Татищев Василий Никитич

Татищев, Василий Никитич, историк и администратор (1686—1750), родился в дворянской семье. Нет оснований думать, что школьное образование его сколько-нибудь существенно разнилось от образования его сверстников из дворянской молодежи, но, отличаясь большой любознательностью, он с молодости до старости усердно пополнял его самообразованием и стоял в уровне с самыми образованными людьми петровской эпохи и вообще первой половины XVIII в. От петровской эпохи он унаследовал большой практицизм, уменье и стремление связывать теорию, науку с жизнью, с практическими потребностями и задачами действительности. С 1705 до 1720 г. Татищев служил в военной службе, участвовал во взятии Нарвы, в прутском походе. В это время он дважды ездил в Германию по поручениям Петра. В 1720 г. Татищев отправлен был на Урал для улучшения горных заводов, но через год вызван в Петербург вследствие его ссоры с Демидовым, владельцем частных заводов на Урале, лично известным Петру Демидов обвинял его в притеснениях, чинимых ему лично, и во взяточничестве. Татищев был оправдан, причем высказал оригинальный и не вполне одобренный Петром взгляд, что взятки брать можно, если дела решаются справедливо, а не по мзде. Татищев возвращен был на Урал служить при де-Геннине управлявшем там казенными заводами, но в 1723 г., приехав с докладами де-Геннина в Петербург, остался там и представил записку о необходимости обучения русской молодежи горному делу в Швеции. Он и был тогда отправлен в Швецию для изучения там постановки горного дела, приглашения шведских инженеров на русскую службу и организации обучения русских горному делу. Все это было им выполнено успешно. По-видимому, ему было дано также секретное поручение по делу о признании династических прав герцога Голштинского, жениха дочери Петра, Анны. По возвращении из Швеции в 1727 г., Татищев служил в монетной конторе в Москве. В 1730 г. он сыграл довольно видную роль в событиях, сопровождавших воцарение императрицы Анны (см. III, 137/38). Оп выступил как противник верховников и их вождя князя Д. М. Голицына, как один из представителей рядового дворянства. Он находил, что верховники не имели права ни избирать по своему усмотрению императрицу, ибо «по закону естественному» это дело всех подданных, ни изменять форму правления, ограничивая монархическую власть, тем более, что в этом и нужды не было, по мнению Татищева. При этом Татищев давал классификацию форм правления и оценку их с точки зрения зависимости от пространства и положения страны, количества и уровня просвещения ее населения: он признавал демократию удобной для малых обществ, где всем можно собираться вместе; для стран более обширных, но замкнутых (например, островных), не имеющих открытых для соседей границ, и просвещенных, Татищев рекомендовал аристократию; самодержавная монархия признавалась им подходящей для стран обширных, с длинными границами и с недостаточно просвещенным населением; сюда Татищев относил и Россию и этим обосновывал необходимость для нее монархического самодержавия — этой дворянской формы государственности. Вынужденный обстоятельствами, Татищев, сторонник самодержавия, составил, однако, проект конституции, известный под названием проекта князя Черкасского и подписанный 293 дворянами. Проект предполагался к осуществлению временно, пока на престоле находится «персона женского пола», и заключал в себе учреждение «вышнего правительства», или сената, из 21 чел., и нижнего правительства из 100 чел. выборных от дворянства; оба эти правительства вместе должны были вырабатывать законы и баллотировать лиц в сенаторы, президенты и вице-президенты коллегий, губернаторы и вице-губернаторы (см. IX, 590). Когда, однако, среди дворянства одержали верх сторонники чистого самодержавия, то прошение Анне о его восстановлении прочитал Татищев. В 1734 г. Татищев был назначен главным начальником уральских и сибирских горных заводов, выработал там горный устав, увеличил количество горных заводов, улучшил в них производство, но опять поссорился с влиятельными частными заводчиками Демидовым и Строгановым. В 1737 г. Татищев был переведен в оренбургскую экспедицию для устройства башкирского края. Он построил Оренбург, ввел новое административное устройство края, усмирил волнение башкир и подчинил киргиз-кайсаков. Его крутой нрав и взяточничество вызвали учреждение судной комиссии о его действиях. Комиссия вела свою работу и далеко ее не закончила, когда Татищев в 1741 г. был назначен астраханским губернатором со специальным поручением ведать калмыцкие дела. Он построил в Астраханском крае ряд укреплений, поставил наместником над калмыками Дондука-Даши, заботился о развитии персидской и среднеазиатской торговли с Дондуком-Даши Татищев скоро поссорился, был отозван из Астрахани и провел последние годы своей жизни в своем подмосковном селе Болдине, клинского уезда, где и умер.

Татищев был одной из характерных и ярких фигур той эпохи, когда дворянство окончательно становилось у власти. И его литературная деятельность служит тому свидетельством. Ему принадлежат «Духовная» — завещание сыну, «Разговор двух приятелей о пользе наук и училищ», «Лексикон российский—исторический, географический, политический и гражданский» и «История Российская». В  «Духовной» по старой традиции религиозное образование занимает видное место, характерно только, что требуется изучение не одного православия, но и протестантизма, и католицизма. Новым является требование широкого светского образования — изучения истории, географии, права, новых языков, светских приличий. Вступление в брак назначается на 30-летний возраст, причем жена должна быть на 10 лет моложе мужа, посредственной красоты и равного с мужем состояния и происхождения. До 18-летнего возраста дворянин должен учиться, с 18 до 25 лег служить в военной службе, с 25 до 50 — в гражданской, с 50 лет жить в своих имениях и заниматься хозяйством. Особенно развиты у Татищева хозяйственные советы, характеризующие его как деятельного хозяина-крепостника, систематически и рационально эксплуатирующего подневольный труд крестьян, более всего заботящегося, чтобы среди них не было праздности, «понеже от праздности крестьяне заболевают и даже умирают: спят довольно, едят много, а не  имеют муциону». В «Разговоре о пользе наук и училищ» Татищев является типичным «просветителем» ХVІII века. Он защищает образование от нападок на него, как на корень ересей и атеизма, и является врагом народного невежества, доказывая, что от него погибают государства; Татищев проектирует новую систему широкого дворянского образования в особых сословных школах, отделяющих дворянство от «подлости», и предполагает содержать эти школы на «туне гибнущие» монастырские средства; наконец, он требует юридического образования для дворянства и излагает здесь известную уже нам теорию зависимости государственных форм от пространства, положения и степени просвещения народа. «Лексикон» Татищева должен был иметь характер энциклопедии обществознания. Но на деле он явился главным образом географическим сочинением. Занятия географией натолкнули Татищева на изучение истории, и отсюда вышла его «История Российская». Как историк, Татищев представляет собой оригинальное явление в русской историографии XVIII в. Он был несомненным дилетантом, специальной подготовки не имел. Но очень важно, что он имел специальный интерес к первоисточникам русской истории, усердно их собирал и издавал. Его «История Российская» представляет собой свод известных ему летописей, отчасти и других источников, из которых некоторые теперь утрачены, и потому свод Татищева имеет значение первоисточника. Некоторые из неизвестных теперь источников Татищева, например Иоакимовская летопись, правда, едва ли достоверны, но другие, несомненно, очень важны. Добросовестность Татищева нельзя подвергать сомнению, но он весьма своеобразно использовал свои источники: он не переписывал их текста сплошь и точно, а часто излагал его от себя, переделывая и вставляя попутно в самый текст свои толкования и догадки. Поэтому к его «Истории» надо относиться с большой критикой, необходимо отделять источник от объяснений автора. Немаловажной заслугой Татищева было то, что он был, если не первым, то одним из первых издателей источников русской истории. Историко-критические и историко-конструктивные попытки самого Татищева грешат обычным для ХVIIІ в. поверхностным, элементарным рационализмом. См. Попов, «Татищев и его время»; Милюков, «Главные течения русской исторической мысли в XVIII и XIX вв.»; Плеханов, «История русской общественной мысли».

Н. Рожков.