Торговля. II. Торговая политика важнейших стран

Торговля. II. Торговая политика важнейших стран. — 1. Движущие силы внешней торговой политики. Основными факторами, определяющими собой построение внешней торговой политики любой капиталистической страны, являются: (1) направление интересов различных классов и социальных групп и их отношение к целям и средствам международной торговой политики и (2) положение данной страны в мировом хозяйстве.

Изменение положения страны в системе мирового хозяйства может быть вызвано причинами двоякого рода: (а) внутренней экономической эволюцией страны, т. е. изменением ее производственной системы в процессе развития, и (b) внешней экономической эволюцией, т. е. изменением производственной системы всего мирового хозяйства в целом, в состав которого данная страна входит в качестве элемента. Но чем бы ни вызывались эти изменения, они либо выдвигают на первый план то одну, то другую социальную группу с их специфическими интересами, либо меняют направление этих интересов, побуждая их занимать то одну, то другую позицию в вопросах торговой политики. Так как основным орудием международной торговой политики являются ввозные пошлины, тогда как все остальные методы ее — пошлины вывозные и транзитные, премии за экспорт и пр. — являются лишь небольшими придатками к первым, то вся эволюция международной торговой политики может быть охарактеризована как эволюция системы ввозных пошлин, или эволюция протекционизма (ср. выше, ст. 453 сл.).

Основные противоположения интересов теоретически можно охарактеризовать в наиболее общей форме следующим образом. (а) Страны с более низкими издержками производства являются обычно сторонниками свободы торговли. Напротив, страны с высшими издержками производства являются защитниками системы протекционизма. Первые заинтересованы в максимальном развитии своего экспорта, который для них, как для более сильных конкурентов на мировом рынке, экономически выгоден; с другой стороны, они не боятся иностранного импорта, который для других стран, как для более слабых конкурентов, невыгоден или даже невозможен. Напротив, вторые заинтересованы, прежде всего, в устранении иностранной конкуренции на своем внутреннем рынке, тогда как внешний рынок для них все равно недоступен. (b) В пределах каждой данной страны отрасли производства, экспортирующие свои продукты на внешний рынок, обычно являются, по тем же причинам, защитниками фритредерства; они боятся, что проведение покровительственной системы в собственной стране вызовет в порядке возмещения введение пошлин и в других странах и сузит их возможности экспорта. Напротив, отрасли производства, которые либо не покрывают всей потребности страны, либо вытесняются одноименным импортом других стран, являются защитниками протекционизма. (с) В пределах каждой отрасли промышленности производители готовых изделий, даже стремящиеся к покровительственным пошлинам на эти последние, являются противниками пошлин на необходимое им сырье и полуфабрикаты, равно как и представители сельского хозяйства являются, во всяком случае, фритредерами по отношению к сельскохозяйственным орудиям, машинам, корму для скота и пр. Опыт показывает, однако, что если вопрос ставится о том, чтобы либо совсем отказаться от покровительственных пошлин, как на готовые изделия, так и на сырье и орудия для их производства, либо принять покровительство по всей линии (так называемое «солидарное покровительство»), то представители, как промышленности, так и сельского хозяйства соглашаются скорее на второе, что и служит причиной образования известных парламентских соглашений представителей обеих отраслей (в Германии, Соединенных Штатах и т. д.). Теоретически это, по-видимому, объясняется тем, что в большинстве отраслей стоимость сырья и вспомогательных материалов составляет меньшую часть, а стоимость переработки — большую часть ценности готового продукта. (d) На отношение представителей разных отраслей промышленности к аграрным пошлинам весьма существенное влияние оказывает различная высота органического строения капитала. Отрасли промышленности с высоким строением капитала обычно скорее идут на компромисс по вопросу об аграрных пошлинах, ибо последние, удорожая пищевые продукты в стране, а с ними и номинальную зарплату, затрагивают лишь небольшую часть издержек производства отраслей, с высокой степенью механизации труда. Наоборот, отрасли промышленности с низким органическим строением капитала, где издержки на зарплату являются основной частью всей суммы издержек производства, являются решительными противниками аграрных пошлин, которые значительно ухудшают их возможности производства и сбыта. Поэтому представители тяжелой «индустрии идут сравнительно легко на соглашение с аграриями о совместном проведении покровительственных пошлин, тогда как представители легкой индустрии решительно борются против них. (е) Социальные группы, не связанные с отраслями производства, чей уровень цен определяется международной конкуренцией, либо не связанные с производством вообще, как, например, государственные чиновники, отчасти служащие, пенсионеры, представители свободных профессий и пр., обычно настроены фритредерски, ибо пошлины повышают уровень цен в стране и удорожают предметы их потребления. (f) Торговцы и ремесленники разбиваются на две группы и выступают отчасти в пользу протекционизма, отчасти в пользу свободы торговли. К первой относится та часть торговцев, которая связана с внутренним рынком и получает часть прибылей национальной промышленности, и та часть ремесленников, которая боится внедрения иностранных, более дешевых товаров. Наоборот, ко второй относится часть торговцев, связанная (непосредственно или косвенно) с внешним рынком, и часть ремесленников, совершенно независимых от внешней конкуренции  (починки, товары местного значения и пр.). (g) Отношение пролетариата к вопросам торговой политики определяется более сложным комплексом мотивов и соображений. Принципиальная позиция пролетариата  формулирована К. Марксом в его «Речи о свободе торговли» (1849), где он, отвергая как свободную торговлю, так и протекционизм, вое же в конечном счете высказывается в пользу первой, но лишь потому, что она ускоряет приближение социальной революции. При решении же практических вопросов, с точки зрения интересов пролетариата в пределах капиталистического строя, мы нередко наблюдаем определенную двойственность или, по крайней мере, неустойчивость в отношении различных групп пролетариата важнейших капиталистических стран. Это объясняется тем, что интересы пролетариата как потребителя побуждают его защищать свободу торговли в целях удешевления товаров и понижения стоимости жизни. Интересы же его как участника производственного процесса, в условиях борьбы с другими капиталистическими странами, нередко побуждают его голосовать за покровительственные пошлины в целях расширения рынка сбыта для национальной промышленности, расширения ее спроса на труд и повышения ставок зарплаты. Этим объясняется то, что в Америке весьма значительная часть пролетариата голосует обычно за республиканцев с их программой высокого протекционизма, что в Англии значительное число голосов пролетариата подается за консерваторов, с конца 90-х годов также выдвигающих программу таможенного покровительства и «имперского предпочтения», и что, наконец, в истории Франции, Германии и других стран при проведении в парламентах тарифных реформ голоса рабочих представителей нередко разбивались. Интересы промышленного пролетариата, во всяком случае, побуждают его решительно бороться против аграрных пошлин, удорожающих предметы питания — основной элемент расходного бюджета.

2. Основные этапы эволюции торговой политики с середины XIX в. Развитие международной торговой политики в течение последних 75 лет можно разбить на 3 основных этапа: (1) период с середины 40-х  до конца 70-х гг., являющийся эпохой торжества принципа свободы торговли; (2) период с конца 70-х до конца 90-х гг., являющийся эпохой возврата к протекционизму; и (3) период с конца 90-х гг. до начала мировой войны, когда протекционизм вое более меняет свои экономические функции,   отражая специфические черты эпохи империализма.

(1). Эпоха фритредерства, которой характеризуется вся середина и особенно третья четверть XIX в., создалась под влиянием совершенно своеобразных условий экономического развития Европы в это время и являлась отражением координации интересов экспортной промышленности Англии с интересами экспортирующего сельского хозяйства Франции, Германии, Италии, России и др. стран. Объективной базой этой координации интересов было быстрое хозяйственное развитие Европы под влиянием революции, произведенной паровым транспортом. Именно на этой основе создалась знаменитая «система западноевропейских торговых договоров», которая была ничем иным, как соглашением о свободном, товарообмене между английской индустрией и сельским хозяйством континента.

Наиболее легко и решительно осуществился переход к системе свободной торговли в Англии. Решающим моментом была отмена хлебных пошлин в 1846 г. (см. IX, 223/26). Тарифы Гладстона 1853 и 1860 гг. принесли с собой снижение пошлин и на все промышленные товары. Уже первый из них ввел полную свободу торговли для сырья и полуфабрикатов и установил пошлины для готовых изделий не свыше  10% стоимости. Лишь немногие, мало жизнеспособные отрасли индустрии (особенно шелковая промышленность) имели действительную защиту в таможенной системе. Полный переход к свободе торговли был установлен знаменитым торговым договором между Англией и Францией, подписанным в 1860 г. (см. IX, 235/40).

Наполеон III с самого захвата власти   стремился осуществлять фритредерскую  политику и провел уже в 1853 и следующих годах отмену хлебных и понижение ряда промышленных пошлин. В своей фритредерской политике Наполеон опирался, во-первых, на потребительские интересы широких масс населения и, во-вторых, на экспортные интересы специальных отраслей французского сельского хозяйства, приобретших в  это время большое значение — свеклосахарного района на севере и винодельческого на юге. Промышленность же, гораздо более слабая, чем английская индустрия, была настроена целиком протекционистски и  всячески тормозила осуществление фритредерской программы, которую Наполеон сумел провести в жизнь вопреки воле парламента. По договору с Англией, французские пошлины не могли превышать 30%, а с 1864 г. — 25% цены. Фактически же они были установлены гораздо ниже; на пряжу 8—10%, на  ткани 15% и т. д. Запрещения ввоза были отменены совсем, а импорт сырья объявлен свободным (см. XLV, ч. 1,263).

Примерно такое же положение создалось и в Германии. Промышленность и здесь была настроена протекционистски, но сопротивление ее было сломлено, ибо в пользу фритредерства решительно склонились потребительские интересы широких масс населения и экспортные интересы сельского хозяйства, особенно крупного землевладения восточных областей. Отличие от Франции заключалось в том, что в экспорте были заинтересованы не специальные отрасли, а самая сердцевина его — хлебопашество, ибо Германия в это время была вместе с Россией и Польшей главным поставщиком хлеба в Англию. С другой стороны, германское земледелие требовало свободного ввоза из-за границы сельскохозяйственных орудий, а равно и дешевых французских вин. Поддерживали фритредерские тенденции также и  торговые города северного побережья, бывшие главными организаторами и посредниками во всей внешней торговли страны. Решающим моментом явилось заключение Пруссией, торгового договора с Францией в 1862 г., построенного, как и англо-французский договор, на фритредерских основаниях. К нему затем, после некоторой борьбы, присоединились и остальные германские государства (см. XIV, 71/76).

Таким образом, в течение 60-х гг. была, выработана целая система западноевропейских торговых договоров, в которых политика свободы торговли получила свое наиболее яркое воплощение. Франция даже опередила Англию, заключив, кроме нее, договоры с Бельгией (1861), Пруссией и Германским таможенным союзом (1862 и 1865), Италией и Швейцарией (1864), Голландией и Ганзой (1865), затем со Швецией, Испанией, Португалией и, Австрией. Англия имела договоры, кроме Франции, с Бельгией (1862), Италией (1863). Германией и Австрией (1865). Германский таможенный союз имел договоры с Бельгией, Англией, Италией (1865) и другими европейскими государствами (1868—70), после чего были проведены два автономных фритредерских тарифа в 1870 г. и 1873 г. Эти тенденции отразились даже в мирном договоре с Францией после франко-прусской войны 1871 г. Параграф 11-й Франкфуртского мира устанавливал на вечные времена взаимное обязательство наибольшего благоприятствования для обеих стран, так что все таможенные уступки, которые когда-либо будут сделаны Францией или Германией одной из 6 важнейших стран, механически распространялись и на другую сторону.

Не осталась в стороне от общего движения и Россия, хотя торговых договоров мы не заключали и у нас все тарифные реформы имели автономный характер. После целого полустолетия почти запретительного протекционизма, с середины XIX в. начинают следовать один за другим все более либеральные тарифы 1850, 1857 и 1868 гг. Каждый из них значительно сокращает число запрещенных к привозу товаров и понижает ставки предшествующего тарифа на 25—75%. И у нас этот либерализм соответствовал интересам сельского хозяйства, ставшего благодаря развитию путей сообщения поставщиком Англии и других стран, тогда как промышленники не только протестовали против снижения пошлин, но и побуждали рабочих подавать петиции правительству о покровительстве промышленности. Второстепенные страны также захватываются волной фритредерства, хотя в гораздо более слабой степени, чем указанные выше. Таковы Скандинавские страны, Австрия, Испания и др. Австрия лишь по договору с Англией в 1865 г. была вынуждена установить верхний лимит пошлин в 25%, а с 1870 г. — в 20%   цены.

Наименее продолжительным, было влияние фритредерства в  Соединенных Штатах. Хотя интересы экспортирующего сельского хозяйства и вынудили уже с 1833 г. ослабить высокий протекционизм предшествующего периода, однако и после этого таможенная охрана оставалась достаточно значительной. Борьба между протекционистской промышленностью севера и фритредерским сельским хозяйством юга была здесь более острой и напряженной, чем где-либо, и явилась одним из поводов — наряду с главным вопросом об освобождении рабов — к гражданской войне (1861—1864). Война же одним только давлением бюджетных нужд повлекла за собой возврат к высокому протекционизму (см. XLI, ч. 6, 206/10).

(2). Переход к новому протекционизму, завоевывающему с конца 70-х годов весь мир, совершается на основе двух важнейших сдвигов. Процесс индустриализации континентальной Европы и Соединенных Штатов делает к этому времени такие успехи, что влияние промышленности, требующей покровительства, становится все более сильным. С другой стороны, сельское хозяйство Европы, бывшее до того фритредерским, начинает испытывать все более острую конкуренцию заокеанского хлеба, массами приливающего на европейские рынки, и под этим влиянием переходит в ряде стран в протекционистский лагерь.

Характерными чертами этой новой эпохи являются: (а) стремление к созданию универсальной системы покровительственных пошлин, охватывающих все товары «без пробелов»; (b) проведение ее в большинстве стран прямым соглашением между представителями аграриев и промышленников; (с) нарастание интенсивности охраны и почти непрестанное повышение таможенных ставок вплоть до конца столетия и (d) стремление провести эти ставки в жизнь любой ценой, даже ценой таможенных войн с другими странами и сокращения возможностей собственного экспорта. Синтезируя эти черты, можно сказать, что доминирующим в это время было стремление удержать на достаточно высоком уровне внутренний уровень цен и не допустить иностранной конкуренции на внутреннем рынке, тогда как интересы экспорта оттесняются. на задний план, либо даже приносятся в жертву интересам охраны внутреннего рынка.

Особенно ярко эти тенденции воплотились в Германии, перешедшей от фритредерства к протекционизму с наибольшей быстротой и решительностью в тарифе 1879 г. Промышленники, бывшие здесь всегда протекционистами, стали особенно притязательны со времени кризиса 1873 г. и последовавшей за ним длительной депрессии, знаменовавшей собой начало эпохи мирового снижения цен. Сокращение же хлебного экспорта в Англию и появление на европейских рынках дешевого американского хлеба¹⁾ в течение одного года превратили в протекционистов и аграриев, которые еще в 1876 г. категорически отстаивали дальнейшее снижение пошлин. Ставки нового тарифа, имевшего целью «солидарную», универсальную защиту всех отраслей производства, проводились прямым соглашением между «Союзом германских промышленников» (основан в 1876 г.) и союзом аграриев, основанным под названием «Союза налоговой и хозяйственной реформы». При этом в рейхстаге шел знаменитый торг из-за каждой новой ставки, кончавшийся обязательством одновременно провести ставки, в которых была заинтересована другая сторона. В результате, помимо повышения всех пошлин на промышленные изделия и введения ряда новых на фабрикаты, которые прежде не были обложены, введены были впервые пошлины и на сельскохозяйственные продукты. Только сырье оставалось свободным. В общем, покровительственные ставки тарифа 1879 г. составляли 15—30%, а фискальные 30—75% цены товара. В течение 80-х гг. были проведены дальнейшие повышения ставок, особенно на хлеб и лес (1885 и 1887 гг.). Вместе с тем основной тенденцией этой эпохи было стремление вести автономную таможенную политику и не добиваться соглашений с другими странами ценой взаимных уступок. Это поставило Германию ко времени истечения срока торговых договоров в 1892 г. перед угрозой потери большинства ее внешних рынков для промышленных изделий, ибо острое недовольство всех соседей Германии (особенно России, Австро-Венгрии и Франции) ее протекционистской политикой приводило к еще большему повышению ими своих тарифов и окружению Германии извне все более высокими барьерами. Перед лицом такой угрозы блок промышленников с аграриями не мог не заколебаться, результатом чего явились так называемые «декабрьские договоры», подписанные графом Каприви в 1891 г. с Австро-Венгрией, Италией, Бельгией и Швейцарией на 12 лет. За ними последовали договоры с балканскими странами — Сербией и Румынией и, после таможенной войны, с Россией. В общем, эти договоры были свидетельством прогрессирующей индустриализации Германии и стремления охранять преимущественно интересы промышленности. Все же и в снижении аграрных пошлин единственной существенной уступкой было понижение ставки на пшеницу с 5 марок до З,5 марок. Но и это снижение прошло в рейхстаге лишь потому, что в 1891 г. знаменитый неурожай хлебов почти во всей Европе резко повысил цены. Когда же в последующие годы цены на хлеба вновь упали, то министерство Каприви пало, и блок промышленников с аграриями вновь был восстановлен (см. XIV, 76/78).

¹⁾  Превращение Германии из страны аграрного экспорта в страну аграрного импорта лучше всего характеризуется тем, что сумма импорта стала превышать сумму экспорта по ржи – с 1856 г., по ячменю – с 1870 г., по овсу – с 1872 г. и, наконец, по пшенице – с 1876 г.

Гораздо медленнее переходила к высокому протекционизму Франция. Хотя протекционистские тенденции обнаружились здесь очень рано, немедленно после проигранной войны 1871 г., они в течение долгого времени оставались слабы и невлиятельны. Причина заключалась в том, что сельское хозяйство здесь дольше было заинтересовано в экспорте, чем в Германии, и потому дольше отстаивало принципы фритредерства, несмотря на все сопротивление промышленников. Еще в конце 70-х гг. был сделан ряд тарифных уступок в соглашениях с разными странами. Новый общий тариф 1881 г. проводит, правда, повышение ставок в среднем на 24%, но это не относится к странам, с которыми заключены торговые договоры. Договорный же тариф повышается лишь незначительно и притом только на готовые изделия, сельскохозяйственные же продукты и сырье остаются почти свободными от обложения. За ним следует перезаключение договоров со всеми странами на основе принципа наибольшего благоприятствования, так что торговая политика Наполеона III остается в силе. Однако, дальнейшее падение цен и заокеанская конкуренция вынуждают и здесь в течение 1885—1890 гг. повысить пошлины на хлеба, скот и другие продукты. Сельское хозяйство и здесь, хоть и с запозданием, переходит в лагерь протекционистов и образует союз с промышленностью. В результате, Франция переходит к высокому протекционизму, который воплощается в тарифе 1892 г. В последующие годы производятся и дальнейшие повышения пошлин на хлеб (1894), вино (1898) и др. (см. XLV, ч. 1, 315, 355).

Быстрее и решительнее возвращается к системе протекционизма Россия. Правда, вначале повышение пошлин в значительной мере диктуется фискальными мотивами, но в дальнейшем повышение следует за повышением даже тогда, когда оно дает сокращение привоза и бюджетных поступлений. С 1/1—1878 г. все пошлины повышаются почти в 1,5 раза путем обязательства уплачивать их в золоте, а не в обесцененной бумажной валюте. В 1880 г. они еще повышаются на 10%. Затем 1882 г. приносит новое массовое повышение ставок. В 1885 г. большинство ставок увеличивается еще на 10—20%. Высшего напряжения протекционистская политика, распространяющаяся огульно на все отрасли промышленности и сельского хозяйства, а равно и на промышленное сырье, достигает в эпоху Вышнеградского (1887—1892) и Витте (1892—1903). Так называемый «Менделеевский тариф» 1891 г. устанавливает пошлины в 70—100—125% и даже 200% цены. Эти ставки, правда, в действие не вступили в результате торговых договоров с  Францией (1893), Германией (1894), Австро-Венгрией и Сербией (1894), Португалией (1895), Болгарией (1897) и пр., в силу которых ставки, были понижены по сравнению с общим тарифом на 15—30%.

Наконец, и в «принципиально протекционистских» Соединенных Штатах общий результат борьбы за тарифы был почти такой же. После проведения протекционистских тарифов 1875, 1883, 1890 и 1897 гг. сумма поступлений от пошлин повысилась с 38,04% в 1873 г. до 52,07% в 1899 г. всей ценности обложенного привоза. При этом, естественно, привозились, главным образом, наиболее низко обложенные товары, так что действительная норма обложения была еще гораздо выше. Однако, в отличие от Европы, протекционистские тарифы проводились здесь не благодаря блоку промышленников с аграриями, а несмотря на ожесточенную борьбу между ними, заполняющую всю историю страны. Побеждали почти всегда промышленники (республиканцы), боявшиеся иностранной конкуренции, тогда как фермеры (демократы), экспортирующие свои продукты в Европу, несмотря на ожесточенное сопротивление, терпели поражение за поражением. Характерно, однако, что промышленники, добивавшиеся победы любой ценой, стремясь привлечь на свою сторону часть аграриев, не скупились проводить покровительственные пошлины также и на продовольствие и сырье. Идеологическим лозунгом, поэтому, как и в Европе, было огульное покровительство всех отраслей, таможенная «солидарность» индустрии с сельским хозяйством и пр. И этот лозунг действительно, как и в Европе, проводился в жизнь. Особенное значение имел тариф Мак-Кинли 1890 г., где важнейшие фабрикаты были обложены в размере 50—90% цены, а равно и сырье (шерсть), полуфабрикаты и хлеб были защищены высокими ставками (хлеб — от нарождавшейся уже конкуренции Канады). Правда, в 1894 г. демократам удалось добиться единственной за весь период кратковременной победы и провести тариф Вильсона, несколько понизивший эти ставки. Но уже в 1897 г. республиканцы вернулись к власти и в тарифе Дингли провели возврат к ставкам 1890 г., а отчасти и дальнейшее повышение их. Так, например, шерстяные изделия облагались в размере 65—160% цены (см. XLI, ч. 6, 215/18).

В стороне от общего движения оставалась одна только Англия. Для нее уже не было возврата назад, и протекционизм не улучшил бы, а только ухудшил ее положение. С одной стороны, для нее, как для чисто индустриальной страны, работающей на импортном сырье и продовольствии, получение их по возможно более дешевой цене было вопросом жизни и смерти. С другой стороны, поскольку основным ее рынком сбыта был внешний рынок, охрана внутреннего рынка пошлинами также не улучшала ее положения, ибо здесь иностранной конкуренции по крайней мере почти до конца ХІХ-го века ей не приходилось бояться.

Фритредерскими остались и некоторые мелкие страны, прилегавшие к Англии и бывшие во многих отношениях почти в таком же положении, как и она, т. е. в полной зависимости от привозного продовольствия и сырья: Голландия, Дания и отчасти Бельгия.

(3). Специфические черты предвоенного протекционизма. С конца 90-х гг. в экономическом целеустремлении и функциях протекционистской системы происходят весьма существенные сдвиги и изменения.

До этого времени объективным смыслом и заданием мирового протекционизма было создание условий для развития собственной промышленности в индустриально-отсталых странах. Охрана внутреннего рынка от наводнения иностранными товарами и преследовала эту цель воспитания национальной индустрии, цель, ясно формулированную еще в 40-х годах идеологом протекционизма Фридрихом Листом. Однако, к середине 90-х годов эта задача во всех крупнейших странах Запада была уже разрешена. Германия, Франция и Соединенные Штаты развили свою промышленность до такого уровня, на котором она не только могла не бояться английской конкуренции у себя дома, но и стала выступать все более сильным соперником Англии на мировом рынке. Тем не менее, разрешение этой первичной задачи не только не ослабило протекционистских тенденций, но даже усилило их. Это объясняется, прежде всего, тем обстоятельством, что, помимо прежней, протекционизму были поставлены две новые задачи, теснейшим образом связанные с существом общехозяйственных сдвигов новейшего времени. Это, во-первых, задача охраны внутреннего рынка с целью получения сверхприбыли и, во-вторых, задача борьбы за перераспределение мирового рынка для каждой данной отрасли производства.

Если в первичной задаче воспитания национальной промышленности пошлины являлись орудием принудительного накопления с целью создания новых производственных массивов в стране, то во второй задаче они становятся фактором перераспределения народного дохода между различными социальными группами уже без такого непосредственного производственного эффекта, а в третьей — орудием активной, оборонительной и наступательной политики для перераспределения внешних рынков в борьбе с другими внешними конкурентами.

Эти две новые задачи, особенно характерные для последнего предвоенного периода, выдвигаются в связи с двумя моментами общего значения, специфически присущими нашей эпохе: созданием картелей, охватывающих все важнейшие отрасли промышленности, и быстрым ростом экспорта капиталов из старых капиталистических центров в экономически более отсталые страны. Первый момент открывал новые возможности хозяйственного использования протекционистской политики в старых центрах капиталистической культуры, второй — радикально изменял отношение значительной части мировых капиталистических лидеров к проведению протекционистской политики в отсталых странах.

Если таможенные пошлины являются, как известно, одним из важнейших факторов, стимулирующих рост национальных промышленных картелей, ибо они сокращают число конкурентов на внутреннем рынке, то картели, раз возникнув, становятся энергичнейшими агентами защиты и дальнейшего повышения таможенных пошлин. При помощи этих последних картели не только достигают повышения нормы прибыли в данной отрасли промышленности. Больше того: они превращают пошлины в орудие завоевания части внешнего рынка для более широкого сбыта своих продуктов. Осуществляется это при помощи системы так называемого бросового экспорта, или демпинга.

Существо системы демпинга заключается в продаже за границу товаров, производимых участниками картеля, по ценам более низким, чем цены внутреннего рынка, а нередко даже и по ценам более низким, чем средние издержки производства данного товара. Целью применения этой системы является, во-первых, расширение внешнего рынка сбыта даже при условии временных убытков от таких продаж; во-вторых, вытеснение конкурентов других стран либо путем сжатия объема и даже полного уничтожения чужеземной промышленности, либо (гораздо чаще) вынуждая ее к уступкам в пользу картеля, которые нередко закрепляются в прямое соглашение о распределении рынков сбыта, и, в-третьих, сокращение предложения на внутреннем рынке без сокращения объема производства, в целях удержания внутренних цен на достаточно высоком уровне. Средствами, за счет которых осуществляется политика бросового экспорта, являются: во-первых, повышение продажных цен на внутреннем рынке, в значительной мере благодаря покровительственным пошлинам, и, во-вторых, понижение издержек производства, благодаря более высокой нагрузке предприятий и применению методов массовой продукции.

Поскольку система демпинга базируется преимущественно на сверхприбылях, получаемых от повышения цен на внутреннем рынке, и предполагает планомерное использование части этих сверхприбылей для покрытия убытка от экспорта по пониженным ценам, она развивается по большей части там, где существуют картели, охватывающие целые отрасли производства или по крайней мере занимающие в них монопольное положение. Это покрытие убытка совершается обычно в форме премий, выдаваемых картелем своим участникам за каждую тонну экспортированного за границу товара.

Насколько значительная разница между внутренними и экспортными ценами достигалась картелями при помощи комбинированной системы пошлин и демпинга, показывают следующие примеры. В 1900 г. проволока в Германии стоила 170—180 марок за тонну, а для экспорта — 115 марок. Тонна рельс в 1904 г. стоила в Германии 135 шиллингов, а для экспорта —  93,5 шилл. Точно так же американский проволочный трест продавал в 1900 г. проволоку для производства гвоздей на внутреннем рынке по 4,5 долл., а на внешнем по 2,11 долл. Свинец, гвозди, цемент, пишущие машинки и проч., американского производства, продавались перед войной в Англии на 20—25% дешевле, чем в самой Америке, несмотря на значительную стоимость перевозки. Разница в цене ряда германских изделий была еще выше: 25—35—40%. Вестфальский коксовый синдикат продавал кокс в Австрию по 8,10 марок за тонну при внутренней цене в 17 марок. Хлористый кальций продавался немецким предпринимателям по 13,50 мар. за 100 кг, а в Лондоне по 7,75 марок.

Премии по экспорту составляли в Германии в 1905 г. на уголь — 1 ½  марки с тонны, на чугун — 5 марок, на железо — 15 марок, на сортовой металл — 20 марок и т. д. Для выплаты этих премий картелям приходилось постоянно повышать обложение товаров, продаваемых их участниками внутри страны. Так, например, Рейнско-Вестфальский угольный синдикат повысил обложение в течение 1901—1911 гг. с 3% до 12% цены.

Каковы последствия политики бросового экспорта? Особенно характерен следующий пример. Германский стальной картель в течение ряда лет перед войной продавал балки в Италию по 75 марок за тонну при себестоимости в 85—95 марок, при мировой цене в 110 марок и внутренней цене в Германии в 130 марок.

После длительной борьбы между германской и итальянской промышленностью на этой почве, она закончилась в 1913 г. соглашением о распределении рынка и регулировании цен. С другой стороны, в странах, куда направляется бросовый экспорт, нередко развивается обрабатывающая и перерабатывающая промышленность, использующая для себя дешевизну импортируемых товаров.

Второй из упомянутых выше моментов — экспорт капиталов — оказывал существенное влияние на укрепление и развитие промышленного протекционизма в молодых и отсталых странах.

Пока важнейшие империалистические державы были заинтересованы в экспорте товаров на рынки отсталых стран, они всячески противились повышению таможенных пошлин в этих странах, суживавших для них возможности сбыта. Чем больше, однако, наряду с интересами товарного экспорта развивалась заинтересованность в экспорте капиталов в эти отсталые страны, тем больше ослабевало сопротивление протекционизму. Ибо, поскольку за счет экспортированных капиталов создавались промышленные предприятия, последние оказывались также заинтересованными в повышении цен и получении сверхприбыли за счет освобождения от иностранной конкуренции.

Неудивительно, что под совместным воздействием всех этих новых факторов волна протекционизма в течение последнего предвоенного периода не только не ослабевала, но даже еще повышалась.

В самом деле, в Германии принятый в декабре 1902 г. новый таможенный тариф был проведен, несмотря на сильнейшую обструкцию, под знаком полного единства промышленности и сельского хозяйства, единства, которое было несколько поколеблено в сторону преимущественного поощрения первой договорами 1891—94 гг. Тариф был проведен со столь значительным повышением ставок, с такой специализацией по самым мелким разделам (около 5 400 статей) по требованию всех заинтересованных отраслей, что даже идеологический лидер поворота к протекционизму в 1879 г., Г. Шмоллер, говорил о нем: «Казалось, что не правительство, а крупные хозяйственные союзы выработали тариф». Правда, он был проведен под явным впечатлением кризиса и падения цен 1901—1903 гг. В силу он вступил лишь с 1 марта 1906 г., после перезаключения в 1904 г. торговых договоров со всеми важнейшими контрагентами Германии, ставки которых, в сущности, свели на нет ставки основного тарифа. Но все же и эти последние, несмотря на некоторые уступки по сельскохозяйственным продуктам, были почти сплошь выше договорных ставок 90-х гг.

Очень сходным было положение и в России, где по примеру Германии был выработан новый «боевой» тариф 1903 г., в котором по многим отраслям было проведено значительное повышение ставок. Но, как и в Германии, он в действие не вступил, ввиду перезаключения торгового договора с последней в 1904 г., с Францией в 1905 г., с Австро-Венгрией в 1906 г., с Италией в 1907 г., и вступления в силу конвенционных ставок этих договоров. Однако, и ставки конвенционного тарифа 1904 г. были по сравнению с нормами 1894 г. в 69 случаях значительно повышены, тогда как понижения касаются лишь 8 статей и ничтожны по масштабу.

Во Франции, где тариф 1892 г. не пересматривался почти в течение двух десятилетий, в 1910 г. был введен новый тариф. Как и в Германии, он был еще более протекционистским и еще более универсальным, чем предшествующий. Хотя некоторые ставки были снижены, но число облагаемых сельскохозяйственных продуктов было увеличено, а пошлины на большинство промышленных изделий были повышены.

Лишь в стране «воинствующего протекционизма», в Соединенных Штатах, мы наблюдаем в конце периода понижение таможенных ставок. В 1909 г. правящая партия республиканцев вынуждена была согласиться на пересмотр тарифа. Однако, вновь введенный тариф Пэйн-Ольдрича фактически осуществил снижение лишь на ряд изделий, которые в защите уже не нуждались, а также на некоторые виды промышленного сырья. Зато были повышены пошлины на некоторые фабрикаты, где они имели большое покровительственное значение. Все же отношение таможенных сборов к ценности облагаемого привоза понизилось с 43,15% в 1908—09 гг. до 41,5%. В 1911—12 гг. и до 40,05% в 1912—13 гг. В это время победа демократов в обстановке непрестанно продолжающегося вздорожания жизни и ухудшения экономического положения населения привела к новому радикальному пересмотру пошлин и введению фритредерского тарифа Ундервуда 1913 г. Пошлины на хлеб, мясо и другие сельскохозяйственные продукты, а равно и многие виды промышленного сырья были отменены совсем. Пошлины на массовые фабрикаты дешевых сортов снижены до 5—8% цены, на дорогие сорта оставлены на уровне 35—50%. По некоторым оценкам средняя норма обложения по тарифу Ундервуда составляет 26% против 50% по тарифу Динглея. Во всяком случае, отношение пошлин к ценности обложенного ввоза понижается с 40,05% в 1912—13 гг. до 33,4% в 1914—15 гг. Затем идет прогрессивное падение из года в год вплоть до 1920 г., когда оно составляет минимальную цифру за последнее столетие — 16,4%, несмотря на то, что почти все специфические пошлины тарифа Ундервуда устранены и заменены пропорциональными ставками с цены товара. Нужно иметь ввиду, однако, что снижение в значительной степени объясняется сокращением во время войны выработки и импорта в Соединенные Штаты наиболее дорогих европейских товаров (см. ХLI, ч. 6, 215/18).

Для основного направления международной торговой политики предвоенного времени можно считать, пожалуй, наиболее показательным новое явление, столь же характерное для последних десятилетий, как фритредерские торговые договоры для 60-х и 70-х гг., а именно: таможенные войны. Таможенные войны, вспыхивавшие то там, то здесь, имели чрезвычайно упорный и затяжной характер и заканчивались компромиссом лишь после того, как становилось очевидным, что сумма нанесенного ими ущерба значительно больше, чем сумма возможных выгод. Таковы были: таможенная война Франции с Италией с 1887—1898 гг., Франции с Швейцарией в 1892—1895 гг., Германии с Россией в 1893—94 гг., Германии с Испанией в 1894—1899 гг., Германии с Канадой в 1903—1910 гг., Турции с балканскими государствами (Грецией, Сербией, Черногорией и Румынией) в 1900—1901 гг., Австро-Венгрии с Румынией, Соединенных Штатов с Канадой и др. С другой стороны, однако, практика системы демпинга, сводящаяся к преодолению чужих таможенных барьеров при помощи собственных пошлин, привела уже в 90-х гг. к такому обострению конкуренции важнейших стран, которое вызвало к жизни новые формы ее урегулирования в лице международных картелей. Число их перед войной было довольно велико. В 1897 г. их насчитывалось свыше 40, в 1912 свыше 100. Большинство, однако, относилось к специальным отраслям химической промышленности и имело малоустойчивые формы временных соглашений о ценах. Лишь в некоторых отраслях тяжелой индустрии были выработаны устойчивые соглашения о национальных нормах производства и экспорта.

3. Торговая политика империалистических государств в колониях. Можно различать два основных типа торговой политики метрополий по отношению к колониям: (1) предоставление колониям торгово-политической автономии и (2) установление торгово-политических принципов самой метрополией. В первом случае, при отказе колонии как от образования таможенного союза с метрополией, так и от политики свободы торговли, вырабатываются две разновидности торговых отношений: (а) полная таможенная автономия колонии или (b) система преференциальных тарифов по отношению к метрополии. В случае же сохранения за метрополией торгово-политического руководства, нужно различать три системы: (а) политику ассимиляции колоний, путем включения их в таможенную систему метрополий, (b) политику преференциальных тарифов и (с) политику свободы торговли или так называемых «открытых дверей».

Из всех империалистических государств политику предоставления таможенной автономии собственным колониям в настоящее время проводит одна только Англия, которая перешла к этой системе в середине XIX в., когда ее промышленное первенство казалось бесспорным и несокрушимым, а быстрое распространение системы свободы торговли  открывало для ее индустрии все новые рынки сбыта. При этих условиях предоставление таможенной автономии колониям не грозило решительно ничем, тогда как  принудительное сохранение привилегий неизбежно должно было повести к обострению отношений, об опасности которых постоянно напоминала история отделения Соединенных Штатов от метрополии. В результате Англия вынуждена была пойти на последовательное предоставление всем своим доминионам с белым населением не только права политического самоуправления, но и таможенной автономии: Канаде — в 1846 г., австралийским колониям — в 1855 г., Южной Африке — в 1872 г. и т. д. Вскоре, однако, вопреки ожиданиям Англии эта автономия была использована для проведения протекционистских тарифов: Канадой — в 1859 г., Викторией — в 1865 г., тремя другими австралийскими колониями (кроме Квинсленда и Нового Южного Уэльса), а также Новой Зеландией — в 1875 г., южно-африканскими колониями — в 1884 г. и особенно в 1889 г.¹⁾.

Эта протекционистская политика против всего мира, в том числе и против собственной метрополии, проводилась несмотря на решительные протесты Англии²⁾, которая формально уже не имела права вмешиваться в постановления парламентов ее доминионов, а фактически не хотела рисковать обострением сепаратистских тенденций.

¹⁾ Нужно иметь ввиду, что доминионы, бывшие прежде раздробленными на отдельные штаты с самостоятельной системой управления и самостоятельными таможенными барьерами, стали затем объединяться в таможенные и государственные союзы, значительно повышавшие их вес и значение в мировом хозяйстве. Такое объединение произошло в Канаде уже в 1867 г., в Южной Африке в 1889-1898-1903 гг. и в Австралии в 1901 г.

²⁾ В частности, в ответ на протест Англии против повышения Канадой в 1887 г. пошлин на металлические изделия, последняя ответила, что она лишь осуществляет те же самые принципы, которым следовала и сама Англия в то врем, когда она находилась в таком положении, в каком находится ныне Канада.

С другой стороны, чем больше развивался экспорт капиталов из Англии в колонии и чем больше он шел на развитие не только железных дорог, портов и пр., но и на образование собственной промышленности, тем больше протекционистские интересы колоний становились интересами части английского капитала и тем больше ослаблялось сопротивление Англии колониальному протекционизму.

В сфере же товарного оборота Англия стремилась себя компенсировать в трех направлениях: 1) значительным расширением своих колониальных владений, главным образом в Африке и отчасти в Азии, благодаря чему ее колониальная империя за время с 1866 по 1899 гг. возросла больше чем вдвое — с 12,6 до 27,8 млн. кв. км; 2) сохранением за собой исключительного права на заключение торговых договоров с другими государствами и лишением самоуправляющихся колоний права устанавливать дифференциальные пошлины в пользу какой-либо иной страны; правда, в 1868 и 1873 гг. Канада и Австралия получили право заключать договоры с другими колониями, но лишь в 1897 г. Англия была вынуждена предоставить доминионам право заключения договоров также и с самостоятельными государствами, т. е. полную автономию в области торговой политики; и 3) проведением преференциальных тарифов в таможенных системах доминионов.

Особенно интересен последний момент. При проведении этих преференциальных тарифов в пользу метрополии доминионами руководили различные соображения: желание отгородиться от своих гораздо более близких и опасных соседей, момент особенно существенный в политике. Канады по отношению к своему мощному соседу — Соединенным Штатам; стремление получить непосредственные компенсации финансово-экономического порядка, хотя и иного рода — займы на постройку железных дорог, портов и пр., импорт капиталов для частного предпринимательства, облегчения при распределении финансовых тягот по содержанию армии и флота и пр. и, наконец, надежда получить в дальнейшем преференциальные тарифы и для своих продуктов на рынке метрополии¹⁾.

¹⁾ 28 апреля 1892 г. канадский парламент принял постановление снизить пошлины на все английские товары в случае, если Англия также предоставит преференциальный тариф канадским товарам. Предложение это было отвергнуто английским кабинетом.

Первой стала на этот путь Канада, которая уже в протекционистском тарифе 1879 г. объявила ввоз ряда английских товаров свободным, а другим предоставила скидку в размере 1/8 пошлины. Эта скидка была повышена в 1897 г. до ¼  а в 1900 г. — до 1/3 ставки. Вскоре преференциальные тарифы были приняты и Южной Африкой. Но во всем объеме вопрос был поставлен лишь на имперской конференции в Лондоне в 1902 г., в период оживленной агитации Чемберлена за образование имперского таможенного союза. Представитель Южной Африки обязался здесь предложить своему парламенту снизить пошлины на английские товары на 25%, представитель Новой Зеландии — на 10%, а представитель Австралии — без определения нормы.

Результаты проведения в жизнь этой системы преференциальных тарифов были не очень значительны. Принципиально важным был отказ Англии осуществить ее также и у себя, ибо для этого ей пришлось бы вводить покровительственные пошлины для всех стран, кроме своих колоний.

Снижение канадских тарифов едва лишь компенсировало разницу в издержках перевозки английских товаров по сравнению с товарами Соединенных Штатов. Это будет понятно, если отдать себе отчет в том, что основная масса населения Канады расположена узкой полосой вдоль громадной южной границы и примерно в 4-х часах езды по железной дороге от крупных промышленных центров Соединенных Штатов¹⁾. В Южной Африке преференциальные тарифы были действительно проведены в 1903 г., но лишь после того, как общий тариф был значительно повышен. Понижение составило 25% для всех пошлин с цены, а в случаях, когда пошлина не превышает 2,5% для английских товаров она была совсем отменена. Вместе с тем снижение совсем не коснулось большого числа специфических пошлин. По некоторым подсчетам общий итог снижения составляет 3% с суммы импорта всех облагаемых пошлиной товаров. В Новой Зеландии предпочтение также было осуществлено в 1903 г. путем повышения общих тарифов на 20—50%. При последующих пересмотрах тарифов размер предпочтения все увеличивался как путем повышения его нормы, так и путем расширения списка преферированных товаров. В последние годы преферирование охватывает около 68% всего импорта из Англии и составляет в среднем около 10% цены. В ряде случаев импорт из Англии свободен, тогда как из других стран облагается 10—20%-ной пошлиной. В Австралии, где преференциальный тариф был введен лишь в 1906 г., понижение составляет для значительного, числа товаров 5% цены. При пересмотрах тарифа число этих товаров, постоянно увеличивалось. В 1920 г. норма предпочтения была повышена до 12% цены, а список товаров охватывает 95% английского импорта. Помимо этих стран, преференциальные тарифы для английских товаров имеют еще Родезия (от 3-25% цены), Вест-Индия (от 25—50% пошлины), Британская Гвиана, Британский Гондурас, Фиджи и Кипр.

¹⁾ В 1922 г. обмен на предпочтение, предоставленное Англией для ввоза скота из Канады, последняя понизила пошлины на значительное число английских товаров еще на 10%.

На долю всех этих доминионов и колоний приходится около 18,4% всего английского экспорта, в то время как на английские колонии вообще падает около 41 ¾% экспорта (цифры 1924 г.).  В то же время реальная экономическая ценность предоставленных ими Англии тарифных снижений исчисляется примерно в 11 млн. фунтов стерлингов (в том числе на долю одной Австралии 7,6 млн. ф. ст.), что составляет около 8% ценности импортированных к ним товаров. Таким образом, часть британской колониальной империи, проводящая систему предпочтения импорта из метрополии, поглощает лишь меньше половины (43,6%) всего колониального экспорта этой последней. Большая же часть направляется в колонии, не имеющие таможенной автономии, в которых, однако, Англия упорно проводит систему свободной торговли. Речь здесь идет, прежде всего, о «жемчужине британской короны» — о Британской Индии. Здесь откровенной целью английской политики является всяческое противодействие развитию туземной промышленности и снабжение всего громадного внутреннего рынка продуктами английской индустрии. До войны здесь существовали только фискальные пошлины не свыше 5% цены товара. Лишь во время и после войны Англия вынуждена была согласиться на повышение ставок в Индии, которые составляют по общему тарифу 15%, т. е. имеют уже некоторое протекционистское значение. Пошлина на хлопчатобумажные ткани, из-за которой велась напряженная борьба в течение целых десятилетий, составляет ныне 11%, вместо З ½% до войны, на полуфабрикаты из железа и стали —10% вместо 1%, на сахар — 25% и на предметы роскоши — 30% вместо 5%.

Полной противоположностью английской колониальной политике является современная политика Франции. Либеральные тенденции середины прошлого века сказались и здесь в значительном ослаблении стеснений внешнего товарообмена колоний и достигли своего кульминационного пункта в декрете 1866 г., который предоставлял колониям право автономно регламентировать таможенные тарифы в своих собственных интересах. Однако, опыт первых же колоний, воспользовавшихся этим правом и установивших собственные тарифы, одинаковые как для Франции, так и для других стран (Мартиника — с 1867 г., Гваделупа — с 1868 г. и Реюньон — с 1873 г.), показал, что последствием этого является быстрый рост их внешнего обмена и падение в нем доли Франции. В результате, уже вскоре таможенная автономия была заменена компромиссом, согласно которому как метрополия, так и колонии устанавливают друг для друга преференциальные тарифы.

Следующим этапом был переход к политике полной ассимиляции колоний. Уже в 1884 г. во французскую таможенную зону был включен Алжир, а в 1892 г. и все важнейшие остальные колонии Африки. Еще ряд мелких колоний был включен в ту же зону в 1896—97 гг. Однако, попытка включить в таможенную зону метрополии и Индокитай (в 1887 г.) очень быстро окончилась крахом, ибо привела к тяжелому экономическому кризису в этой колонии, экономически тяготеющей к рынкам Дальнего Востока и английским торговым центрам — Гонконгу и Сингапуру. Ее пришлось перевести, поэтому, во вторую группу колоний, не ассимилированных метрополией, но связанных с ней преференциальным тарифом. Группа эта, однако, в последующее время все сокращалась, так что после войны и Индокитай оказался фактически все же включенным в зону французского таможенного тарифа. Размер предпочтения для метрополии в колониях второй группы различен. Так, например, во Французской Западной Африке французские товары платят 6% пошлины, иностранные — 12%. Во Франции же товары этой колонии облагаются по минимальному тарифу.

Наконец, небольшая группа французских колоний третьестепенного значения освобождена от всяких протекционных тарифов. Это — области экономически совершенно неразвитые, как, например, Сомали, Дагомея или Новые Гебриды, трудно доступные, как Экваториальная Африка, или находящиеся рядом с гораздо более сильными соседями, как, например, маленький кусочек французской Индии, вклинившейся в громадную область Британской Индии.

Политику ассимиляции колоний энергично проводит также молодая империалистическая держава, Соединенные Штаты, с 1900 г. по отношению к Порто-Рико и Гавайи (Сандвичевы острова) и с 1909 г. (за исключением некоторых немногих товаров) — к Филиппинским островам, а также Япония с 1909 г. по отношению к Формозе и с 1920 г. — к Корее.

Политику взаимных преференциальных тарифов (для колониальных товаров в метрополии и для товаров метрополии в колониях) систематически проводят Италия, Испания и Португалия. Для ряда менее важных и более удаленных колоний ее проводят также и Соединенные Штаты.

Наконец, политика открытых дверей, т. е. полной свободы торговли, проводится в 3-х случаях: а) если метрополией оказывается страна слабая, которая не может удержать колонию для своего монопольного или преимущественного использования; b) если колонизированная территория является объектом борьбы и притязаний двух или нескольких империалистических держав; либо, наконец, с) если колония очень удалена от метрополии, труднодоступна и не представляет особого интереса для метрополии. Примером первого рода могут служить Бельгийское Конго и Голландская Индия, второго — Марокко (французское и испанское), третьего — Экваториальная Африка, Новые Гебриды, Самоа и пр. Во втором случае политика открытых дверей нередко закрепляется международными договорами. Нужно отметить также, что после войны все германские колонии и турецкие территории, распределенные между победителями в качестве так называемых «мандатных территорий» (см. XLI, ч. 5, 589/90, и XLVII, 101/105), объявлены районами открытых дверей.

Наконец, заслуживает внимания, что некоторые колонии, в которых проводится политика свободы торговли, сами получают преференциальные тарифы при импорте товаров в свои метрополии. Такие случаи мы наблюдаем в испанском Марокко и в Самоа, принадлежащем Соединенным Штатам.

4. Торговая политика империалистических держав в независимых странах Востока. Если таможенная система колоний в подавляющем большинстве случаев устанавливается односторонне волей метрополии, а в английских самоуправляющихся колониях — волей самой колонии, то в формально независимых государствах цветных континентов — Азии и Африки — она почти всюду регламентируется соглашениями двух или нескольких империалистических держав. Этот момент является одним из наиболее существенных для характеристики эпохи империализма: все неколонизированные, оставшиеся формально самостоятельными страны более отсталой культуры теряют свою свободу, прежде всего, в области внешнеторговых отношений.

Классическими примерами утраты такой торгово-политической самостоятельности является принудительное вовлечение в систему международного торгового оборота Китая в 1842 г. (см. XXIV, 219) и Японии в 1854 г., путем подписания навязанных им под угрозой пушек торговых договоров. До того эти страны в течение больше чем двух столетий находились в состоянии почти полной изоляции и запрещали европейцам под угрозой смерти появляться на своей территории.

В дальнейшем все неколонизированные страны оказались разделенными на две группы: 1) так называемые «сферы влияния» (см.) отдельных империалистических держав, которые нередко предоставлялись ими друг другу в порядке распределения и взаимной компенсации, и 2) так называемые области «открытых дверей», в которых все империалистические державы должны были пользоваться экономическим равноправием и которые лишались права отгораживаться от внешнего мира таможенными барьерами.

Что касается сфер преимущественного влияния какой-либо одной державы, то они обычно довольно быстро превращались в колонии под различными наименованиями и юридическими титулами: протекторатов, защищаемых областей (Schutzgebiete) и пр. Положение же областей открытых дверей (open-door) определялось международными договорами третьих держав, в которых страны, ограничиваемые в своей торговой самостоятельности, либо совсем не принимали участия, либо бывали вынуждены поставить свою подпись post factum.

Первой такой областью явилось негритянское государство Конго, «организованное» на берлинской международной конференции 1885 г. Оно было сформировано в результате двух экспедиций, отправленных бельгийским королем Леопольдом II вглубь Африки от имени международного акционерного «Общества для изучения верхнего Конго», которое заключило договоры более чем с 400 негритянскими царьками. В результате обнаружившихся немедленно притязаний на эту территорию со стороны всех европейских держав, было решено, в порядке соглашения между ними, признать ее независимым государством под верховенством бельгийского короля, с тем, чтобы политически оно было нейтрально, экономически одинаково доступно для всех конкурирующих держав и лишено права отгораживаться от внешнего мира таможенными барьерами. Фактически, однако, после ряда перипетий личное владение бельгийского короля довольно скоро превратилось в бельгийскую колонию, хотя формально бельгийский парламент санкционировал присоединение Конго лишь в 1908 г. (см. V, 265/67). Были введены под различными предлогами также и пошлины, однако чисто фискального характера, так что с точки зрения международной торговли Конго и ныне остается районом свободной торговли.

Однако, самый термин — область «открытых дверей» — получил распространение лишь в середине 90-х годов в связи с вопросом о судьбе Китая. Три державы претендовали на раздел Китая на определенные сферы влияния: Россия хотела получить север, Англия — центральные области, Франция — юг. С протестом выступили Соединенные Штаты, провозгласившие принцип, что «двери» Китая должны оставаться открытыми для всех. Благодаря поддержке Германии и Японии, эта точка зрения была принята и закреплена в  ряде международных договоров. Так, например, в англо-германском договоре о Китае в 1900 г. значится: «Общим и длительным международным интересам соответствует, чтобы порты, расположенные на реках и берегах Китая, оставались свободными и открытыми для торговли и всякой другой разрешенной хозяйственной деятельности для подданных всех стран без различия». Наблюдение за выполнением этого принципа на всей территории Китая оба правительства брали на себя «повсюду, где они могут оказать влияние». Тот же принцип был закреплен в англо-японском союзном договоре 1905 г. и в других соглашениях. Аналогичные соглашения неоднократно заключались (нередко в неписанном виде) и относительно всех других районов открытых дверей — Турции, Персии, Марокко, Сиама и др. Историческая закономерность эпохи империализма состоит, однако, в том, что число этих областей непрестанно сокращается.

При этом, наблюдая историю последних десятилетий, можно заметить две противоположные тенденции. (1) В подавляющем большинстве случаев эти области раньше или позже превращаются все же в формальные колонии либо какой-нибудь одной империалистической державы в целом, либо путем деления их территории между различными державами. Примером первого рода может служить описанная выше история Конго, примером второго рода — история Марокко (см. ХХVIIІ, 251/53). (2) Вторая тенденция, осуществлявшаяся до сих пор сравнительно редко, заключается в превращении областей открытых дверей в самостоятельные государства, сбрасывающие с себя опеку империалистических держав. При этом новое государство либо охватывает всю свою старую территорию, либо лишь часть ее, в порядке отделения более сильного, менее доступного или хозяйственно более развитого ядра от более слабых областей, попадающих в полную колониальную зависимость.

В качестве примера первого рода нередко указывают Японию. Это, однако, вряд ли можно считать правильным, ибо к тому времени, когда эпоха империализма только достигает своего полного развития, к середине 90-х годов, Япония уже показывает себя вполне самостоятельным государством, которое не только оказывается в силах провести победоносную борьбу против своего громадного соседа — Китая, но и установить покровительственные пошлины для своей промышленности, наносящие ущерб Англии, Франции и др. Гораздо правильнее считать примером такого рода развитие Персии и Афганистана в последние годы после мировой войны. Примером же отрыва одной части от бывшей области открытых дверей и образования здесь самостоятельного государства является кемалистская Турция.

Существенным фактором, действующим в направлении сформирования самостоятельных государств из прежних областей открытых дверей, является то обстоятельство, что их бедственное финансовое положение обычно вынуждает контролирующие их державы разрешить им введение временных фискальных пошлин, несмотря на наличие международных соглашений, запрещающих это. Когда эти пошлины достигают известной высоты, например 11—12%, как это было перед войной в Турции, на Крите, в Марокко и других странах, они начинают приобретать известное протекционистское значение и отчасти стимулируют развитие местной промышленности, отчасти становятся мотивом для импорта капиталов и организации здесь промышленности за чужой счет.

Все же гораздо более частым случаем является превращение области открытых дверей сначала в колонию (одного или нескольких государств), а лишь затем постепенное восхождение ее к самостоятельности на основе развития промышленности и естественных ресурсов за счет импортированных капиталов, а также административного объединения и отграничения вовне всей территории.

В заключение сопоставим данные о высоте фискальных пошлин в некоторых важнейших областях открытых дверей накануне мировой войны:

Китай   с 1901 г. — 6%.

Конго с 1890 г. — не свыше 10%.

Турция до 1907 г. — 8%, с 1907 г. — 11%.

Марокко до 1907 г. — 5% и 10%,

Марокко с 1907 г. —7,5% и 12,5%.

Повышение пошлин в Китае до 5% реальной ценности было разрешено   для покрытия контрибуции и процентов по займу после боксерского восстания — в заключительном протоколе великих держав и китайского правительства 7/IX/1901 г. Повышение пошлин в Конго было разрешено международной конференцией в Брюсселе в 1890 г., в Турции — общим протоколом всех европейских держав, ратифицированным затем парламентами в 1907 г., в Марокко — конференцией в Альжезирасе в 1906 г.