Тургенев Николай Иванович

Тургенев, Николай Иванович, декабрист (1789—1871). Тургенев родился в семье Ивана Петровича Тургенева, известного масона (одного из деятельнейших сотрудников Н. И. Новикова), владельца небольших имений, — так что Тургенев считал себя «очень скромным помещиком», — но вместе с тем владельца крепостной фабрики и обладателя значительного денежного капитала. Тургенев детские годы провел в симбирском имении, а затем был отдан в московский университетский благородный пансион, который окончил в 1806 г. Пансион ничем не одарил Тургенева, а нравы там были таковы, что, по словам юношеского дневника Тургенева, воспитателей этого пансиона «не жалко перевешать». Однако, в эти годы (в 1806—1807 гг. Тургенев был слушателем московского университета) Тургенев прочел многое из французской просветительной литературы, и Вольтер произвел на него сильнейшее впечатление. В1808 г. Тургенев уехал в геттингенский университет, один из лучших в тогдашней Европе, в котором вполне господствовала та же просветительная теория в ее немецком научном видоизменении. На Тургенева здесь не оказал ни малейшего влияния единственный крупный представитель возникшей реакционной исторической школы, юрист Гуго, но он хорошо усвоил взгляды тех профессоров, которые, как историк Геерен и политико-эконом Сарториус, шли по стопам вольтеровской традиции и вместо войн и придворной дипломатии изучали внутренний быт, и в особенности экономику и финансы в их прошлом и настоящем. На подготовленную почву упало, таким образом, учение Адама Смита, труд которого Тургенев читал «с благоговением к бессмертному человеку»; Тургенев думал теперь, что политическая экономия будет «главнейшим занятием» всей его жизни. «Все благое основывается на свободе, — подводит итог своим думам Тургенев, — а злое происходит от того, что некоторые из людей, обманываясь в своем предназначении, берут на себя дерзкую обязанность за других смотреть, за других действовать и прилагать о них самое мелочное и всегда тщетное попечение». Восемнадцатый век и его мыслители владели, таким образом, Тургенев, и он восклицал: «Ах, для чего не жил я в сем веке, есть ли мне жить неотменно определено было». Если Тургенев и ранее задумывался над вопросом о «рабстве» русского крестьянина, то экономический либерализм Смита еще более укрепил Тургенева в той мысли, что «облегчение судьбы земледельцев» в России должно явиться его «священнейшим долгом». Но именно здесь сказалась та черта Тургенева, которая подчиняла его идейный и моральный порыв интересам класса, к которому он принадлежал. Тургенев готов был улучшить «состояние земледельцев», на которых он лично будет «иметь влияние», он готов был «доказательствами» способствовать тому, чтобы «частные люди» увидали в этом деле «свою пользу», но он же отрицательно относился к тому, чтобы правительство само взяло в свои руки дело «рабства», хотя уничтожение «рабства» и «должно быть, кажется, первейшей целью внутреннего правительства». Когда Тургенев вернулся в 1812 г. в Россию, он был одним из образованнейших русских людей того времени. После кратковременной службы в министерстве финансов, которую он считал ниже своей должной роли, Тургенев в 1813 г., в разгаре борьбы союзников с Наполеоном, был назначен русским комиссаром в центральном административном департаменте, главой которого был знаменитый прусский министр Штейн. Этот вторичный выход Тургенева на европейскую арену, теперь уже не школьную, а политическую, и притом представлявшую решительное столкновение всех европейских государств и их систем, оказал существенное влияние на формирование политического мировоззрения Тургенева, до того времени переживавшего немало колебаний, начиная от страха перед французскими революционерами, «санкюлотами», до признания «великого дела» французской революции. В частности, теперь, в особенности через более близкое знакомство с масонством (Тургенев уже в 1811 г. был принят в ложу в Париже), он познакомился с деятельностью тайных обществ и с их ролью в политической жизни Европы. (В 1817 г. Тургенев записал в своем дневнике под влиянием дальнейшего чтения иллюмината Вейсгаупта, что «некоторые должны действовать, все должны наслаждаться плодами действий»). Вместе с тем состояние Европы и состояние России в эти и ближайшие затем годы внушало Тургеневу убеждение, что в Европе «самые правительства как будто дергают ногами перед смертью», а в России «многое как будто показывает, что происходит начало конца». Неудивительно, что предположение о возможном успехе революции в России ввело Тургенева в состав русских тайных обществ. Он принадлежал к недолговечному «Ордену русских рыцарей» (1817) и, по всей вероятности уже в 1818 г., вступил в состав «Союза Благоденствия», став в нем членом Коренного совета. Взгляды Тургенева на социальные проблемы в эти годы определились точнее, оставаясь по существу теми же: освобождение крестьян, но без земли (ср. XXV, 499), фигурировало в его плане вознаграждения титулом пэра дворян, освободивших своих крестьян оно фигурировало и в плане двадцатипятилетних реформ, где оно падало на четвертое пятилетие; его он имел ввиду и для своих имений, в которых, однако, дело ограничилось переводом крестьян с барщины на оброк и некоторым сокращением работ на фабрике. Но, как и прежде, Тургенев был сторонником не одновременного освобождения, а «множества мелких средств»: обсуждения крепостного права, запрещения покупать земли с крестьянами и продавать крестьян без земли, организации общества 1820 г. для освобождения крестьян. Впрочем, Тургенев не отрицал права помещика на доход с крестьянина, но только желал, чтобы тот пользовался частью работы крестьянина, но не всей его работой, ибо это последнее (но не первое!) «противно справедливости и религии». Он даже живописует выгоды оброчной системы и о крепостных оброчных пишет «с сердечным удовольствием»; по его мнению, «они так же свободны, как и крестьяне, не принадлежащие помещикам». Эти планы постепенного искоренения барщины, с одной стороны, и усиления кадров свободного крестьянства, с другой, сочетались у Тургенева с сильным предпочтением крупному землевладению перед мелким и с резким антагонизмом развивающейся капиталистической фабрике («от фабрик бог да сохранит Россию», писал Тургенев). Таким образом, социальные симпатии Тургенева обрисовываются довольно отчетливо. Сильно радикализовались, на первый взгляд, политические взгляды Тургенева. Если по возвращении из-за границы он еще предполагал возможность реформ со стороны Александра I, то в 1821 г. он — всецело за республику. Впрочем, Тургенев и здесь, среди декабристов, на съезде 1821 г., где он председательствовал, «казался весьма умеренным». Практическая деятельность Тургенева протекала в официальных рамках, которые никак не могли удовлетворить его: наиболее значительным фактом было его безрезультатное участие в деле запрещения продажи крестьян без земли. Литературная деятельность Тургенева тоже не развернулась: нашумевший в свое время «Опыт теории налогов» (1818), единственный из всех замыслов Тургенева, увидевший тогда свет, явился, как теперь выяснено, в значительнейшей мере переработкой прослушанных Тургеневым в Геттингене лекций профессора Сарториуса. Неудовлетворенный деятельностью и тяготившийся окружающей жизнью, в которой он только и видел «глупость», «хамство» и т. п., разочаровавшийся также в вероятности революции в России, Тургенев отходит от тайного общества, а в 1824 г. уезжает за границу. Когда вспыхнуло декабрьское восстание и вслед за тем откровенные признания декабристов вскрыли участие и роль Тургенева, когда Тургенев был приговорен по первому разряду к смертной казни, замененной вечной каторгой, он выступил с оправдательными записками (всего их три), во второй из которых (1827 г.; первая написана была еще до приговора) он называет «ужасным делом» то дело, в котором он сам участвовал, и «уличенными изменниками» своих бывших  сотоварищей по обществу, среди которых были и казненные. Записки, однако, не открыли Тургеневу обратного пути в Россию, куда он вернулся лишь в 1857 г., будучи по прошению помилован Александром II в 1856 г. В годы изгнания им был написан известный труд о России: «La Russie et les Russes» (Paris, 1847, 3 тт.; т. I в русском переводе, М. 1915), первый том которого явился того же рода оправдательным документом, вызвавшим возмущение декабристов.

О Тургеневе см.: Е. Тарасов, «Декабрист Н. И. Тургенев» (Самара, 1922, и в «Изв. Гос. Ун.», 1918 и 1923); А. Шебунан, «Н. И. Тургенев» (М., 1925). Подробная библиография — Н. Ченцов, «Библиография декабристов» (М., 1929).

С. Валк.