Татарское иго

Татарское иго (Монгольское иго) на Руси началось после опустошительного нашествия Батыя (см.) в 1237—40 гг. и продолжалось до 1480 г., когда оно было свергнуто Иваном III.   XIII век был временем, когда удельный порядок на Руси достиг высшей точки своего развития, когда он наиболее приблизился к западноевропейскому феодализму: земля уже подверглась «окняжению» и «ободрению», с ней срослись государственные права, зависимое «законодательство» сильно распространилось, удельные князья стали вполне самостоятельными государями-вотчинниками в своих уделах, великокняжеское достоинство превратилось в простой титул, лишенный реального политического содержания. В эту эпоху удельного распыления Русь подверглась нашествию татар (см.) — кочевой скотоводственной орды (см.), сплоченной на время воедино поисками новых пастбищ для скота. Сила сплоченных скотоводов-кочевников оказалась больше силы отдельных, не связанных между собой феодалов, и Русь была побеждена и разорена. Но, отраженные в Венгрии, татары вынуждены были вернуться и положить предел своему губительному потоку на запад. Они стали поневоле ограничивать свой кочевой быт, прочнее осели в нижнем Поволжье, стараясь систематически использовать плоды своих побед над Русью. Так образовалась Золотая Орда, и из нашествия и опустошения получилось иго.

Главным выражением Татарского ига была дань («выход»), наложенная татарами на Русь. Она была поголовной, налагалась на каждую душу мужского пола без различия возраста и состояния. С этой целью татары производили переписи населения. Для первой переписи и сбора дани Батый послал баскаков (см.). Вторая перепись была произведена в 1257 г. при хане Берке (см.), который прислал численников, а численники поставили десятников, сотников, тысячников, темников (десятитысячников). От дани совершенно освобождено было только духовенство. Но уже с конца XIII в. татарские баскаки исчезают: дань собирается князьями под руководством и наблюдением великого князя владимирского, доставляющего ее хану. После 1375 г. не упоминается более и о татарских переписях населения. Кроме дани татарами был установлен «ям» — обязанность доставлять подводы и лошадей татарским послам и чиновникам. Наконец, князья возили в Орду богатые подарки хану, его женам и татарским мурзам. Все это были регулярные обычные платежи татарам. Но в XIII в. татары неоднократно опустошали целые русские области, чаще всего помогая враждующим князьям. Так было в 1277, 1278, 1279, 1293 годах. В 1262 г. из Ростова, Владимира, Суздаля, Ярославля, Переяславля Залесского были прогнаны населением татарские откупщики дани, и только особая поездка Александра Невского в Орду спасла от татарской мести. В 1327 г., когда в Твери убит был за насилия татарский посол Чол-хан, двоюродный брат хана Узбека (см.), и с ним перебиты его свита и ордынские купцы, Узбек поручил московскому князю Ивану Калите наказать тверского великого князя, и Калита разорил тверскую землю. Таким образом, первым последствием татарского ига для Руси была задержка ее экономического развития, созданная нашествием Батыя, данью и другими поборами и позднейшими татарскими опустошениями. Надо, однако, заметить, что отчасти эта задержка создавалась и условиями самого удельного порядка, при котором обычно были усобицы, разорительные для населения. Кроме того, не надо забывать и другой стороны дела: ордынские купцы, посещавшие Русь, и русские торговцы, ездившие в Орду, были посредниками по развитию русской торговли с азиатским востоком — особенно с Персией и Средней Азией, что служило одной из предпосылок зарождения товарного хозяйства в удельной Руси. Таким образом преувеличивать экономические последствия татарского ига не следует: в общем, оно действовало в том направлении, в каком и без него слагались элементы хозяйственной жизни, только на время несколько замедлило этот естественный процесс. То  же самое надо сказать о социальных и политических последствиях татарского ига. В социальном отношении оно, несомненно, содействовало закрепощению масс населения, которое и без него произошло бы: так, татары уводили из Руси много пленников, их выкупали богатые князья и, давая им свои земли, считали их уже зависимыми от себя; таких «ордынцев» князья обязывались между собой не переманивать, не перезывать друг от друга. Несомненно также, что татарское иго оказало свое влияние на социальные отношения удельной Руси тем, что содействовало падению городов, которые были опасны для татар как укрепленные пункты, и уравнению горожан, как данников, с массой сельского населения. Но и то и другое было подготовлено уже предшествующей историей Руси: города, сильные и влиятельные в киевский период, стали еще до татар терять прежнее значение; городское население новых северо-восточных городов еще в конце XII в. отступило от вечевых традиций и стало поддерживать князей-«самовластцев». В политическом отношении татарское иго поставило русских князей в зависимость от хана.  Занятие столов — и в том числе в особенности стола старшего, владимирского, стало зависеть от воли хана. Князья вынуждены были предпринимать путешествия в Орду, заискивать там и кланяться, унижаться, даже, пока татары при Берке не приняли магометанства, поклоняться идолам, отказ от чего вел к мучительной смерти (случай с Михаилом Черниговским). Но фактически и здесь, кроме знаков внешнего подчинения, татарское иго не внесло ничего нового: татары не нарушали вотчинного (наследственного от отца к сыну) преемства столов, установившегося в удельной Руси; самый великокняжеский владимирский стол сначала и при татарах переходил по старшинству, и лишь с усилением Москвы получилось иное положение. Несомненно, татарское иго укрепляло власть московских князей, содействовало собиранию Руси Москвой. Хан дал Ивану Калите великое княжение владимирское, с тех пор (с 1328 г.) навсегда оставшееся за московскими князьями. По смерти Калиты (1341) хан Узбек сделал всех князей русских «подручниками» его старшего сына Семена Гордого. По смерти Семена брат и преемник его Иван, став великим князем, получил от хана и право судить всех русских князей —  великих и удельных, которые могли  лишь апеллировать к хану на решения великого князя московского. Эти факты несомненны и знаменательны. Но хорошо известно, что возвышение Москвы и ее князей и собирание московскими князьями удельной Руси созданы были внутренними силами русского исторического развития, и татарское иго, следовательно, лишь шло за этими силами, действовало в одинаковом с ними направлении. Мало того: в этих внутренних силах, выдвинувших Москву и собравших около нее уделы, заключалась основная причина самой поддержки московских князей ханами: богатея и усиливаясь, московские князья тем самым делались удобными контрагентами хана по сбору дани, могли давать богатые подарки и держать в подчинении всю Русь. Некоторые исследователи склонны были объяснять московское самодержавие и даже характер и деятельность Ивана Грозного влиянием татарского ига. Но теперь, когда силы, создавшие самодержавие (см.) и Грозного, приведены в известность, и это объяснение отпадает. Едва ли в финансовой, административной и судебной технике можно усмотреть влияние татарского ига. Техника татарских переписей и сбора дани не повлияла на московскую писцовую и податную технику: татары переписывали мужское население, а писцовые книги — хозяйство; татары облагали поголовным налогом, а в удельное время установилось сошное обложение; самая дань, как особый прямой налог, существовала до татар, и при татарском иге лишь увеличилась в размерах и получила в большей своей части другое назначение, поступая не к князьям, а в Орду. Нельзя также в московских приказах, как то думали некоторые, видеть копию «монгольских диванов». Наконец, пытались приписать влиянию татарского ига введение в Судебники Ивана III и Ивана IV членовредительных и телесных наказаний, а также пытки. Но известно, что такие наказания и пытка свойственны всякому обществу на известной ступени культурного развития. Правда, от татар происходит, по-видимому, правеж — битье палками на площади несостоятельного должника, пока его кто-нибудь не выкупит, не заплатит за него долг, — но это частность, легко укладывающаяся в общие рамки правовых понятий того времени.

Наконец, влияние татарского ига в области духовной культуры также не следует преувеличивать. Обыкновенно находят, что татарское иго содействовало огрубению нравов, задержке, просвещения, оторванности от европейского Запада. Но и здесь можно сказать, что татарское иго, самое большее, легло последним наслоением на духовно-культурные явления, созданные другими, внутренними влияниями. И слабое развитие школьного образования и литературы, и оторванность от Запада, изолированность от иных стран — следствия общих условий существования удельной Руси с ее натуральным хозяйством, политической раздробленностью, узостью задач, перспектив и горизонтов. Трудно приписать татарскому влиянию и такое явление, как затворничество женщин: известно, что оно в свое время существовало и у феодальной знати Запада. Татарское  иго, конечно, способствовало росту значения духовенства и церкви: татары не только не тронули религии, но и освободили духовенство от дани, а ханские ярлыки митрополитам обеспечили церковное землевладение, податные и судебно-административные привилегии церкви. Но и здесь татарское иго действовало не в разрез с внутренними силами, а в полном с ними согласии, так что опять-таки не внесло ничего нового. В области духовной культуры единственным реальным оригинальным влиянием татарского ига остается, таким образом, только влияние татарского языка на русский, введение в последний многих татарских слов («ям», «казак», «деньги» и проч.). Но и здесь дело ограничилось только лексикологическими заимствованиями, не очень притом обильными и не повлиявшими на основное в языке — строй речи.

Таково было в главных чертах влияние татарского ига на удельную Русь. Оно не было велико, и в тех случаях, когда проявлялось, лишь дополняло собою ряд других, внутренних воздействий. Это и попятно: татарское иго, в сущности, было явлением внешним, поверхностным; татары были хищниками, которые культурно стояли ниже тех, кого они эксплуатировали, и потому сохраняли над последними лишь временный перевес.

В конце концов, татарское иго, власть татарского хана, или «царя», как его тогда называли на Руси, была использована правящими слоями общества второй половины удельного периода (XIV и XV вв.) в их интересах: опираясь, между прочим, и на эту власть, московские князья и их сотрудники объединили северо-восточную Русь. Сложная сеть хозяйственных, социальных и политических причин, создавшая и великорусское племя, и его политическую организацию — единое и централизованное Московское государство, и, параллельно этому, глубокие перемены, совершившиеся в самой Орде, повели к падению татарского ига. В новых условиях Орда не могла сохранить временно достигнутого единства, и в ней началось феодальное разложение, Оно сказалось не только в отложении Золотой Орды от азиатского великого ханства, но и в ее разложении: в XIV и XV веках из нее выделяются ханства Казанское и Крымское, в конце XV еще Ногайское, и в XVI веке она превращается уже в скромное по размерам и силе ханство Астраханское. Ханы этих отдельных ханств не только не поддерживают друг друга, но враждуют между собою, как все феодалы. И если первая попытка освободиться от татар (Куликовская битва 1380 г.) при Дмитрии Донском (см. Дмитрий Донской и Мамай) не увенчалась полным успехом, дав лишь внешнюю победу, по своим потерям столь же тяжкую, как поражение, и бесплодную по ближайшим результатам, то главным образом потому, что в то время удельная Русь еще не преодолела феодального распыления, а такое же распыление Орды не достигло еще достаточно широких пределов. Ко времени Ивана III (см.) и то, и другое осуществилось, и потому татарское иго пало (1480).

Литература. А. Рихтер, «Исследование о влиянии монголо-татар на Россию» (1825; образец старого, преувеличенного представления о влиянии татарского ига); Костомаров, «Начала единодержавии в древней Руси» (Исторические монографии и последования, т. XII, 1872); Соловьев, «История России с древнейших времен», тома II, ІII, IV, V (1852 — 1855): Ключевский, «Курс русской истории», часть 2-я: М. Покровский, «Русская история с древнейших времен», том 1, книга первая.

Н. Рожков.