Тихомиров Лев Александрович

Тихомиров, Лев Александрович  (1850—1923), публицист, редактор революционных органов: «Земля и Воля», «Народная Воля» в 1878—1881 гг., сотрудник архиреакционных «Московских Ведомостей» и «Русского Обозрения» в 90-х гг., — представляет собой редкий по своей характерности тип человека, одна половина жизни которого составляет полную противоположность другой.

Сын военного врача из духовного сословия, с рядом «насколько хватает память» предков-священнослужителей, Тихомиров учился в керченской гимназии и уже на гимназической скамье зачитывался Писаревым, сначала увлекаясь его полемическим задором, а потом, по его рассказу, заучивая его слова. Тогда же, в гимназии он стал атеистом и революционером, потому что, говорит он, «все кругом было настроено против правительства, все ругали русские порядки; учителя и книги восхваляли только революцию». Поступив в 1870 г. в московский университет на юридический факультет, он на 2-м курсе познакомился с «радикалами» Цакни и Клячко, а потом с Натальей Армфельд, Батюшковой, Князевым и Аносовым; стал заниматься обучением рабочих, а после посещения чайковца Чарушина, по предложению последнего, вошел вместе с Армфельд и некоторыми другими в составленную при содействии Чарушина группу для социалистической работы в Москве. Эта группа стала известна как московская группа чайковцев. В это время Тихомиров стал пробовать свои силы на поприще нелегальной литературы и написал, между прочим, «Сказку о 4-х братьях», одну из самых популярных книжек среди пропагандистов 70-х гг. Затем он отправился в Петербург — центр деятельности кружка чайковцев, чтобы вместе с Синегубом и другими выдающимися членами кружка вплотную заняться революционной пропагандой среди рабочих. Однако, арест не заставил себя долго ждать, и Тихомиров более 4-х лет просидел в Петропавловской крепости. Его судили по делу 193-х, и продолжительное предварительное заключение было вменено ему в наказание. Тем не менее, как и другим сопроцессникам, ему грозила высылка в административном порядке, и он предпочел перейти в положение нелегального. Процесс кончился в январе 1878 г., когда действовала революционная организация «Земля и Воля», самое большое тайное общество, существовавшее тогда в России. Тихомиров был привлечен в его члены и избран в редакторы органа того же имени (вместе с Н. Морозовым и Клеменцом), а когда осенью 1879 г. общество разделилось на «Черный Передел» и «Народную Волю», ставившую своей целью борьбу с самодержавием, Тихомиров стал членом «Исполнительного комитета» последней и редактором органа, выражавшего новое политическое направление. В период перед разделом он примыкал к инициативной группе Н. Морозова, А. Квятковского и Ал. Михайлова, которая первая заговорила о свержении царизма и завоевании политической свободы, как условиях, необходимых для социалистической деятельности, тогда как господствующим направлением было требование пропаганды в народе (под которым разумелось крестьянство). Вместе с указанными лицами Тихомиров был участником съезда в Липецке, а как член Исполнительного комитета разделял его тактику систематических покушений против самодержавного главы государства и был после 1-го марта 1881 г. автором известного письма Исполнительного комитета к Александру III. После трагического разгрома партии «Народной Воли» в 1881—82 гг. Тихомиров эмигрировал вместе с женой, измученный напряженной деятельностью в нелегальных условиях жизни и гибелью товарищей. Здесь, вместо того, чтобы в уединении и покое восстановить свои силы и отдохнуть, как следует, он окунулся в гущу эмигрантской жизни с ее тяжелыми переживаниями и всякого рода неприятностями. Он продолжал революционные сношения с Россией, редактировал заграничный «Вестник Народной Воли», перед ним каялся предатель-провокатор Сергей Дегаев, он заключал с ним условие сохранения ему жизни ценой убийства главы политического сыска — Судейкина. Вместе с М. Ошаниной Тихомиров делал попытки восстановить в России организацию партии и т. д. Но все усилия были тщетны; дело кончалось неудачами, новыми арестами и политическими процессами.

Постоянное напряжение воли, столкновения в среде эмигрантов и революционные несчастья, постигавшие в России и за границей все начинания, в конец расшатали его нервы. К этому присоединилась безысходная нужда голодный заработок, унижения в погоне за ним и вечные займы. Все это годами выматывало силы. Бывали страшные минуты: грозная болезнь сына (менингит), отчаяние жены, отсутствие денег на доктора и лекарства, долги за квартиру, в лавку и угрозы изгнанием со стороны французского правительства. Пришло, наконец, и одиночество: отъединение и разрыв со всеми, с кем до тех пор он имел деловые и товарищеские сношения, отвращение ко всему и ко всем. Он удаляется из Парижа в окрестности его, поселяется в Рэнси и живет интенсивной внутренней жизнью. В небольшом доме, в верхнем этаже — жена и больной сынишка; в нижнем, лишенном всякой мебели  голом, как тюрьма, и холодном, как  она, — один он. В полной тишине ночи он часами ходит по своим пустым комнатам и предает убийственному анализу весь свой жизненный опыт, все свои убеждения, все прошлое: революционное дело, общественные и революционные связи, деятельность свою и тех, кого знал... свои семейные отношения: брошенных на руки родственников детей и оставленных в России родителей. Он перебирает все политические неудачи и все материальные невзгоды, унизительную нужду, которой подвергался годами. Все измято, потеряно и разрушено. Он устал. Устал до того, что завидует бессловесному дереву, которое зеленеет; муравью, который тащит ношу к своему муравейнику.

У всех своя жизнь, свое дело. У него одного одни развалины, развалины в прошлом, развалины в настоящем, и в будущем — ничего. Морально он так истерзан, так одинок, что у него вырывается крик: нигде, ни от кого поддержки. В этом состоянии отчаяния и распада все суеверия его предков, запрятанные в темных закоулках бессознательного, выплывают из глубин, оживают и завладевают им: он больше уже не атеист; он ищет бога, ждет указания с небес. Охваченный мистическим настроением, в Евангелии он хочет найти решение вопроса: что дальше? что делать? Случайно раскрытая страница говорит: «И избавил его от всех скорбей его, и даровал мудрость ему и благоволение царя египетского, фараона». Снова и снова раскрывает он наудачу Евангелие и снова оно открывается на той же странице, говорящей о благоволении фараона. Недоумение, что за знаменье, что за фараон, разрешает не менее суеверная жена: фараон — это царь. У Тихомирова созревает мысль обратиться к царю Александру III, с просьбой о возвращении в Россию. Он признает преступность и греховность своей прежней деятельности и отказывается от всех прежних убеждений.

Редактор «Земли и Воли» и «Народной Воли», идейный руководитель революционной партии, сотрудник прогрессивных журналов: «Дело», «Слово», выступает в 1888 г. в печати против своих прежних идей; издает брошюру: «Почему я перестал быть революционером», а в 1896 г., после письма к царю, получает разрешение вернуться в Россию, где становится столпом православной церковности, защитником неограниченной монархии, хвалителем удушающей цензуры, сотрудничает в ретроградных «Московских Ведомостях» и в «Русском Обозрении», объединяясь с Катковым и Грингмутом, и безудержно предается всевозможному ханжеству: молитве, посту, исповедям и крестным ходам, а для социалистов и революционеров не находит иных слов, кроме: мерзавцы, злодеи, дураки и негодяи.

После смерти Тихомирова осталось много рукописей, поступивших в Центроархив. Часть носит автобиографический характер в виде записок и дневника. Он излагает весь ход своего духовного развития с детства и революционную деятельность вплоть до эмиграции. Дневник, который он вел с 1882 г., в соответствующем месте яркими красками описывает пережитый им духовный кризис и тот крах, из которого революционер, социалист и атеист выходит монархистом, реакционером и религиозным ханжей. Эта часть представляет потрясающий человеческий документ. Невольно содрогаешься от того разорения, которому может подвергнуться человеческая душа, и чувствуешь сострадание к человеку, теряющему самого себя.

Как могла свершиться подобная метаморфоза? Его прежние соратники расходятся в мнениях по этому вопросу: одни, как Морозов, полагают, что этого всегда можно было ожидать. И Тихомиров описывает самого себя таким бесцветным, поверхностным, что дает как бы подтверждающие данные для этого.  Другие, тоже лично знавшие Тихомирова и вместе с ним бывшие в организациях (С. Иванова-Борейшо, Чарушин, А. И. Корнилова-Мороз, В. Фигнер), считают, что он заболел психически, и психиатр, несомненно, найдет в грустной повести Тихомирова, написанной им самим, черты и меланхолии, и горделивого помешательства, на почве которых разбившаяся личность могла перевоплотиться в свою противоположность.

Вера Фигнер.