Шлоссер Фридрих Христоф

Шлоссер (Schlosser), Фридрих Христоф, немецкий историк (1776—1861), учился в Геттингене, был учителем в лицее во Франкфурт-на-Майне, в 1817 г. получил кафедру истории в гейдельбергском университете. Начал работами, в которых историческая тема разрабатывается при помощи методов богословия («Abälard und Dulcin», 1807; «Leben des Theodor de Beza und des Peter Martyr Vermili», 1809; сюда же отчасти примыкает значительно более поздний «Dante», 1855). Главные его труды посвящены крупным периодам всемирной истории: «Weltgeschichte in zusammenhängender Erzählung» (9 т., 1816—1824); «Weltgeschichte für d. deutsche Volk» (с Кригком, 18 т., 1844 — 1856; русский перевод Чернышевского, Серно-Соловьевича, Зайцева, 1868 — 1872) и «Geschichte d. ХVIII Jahrhunderts», которая из двухтомной книги разрослась в восьмитомную (1-ое изд. 1823 г., 2-ое 1836—1849, русский перевод Чернышевского, 1868—1872) и больше всего прославила своего автора.

Главное значение Шлоссера — в популяризации исторических знаний среди немецкой буржуазии. Эту задачу сам он считал наиболее важной, а самый славный из его учеников, Гервинус, всегда говорил, что настоящим призванием Шлоссера было преподавание, а не научное исследование. Шлоссер начинал свою профессорскую карьеру в такое время, когда царила самая мрачная реакция и когда пробуждать интерес к прошлому значило прежде всего вести борьбу с настоящим. На такой именно точке зрения стояли два его знаменитых современника, Роттек и Дальмаи, представители либеральной школы в немецкой историографии. То, что к этому направлению причисляли и Шлоссера, было основано на недоразумении. У Шлоссера не было никакой определенно поставленной публицистической цели, как у тех. Он не выдвигал никаких определенных политических идеалов. Он проповедовал личную мораль, и это было связано не с либеральной доктриной 20-х  и 30-х годов, а с кантовской философией и через нее — с последним периодом просветительной идеологии. Бессознательно Шлоссер держал таким образом связь с дореволюционной мелко-бюргерской Германией конца ХVIII века. Он не представлял себе, каким образом политическая необходимость может заставить отступить от норм категорического императива. Для него не существовало дуализма морали личной и морали общественной, на которой держалась вся практическая политика его либеральных современников. Его героем был, конечно, не Макиавелли. Его героем был Данте, «Комедию» которого он считал недосягаемым образцом для историка. Он судил исторических деятелей всех времен и народов, руководствуясь двумя группами критериев: теми, которые он находил в Евангелии, и теми, которые раскрывались ему в этических трактатах Канта. Но судил неукоснительно, не упуская никаких поводов, и считал, что это — долг историка. Словно история была кодексом прописной морали и словно школа Нибура и Ранке работала не в его дни и не в Германии. Эта дешевая нравоучительная наука имела огромный успех у немецкого мещанства, той, наиболее отсталой, части немецкой буржуазии, которая зачитывалась «Gartenlaube», а несколько позднее проливала слезы над героями Марлитт и Вернера. Популярности Шлоссера кое-как хватило до столетнего юбилея его рождения (1876). Потом она сразу катастрофически пала. Сейчас его читают лишь старые чудаки.

См. о Шлоссере О. Lorenz. «Diе Geschichtswisscnschaft» (1886).

А. Дж.