Торговля. IV. Торговая политика после мировой войны

Торговля. IV. Торговая политика после мировой войны. 1. Факторы и этапы послевоенного развития. Международная торговая политика послевоенного периода характеризуется напряженной борьбой различных противоречивых тенденций, среди которых важнейшими являются следующие: (а) противоречия интересов старых и новых стран, (b) противоречия интересов старых и новых отраслей промышленности и (с) противоречия интересов промышленного и финансового капитала.

(а) Новые государственные образования, возникшие в Центральной Европе, несмотря на свою небольшую территорию, с самого начала стали проводить высоко протекционистскую политику, стремясь развить собственную промышленность и по возможности освободиться от импорта из старых индустриальных центров. Наоборот, эти старые индустриальные страны были заинтересованы в проведении фритредерской политики, ибо новые таможенные барьеры сужали для них возможности сбыта и лишали значительной части прежних рынков. Поэтому, на многочисленных международных экономических и финансовых конференциях, особенно в первые годы после войны, можно было наблюдать характерную группировку голосов. Представители Англии, Бельгии, Германии и других старых промышленных стран выступали всегда с наибольшей резкостью в защиту полной свободы торговли, тогда как представители малых, а равно и заокеанских стран, не отрицая полезности устранения препятствия для развития международного обмена, столь же определенно защищали права своих стран на экономическую самостоятельность и защиту.

(b) В самих старых индустриальных центрах наметилось явное противоречие интересов между старыми и новыми отраслями промышленности. Молодые отрасли индустрии, особенно возникшие в странах Антанты во время войны в целях замещения германского снабжения — химическая, оптическая, производство точных инструментов и пр. — ультимативно требовали для себя высокого таможенного покровительства под угрозой ликвидации из-за возобновившейся германской конкуренции. Напротив, старые и крепкие отрасли, не боявшиеся никакой внешней конкуренции на собственном рынке, были нередко настроены фритредерски, ибо они боялись, что введение пошлин в собственной стране вызовет, в порядке компенсации, создание барьеров в других странах и сократит их внешний рынок сбыта.

(с) Наконец, третьим является противоречие между интересами промышленного и финансового капитала. Если значительная часть промышленного капитала, как мы только что показали, активно проводит протекционистскую политику в целях ограждения внутреннего рынка каждой данной страны, то для финансового капитала существующая система таможенных барьеров оказывается препятствием для экспорта капиталов, процентирования и оплаты международных займов товарными ценностями и международного перераспределения производительных сил и средств в наиболее прибыльных сочетаниях. Наиболее яркое выражение это противоречие получило в известном манифесте банкиров, опубликованном осенью 1926 г. и носящем подписи 80 крупнейших представителей банковского капитала всех важнейших стран, во главе с Пирпонтом Морганом. Этот манифест выступил чрезвычайно резко против, всей системы послевоенного протекционизма и решительно требовал перехода к свободной торговле, как условию восстановления и дальнейшего развития мирового хозяйства.

Таковы важнейшие групповые интересы, борьба коих заполняет собой непродолжительную историю послевоенной торговой политики. Их влияние на фактическое направление этой последней оказывалось различным в зависимости от внешних условий, от объективной экономической обстановки в различные периоды послевоенного десятилетия. С этой точки зрения развитие внешнеторговой политики каждой отдельной страны резко размежевывается на два периода: период до стабилизации валюты и период после нее.

Все первые годы после войны характеризуются резкими колебаниями курса валют и общего уровня товарных цен в связи с условиями инфляции и дефляции денежного обращения почти во всех странах мира. Это — время, когда в области торговой политики вряд ли можно говорить о сознательном проведении тех или иных принципов или тенденций. Задача здесь сводится, в сущности, лишь к приспособлению к постоянно меняющимся условиям денежного обращения, которые в свою очередь постоянно меняют экономический вес и значение всех величин и масштабов. Лишь во втором периоде, после стабилизации валют, начинает выявляться то или иное направление активно проводимой торговой политики. При этом характерно, что стабилизацию валюты раньше всего (в 1922—24 гг.) осуществляют наиболее пострадавшие от войны страны Центральной и Восточной Европы (Австрия, Германия, СССР), тогда как страны-победительницы — Франция, Бельгия и Италия — страдают от резких колебаний валюты вплоть до конца 1926 г. По нашим подсчетам, к середине 1925 г. из числа. 33 важнейших стран, так или иначе, стабилизовали свою валюту только 17 (Соединенные Штаты,  Англия, Германия, СССР, Австрия, Венгрия, Чехословакия, Голландия, Швейцария, Швеция, Финляндия, Латвия, Эстония, Литва, Канада, Египет и Аргентина). К началу 1928 г. сюда прибавились: Франция, Италия, Бельгия, Дания, Норвегия, Испания, Япония и др., так что фактически ныне имеют колеблющуюся валюту лишь немногие второстепенные страны. С другой стороны, независимо от этих экономических условий проведения активной торговой политики, в течение первых 6 лет после окончания войны формальное право осуществлять таковую имели лишь страны-победительницы и нейтральные страны. Державы же центральной коалиции были связаны рядом постановлений мирных договоров и получили свободу торгово-политического маневрирования лишь с начала 1925 г. Это также налагает различный отпечаток на время до и после этой даты.

2. Таможенные тарифы и их уровень. В период резких колебаний валют общие таможенные тарифы редко где подвергались детальному пересмотру. Они лишь приспособлялись к норме обесценения валюты либо путем перехода к взиманию пошлин в золоте, либо путем повторного умножения всех ставок на определенные декретируемые правительством коэффициенты (см. табл. № 15).

Таблица №15. Коэффициенты повышения тарифных ставок в Германии в 1919-1923 гг.

Однако, первый способ применялся лишь в редких случаях, ибо он еще больше ухудшал валютный курс. Второй же метод обычно приводил к значительному понижению таможенных ставок, в силу неизбежного отставания принятых коэффициентов от нормы обесценения валюты. Поэтому он во всех странах с сильно колеблющейся валютой дополнялся целой системой запрещений и контингентирований ввоза и вывоза, которая исторически явилась наследницей системы регулирования внешнего обмена, выработавшегося в большинстве стран во время войны.

Особой виртуозности в детализации постановлений этой разрешительно-запретительной системы достигла Германия в эпоху инфляции 1922—1923 гг. Здесь она удержалась позже, чем где-либо, причем лицензии (разрешения) требовались почти на каждый отдельный акт ввоза и вывоза любого товара. При этом особенно тщательно контролировался не импорт, а как раз экспорт товаров, для которого были установлены контингенты по каждому отдельному виду товара, а самая выдача лицензии обусловливалась довольно высокой оплатой (вывозной пошлиной), имевшей целью хоть отчасти выровнять разницу между очень низкими (в золотом выражении) внутренними и высокими внешними ценами. Только этим путем удавалось предотвратить распродажу по дешевым ценам значительной части народного имущества страны.

С другой стороны, для стран с более или менее устойчивой валютой соседство стран с падающей валютой не только понижало способность конкуренции на мировом рынке, но и создавало опасность наводнения их внутреннего рынка дешевыми (номинально-обесцененными) товарами их более слабых соседей. Это явление получило в послевоенные годы название валютного демпинга и вызвало к жизни обширное законодательство о специально повышенных таможенных тарифах для борьбы против него. При этом понятие валютного демпинга сплошь и рядом расширялось далеко за его естественные пределы, и им пользовались для проведения высоко-протекционистских мероприятий, которые не имели шансов пройти без такого прикрытия.

По мере перехода к устойчивой или мало колеблющейся валюте, все увеличивалось число стран, производивших полный пересмотр своих таможенных тарифов и вводивших на место довоенных новые. Первыми были: Соединенные Штаты (1922), Испания (1922), Италия (1921), Дания (1922), Швейцария (1921), Бельгия (1920), Австралия (1920), Новая Зеландия (1921), затем Япония (1924), Румыния (1927) и др.

Особенное значение для всей международной торговой политики имело проведение высокопротекционистского тарифа (акт Форднея-Мак-Кэмбера, см. XLI, ч. 6,215) в Соединенных Штатах (1922). Если последний предвоенный тариф Ундервуда, проведенный в 1913 г., означал собой в значительной степени поворот к фритредерству, то возвратившаяся к власти после войны республиканская партия не только отвоевала обратно все свои позиции, но и довела таможенное покровительство до предельной высоты.

Волна послевоенного протекционизма не обошла даже и старой твердыни фритредерства, Англии. Для охраны вновь возникших отраслей промышленности Англия вынуждена была ввести высокие покровительственные пошлины в ЗЗ 1/3% цены. Правда, число охраняемых отраслей невелико, и они имеют лишь второстепенное значение в хозяйственной жизни и товарообороте страны. К ним относятся: автомобили, часы, точные инструменты, оптические приборы, музыкальные инструменты, кинофильмы, некоторые шелковые изделия, кружева, перчатки, ножевой товар, оберточная бумага и некоторые др. Принципиальный отказ от свободы торговли и переход к общему покровительству для Англии, как для страны, зависящей, прежде всего, от внешнего рынка, в настоящее время невозможен.

В Германии основным объектом борьбы после войны были не столько промышленные пошлины, мало повысившиеся по сравнению с довоенным временем, сколько аграрные пошлины. Сужение аграрной базы, в силу отделения значительной части производящих районов, и повышение уровня индустриализации объективно крайне затрудняют проведение аграрного протекционизма. Однако, немецким аграриям все же удалось в 1925—26 гг. ссылками на тяжелое положение сельского хозяйства добиться восстановления значительной части довоенных пошлин, которые в первые годы после войны были совсем отменены.

Волна аграрного протекционизма распространилась в 1925—27 гг. также и на ряд других стран: Польшу, Чехословакию, Норвегию, Испанию, Финляндию и др.

Исчисление общей высоты таможенных тарифов, взвешенных по значению каждого товара во внешнем обмене страны, дает для 1925 г. в круглых цифрах следующие соотношения:

Общее обложение всех товаров.

выше 40% — в Испании;

выше 25% — в Соединенных Штатах;

от 20—25% — в Аргентине, Венгрии, Польше и Югославии;

от 15—20% — в Австрии, Канаде, Чехословакии и Италии;

от 10—15% — во Франции, Германии, Австрии, Индии, Швеции и Швейцарии;

от 5—10% — в Бельгии и Дании;

ниже 5% — в Англии и Голландии.

Если же взять специально группу промышленных изделий, то мы увидим гораздо более высокие цифры:

Общее обложение промышленных изделий.

выше 40% — в Испании;

от 35—40% — в Соединенных Штатах;

от 30—35% — в Польше;

от 25—30% — в Аргентине, Австралии, Чехословакии и Венгрии;

от 20—25% — во Франции, Германии, Италии, Югославии и Канаде;

от 15—20% — в Австрии, Бельгии, Индии и Швеции;

от 10—15% — в Дании и Швейцарии;

ниже 10% — в Англии и Голландии.

При этом нужно иметь ввиду, во-первых, что исчисление таких общих индексов является весьма трудным и во многих элементах методологии спорным и, во-вторых, что после 1925 г. во многих странах, особенно в Центральной Европе, таможенные ставки были значительно повышены. Так, по другому исчислению 1927 г., обложение по 15 важнейшим группам товаров составляло в %% к ценности ввоза:

в Австрии 18,6%

в Югославии  38,6%

в Польше 43,4%

в Румынии 99,2%

Японские ставки 1925 г. предусматривают обложение ввозимых предметов роскоши в размере 200% ценности товара.

С теми же двумя оговорками нужно рассматривать табл. № 16, в которой дано сравнение индексов обложения до и после войны.

Таблица №16.

Уровень таможенных тарифов до и после войны. (Исчисление Лиги Наций). В %% в цене импортируемых товаров.

¹⁾ По Соединенным Штатам в первой и третьей колонне первая цифра – тариф 1913 г., вторая – тариф 1914 г.

²⁾ Цифры 1925 г. по Австралии преувеличены методом исчисления.

3. Торговые договоры, таможенные унии и таможенные войны. Система торговых договоров, разрушенная мировой войной, вплоть до 1925 г. восстанавливалась слабо. Основной проблемой были торговые взаимоотношения между бывшими противниками, а они на первые годы были регламентированы Версальским и прочими мирными договорами, лишившими страны центральной коалиции торгово-политической самостоятельности. Во внутренних же взаимоотношениях союзников договоры заключались лишь между второстепенными странами, так как две важнейшие страны Антанты принципиально не заключали торговых договоров, как-либо влияющих на уровень таможенных тарифов: Англия — потому, что в принципе она стоит на почве свободы торговли и не делает никаких различий между своими контрагентами, а Соединенные Штаты, наоборот, потому, что они принципиально проводили строго автономную таможенную политику и категорически отказывались от каких-либо конвенционных уступок и компромиссов.

Лишь с начала 1925 г., когда Германия вновь получает свободу торгово-политического маневрирования, начинается целая серия переговоров о заключении новых торговых договоров; в большинстве случаев эти договоры и заключаются. Особенное значение имеет франко-германский торговый договор, подписанный лишь в 1927 г., после почти 3-х-летних дискуссий. Вслед за Германией и другие страны бывшей центральной коалиции — Австрия, Венгрия и др. — постепенно восстанавливают систему торгово-договорных связей, существовавшую до войны. Большинство этих договоров строится на основе принципа наибольшего благоприятствования. Конвенционные тарифные ставки, там, где они вводятся, касаются обычно лишь некоторой части товаров и лишь слабо снижают существовавшие до того таможенные тарифы. В результате это дает лишь незначительное смягчение системы послевоенного протекционизма. При этом характерно, что за последние годы также и Соединенными Штатами был заключен целый ряд торговых договоров и соглашений, которые почти сплошь построены на основе принципа наибольшего благоприятствования. В декабре 1923 г. такой договор был заключен с Германией, затем в последующие годы с Австрией, Венгрией, Турцией, Испанией, Польшей, лимитрофами и пр. Но все содержание этих договоров относится к регламентации прав судоходства, положения иностранных подданных, консульских представительств и пр. Поскольку же принцип взаимного наибольшего благоприятствования распространяется и на таможенные пошлины, он представляет собой в большинстве случаев одностороннюю уступку европейских государств Америке, ибо последняя реально никаких конвенционных ставок никому не предоставляла. Впрочем, в ряде случаев оговорено со стороны европейских государств нераспространение на Соединенные Штаты некоторых льгот, предоставленных другим их контрагентам. Со стороны Соединенных Штатов традиционной является оговорка о нераспространении льгот, предоставленных их «территориям и владениям, Кубе и зоне Панамского канала».

Важнейшим событием самого последнего времени является изменение торгово-правого положения Китая. После длительной борьбы в течение 1928 г. нанкинскому правительству удалось заключить ряд соглашений, а отчасти и формальных договоров с Францией, Бельгией, Испанией, Соединенными Штатами и, наконец, Англией, коими формально признается за Китаем право таможенной автономии и выговаривается взаимное применение принципа наибольшего благоприятствования. С 1/II—1929 г. введен в действие временный тариф со ставками от 7,5% до 27,5% цены товара. Фактически, однако, высокие ставки применяются лишь к немногим предметам роскоши, так что по предварительным оценкам весь японский импорт обложен — в 9,4%, английский — в 10,8%, американский — в 11,9% и французский — в 14,7% с цены. Дальнейшее развитие будет в значительной степени зависеть от взаимоотношений между т. н. «великими державами», ибо противоречия интересов между Соединенными Штатами и Англией, Соединенными Штатами и Японией и т. д. и являются важнейшим козырем Китая в борьбе за приобретение реальной торгово-политической самостоятельности.

Особое место занимают торговые соглашения и договоры, заключенные СССР. Резкие различия в социально-политическом и хозяйственном строе СССР, с одной стороны, и капиталистических стран — с другой, приводят к тому, что у нас торговые и политические договоры больше чем где-либо сближаются друг с другом. Так, уже первое торговое соглашение с Англией, подписанное 16/III/1921 г., имело гораздо больше политическое, чем торговое значение. И наоборот, Раппальский договор с Германией, подписанный во время Генуэзской конференции 16/ІV-1922 г., несмотря на его чисто политическое содержание, имел очень большое значение и для развития торговых отношений, поскольку признание полного равноправия сторон и отказ от каких-либо взаимных притязаний создавал необходимую основу для развития товарообмена. Вместе с тем оба эти соглашения предусматривают применение принципа, наибольшего благоприятствования, причем, однако, в Раппальском договоре из сферы действия этого принципа изымаются льготы, предоставляемые СССР государствам, входившим в состав бывшей Российской империи.

С другой стороны, нежелание ряда стран прямо признать советскую систему монополии внешней торговли и различные политические осложнения приводят к тому, что торговые сношения с целым рядом стран ведутся и ныне без всяких политических или торговых соглашений, на основании прецедентов и вырабатывающихся в процессе взаимоотношений норм обычного права.

Детальные торговые договоры заключены до сих пор с Италией (7/II/1924), с Германией (12/Х/1925), с Латвией (2/VІІ/1927), с Грецией (23/VІ/1926, на два года), с Норвегией (15/ХІІ/1925) , с Турцией (11/III/1927) и соглашение с Персией (1/Х/1928). Почти все включают взаимное применение принципа наибольшего благоприятствования, однако с рядом изъятий. Со стороны СССР такие изъятия выговариваются для льгот, предоставленных, с одной стороны, лимитрофам, а с другой, восточным странам. Одновременно с договорами заключались специальные таможенные конвенции, устанавливающие взаимные скидки тарифных ставок, а иногда и безлицензионные контингенты. При этом советско-латвийский договор содержит специальное постановление, что взаимные таможенные льготы не могут быть предоставлены затем никаким другим странам. В соответствии с общей политикой советского правительства, наибольшие уступки сделаны по отношению к восточным странам, меньшие для лимитрофов и еще меньшие для крупных западноевропейских государств.

Кроме указанных выше, был заключен ряд специальных соглашений СССР с другими странами, как, например, со Швецией и Японией, ограждающих положение и особые права советских торгпредств. Торговый договор был заключен и с Англией в 1924 г. при правительстве Макдональда, но сменившее его консервативное правительство не только отказалось представить его парламенту на утверждение, но и разорвало соглашение 1921 г., а с ним и дипломатические отношения с СССР (26/V/1927).

Слабее двигалось дело с осуществлением таможенных уний, проекты коих выдвигались в довольно большом числе после войны. Были осуществлены только унии Бельгии с Люксембургом и Польши с Данцигом (с 1922 г.), но и то принудительно, волею союзников, в порядке изъятия Люксембурга и Данцига из общегерманского таможенного союза, куда они входили до мировой войны. Малосущественно включение княжества Лихтенштейн в таможенные границы Швейцарии на правах кантона (с 1924 г.). До войны оно было в таможенном союзе с Австро-Венгрией.

Длительно и оживленно обсуждавшиеся проекты таможенных союзов Германии с Австрией и Латвии с Эстонией до сих пор так и остались в сфере благопожеланий. Первому союзу категорически воспротивились страны Антанты, усматривая в нем укрепление своего бывшего и возможно будущего противника. Второй же союз не был осуществлен в силу ряда внутренних политических и экономических противоречий.

Этой слабости тенденции к объединению и обостренности международных экономических отношений, которые характерны для послевоенного периода, соответствует, с другой стороны, частота возникновения таможенных войн.

Небольшой период в несколько лет насчитывает целый ряд таковых: Норвегии с Испанией, Норвегии с Португалией, Франции с Италией, Франции с Испанией и, наконец, Германии с Польшей. Если большинство из этих войн было непродолжительно и заканчивалось подписанием торговых договоров на компромиссных условиях, то таможенная война Германии с Польшей, длящаяся уже свыше 3 лет, представляет собой событие исключительного значения. Начавшаяся в середине 1925 г., она нанесла громадный ущерб польскому народному хозяйству, вызвав тяжелый хозяйственный кризис и сорвав проведенную незадолго до того стабилизацию польской валюты. Только полугодовая забастовка английских углекопов, неожиданно создавшая для Польши новые рынки сбыта, и затем американские займы, полученные на тяжелых условиях, спасли польское хозяйство от катастрофы. Однако, несмотря на большой нажим Соединенных Штатов, как на Германию, так и на Польшу, новые переговоры о заключении торгового договора, ведущиеся в течение многих месяцев, постоянно прерываются и пока привели к соглашению лишь по некоторым частным вопросам.

4. Международные картели. Помимо государственного регулирования международной торговли, в последнее время приобретают все большее значение непосредственные частно-хозяйственные влияния на нее крупных капиталистических групп и организаций.

Если первые годы после окончания мировой войны характеризуются почти полным разрывом международных частно-хозяйственных соглашений, существовавших до войны, то в последние 2 года — 1926 и 1927 — мы наблюдаем бурный процесс восстановления и дальнейшего развития их. Первенство в этой области принадлежит побежденной Германии. Опередив все другие страны в проведении послевоенной реорганизации и концентрации своей промышленности, Германия этим не довольствуется, но выступает инициатором целого ряда международных соглашений и объединений по важнейшим отраслям промышленности. Становясь в центре всех переговоров о международном картелировании европейской и мировой промышленности и толкая к объединению страны, гораздо менее подготовленные к этому, Германия, как это ни парадоксально, становится организатором хозяйства целого ряда других стран, и, прежде всего, своих бывших противников — Франции, Бельгии, Англии и др. Именно под влиянием переговоров об образовании европейского стального картеля вынуждена была сорганизоваться горазда лучше, чем раньше, металлопромышленность Франции и Бельгии. Именно под влиянием таких же переговоров об образовании международного химического картеля, которые ведет уже в течение ряда месяцев германский химический трест, мы были свидетелями образования громадного химического треста в Англии. При этом, с точки зрения международного обмена, наиболее существенной чертой послевоенных международных картелей является то обстоятельство, что они в целом ряде случаев не ограничиваются регулировкой цен, но и распределяют между собой рынки сбыта, периодически устанавливают производственные и экспортные квоты для своих участников и т. д.

Классической является организация континентального стального картеля, включающего почти все капиталистические страны Европы, кроме Англии, Италии и Испании. Здесь каждый квартал взимаются общие платежи с единицы продукции, штрафные платежи за превышение производственных и др. квот и распределяются дотации за невыполнение производственных программ. При этом производственная квота Германии неоднократно повышалась при условии понижения ее экспортной квоты.

Из других объединений отметим: международные рельсовый, проволочный и трубопрокатный картели с меньшим числом участников, чем стальной; европейский алюминиевый картель, объединивший всех европейских производителей, кроме части предприятий Норвегии, находящихся вместе с Канадой под контролем американского алюминиевого треста; мировой медный синдикат, первоначально объединивший 80—90% мировой продукции, в том числе и производителей Соединенных Штатов, но затем несколько ослабленный выходом из него Англии и внутренней борьбой разных групп; шведско-американский спичечный трест, поглотивший спичечную промышленность подавляющего большинства стран мира и контролирующий капиталы свыше 2 миллиардов шведских крон; франко-германский калийный синдикат, обладающий мировой монополией в этой области и выделяющийся по крепости своей внутренней организации; международный картель искусственного шелка, объединяющий с января 1927 г. от 60—70% всей мировой продукции, в том числе почти всех европейских производителей; международный картель химической промышленности, основание коему положено недавно соглашением между Францией и Германией в декабре 1927 г. и организация которого еще лишь создается; всеевропейский картель производства линолеума, бывшего уже и раньше высококонцентрированным в национальном масштабе, — в него не вошла одна только Испания; международный картель суперфосфатной промышленности, который имеет тенденцию расшириться до мирового. Кроме того, можно указать еще целый ряд более мелких международных объединений (производство электрических ламп, целлюлозы, клейких веществ и др.).

На другом полюсе мирового хозяйства — в области сельского хозяйства — инициативу международного соглашения берет на себя другая молодая и быстро прогрессирующая страна — Канада. Канада начала, так же, как и Германия, с реорганизации своего собственного хозяйства. Канадский пшеничный пул, сложившийся из ряда местных объединений фермеров всего лишь 4 года тому назад, охватывает в настоящее время уже до 80% общего числа фермеров и до 66% всего пшеничного экспорта страны. Концентрируя в своих руках все большую долю канадской хлебной торговли, пшеничный пул выступает в последнее время инициатором аналогичных организаций в других странах, в целях подготовки соглашения с ними. Особое влияние он имеет в Австралии (см. XLV, ч. 2, 461/62). В марте 1927 г. в Канзас-Сити состоялось международное совещание об организации мирового пшеничного пула, на котором присутствовали представители не только Канады, Соединенных Штатов и Австралии, но также Аргентины, Индии и СССР. Однако, процесс международного картелирования в области сельского хозяйства будет встречать, несомненно, гораздо большие трудности, чем в области промышленности.

Из других отраслей сельскохозяйственного производства ныне картелирована продукция тростникового и свекловичного сахара. Соглашение заключено между Германией, Бельгией, Чехословакией и Кубой в ноябре 1927 г., тогда как представители Явы участвовали в совещании, но пока не примкнули к соглашению.

Наконец, нужно упомянуть, что экспорт каучука из важнейших центров производства — Малайского полуострова и Цейлона — принудительно контингентируется английским правительством с 1923 г. на основе т. н. «схемы Стивенсона», допускающей экспорт каучука в тем меньших размерах, чем ниже падает цена на каучук. Однако, громадный рост продукции на конкурирующих территориях, и особенно в Голландской Индии, побудил Англию заявить о прекращении регламентации с ноября 1928 г.

Все эти международные соглашения в своей совокупности, несомненно, оказывают на товарную структуру и направление международного обмена не меньшее влияние, чем старые методы регулирования при помощи системы таможенных пошлин.

5. Торговые монополии и валоризации. Чем дальше идет процесс концентрации снабжения определенными товарами на мировом рынке, тем в более опасном положении оказываются интересы стран-потребителей, не производящих данного продукта и оказывающихся в зависимости от мировых монополистических организаций. Это толкает даже капиталистические страны на путь такой организации, которая вводится ими наименее охотно, а именно — на путь создания государственной монополии импорта.

Государственные монополии торговли определенными товарами, в том числе и внешней торговли, существовали и до войны, — например, монополии на табак в Австро-Венгрии, Италии, Испании и др., на соль — в Италии, Австро-Венгрии, Японии, на спирт — в Швейцарии, которая сама производит лишь потребляемого количества, и пр. Но все они имели исключительно фискальное значение, представляя собой аппарат для наилучшего взимания косвенных налогов. Новые же монополии, имеющие целью обеспечение снабжения страны импортными товарами и борьбу с монополистическими тенденциями международных капиталистических группировок, создаются лишь после войны и прежде всего в той отрасли, где снабжение всего мирового рынка достигает наибольшей концентрации, а именно — в области торговли нефтью.

Мировой нефтяной рынок, как известно, уже до войны был монополизирован двумя трестами — американским «Standard Oil С^о» и англо-голландским «Royal—Dutch—Shell С^о». После ряда стычек в первые годы после войны, в 1924 г. между ними был заключен так называемый «нефтяной мир», который хоть и не имел характера прямого соглашения по всем спорным вопросам, но, во всяком случае, устранил прямую конкуренцию между ними на всех важнейших рынках сбыта. В последующие годы этот нефтяной мир нарушался только 2—3 раза, но лишь по вопросам периферийного значения, не затронутым основным соглашением. Таковы были конфликты из-за месторождений в Венесуэле и Голландской Индии, из-за соглашения с СССР и из-за продажи советской нефти на рынках ближнего Востока и Британской Индии. Так или иначе, эти конфликты до сих пор кончались соглашениями, хотя при этом «Стандарт Ойль» завоевывал обычно все новые позиции. В настоящее время едва ли не единственным вполне самостоятельным, по отношению к американскому и англо-голландскому трестам, органом снабжения мирового рынка нефтью является Нефтесиндикат СССР. Его независимость обеспечивается тем, что он опирается в своей деятельности на всю совокупность финансовых и хозяйственных ресурсов СССР, а с другой стороны — проводит политику, принципиально отличную от политики капиталистических объединений.

Следствием этой высокой концентрации снабжения и желания обеспечить себе наилучшие условия явилось создание в ряде стран государственных монополий на импорт нефти.

Первой такой страной была Турция, осуществившая ее у себя в 1925 г., за ней в 1927 г. последовала Испания. Проект монополии был выдвинут и оживленно обсуждался также и во Франции, причем имелось ввиду добиться ввоза только сырой нефти, поставив переработку ее в самой стране. Однако, этот проект встретил сильное сопротивление заинтересованных групп, под влиянием чего он был заменен довольно сложным законом о распределении снабжения французского рынка по определенным нормам между важнейшими поставщиками. Наконец, в Италии, без введения формальной монополии, фактически импорт монополизирован особым акционерным обществом, учрежденным и контролируемым государством.

Другая форма непосредственного вмешательства государства в операции по внешней торговле создается в тех капиталистических странах, благосостояние которых в значительной степени зависит от успешности экспорта тех или иных производимых в стране товаров. Это так называемые валоризации, сущность которых состоит в искусственном повышении цен на экспортируемые товары массовой скупкой их специально создаваемыми организациями или синдикатами, финансируемыми за счет государственных средств или специально выпускаемых государством займов. Обычным поводом валоризаций является резкое падение цен в силу чрезмерного урожая, перепроизводства или же сокращения рынка сбыта под влиянием запретов импорта теми или иными странами. В последнее время, однако, наблюдается стремление применить этот метод также и для длительного удержания цен на высоком уровне.

Валоризации стали применяться в различных областях уже в последние годы перед войной. Первый опыт был проделан Грецией в 1905 г., после резкого падения цен на важный продукт ее экспорта — коринку. Наибольшей известностью, однако, пользуются валоризации кофе в Бразилии, чья продукция составляет 75—80% всего мирового производства кофе, а экспорт составляет половину всего экспорта страны (см. XLVIII, 260). Валоризации осуществлялись здесь при помощи многомиллионных займов в 1907, 1916, 1921 и 1925 гг., причем организация их проводилась правительствами тех штатов Бразилии, где благосостояние почти целиком зависит от экспорта кофе (Рио, Минаш-Жераиш и особенно часто Сан-Паоло). При помощи займов в 20—30 млн. долларов удавалось снимать с рынка, до 8—10 млн. мешков кофе и весьма значительно повышать цены. При этом штату Сан-Паоло приходилось действовать в контакте с мировыми фирмами, торгующими кофе и заинтересованными в повышении цен. Гарантией займов служит особая вывозная пошлина на кофе, автоматически повышающаяся с ростом экспорта. Аналогичные мероприятия в меньших масштабах проводились: Эквадором по отношению к какао, Турцией — к анатолийскому изюму, штатом Юкатан — к пеньке, штатом Пара (Бразилия) — к каучуку, и др.

Характерна, однако, тенденция перейти от спорадических мероприятий к постоянной организации, имеющей целью поддержку и повышение цен на экспортируемые товары. Две такие организации существовали уже до войны. Это — созданные правительствами принудительные синдикаты: калийный в Германии и серный в Италии (с 1907 г.).

После войны организация их изменилась. В силу того, что часть калийных месторождений отошла к Франции, Германия утратила свою мировую монополию снабжения калийными солями. Поэтому принудительный синдикат был в 1919 г. преобразован в частно-хозяйственный, который в 1925—26 гг. вошел в соглашение с французским калийным синдикатом, закрепленное затем образованием единых продажных контор и пр., что привело, по существу, к восстановлению довоенных связей при новой политической ситуации. Этому франко-германскому синдикату, о котором мы уже упоминали выше, принадлежит ныне мировая монополия в данной отрасли. Итальянский серный синдикат имел и до войны соглашение о ценах со своим главным конкурентом — американским серным трестом, не предусматривавшее, однако, регулирования производства. В 1923 г. это соглашение было значительно расширено и фактически регулирует ныне мировой, рынок серы. Наконец, и валоризации кофе переходят ныне в руки специально созданного «Паолистанского института для постоянного покровительства кофе», в задачи которого входит регулирование предложения, кредиты кофейным плантациям, «популяризация» и рекламирование сбыта и пр.

Совершенно иную картину мы наблюдаем там, где интересы экспортирующей отрасли производства сталкиваются с интересами отраслей хозяйства, потребляющих ее продукты в пределах той же страны. Здесь интересы первичных экспортирующих отраслей нередко приносятся в жертву интересам потребляющих и перерабатывающих отраслей даже в том случае, если вторые не имеют объективно большего веса в народно-хозяйственной системе. Достаточно, если они более концентрированы, лучше организованы и потому могут оказать более сильное влияние на правительственный аппарат.

Блестящим примером является сельское хозяйство Соединенных Штатов в послевоенные годы. С 1922—23 гг., когда резкое падение мирового уровня хлебных цен привело к кризису в американском сельском хозяйстве, вплоть до самого последнего времени в американской печати и общественности неустанно обсуждается вопрос о финансировании хлебоэкспорта, о кредитах фермерам для улучшения их положения и о скупке избытка хлебов специальной организацией для повышения уровня цен, т. е. о валоризации. Несмотря на многочисленные обещания правительства осуществить эти пожелания, они фактически оставались всегда неосуществленными. Больше  того, в 1927 г. Кулидж даже наложил свое «вето» на принятый палатой закон о фермерских кредитах, проведенный оппозиционным большинством из демократов и прогрессивных республиканцев (так называемый билль Мак-Нери). Секрет всего этого заключается в том, что повышение хлебных цен было невыгодно промышленникам, ибо оно вызывало понижение реальной зарплаты и тем самым сужало весь городской рынок сбыта.

Точно так же, когда осенью 1926 г. произошло катастрофическое падение цен на хлопок под влиянием максимального во всей истории Соединенных Штатов урожая, то правительство выступило с официальными заявлениями о предстоящих широких мероприятиях по скупке избыточного хлопка, специальных кредитах для этого со стороны правительства и банков, действующих по соглашению с ним, и пр. Однако, когда предвыборные цели этих обещаний оказались достигнутыми, то от них реально почти ничего не осталось, и все мероприятия свелись к закупкам чисто местного значения на незначительные суммы. Разгадка этого маневра и здесь заключается в том, что правительство республиканской партии должно было поддерживать интересы промышленности, для которой низкие цены на сырье были выгодны, ибо они понижали издержки производства и позволяли расширить рынок сбыта и повысить доходность предприятий.

О внешней торговле СССР см. Союз ССР - промышленность и торговля, XLI, ч. 2, 149/51, 175/77, 228/32.

О международной хлебной торговле см. хлебное дело, XLV, ч. 2, 434/87.

Литература: “Statistical Tables and Charters relating to British and Foreign Trade and Industry 1854-1908”, L., 1909; P. Hermberg, “Der Kampf um den Weltmarkt”, 1920; J. Schär, “Allgemeine Handelsbetriebslehre”, 5 Aufl., 1923 (есть русский перевод); Hellauer, “System der Welthandels”, 3 т., 1924; B. Harms, “Voldkswirtschaft und Weltwirtschaft”, 1912; К. Тышка, «Мировая  хозяйственная проблема современных  индустриальных государств», немецкое издание 1916, русский перевод 1924; Th. Boggs, «The International Trade Balance in Theory and Practiсe», N.-Y., 1922; G. Danos, «L’idée de l’autarсhie économique et les statistiques du commerce extérieur», Р., 1921; Н. Kidd, «Foreign Trade», N.-Y., 1921; Mс Dougall, «Sheltered Markets», L., 1925; Committee on Industry & Trade, «Survey of Oversea Markets», L., 1925; «Commerce Yearbook», ed. of the U. S. Bureau of Foreign Trade, W., 1922 и сл.; Société des Nations, «Memorandumsur les balances des paiements et sur les balances du commerce extérieur 1911—1925». 2 т., Genève, 1926-27; F. Brown, «A tabular guide to the Foreign Trade statistics of 21 principal countries», L., 1926; Г. Леви, «Мировое хозяйство и Европа», нем. изд. 1926, русский перевод 1926; F. Maurette, «Les grands marchés des matières premières», Р., 1923 (есть русский перевод); С. А. Фалькнер, «К анализу основных понятий внешней торговли» («Вопросы торговли», январь 1928); его же, «Проблема колониальной торговли в эпоху империализма» («Социалистическое хозяйство», 5-6, 1928); его же, «Перелом в развитии мирового промышленного кризиса»,   2 изд., М., 1923; Н. Д. Кондратьев, «Мировое хозяйство и его конъюнктуры во время и после войны», Вологда, 1922; О. Schmoller, «Grundriss der allgemeinen Volkswirtschaftslehre», Bd. П, L., 1904 (Buch IV, Кар. 3); J. В. Esslen, «Die Politik des auswärtigen Handels», Stuttgart, 1925 (есть русский перевод); И. М. Кулишер, «Основные вопросы международной торговой политики» (3-е изд., 1929); L. Fontana-Russo, ,Traité de politique commerciale»,  Р., 1908; J. Grunzel, «System der Handelspolitik , 2 Aufl., 1926; А. Marshall, «Fiscal Policy of International Trade», 1908; его же, «Money, Credit and Commerce», 1923; W. S. Culbertson, «International economic politics», N.-Y., 1925; W. Ashley, «The Tariff Problem», 3 ed., L., 1911: R. Kobatsch, «Internationale  Wirtschaftspolitik», 1907; K. Kautsky, «Handelspolitik und Sozialdemokratik», 1901; М. Schippel, «Grundzüge der Handelspolitik», 1902; его же, «Die Praxis der Handelspolitik», 1922, Philippovich, «Handelspolitik» (Grundriss der politischen Ökonomie, Bd. П, 3); Jastrow, «Textbücher zum Studium... über Wirtschaft u. Staat», Bd. I, «Handelspolitik», 3 Aufl.; L. D. Pesl, «Das Dumping», München, 1921; J.Viner, «Memorandum on Dumping» (Leage of Nations, 1927), «Die Handelspolitik der  wichtigsten Kulturstaaten in den letzten Jahrzehnten» (Sohriften  des Vereins für Sozialpolitik, Bd. 49—51, 57, 90—93, 98, 1892/93 и 1900/01); Р. Ashley, «The Modern Tariff History», 2 ed., 1919; И. И. Янжул, «Английская свободная торговля», 2 т., 1882; G. Gothein, «Die  Wirkungen des Schutzzollsystems in Deutschland». 1909; А. Zimmermann, «Geschichte der preussisch-deutschen Handelspolitik», 1892; его же, «Die Handelspolitik des Deutschen Reichs», 1901; Gerloff, «Die deutsche Zoll- u. Handelspolitik», 1920; Morgenroth, «Die Exportpolitik der Kartelle», 1907; Glowacki, «Ausfuhrunterstützungspolitik der Kartelle»; K. Mayer, «Die deutsche Freihandelspartei», 1927; Arnauné, «Le commerce extérieur et les tarifs de douane», 1911; Augier et A. Marvaud, «La politique douanière de la France», 1911; С. А. Taussig, «The Tariff History of the U. S.», посл. изд. 1923; А. Zimmermann, «Kolonialpolitik», 1905 (гл. Х); S. Schilder, «Entwicklungstendenzen der Weltwirtschaft», Bd. I, 1912; O. Jöhlinger, «Die koloniale Handelspolitik der Weltmächte», 1913; K. Kautsky, «Sozialismus und Kolonialpolitik», 1907; United States Tariff Commission, «Colonial Tariff Policies of foreign countries», 1922; Z. Brentano, «Schutzzoll u. Freihandel nach dem Kriege»; С. Tyszka, «Die freihändlerische Bewegungnach dem Kriege» (в «Die Wirtsohaftswissenschaft nach dem Kriege». Festgabe für L. Brentano. Bd. I, München, 1925); Ch. Leubucher, «Liberalismus und Protectionismus in der englischen  Wirtschaftspolitik seit dem Kriege», Jena, 1927; В. Harms, «Die Zukunft der deutschen Handelspolitik», Bd. I, Jena, 1925; Goujet, «Le protectionisme en France depuis la guerre dons les faits et la doctrine», 1922; J. Bennstein und K. Leopold, «Die Handelsverträge des Erdballs», Berlin, 1927; F. T. Page, «Memorandum on European Bargaining Tariffs», Geneva, 1927; D. Serruys, «Commercial Treaties», 1927; «Tarif Level Indices» (League of Nations), 1927.

С. Фалькнер.