Штундизм

Штундизм, название, прилагавшееся к различным течениям в религиозной жизни народа, появившимся в России во второй половине XIX в. Слово штундизм произведено от немецкого Stunde, час, в специальном обозначении особого времени, отводившегося колонистами юго-западной России для чтения библии, религиозно-нравственных бесед и пения гимнов в порядке частных собраний. Аналогичные собрания с начала 1860-х годов стали устраиваться и в украинских селениях Херсонской губернии, соседних и связанных разными отношениями с немецкими колониями. Участники этих собраний получили от соседей прозвание «штундовых», «штундежей». На этой основе в устах администрации и миссионеров господствующей церкви возник термин штундизм, который потом получил неопределенно широкое употребление. Немецкий, по происхождению, термин этот ставит вопрос о роли немцев в создании обозначенного им движения. Споры старых писателей на эту тему, — светских, отстаивавших самобытность возникновения нового религиозного движения на собственной украинской почве, и церковных (миссионеров), подчеркивавших «наносный» характер явления и большую роль в его создании немецких проповедников, — можно считать решенными с новыми публикациями материалов. В ближайших к немецким колониям, переживавшим период обострения религиозного чувства и   новых исканий, украинских солениях дело не обошлось без воздействия немецкого примера и без участия немецких проповедников. Но и здесь, не говоря уже о местностях более отдаленных, роль немцев в сложении чистого, настоящего штундизма оказалась довольно скромной. Они дали направление поискам начавшей работать независимо от них мысли и показали образец удовлетворения религиозного чувства помимо или рядом с официальной церковью. Но основное содержание слагавшегося движения определялось общими для России и частными для данных мест условиями времени, которые вызвали и само это религиозное возбуждение. Не случайно ведь, что для окружающего украинского и частью русского населения прошли, очевидно, совершенно без влияния более сильные, иногда даже бурные движения в религиозной сфере среди немцев-колонистов юго-западной Руси в 1840-х и 1850-х годах, а встретило отклик у украинцев более скромное и частью шедшее в дополнение (а не против) официальной церковности колоний пиэтистическое настроение конца 1850-х и начала 1860-х годов. В украинских селениях штундизм  впервые отмечается в 1865 г., и начало его относится к 1862 г., самое раннее к 1861 г., т. е. к годам сейчас же после «освобождения» крепостных. Не случайность эта дата, не случайность и то, что первые штундисты вышли из среды именно недавних крепостных. Освобождение, особенно в первые годы увлечения свободой, вызывало у бывших рабов развитие личной жизни, расширяло запросы, побуждало самих работать над решением ряда новых вопросов. В частности, во многих местах, в том числе и в будущих штундистских селениях, в 1860-х годах, «после воли», наблюдался повышенный интерес к религии, ибо — по традиции – прежде  всего в вере искали ответов на вопросы, удовлетворения новым потребностям. Но казенный формализм официальной церкви не   удовлетворял новым запросам и глушил их; неразвитость духовенства, а часто и невежество его не обеспечивали ответов на больные вопросы о «правде божией»: недостойное поведение пастырей и монашествующих, с которыми знакомились богомольцы, рисовали их фигур «отвратительными»  (выражение одного из штундистов) в глазах ревностных искателей у них образцов поведения и роняли их авторитет. Еще существеннее была непомерная для бедноты дороговизна православной церковности. «Поп довел уже меня до крайней нищеты», оправдывал свой отход от церкви Т. Заяц — один из искреннейших искателей настоящей правды и святости. Очень характерно, что все первые украинские проповедники штундизма  — Ратушный, Рябошапка, Балабан, Коваль, позже Заяц, принадлежали к деревенской бедноте. Недаром также районом первоначального распространения штундизма оказался Новороссийский край с широким применением «нищенского» надела, с большим количеством совершенно безземельных земледельцев — «десятинщиков». Пример и проповедь немцев, с которыми связаны некоторые из украинских руководителей штундизма как их рабочие или соседи, указывали взамен не удовлетворяющей церкви или рядом с ней путь самостоятельных поисков истины в святом писании и частного удовлетворения потребностей религиозного чувства в собраниях по домам. Появившиеся вначале 1860-х годов переводы евангелия на русский и украинский языки облегчали использование «слова божия» помимо духовенства. А несоответствие земной действительности идеальным требованиям Христа усиливало критику церкви и особенно ее практики и побуждало к подражанию временам апостольским, с тогдашним равенством прав и имуществ в среде верующих, с выдвижением лишь «избранных сосудов божиих», с братским отношением друг к другу. Первые и очень ранние столкновения с светскими властями, начиная с сельских и кончая высшими, выступавшими в защиту духовенства и вообще традиции, поставили вопрос и о государстве. Конечно, и власти не могли выдержать критики, идущей от евангелия, преломлявшегося в возбужденных головах бедноты. И вопросы политические рядом с церковными и экономическими получили известное место в новом  учении, хоти и в формах часто осторожных, иногда простодушно-неопределенных («выборный царь»), и без того единодушного признания, какое встречали новости в области веры и быта. Проблема экономическая, затушеванная вопросами веры, также не получила определенной постановки и отражалась лишь в критике богатых и в деятельной взаимопомощи «братьев» по вере. Более резко выделялся рядом с религиозной обособленностью, создавшеюся не сразу, особый бытовой уклад с изгнанием пьянства и табака, ругани и драки, с равенством членов семьи, с большей культурностью и большей чистотой моральной и физической жизни. Таким выступает штундизм  в первые годы существования, сильный в своем отрицании и критике, но более робкий и менее определенный во многих частях своей положительной программы. Положив в основу веры и жизни библию, особенно новый завет, штундисты отвергли всю внешнюю сторону религии, включая и таинства и почитание икон, мощей и пр., и стремились к идеалу служения богу «в духе и истине», т. е. проповедовали рационалистическое духовное христианство. Уйдя от церковной иерархии, они, руководясь принципом равенства людей, не создавали у себя новой  и оставили толкование писания на долю каждого члена общества, с преобладающим значением (но но безусловным руководительством) наиболее одаренных, «озаренных богом». Таким образом штундизм  не был в подлинном смысле сектой с определенным, для всех обязательным символом веры, с принудительной организацией. Он являлся свободным общением религиозных ревнителей с большим простором личного творчества. Такой индивидуализм помешал штундизму закостенеть в рамках установленной догмы, но и сделал его слабым для сопротивления идущим со стороны воздействиям. Первым крупным влиянием со стороны, увлекшим многих, психологически не удовлетворявшихся чисто духовным христианством, был баптизм с его упрощенной и дешевой обрядностью, с выборной иерархией, но также основывающийся на библии, также воинствующий и энтузиастический, особенно в 1870-х годах. В среде украинской, штундистской и православной, он стал распространяться с 1870-х гг.; первым, принявшим новое «крещение» от немецкого проповедника, был Цимбал, вскоре Рябошапка (оба в 1869 г.), затем Ратушный (в 1871 г.) и др. И баптизм делал все большие и большие успехи в среде штундизма (см. баптисты, IV, 606/12). Против новой обрядности, которой вообще уже «прошло время», и в защиту старых позиций выступают Балабан и Коваль; в 1875 г., расставшись с православием, проповедником такого же чистого штундизма становится Т. Заяц. В 1880 г. на юге появляются «пашковские» брошюрки (см. пашковцы, XXXI, 397/98). Изданные легально, «с дозволением цензуры», они не могли открыто излагать полностью ученье русских учеников Редстока, но в согласии с настроениями южан выдвигали святое писание (а не предание) как источник вероучения, подчеркивали духовный характер христианства, равнодушно опуская обрядность или прямо осуждая увлечение ею, выдвигали равноценность личности независимо от положения человека. Но главное значение этих маленьких книжек, дешевых или даже даром распространявшихся, было в том, что она предлагали простой, понятный, свободный от тенденций официальной церкви материал для назидательного чтения и помогали интеллигентской аргументацией на основе нового завета формулировать и защищать позиции штундизма, как духовного христианства, против обрядников, в том числе и баптистов с их «водным крещением». И еще шире пошли в ход сборнички религиозных стихотворений, изданных «пашковцами», получившие роль гимников у разных групп рационалистического сектантства, в том числе и штундизм, так нуждавшихся в своих песнопениях для религиозных собраний. Сильнее в идейном отношении было воздействие толстовства. Примерно в средине 1890-х г. руководители толстовцев, поддерживая некоторых из штундистов материально, старались питать их и духовно. Писания толстовцев и особенно религиозно философские сочинения Толстого встречали живой отклик в среде религиозных искателей. И здесь родными, но с большой силой поставленными, были и критика православия и духовенства, отрицание всей «ветхой» обрядности и устремление к чисто духовному восприятию христианства, без догмы, с полной свободой личного подхода. Но рядом с этим вносились идеи непротивления, отрицательного отношения к социализму и политической борьбе (см. сектантство, XXXVII, 637/38). Влияния со стороны частью уводили из штундизма его членов в другие религиозные образования, частью подрывали и без того слабое единство группы. Разные оттенки вносились в учение и практику жизни распространением штундизма в разных национальных, религиозных и социальных группах. Путешествия проповедников и еще более наплыв отовсюду жаждущих воды живой к популярным вождям нового движения, ссылки правительством «упорных сектантов» в глухие углы России, наконец, разнообразные житейские связи разносили семена «новой веры» по Руси. Уже в 1880-м году был обнаружен штундизм  среди крестьянской бедноты трубчевского уезда Орловской губернии, связанной отхожими промыслами с приднепровской Украиной. Позже и другие великорусские местности оказались «зараженными» штундизмом. С ссыльными появился он в Закавказье и Сибири. Старые, затихшие в творчестве, секты молокан, т. н. хлыстов и др. испытывали воздействие бурно шедшего нового движения. И уже не одна беднота входила в поисках истины в штундизме. Развивавшееся в 1900-х годах политическое движение оказало в подготовленной критикой русской действительности сектантской среде свое мощное воздействие. И все пестрее становилось явление, прикрываемое именем штундизма. А любители этого термина, администрация и особенно православные миссионеры, употребляли его еще шире. Такое тяготение их к этому слову объясняется исторической обстановкой. Не позже 1875 г. религиозное движение на юго-западе квалифицировано духовенством как большое бедствие для православия, и при малой действенности убеждения определенно выражено желание использовать для борьбы со штундизмом светскую власть. Чтобы сильнее заинтересовать ее, духовенством и добровольцами-ровнителями подчеркивалась противозаконная пропаганда немцев-совратителей среди православных и социально-политические («коммунистические и противоправительственные» или «антиобщественные») элементы нового учения, в котором под немецким именем штундизма объединяли и чистый штундизм  и баптизм. Малый эффект применения обычных законов, не предусматривавших нового явления, заставил добиваться признания штундизма «особо вредной» сектой. Так был поставлен вопрос синодом еще в 1878 г., но только в 1891 г. его настояния привели к изданию постановления комитета министров 4 июля. В связи с этим усилилась тяга миссионеров всякое опасное для церкви направленно связывать с штундизмом. Новые оттенки рационализма в разных сектах дали повод к тому, что миссионерская литература запестрела терминами: штундизм, штундо-баптизм, штундо-молоканство, штундо-хлыстовство; к штундизму причисляли выросшую на почве баптизма малеванщину (см. сектантство, XXXVII, 611/13) и пришедший из-за границы адвентизм (см. XXXVII, 613/14); пытались связывать с штундизмом и толстовство (см. XXXVII, 637/38). В более тесном смысле штундизм  подразделялся на две «фракции»: старо- штундизм, или штундо-баптизм, явление, как мы видели, более новое, чем так называемый младо- штундизм, или духовная штунда — старая добаптистская формация штундизма. Первый еще называют «косяковским толком», второй — «чаплинским», по селениям таращанского уезда Киевской губернии, бывшим одно время духовными центрами баптизма и собственно штундизма. Установление режима большей веротерпимости с указа 17 апреля 1901 г. и относительная свобода 1905-6 г. позволили сектантам с очевидностью обнаружить, что зачисление в «особо вредную секту» штундизма производилось миссионерами, администрацией и судом без убедительных доказательств, произвольно. Широкое движение в сторону организации выводило из рядов штундизма многих в близкие, но более оформленные группы. И настоящий штундизм, «духовная штунда» миссионеров, оказался небольшой религиозной группой с небольшими общинами и оригинальными религиозными искателями-одиночками. Позже штундизм, видимо, совсем растворился в других оформлениях духовного христианства.

Литература. Ни одного настоящего исследования о штундизме нет. Из старой литературы более интересны основанные на непосредственных наблюдениях статьи: Емельянова, «Рационализм на юге России» («Отечественные Записки», 1878, №№3 и 5) и А. С. Пругавина «Штунда среди великороссов» («Русские Ведомости», 1884; перепечатана во II выпуске «Религиозных отщепенцев»); из более новых – В. Д. Бонч-Бруевича, «Сектантство в освободительную эпоху» (V т. сборника «Великая реформа»; перепечатка в сборнике статей Бонч-Бруевича «Из мира сектантов», 1922). Из моря миссионерских писаний наиболее значительны: А. Ушинский, «О причинах проявления рациональных учений штундизма», 1884; его же, «Вероучение малорусских штундистов, разработанное на основании святого писания», 1886; А. Рождественский, «Южнорусский штундизм» 1889; епископ Алексий (Дородницын), «Религиозно-рационалистическое движение на юге России во второй половине XIX ст.», 1909. Большое количество документов, главным образом исходивших от администрации и духовенства, опубликовано те же епископом Алексием в его «Материалах для истории религиозно-рационалистического движения на юге России во второй половине XIX ст.», 1908. Весьма интересные рассказы и письма самих институтов издал В. Д. Бонч-Бруевич в «Материалах к истории и изучению русского сектантства и раскола» (со II выпуска – «…сектантства и старообрядчества»): вып. I 1908 (Сафрон Чижов) и выпуск III, 1919 «Рукописи и письма Т. А. Зайца»). В высокой степени содержательные «Записки Тимофея Зайца», в русском переводе А. Чертковой и Н. Гусева, напечатаны (с некоторыми сокращениями) в «Голосе Минувшего» за 1913 г., книги, 8, 10, 11 и 12. Библиография, особенно миссионерской литературы: Сахаров, «Литература история и обличения русского раскола» (вып. I-III, 1887-1900); профессор Т. Буткевич, «Обзор русских сект и их толков» (1900, 2-ое изд. 1915); С. Маргаритов, «История русских исторических и рационалистических сект» (1900, 4-ое изд., 1914); Ал. Введенский, «Борьба с сектантством», 1914.

П. Любомиров.