявшимся за это дело, был Везалий, который, занявшись изучением организации человека на трупах, показал, что сведения, сообщаемые об организации человека Галлоном, неверны, что Галлен сам вовсе и не вскрывал человека. За Везалием следуют Фаллопий и Фабриций из Аквапенденте, занимавшиеся организацией животных вообще, и Беллон, который уже пошел так далеко, что пытался даже определить гомологию передних конечностей человека и птицы. В то же самое время все описательные естественные науки получают сильный толчок под влиянием нового направления в философии, под влиянием индуктивной философии, которую основал Бэкон и разработал далее Локк. Во всех странах Европы являются многочисленные и неутомимые собиратели материала, необходимого для возведения нового здания науки. И в области анатомии число таких исследователей было вовсе не мало: Мальпиги, Сваммердам, Кампер в Голландии; Галлер в Германии; братья Гёнтеры, — из которых один был основателем первого в свете анатомического музея, так называемого Гёнтеровского музея при королевской коллегии хирургов в Лондоне, — и Монро в Англии; Клод Перро, Мери, Дюверней, Дюбантон во Франции, — вот имена тех, кому обязана наука об организации животных своей разработкой в XVII и XVIII веках.

Но особенно заслуживает упоминания Вик-д’Азир, который в конце ХVІII века сначала приватно, потом за Пти, читал в парижском Jardin des Plantes курс анатомии человека, «разъясненный сравнением с организацией животных». Курсы Вик-д'Азира, к сожалению, не были напечатаны, и потому о них нельзя произнести окончательного суждения, но, основываясь на сохранившихся от них программах, надо думать, что они были очень содержательны и совершенно научны. Правда, Вик-д'Азир читал сравнительную анатомию по органам, следовательно, с точки зрения отправления организма, но не надо забывать, что и все, работавшие до него, не переставали еще приурочивать сравнительную анатомию к потребностям медицины; точно то же делали и многие следовавшие за ним. Напротив, Вик-д’Азиру надо поставить в особенную заслугу, что он первый начал сравнивать между собой части организма одного и того же животного, т. е. положил начало изучению так называемой сериальной гомологии.

Непосредственно за Вик-д’Азиром мы подходим к самому интересному периоду в истории сравнительной анатомии, когда выступают Кювье (см.) и Эт. Ж. Сент-Илер (см.). И в настоящее время еще очень распространено мнение, что Кювье был основателем сравнительной анатомии. Но, как мы видели, сравнительная анатомия была основана еще Аристотелем, а Кювье не внес в нее даже нового направления.   Подобно В.-д-’Азиру, он излагал сравнительную анатомию с точки зрения отправления органов, а не их происхождения, не их морфологического значения. Вместе с большинством своих современников он смотрел на организм и на его части — органы, только как на орудия для совершения известных действий, как на машину, построенную с известной целью, предназначенную для совершения известной работы. Закон условий существования, внесенный в науку Кювье, имел очень большое значение для палеонтологии, основателем которой является Кювье, а никак не для сравнительной анатомии.

Благодаря признанию этого закона, для Кювье и явилось возможным дойти до идеи об определенном соотношении в развитии различных органов того или другого организма, что дало такие блестящие результаты в сделанных им реставрациях ископаемых животных; но сравнительной анатомии от этого было мало пользы, и Кювье, отстаивая идею постоянства видов, идею творения живых существ по известному плану, так сказать, по определенным схемам организации, только обогатил сравнительную анатомию громадным количеством новых фактов, но вовсе не придал ей нового направления.

Совсем другое надо сказать об Эт. Ж. Ст.-Илере, который неизмеримо превосходил Кювье талантами и, как показала дальнейшая история науки, имел замечательно верный взгляд на природу.

В противность Кювье, Эт. Ж. Ст.-Илер никогда не ставил строения органа в зависимость от его отправления: напротив, отправление органа он ставил в зависимость от его строения. Далее, натолкнутый, кажется, идеей Бонне, что все органические тела составляют одну цепь, на мысль о единстве плана организации, Эт. Ж. Ст.-Илер серьезнее всех своих предшественников остановился на вопросе, чем определяется тождественность органов, и дал определение, которое раз навсегда осталось в науке, а  именно, что тождественность, органов, их истинное морфологическое значение определяется исключительно их соотношением с другими органами. Этим самым физиология совсем была вычеркнута  из области сравнительной анатомии, и  последняя стала совершенно самостоятельной морфологической наукой. Еще далее Ст.-Илер доказал, что и т. н. уродства, которые до того времени считались игрой природы, также относятся к области морфологии, и установил т. н. закон равновесия органов, который состоит в том, что переразвитые одной части организма всегда влечет за собой недоразвитие других. Подобно Кювье остановившись на соответствии организмов с средой, Ст.-Илер глубже его взглянул на дело и вместо того, чтобы толковать о целесообразности, будто бы проявляющейся в строении каждого организма, на основании многочисленных наблюдений пришел к заключению, что животные не изменяются только до тех пор, пока не изменяются их условия существования, с изменением же условий — изменяются. Отсюда его положение, что вид варьирует, что теория независимого творения всех видов животных не может быть принята, что нынешние животные только более или менее измененные потомки животных, живших в ранние геологические эпохи. На почве этой коренной разницы во взглядах между Кювье и Ст.-Илером произошел резкий конфликт, возбудивший к себе   внимание в Германии гениального В. Гёте. Несмотря на безграничную фантазию в своих поэтических произведениях, Гете никогда не мог оторваться от реальной почвы. Его глубоко интересовали естественные науки, и он даже сам пытался заниматься серьезными научными вопросами. Он создал непринятую даже временно теорию цветов в физике, но оставил два заслуживающих внимания исследования в области морфологии, а именно: исследования о  метаморфозе растений и исследование о существовании межчелюстных костей у человека (см. XIV, 448/55). Однако, ум Гете способен был схватывать именно то, что важно, и, не будучи собственно ученым, он хорошо понял значение конфликта между Кювье и Ст.-Илером и всецело был на стороне последнего. Интересуясь организацией животных, Гете мечтал написать особый трактат о сравнительной анатомии,  однако написал только два введения в него (1795 и 1796 г.), самый же трактат никогда не был написан. Следует еще отметить, что Гете независимо от Ст.-Илера пришел к идее о равновесии органов и вообще во многом сошелся с французским ученым. Если Гете не оставил более глубокого следа в истории науки вообще и сравнительной анатомии в частности, виной этому то, что он мало опирался на факты, может быть, в силу недостаточного своего знакомства с ними.

Однако, в высшей степени замечательно, что Гете совершенно не подпал под влияние натурфилософии, которое было так сильно в Германии в конце XVIII и начале XIX века и оказалось так гибельно для науки.

Чтобы ознакомиться с тем, в чем состоял вред, происходивший от натурфилософии для сравнительной анатомии, надо в немногих словах вспомнить основные положения этого философского направления. Основателем натурфилософии может считаться Фихте, который, будучи в философии ближайшим преемником Канта, является совершенным идеалистом и совсем не признает существования внешнего для нас мира независимо от нашего мышления. Следовавший за ним Шеллинг идет еще дальше и говорит, что вся природа есть только воспроизведение, как бы отпечаток мышления абсолютного субъекта. По выражению Шеллинга, философствовать о природе значит творить природу, и разница между мышлением абсолютного, бесконечного субъекта и конечного субъекта, т. е. любого естествоиспытателя, состоит только в том, что первый мыслит, и его мысли овеществляются, воспроизводятся, второй же может своей внутренней деятельностью только восстановить мышление, воспроизведением которого является природа. Но этого довольно, чтобы понять природу независимо от наблюдения, и в этом-то и состоит вред, проистекший от натурфилософии: только немногие, как Окен и Карус, философствовали и строили природу, хорошо зная ее по своим прежним наблюдениям; громадное же большинство только рассуждало, выдумывало законы природы, а не искало и не находило существующих. В результате, наблюдений почти не производилось, словами играли, как в средние века, и не скоро германская наука выздоровела от влияния натурфилософии.

Еще в семидесятых и восьмидесятых годах XIX века натурфилософское направление резко сказалось в учении 3. Геккеля (см.) о развитии органического мира, или в т. н. геккелизме. Строя свое генеалогическое древо животного царства, Геккель не стеснялся вводить гипотетические стадии развития и притом не всегда так, что можно было отделить гипотетическое, допускаемое, от действительно существующего, наблюденного.

Под влиянием натурфилософии задача сравнительной анатомии свелась к изучению или, лучше, к разгадке построения того образа, по которому построен определенный тип животного царства, или т. н. архетип, т. е. в сущности к тому же, что считал конечной целью сравнительной анатомии Кювье. Но в Германии к познанию архетипа шли отвлеченным путем. Даже Окен, выведший свою позвоночную теорию черепа, несомненно, на основании наблюдений, хотя и отрывочных, отрицает всякое значение для такого построения наблюдений. Напротив, во Франции школа Кювье и в Англии его последователь Р. Оуэн решительно стоят на почве фактов. Кювье был так напуган направлением в изучении сравнительной анатомии германских зоологов, что ударился в другую крайность и начал проповедовать, что биолог не должен идти далее наблюдений.

Но время шло вперед, нашлись люди и другого направления, последователи Фр. Бэкона, вовремя заметившие ошибки натурфилософов и их ярых противников и пошедшие настоящим научным путем. В то же время обосновалась эмбриология, и выдвинулась гистология. Благодаря этому задачи сравнительной анатомии выяснялись постепенно все более и более. Хотя типы животного царства признавались еще резко разграниченными, однако ни теория их первозданности, ни учение о целесообразности не могли ответить на такие вопросы, как вопрос о том, почему одна и та же функция совершается у разных животных разными органами, или, как объяснить существование в организации животных т. н. зачаточных органов, часто не только не полезных, но даже прямо вредных для животного, и т. д. Потребность в новой теории, которая сдвинула бы сравнительной анатомии с мертвой точки, уже ясно ощущалась передовыми умами, работающими в этой области, и когда появилась теория Дарвина, нашла свою конечную цель и сравнительной анатомии. Теперь, как и прежде, большинство сравнительных анатомов изучает свою науку по типам. Но причина этого лежит не в том, что каждый тип резко ограничен по своему происхождению, а в том, что он является таким для нас вследствие вымирания членов, переходных между ним и другими. Например, мы рассматриваем прежний тип позвоночных, как один из подтипов т. н. хордальных. Однако, представители других подтипов этого типа столь резко разнятся от позвоночных, что связать их можно только в самых общих чертах. С другой стороны, пробуют, и не без основания, вывести позвоночных из других типов животного царства.

Очевидно, что пока генеалогия отдельных типов не выяснена, а едва ли можно сомневаться, что она никогда не будет выяснена в достаточной степени, сравнительное изучение организации животных может происходить только в пределах тех или других групп, отличающихся одна от другой крупными определенными признаками. Попытки некоторых ученых, например Бючли (см.), дать сравнительной анатомии всех животных, исходя из признания их кровного родства, в конце концов, все-таки приводят к сближению сравнительно-анатомического принципа с физиологическим, т. е. морфологического с функциональным. Может быть, смещение этих двух принципов особенно нежелательно теперь, когда мы познакомились с широким развитием в животном царстве явлений конвергенции.

Под влиянием эволюционного учения сравнительная анатомия сделала огромный шаг вперед, и эпоха шестидесятых, семидесятых и восьмидесятых годов прошлого столетия является самой блестящей в ее истории. В Англии на смену Оуэну, который был ярким представителем школы Кювье, явился Т. Гёксли (см.), который за всю свою деятельность, направленную на доказательство справедливости дарвинова учения, заслуживает наименования апостола дарвинизма. Рабочий период в жизни Гёксли длился пятьдесят лет, и можно смело сказать, что нет такой группы животных, изучение которой не было бы связано с его именем. Но особенно много он сделал для изучения позвоночных. Будучи сравнительным анатомом, палеонтологом и физиологом, Гёксли в целом ряде работ правильно осветил множество темных сторон в организации разных позвоночных и тем самым выяснил истинное родство разных групп. Его работа о тазе птиц, современных рептилий и динозавров окончательно установила происхождение птиц и рептилий от общего корня, решив трудный вопрос о гомологии лобковой кости. Изложение взглядов на строение черепа в Гейгеровских лекциях раз навсегда покончило с позвоночной теорией черепа в том виде, как она была выдвинута натурфилософами и разработана Оуэном. Гёксли никогда не сворачивал с пути логического развития научной идеи и мужественно боролся за идею о происхождении человека от какой-либо низшей формы.

В Англии сравнительная анатомия не вылилась в такую строгую форму, как в Германии, т. к. уже в 70-х годах прошлого столетия в этой стране  появились такие выдающиеся эмбриологи, как Паркер, Мильнс-Маршал, Бальфур и др. Их работы, подкрепляя выводы сравнительной анатомии, показывали постоянно, какое огромное значение имеет эмбриология для сравнительной анатомии. И с тех пор совместная работа сравнительной анатомии и эмбриологии продолжается в Англии непрерывно, благодаря чему морфология животных дала такие удивительные результаты трудами английских ученых.

В Америке на помощь сравнительной анатомии пришла палеонтология. Громадный ископаемый материал по позвоночным, добытый в Америке и обработанный, прежде всего, Маршем и Копом, дал длинный ряд звеньев в той цепи организмов, которая составляла предмет изучения сравнительной анатомии. Таким образом, была восстановлена генеалогия, как многочисленных групп млекопитающих, так и рептилий и рыб, среди позвоночных, и многих беспозвоночных.

Чтобы определить роль германских ученых в истории сравнительной анатомии, надо, прежде всего, отметить, что им по преимуществу принадлежит честь разработки микроскопической анатомии, или гистологии. Первая теория строения и развития клетки принадлежит ботанику Шлейдену и зоологу Шванну. В 70-х годах XIX века, после открытия московским профессором Чистяковым «штрихованного ядра», разработка строения клетки и ее размножения в короткое время сделала огромные успехи, и в конце тех же 70-х годов Флемминг мог дать уже большую работу по этому предмету. С тех пор, в течение пятидесяти лет, гистология сделала прочные успехи, и сравнительная анатомия получила в ней для себя прочную основу. В самом деле, нельзя говорить об устройстве и изменениях органов тела животного, не зная, из каких тканей, из каких клеток и их производных построены эти органы. Пока не стало известно, из каких элементов построены позвонки, и как происходит их развитие, нельзя было составить себе точного представления о морфологии позвоночника. Вот эту-то необходимую, но кропотливую и далекую от широких обобщений работу и выполнили немецкие ученые.

Основателем немецкой школы сравнительной анатомии надо считать И. Мюллера (см.). В 60-х годах прошлого столетия появляются первые работы К. Гегенбаура (см.), который позднее стал главой школы немецких сравнительных анатомов. Гегенбаур не был против эмбриологии, но, тем не менее, его можно назвать чистым сравнительным анатомом. Огромное большинство его работ посвящено сравнительной анатомии позвоночных. Для них он разработал строение позвоночника, черепа, конечностей, центральной и периферической нервной системы и мн. др. Его работа о хрящевом черепе поперечноротых рыб поставила на совершенно новый путь вопрос о сегментации головы позвоночных и стала классической, вызвав бесконечное число работ отчасти сравнительно-анатомических, отчасти эмбриологического характера в указанном направлении. В начале своей деятельности Гегенбаур, как это видно из его краткого учебника сравнительной анатомии, считал возможным дать сравнительный обзор органов по всем типам животного царства, но в последнем расширенном издании своего руководства он дает только сравнительную анатомию позвоночных, лишь в самых общих чертах знакомя со строением соответствующих органов в других группах. Характер работ Гегенбаура определил собой сравнительно-анатомическое направление в Германии на много десятков лет. За это время выступили далее такие почтенные ученые, как Земпер, Купфер, Фюрбрингеры, Гохштеттер, Клаус, Гётте и др. Немногие из них отклонялись в сторону эмбриологического метода, большинство оставалось чистыми сравнительными анатомами. Замечательно, что влияние Геккеля и геккелизма, несмотря на временное увлечение немцев этим учением, изуродовавшим учение Дарвина примесью натурфилософских идей, не принесло сколько-нибудь большого вреда сравнительной анатомии. Факты и накоплялись, и укладывались в систематическом порядке, ведя к построению все большего и большего здания сравнительной анатомии Влияние немецкой школы сказалось и на русских ученых, но из них большинство пользовалось в сравнительной анатомии эмбриологическим методом. Возможно, что это объясняется тем большим развитием, которого   достигла в России эмбриология, благодаря трудам А. О. Ковалевского, И. И. Мечникова, В. В. Заленского и др.

Итак, сравнительная анатомия мощно развилась во всех странах, где дарвинизм был принят, и эволюционное учение стало краеугольным камнем для всех биологических наук. Сравнительная  анатомия сразу получила смысл, когда понятие о сходстве заменилось понятием о родстве, степень близости — степенью родства, и классификация, построенная на диагностических признаках, генетической. Зато во Франции, где дарвинизм был принят сначала очень холодно, чтобы не сказать враждебно, сравнительная анатомия, как и другие отрасли биологических наук, за исключением палеонтологии, не сделала больших успехов во второй половине XIX века. Франция, которая веками шла впереди всех европейских стран на научной почве, резко отстала и от Англии и от Германии. Конечно, в этом случае сыграла немалую роль проигранная война, оскорбленное национальное самолюбие и, создавшаяся на этом, обособленность нации, которая привыкла идти во главе Европы. Но несомненно, что на развитии биологических наук также продолжал тяготеть авторитет Кювье, сделавшего в частности из сравнительной анатомии сухую и мертвую науку. Только в начале XX века французские ученые примирились с эволюционным учением, но европейская война затормозила на этот раз научное развитие не в одной Франции.

Такова в главных чертах история сравнительной анатомии. Как видно из сказанного, эта отрасль знания отразила на себе влияние всех важнейших направлений научной мысли, но при этом она не играла пассивной роли; напротив, собирая и группируя факты, принадлежащие ей, она опровергала одни и поддерживала другие научные взгляды. Если эволюционное учение определило путь, по которому должна идти сравнительная анатомия, зато и сравнительная анатомия дала эволюционному учению необходимое анатомическое основание.

Наконец, сравнительная анатомия проникла и в анатомию человека. Если 25 лет тому назад можно было изучать организацию человека, взятую, как таковая, — теперь это совершенно невозможно. Мы видели, что уже издавна делались попытки разъяснить строение человеческого тела сравнением его с организацией других животных, но эти попытки были вызваны недостатком материала для изучения человеческого организма. Позднее, когда это неудобство было устранено, организм человека изучался сам по себе и сам для себя. Несмотря на бурю негодований, вызванную одним из основных положений эволюционного учения, требовавшего, как логического постулата, признания происхождения человека от одной из низших форм, эта идея постепенно все более и более прививалась в науке. Гёксли, Гегенбаур, Видерсгейм, Гис, Швальбе и др. чисто сравнительно анатомически доказывали родство человека с приматами, хотя и расходились в частностях. История развития человека, прочно заложенная Гисом, значительно подвинутая вперед Мильнс-Маршалем и др., дала такую же поддержку сравнительной анатомии в этом частном случае, какую обыкновенно дает ей, когда является необходимость в определении происхождения какой-либо формы. Анатомия человека, насколько она не обслуживает узко медицинские цели, должна стать, а отчасти уже и стала, лишь отделом морфологии животных и не может быть понята без его сравнения с нижестоящими формами.

М. Мензбир.