Тиранноборство

Тиранноборство, политическая доктрина, устанавливающая правомерность борьбы с главой государства и его убийства при наличности известных условий. Идеи тиранноборства выдвигаются всякий раз, когда монархический образ правления приходит в противоречие с интересами влиятельных общественных классов. Из среды этих классов выходят и борцы-одиночки, и коллективная борьба против монархини монарха, и публицистическое оправдание этой борьбы.

Греческая древность знала убийства двух тиранов: Пизистратида Гиппарха в Афинах и Клеарха в Гераклее Понтийской. Борьба против тирании в греческих городах-государствах была явлением очень распространенным. И первая разработанная теория тиранноборства принадлежит Аристотелю. Она составляет часть учения «Политики» об извращенных государственных формах. В Риме, как только создалась диктатура Юлия Цезаря, сейчас же стали появляться тиранноборческие доктрины в замаскированном виде (Моммзен доказал, что вкрапленный в историю древних республиканских времен рассказ о Спурии Мелии, смысл которого в том, что даже вероломное убийство тиранна допустимо, — составлен при Цезаре), а потом, при империи, все более и более открыто, вплоть до того, что тиранноборческие тирады попали в поэзию: в сатиры Ювенала, в трагедии Сенеки.

В средние века первые тиранноборческие теории появились не раньше второй половины XII века (одиноко стоящие замечания немецкого монаха XI в. Манегольда Лаутенбахского явно навеяны литературными источниками). Сколько-нибудь приведены в систему эти теории впервые у английского схоластика-компилятора Иоанна Солсберийского в его трактате. «Policraticus» (окончен в 1159 г.), где монархо-махические идеи являются, по-видимому, отголоском начатой незадолго перед этим борьбы Фомы Бекета против короля Генриха II. «Тираном», естественно, является глава верховной власти, пытающийся дать отпор притязаниям церкви. В более разработанном виде формулируются эти мысли в «De regimine principum» Фомы Аквинского, который, как итальянец, хорошо знал условия возникновения и развития тирании в Италии XIII века. Итальянские отношения в следующем веке создали и две гуманистические теории тиранноборства: Боккаччо («De casibus virorum illustrium»), которому принадлежит знаменитая фраза: «Нет жертвы более приятной богу, чем кровь тирана», и Коллуччьо Салютати, который написал специальный трактат «Dе tyranno» (1400), где вопрос обсуждается очень обстоятельно. Нет ничего удивительного, что все три идеолога тиранноборства в ХIII—XIV вв. — итальянцы. Ибо еще нигде, кроме Италии, монархическая власть не окрепла настолько, чтобы давать поводы для теоретических конструкций. В Италии она не только окрепла,  но благодаря тому, что итальянские монархии представляли собой власть мелких тиранов и поэтому затрагивали интересы населения ближе и больнее, борьба против них почти сразу приняла чрезвычайно острые формы. Она и привлекала внимание идеологии. Это сказывается в ходе аргументации у итальянских теоретиков. И Фома Аквинский, и Салютати, — так же, как Иоанн Солсберийский — следуют в общем за аргументами древних: схоластики идут за Аристотелем, гуманист Салютати привлекает и литературный материал. Ни Фома, ни Салютати не пользуются современными фактами для иллюстрации, но в ходе их мыслей имеются такие соображения, которых у Аристотеля, конечно, не может быть (о партийной борьбе у Фомы, о синьории и о большинстве у Салютати).

Наиболее яркие факты тиранноборства в Италии относятся к XV в. (убийство Галеаццо Мариа Сфорцы в Милане, Джулиано Медичи во Флоренции, Джироламо Риарио в Форли, целый ряд покушений). Идеологическое отражение этих фактов в величайшем изобилии можно найти у хронистов (латинских и особенно итальянских) XV в., ожидающих еще изучения с этой точки зрения. Как известно, наиболее крупные представители итальянской национальной историографии, Маккиавелли и Гвиччардини, стоят на противоположной точке зрения, так же, как и крупнейшие из представителей заальпийской национальной историографии, Филипп де Коммин, Бэрнет и др. У итальянцев это объясняется тем, что монархию они считали единственным путем к политическому единству, т. е. к спасению  итальянской буржуазии от гибели, а во Франции, в Англии и в Испании  монархия во второй половине XV и в начале XVI в. возглавляла борьбу за национальную независимость, в которой были заинтересованы все руководящие классы общества.

Картина резко изменилась во второй половине XVI в., в связи с обострением религиозно-политической борьбы. Религия сделалась знаменем социальных и политических противоположностей. Монархическая власть принимала в этой борьбе между католиками и различными группами протестантов ту или иную сторону, становилась ярко партийной, причем в разных странах, а иногда в одной и той же стране, в разные моменты позиция монархической власти была неодинакова. Этим объясняется, что в числе «монархомахов», как теперь называем тиранноборцев эпохи религиозных войн, мы находим французов, испанцев, шотландцев, англичан, немцев, притом как католиков, так и  протестантов. Буше («De justa Henrici lll abdicatione», 1589) и Россеус (псевдоним, автор не установлен: «De justa reipublicae christianae in reges impios et haereticos auctoritate», 1592), Мариана («De rege et regis institutione», 1599) - католики: первый — француз, второй — или француз, или англичанин, третий — испанский иезуит. Франсуа Готоман («Franco-Gallia», 1573), Юяий Брут (можно считать доказанным, что это псевдоним не Ленге, а Дюплесси-Морнэ: «Vindiciae contra tyrannos», 1577), Теодор Бэза (авторство тоже можно считать доказанным, хотя трактат вышел анонимным: «Du droits des magistrats sur leurs sujets», 1574) — французские гугеноты, Джордж Бьюкенен («De jure regni apud Scotos», 1579) — шотландский пуританин. Кроме нескольких менее значительных трактатов, следует еще упомянуть немца Иоганна Альтузия («Politica metodice digesta», 1614), который сделал попытку подвести догматический итог построениям тиранноборцев конца XVI в.

Все эти писатели, в отличие от итальянцев, бросаются в самую гущу борьбы. Пламенно и убежденно отстаивают они свои взгляды, и самым настоящим огнем ненависти к монарху, преступившему свои законные права и особенно захватившему власть «без титула», пылают их страницы. И существует еще другое отличие от итальянцев: самостоятельность и догматическая стройность их теоретических конструкций. Учит их жизнь, а не Аристотель. Ход мыслей у монархомахов конца XVI в. в общем одинаковый. Политический суверенитет принадлежит народу. Он неотчуждаем. Только добровольно народ может передать свою власть. И он уступает ее монарху по договору. В осуществлении власти монарх неограничен. Народ в управление не вмешивается. Но народ контролирует монарха, чтобы знать, что он не уклоняется от условий договора. Если контролирующие органы обнаруживают нарушения, они принимают меры, и выступает на сцену не только право, но; и обязательство борьбы. Таково представление об организации власти. Монархомахи нигде не отрицают монархию, но законной признают они только такую, которая осуществляется в рамках, поставленных государственным договором. Договор создает для монарха титул на власть. Если такого титула не имеется, монарх считается узурпатором, tyrannus absque titulo, и тогда он вне  закона и может быть безнаказанно убит всяким. Какие же общественные классы составляют этот полноправный «народ», которому принадлежит суверенитет? Это отнюдь не все население страны. Низшие классы, — misera plebs, «многоголовое чудовище», bellua ilia innumerorum capitum, как говорит Юний Брут, — неспособны к осуществлению власти и стоят вне политических отношений. «Народ» — это те классы, за которыми XVI в. фактически признает политические права: члены сословных органов, магистратов, городских учреждений. Это - общественные элементы, представляющие еще не сокрушенные феодальные группы и набирающуюся сил буржуазию. А низы выступают только тогда, когда органы полноправного народа бросят им боевой клич и поведут на «тирана».

Нетрудно видеть, в какой тесной  связи с социальными отношениями и политической борьбой второй половины XVI в. стоят теории монархомахов. Идея монархии, ограниченной кинжалом в интересах господствующих классов, носилась в воздухе. Политическая борьба, прикрытая религиозными лозунгами, кипела, а из-за политики явственно вырисовывались социальные  интересы (см. гугеноты). Тиранноборческая пропаганда звенела во всех лагерях, и сначала Жерар, потом Жак Клеман, потом Равальяк показали, что  от теории до практики тиранноубийства расстояние вовсе не такое большое.

Работы, специально посвященные тиранноборству,  обыкновенно заканчиваются на теоретиках XVI века. Это потому, что все  они написаны  историками политических учений, юристами. Их интерес — в догматических конструкциях и филиации идей; у монархомахов они находят первые зерна учения о народном суверенитете и даже (ошибочно) об  общественном договоре. С точки зрения общей истории совершенно невозможно ставить точку на XVI в. Прежде всего потому, что теории XVI в. до конца остались очень неопределенными по социальной программе и очень робкими по политической. В них нет борьбы против монархии  как таковой, и нет потому, что монархическое начало не противоречит интересам тех классов, которые говорили  устами Готомана и Буше, Дюплесси Морнэ и Марианы, Бьюкенена и Альтузия. Дальнейшая история тиранноборства поэтому  будет эволюционировать в двух направлениях. Политически доктрина будет все больше и больше пропитываться  республиканскими идеями, что придаст  ее конструкциям стройность и законченность. Эго станет заметно уже у публицистов английской революции XVII века, в частности у одного из самых  ярких среди них, Джона Мильтона. А с точки зрения социального фундамента доктрина тиранноборства будет все отчетливее формулироваться во имя интересов не меньшинства, как в XVI веке, а большинства: сначала все более широких слоев буржуазии, а потом и настоящего «народа», трудящихся классов, той bellua, которая так пугала буйных монархомахов XVI в. В этих новых формулировках идеи тиранноборства будут вливаться в широкое публицистическое русло, одно из проявлений политической и социальной борьбы, венцом которой станут полное упразднение монархии и такая доктрина народного суверенитета и общественного договора, которая отвечает интересам широких масс трудящихся.

Литература: H. G. Schmidt, «Die Lehre vom Tyrannemord» (1901): Mommsen, «Drei Demagogen» (в «Römische Forschungen», II); Treumann, «Die Monarchomachen» (1905, русский перевод); В. М. Гессен, «Проблема народного суверенитета в политической доктрине XVI века» (1913); А. Martin, «Salutatis Traktat vоm Tyrannen» (1913); Bezold, «Die Lehre von der Volkssouverânitât während des Mittelalters» (в сборнике «Аus Mittelalter und Renaissance», 1918); Gierke, «Johannes Althusius» (2 изд. 1902); Méaly, «Les publicistes de la Réforme sous François II et Charles IX» (1918); Ch. Benoist, «Le Machiavelisme» avant Machiavel (1907); М. М. Ковалевский, «От прямого народоправства» etc. (II, 1906).

А. Дж.