Церковь

Церковь (греческий  έκκλησία) — организация верующих христианской религии, сначала единая (см. христианство), затем, в процессе исторического развития и дифференциации, распавшаяся на несколько отдельных христианских церквей. Каждая церковь в отдельности, как и первоначальная единая церковь, объединяет своих членов на основе определенной, точно формулированной религиозной идеологии (символ веры) с целью достижения определенных практических задач: совершения текущего и чрезвычайного культа и обеспечения конечного спасения душ членов церкви (см. религия), а также имеет строго установленную церковными законами (канонами) организацию власти: для совершения культа, для управления, суда, сбора и распределения церковных средств. Это юридическое определение, однако, не исчерпывает целиком основных черт природы церкви, как общественной организации, действующей в классовом обществе. Она не может быть и не остается нейтральной и, как показывает история церкви, церковь всегда была организацией властвования, стремилась иметь и имела свою долю в доходах хозяйственной эксплуатации и в полномочиях политического характера. В различных церквах указанная доля участия слагалась неодинаково как со стороны объема прав, так и со стороны размера доходов; различно слагалось также и отношение церкви к орудию светского властвования — государству: в одних случаях мы встречаем союз государства и церкви, в других случаях, напротив, церковь выступает как конкурент светского государства, предъявляет свои претензии на монополию властвования и заключает договоры о делении власти. Этот момент, однако, не является первоначальным в истории христианства; напротив, первоначальное христианство было религиозной организацией эксплуатируемых и противопоставляло себя Римской империи, как принципиально враждебной и долженствующей погибнуть силе; только вследствие изменения социального состава христианских общин и идеологического перерождения христианской доктрины это отношение изменилось, и вновь сложившаяся церковь в IV веке охотно приняла протянутую империей руку (см. христианство). Впоследствии, на протяжении многовековой истории христианства, среди эксплуатируемых классов появлялись религиозные организации, подобные первоначальному христианству; они противопоставляли себя господствующей церкви, объявляя ее извратившей истинную веру и осужденной на погибель, и вступали в борьбу с церковью и с поддерживавшей ее государственной властью, выдвигая обычно также и революционные лозунги. Такие организации борьбы на почве христианства называют обычно сектами; судьба их бывала различна — одни скоро погибали под ударами соединенных сил государства и церкви, другие сохраняли более длительное существование и или разлагались постепенно, или превращались также в организации господства.

1. Греко-восточная или византийская церковь. Первоначальная христианская церковь сложилась окончательно в IV веке, когда был сформулирован на никейском и константинопольском соборах ее символ веры (см. вселенские соборы, XI, 500/502); она получила право на легальное существование, выработала свою организацию и обеспечила себе поддержку государственной власти (см. христианство). Территориально пределы первоначальной церкви совпадали с пределами Римской империи; формально единая, она, однако, уже в IV веке обнаруживает известные черты колебания вследствие наличия некоторых важных местных различий. Эти различия неминуемо должны были обнаружиться в церковно-религиозной сфере, как они существовали и давно уже давали себя чувствовать в социально-политической области; запад и восток империи, несмотря на трехвековую работу объединительного процесса, все же во многих отношениях были областями существенно различной культуры; при этом запад был более цельным, чем восток, так как культурное превосходство Италии над отсталыми западными провинциями обеспечивало единое руководящее начало, а восток не имел такого же единого руководящего центра, ибо почти все восточные провинции за немногими исключениями, имели каждая свое богатое культурное прошлое, свое своеобразное лицо, а объединяющие факторы (греческий язык, некоторые греческие культы) были недостаточны, чтобы связать восточные области в одно культурное целое. Наиболее действенным связующим фактором между западом и востоком и областями внутри востока была, конечно, взаимная экономическая зависимость провинций Римской империи, проистекавшая из специализации производства в отдельных областях и приводившая к оживленному торговому обмену; но в IѴ веке и эти экономические связи были нарушены, в силу чего культурные различия и особенности сразу вновь обострились и выступили на первый план. В церковно-религиозной сфере эта реакция выразилась, главным образом, в форме возникновения на востоке так называемых ересей (см. XX, 82), в то время как запад, имевший лишь один идеологический центр в Риме, остался незатронутым этим движением. Ереси на востоке возникали в различных областях, в различных культурных центрах; их значение, как будет указано ниже, было не только религиозное, но также и национально-политическое; в то же время непрекращающееся еретическое движение на востоке заставляло запад особенно осторожно относиться к восточной части церкви, вмешиваться в споры в качестве хранителя православия, а это влекло за собой неизбежные трения между западом и востоком, ослаблявшие церковные связи между ними. К этому надо еще прибавить, что не существовало никакого постоянного верховного органа церковной власти; патриархи считались равноправными и не зависели один от другого, вселенские соборы собирались редко, а императорская власть, которая могла бы играть роль связующего органа, сама раздробилась еще в конце III века. Таким образом, разделение единой церкви на восточную и западную было неизбежно; фактически оно произошло в середине V века, когда западная империя рухнула под ударами германского нашествия и оборвались последние, еще остававшиеся связи между востоком и западом. Формальная фикция единства церкви, правда, с грехом пополам поддерживалась еще до 1054 года, когда, после ряда острых конфликтов, произошел официальный и окончательный разрыв (см. папство, XXXI, 136/39); фактически же в течение уже шести веков до этого решительного момента западная и восточная церковь жили каждая своей особенной жизнью. Восточная церковь, называвшаяся иначе греко-восточной или византийской (также православной), территориально обнимала первоначально восточные провинции Римской империи (собственно Грецию, Малую Азию, Сирию и Палестину, Египет); сверх последних в сфере ее церковного управления были также некоторые новообращенные страны за пределами империи (Армения до 451 года, славянские церкви — болгарская, сербская, русская после обращения в христианство), но их значение было ничтожно. Выработанная на никейском и константинопольских соборах, официальная идеология восточной церкви долгое время не была бесспорной и вызывала ряд острых конфликтов. Прежде всего, здесь надо отметить резкое разделение между верой официальной, культивировавшейся ученым клиром и образованной верхушкой византийского общества, и верой народной. Народные массы принимали очень мало участия в богословских спорах и выходили из повиновения церковному центру только тогда, когда гонения со стороны приверженцев ортодоксального православия обрушивались на еретических членов клира, популярных среди задавленного всяческими поборами и повинностями населения, или тогда, когда как, например, в эпоху иконоборческой ереси, — затрагивались основные элементы народной религии. В последней, несмотря на все усилия церковных руководителей, упорно держался целый ряд существеннейших элементов прежних религий, и в ее идеологию никакими мерами не удавалось продвинуть спекулятивные тезисы официального символа веры. Еще в самом конце ХII века рядом с христианскими праздниками крестьянство справляло и прежние праздники в честь Пана, Диониса и других богов, соблюдало культ священных рощ и местами статуй богов, прибегало к помощи прежних волшебников с их амулетами, талисманами и заговорами; деревенский, а отчасти и городской клир поддавался также влиянию старых традиций и принимал в качестве жертв к алтарю в праздничные дни молоко, мед, хлеб, овощи, плоды, домашнюю птицу и домашних животных. В сознании бесплодности прямой борьбы со старыми верованиями и культами руководители церкви перешли к приспособлению христианских верований и культа к народным требованиям, чтобы таким путем вытеснить из быта старую религию в неприкрашенном виде. Выдвинули учение о святых, покровителях различных областей жизни, в противовес прежним богам; Диониса старались заменить Георгием, Мамонта объявили покровителем стад, другие святые выдвигались как целители разных болезней. Рядом с этим распространялся культ реликвий (мощей) и икон, как источников чудес; культу стало придаваться особенное значение, так как он был сильнейшим орудием в борьбе против прежней веры, тесно связанной с культом изображений богов. Главное божество официальной церкви — Иисус Христос, в народной массе пробивал себе дорогу не как искупитель рода человеческого от греха и смерти, а как чудотворец, действующий чрез свои чудотворные и «нерукотворные» изображения; рядом с его культом в XI веке расцветает культ богоматери — вводятся в честь ее праздники (рождество богородицы, благовещение и успение) и появляются ее чудотворные иконы. Так же санкционируется церковью дуалистическое объяснение жизни мира, в особенности по отношению к болезням, эпизоотиям, неурожаю, стихийным бедствиям; теория беса получает свое богословское обоснование (еще в III веке у Юстина мученика), а в обиход церковной обрядности вводятся особые чины и молитвы для изгнания бесов, для ограждения от них домов и хозяйственных построек, а также особые богослужебные чины на случаи засухи, ненастья, на сбор винограда, на благословение сетей и т. д. Эта народная религия, в сущности, представляла из себя прежнюю религию, лишь одетую внешним образом в христианский наряд; она безраздельно господствовала (и господствует доселе) в восточной деревне и захватывала также низшие слои городского населения, а культ святых и икон разделялся также и общественной верхушкой. Прямую противоположность представляли из себя христологические споры, возникшие на почве никейско-александрийского символа; они волновали высший клир, разделяли его на партии, а за епископатом тянулись, с одной стороны, связанные с тем или иным епископом общественные круги, а с другой — подчиненный ему клир; таким путем принципиальные разногласия переходили в партийную борьбу иногда на личной, иногда на национальной почве. Вопрос шел о понимании сущности природы Иисуса Христа: Христос был провозглашен божеством, но в то же время он был и человеком; отсюда возникли споры, был ли он человеком только призрачно (имел одно естество — отсюда монофизиты, см. XXIX, 283/284), или действительно (имел два естества). Разделение по этому вопросу продолжалось с середины V до конца VII века и совпало с критической эпохой в истории Византии, когда ей пришлось вести борьбу за восточные провинции и Египет с германцами, персами и арабами; церковная борьба скоро превратилась в национальную борьбу, борьбу сепаратистов за отделение от Византии и в конце концов привела к образованию нескольких национальных церквей, не желавших принять константинопольского учения о двух естествах (в Армении, Сирии и Египте). Значение и смысл этой борьбы станет еще яснее, если мы учтем характерные черты организации восточной церкви. Она разделялась на несколько патриархатов по крупнейшим областям, более или менее совпадавшим с прежними национально-культурными областями (константинопольский, антиохийский, иерусалимский и александрийский); патриархи были независимы один от другого, а объединяющим органом были вселенские соборы, решения которых имели силу для всей церквей. Но фактически объединяющим центром, от которого зависели и патриархи и соборы, была императорская власть; восточная церковь была государственной церковью. Союз государства и церкви наметился еще при Константине Великом, признавшем христианство государственным культом (см. Константин Великий и христианство); но окончательное подчинение церкви государству произошло при Юстиниане (527-565), который в самой последовательной форме проводил положение, что главой церкви является император (так называемый цезаропапизм). Собор 536 года должен был признать, что «против воли кесаря ничто не может совершаться в церкви»; избрание патриархов стало в зависимость от императора, выдвигавшего своих кандидатов, которые только голосовались на соборах; император стал смещать и карать патриархов и епископов, издавать распоряжения, касающиеся самых разнообразных сторон церковной жизни, не только в финансово-административной сфере, но также и в области веры и культа; церковным канонам он присваивает значение государственных законов и становится на защиту прав и полномочий клира и его доходов всей силой аппарата государственного управления, не исключая военной силы; наконец, император захватывает в свои руки и право созыва вселенских соборов, определяет нормы представительства, оказывает давление на выборы, утверждает постановления соборов. Отдельные представители клира, осмеливавшиеся выступить против этого огосударствления церкви и отстаивать ее право на свободное развитие и независимость в управлении, в роде Иоанна Златоуста (см.), подвергались опале наравне с государственными преступниками; так же и ересь каралась, как самое тяжкое государственное преступление. Для империи церковная организация была одним из самых могущественных орудий объединения в одно целое ее разноплеменных и разнохарактерных частей; с тех пор, как ослабели экономические связи, империя вынуждена была прибегать к формированию других связей, и связи религиозные представлялись ей наиболее действительными. Через подчиненный императору клир власть стремилась действовать религиозным гипнозом; поэтому для нее была особенно важна церковная дисциплина, основанная на господстве единой, непререкаемой догматики, всякое отклонение от догматов, декретируемых из Константинополя, ослабляло дисциплину среди церковного аппарата, местные иерархи начинали искать поддержки среди местных сил, и тогда сейчас же оживали и крепли центробежные тенденции. Империя боролась с ересями, однако, не только одними репрессиями; приходилось идти и на компромиссы. Таким компромиссом в монофизитском споре было так называемое монофелитство (см. XXIX, 284), к которому вынужден был прибегнуть один из преемников Юстиниана, Ираклий (610-641); он стоял перед фактом, что персидское завоевание Сирии и Египта (600-610) было чрезвычайно облегчено оппозицией этих провинций византийскому центру, вследствие крутых репрессий против распространившегося там монофизитизма. Монофелитское учение, однако, не было принято ни той, ни другой враждующей стороной; когда в 40-х годах Сирия, Палестина и Египет были окончательно потеряны для империи, то надобность в компромиссе отпала, и в 680 году монофелитство в свою очередь было осуждено, как ересь, вселенским собором. Другого рода конфликт цезаропапизма с церковной массой относится к ѴIIІ веку и связан с так называемой иконоборческой ересью. Здесь застрельщиком выступила императорская власть, которая стала опираться к этому времени на военные поселения славянских колонистов, чуждых иконопочитания, и стремилась создать государственный земельный фонд путем экспроприации монастырского землевладения; но так как монастыри были центром иконописной промышленности и главной идеологической твердыней иконопочитания, то борьба за секуляризацию монастырских владений привела императорскую власть к борьбе против культа икон (см. иконоборство). Запрещение иконопочитания было, однако, прямым нападением на народную веру, и такой борьбы императорская власть не выдержала; после смут, продолжавшихся около 70 лет, иконопочитание было восстановлено постановлением ѴII вселенского собора (ср. также Византия, X, 128/25). Наступившая в X-XI веках постепенная феодализация Византийской империи захватила и церковные отношения; не только императорская власть пользовалась церковными, преимущественно монастырскими землями для раздач военно-служилым людям, но и церковные владельцы самостоятельно раздавали земли на ленном праве (ср. Византия, X, 130/35). Эта перемена не уничтожила, но лишь видоизменила государственный характер церкви; при этом произошли лишь некоторые колебания в сфере взаимоотношения между церковью и государством. Иначе сложились отношения после вторжения в Византию крестоносцев и образования Латинской империи (1204). Последнюю империи удалось сбросить; но перед лицом грозной турецкой опасности империя вынуждена была искать помощи на Западе, и совместно с послушным императору высшим клиром представитель Михаила ѴIIІ Палеолога на лионском соборе 1274 года, великий логофет Георгий Акрополит, согласился на унию с католической церковью на условии принятия символа веры в римской редакции, признания главенства папы в церковных делах и его права принимать к своему рассмотрению апелляции клириков. Уния, однако, продержалась всего до 1282 года; против нее поднялось монашество и руководимая им народная масса, а с другой стороны — очень быстро обнаружилось, что для Рима уния является только средством для восстановления в новом виде Латинской империи; поэтому, хотя народное восстание против унии было подавлено военной силой, все же преемник Михаила, Андроник II, вынужден был сейчас же после вступления на престол отказаться от унии и восстановить мир в церкви. Такую же судьбу имела полтора века спустя так называемая Флорентийская уния, заключенная императором и епископатом в то время, когда турки грозили уже самому Константинополю: опять монахи и народ подняли восстание, превратившееся в настоящую гражданскую войну. Так под конец существования империи оказался разрыв между государственным и церковным центром, с одной стороны, и местным клиром и народными массами, с другой. Это объясняется, несомненно, влиянием феодализации: с перемещением центра тяжести экономической жизни на феодальное поместье, центральная власть, лишенная значительной части своих ресурсов и потерявшая прежний послушный аппарат, уже не имела возможности проводить без обиняков свою политику; на военную силу также далеко не всегда можно было опереться в эту эпоху хронических внутренних неурядиц и из года в год возраставшей внешней опасности. 

После турецкого завоевания главные усилия церкви были направлены на достижение соглашения с новыми господами. Турки не были заражены пропагандистским духом и не производили насильственных обращений в ислам; в то же время эксплуатация совершенно чуждого им по национальности и по вере населения не могла быть осуществлена без какой-либо опоры среди населения. Такую опору турки и нашли в епископате. Они гарантировали свободное отправление культа и признали церковную организацию; но за это патриархат должен был стать орудием политики Стамбула и поддерживать среди православной массы населения повиновение новым господам. В этих условиях скоро наступило глубокое падение византийской церкви. Патриаршие кафедры (прежде всего константинопольские) стали замещаться кандидатами султана; султан же ввел сначала келейную, а затем открытую продажу кафедры тому, кто больше даст, и обложил сверх того патриархаты ежегодным сбором; эти издержки патриархи выжимали обратно с епископов продажей епископских мест, епископы — с клира, клир — с прихожан. Таким образом, церковь в турецкой империи стала не только орудием для господства, но также и объектом самой беззастенчивой эксплуатации, причем вся тяжесть новых поборов легла на крестьянское православное население; по выражению Гарнака, епископ стал жандармом и податным агентом султана. Такое положение продолжалось до XIX века, когда национальное движение среди подчиненных туркам народов привело к образованию греческого королевства и славянских княжеств; формально подчиненные в церковном отношении константинопольскому патриарху, фактически национальные церкви новых государств скоро сделались независимыми от патриарха и стали орудиями в руках новых национальных правительств.

II. Происхождение монашества. Монашество (от греческого  μόναχος — уединившийся) возникло в восточной церкви во второй половине III века, когда в пустынных местностях, прилегающих к Египту, впервые появились отшельники-аскеты, так называемые анахореты, или эремиты (то есть живущие в уединении, обособленно). Корни монашества надо искать, с одной стороны, в протесте против обмирщения церкви, отхода ее с прежней непримиримой позиции по отношению к миру (см. христианство), а с другой стороны, специально в направлении александрийской богословской школы, которая, особенно в лице Оригена, учила, что истинная мудрость и истинное богопознание возможны только тогда, когда человек освободится ото всех пут общественной жизни, ото всех забот о себе и в одиночестве погрузится в самосозерцание и размышление. Первым исторически достоверным анахоретом был Антоний, личность которого окружена циклом чудесных легенд; насколько можно судить по его житию, он еще юношей ушел из своей деревни в пустыню, отказавшись от имущества, и жил отшельником в постоянной борьбе с искушавшими его «бесами»; по его примеру в пустыне селились другие отшельники, которых он поучал праведной жизни; к нему стекался народ, привлеченный слухами о его чудесах, и он стал одним из самых популярных святых. Хижины (калии, кельи) анахоретов располагались сначала в отдалении одна от другой, но затем стали группироваться в колонии анахоретов; последние послужили переходным звеном к общежительному монашеству (κοινός βίος— киновия) в монастырях, которое и сделалось нормальной формой монашества; отшельничество постепенно превратилось лишь в высшую ступень подвижничества. Первая киновия была основана также в Египте, именно в 320 году Пахомием; вскоре под влиянием Пахомия организовался и первый женский монастырь, а затем число монастырей вокруг этих первых быстро увеличилось и к концу IV века достигло цифры 9 мужских и 2 женских, причем все они составляли одну организацию. Во главе ее стоял авва (αββας, отец, отсюда западный аббат), настоятель самого крупного монастыря в Фбоу, помощником которого был главный эконом; каждый из остальных монастырей имел своего начальника, игемона (ήγεμών, отсюда русский игумен); дважды в год собиралось общее собрание братии всех монастырей. В противоположность отшельничеству, которое сознательно отметало все хозяйственные заботы и считало высшим идеалом жизнь впроголодь, эта первая монастырская организация была хозяйственной коммуной. Каждый монах должен был либо работать в поле, либо в кельи заниматься каким-либо ремесленным трудом; весь день был расписан между молитвой и работой; обедали вместе в полном молчании. Продукты труда шли на содержание киновии; излишки и остатки эконом сбывал на сторону. Аскетизм требовался, но в умеренном масштабе (у отшельников он доходил до сознательного уродования тела — оскопления, ношения цепей, самобичевания и т. д.); спать дозволялось только полулежа, запрещалась мясная пища, предписывались частые посты; принимавшиеся в общину должны были порывать с семьей, если состояли в браке. Правила эти были выработаны якобы самим Пахомием; во всяком случае, они установились еще при его жизни. Из Египта монашество распространилось сначала в Палестину, где около 340 года был основан первый монастырь (анахореты на Синае появились еще раньше), затем в Сирию, Малую Азию; в Грецию монашество проникло значительно позже (в Константинополе с конца V века, на Афоне — центре греческого монашества — монастыри появились лишь во второй половине X века). На западе монашество распространилось также из Египта, с конца IV века в Испании, Италии, Галлии, а затем, после обращения германцев, появились монастыри также в Англии, Германии и других странах. Дальнейшее развитие монашества было различно в восточной и западной церквах. В восточной церкви монастыри, так же, как и на западе, скоро сделались крупными хозяйственными предприятиями; однако, их организация была однородной, в противоположность западу, где создались различные монашеские ордена, имевшие свои различные статуты (см. бенедиктинцы, тамплиеры, иезуиты, а также нищенствующие ордена, см. францисканцы, доминиканцы, терциарии, кармелиты, августинцы). Вместе с тем на востоке монашество не всегда было такой же послушной силой в церкви, как на западе. Владея землями, восточные монастыри чувствовали себя более независимыми от императорской власти, чем епископат, который целиком зависел от Константинополя, ибо любой епископ всегда мог лишиться кафедры по приказу императора; поэтому монастыри становились центрами церковной и политической оппозиции. При этом они опирались на народную массу, а потому и в области чисто религиозной были защитниками народной веры и культа. В монастырях получали начало культы новых святых, мощей, составлялись мифы о чудесах, перерабатывались народные заговоры и заклинания в церковные формулы. После X века, в эпоху феодализации монашество становится самой влиятельной силой в церкви, опираясь на свои земельные владения и на свое огромное влияние в массах. О западном монашестве см., кроме указанных статей, также папство.

III. Русская церковь, см. Россия — церковь.

IV. Римско-католическая или западная церковь формально отделилась от восточной в 1054 году, но к этому времени уже сложились все ее основные черты: символ веры, отличающийся от восточного так называемого filioque, то есть догматом об исхождении святого духа не только от отца, но и от сына, богослужебный культ на латинском языке с несколько иным ритуалом, и самое главное — положением, что папа (римский епископ) является в качестве наместника святого Петра суверенным и единым главою церкви (подробности см. в ст. папство; здесь отмечаются только общие характерные черты, отличающие римско-католическую церковь как общественно-политическое учреждение). Если на востоке утвердился цезаропапизм, поглощение церкви государством, то на западе, напротив, была выдвинута и по возможности практически проводилась идея теократии, заключавшаяся в том, что церковь является совершенно независимым от государства учреждением, государством божиим на земле, которое выше всякого светского государства и должно руководить последним. Выдвинутое еще блаженным Августином (см.), это положение не раз повторялось папами торжественным образом: еще задолго до знаменитого Григория ѴII, папа Николай I (половина IX века), основываясь на изданных его предшественником поддельных постановлениях, заявлял, что папа является главою всего мира и что от него должны получать власть князья и короли. Временный упадок папской власти в X и начале XI века сменился новым подъемом со времени Григория VII; при последнем, и в особенности при Иннокентии III, идея теократии и папского суверенитета проводилась с особенным успехом. Материальные предпосылки этого явления надо искать в двух моментах. Прежде всего, на исходе VI века при Григории Великом (590-604) папа стал главою самостоятельного церковного государства, которое впоследствии еще более окрепло, распространившись на значительную часть Италии (прирост территории при франкском короле Пипине и папе Стефане II). Таким образом, папа стал одним из европейских государей; но, в отличие от других государей, он, благодаря деятельности миссионеров, посланных из Рима, мирным путем завоевал себе ряд подданных за пределами своего государства в других странах Европы, так как в церковном отношении все новообращенные страны подчинились папе. Далее, вместе с установлением феодализма церковь была им целиком захвачена; церковные организации во всех странах Европы (монастыри, епископии и проч.) сделались ленами Рима, располагавшими не только огромными материальными средствами, но также и значительной военной силой; правда, церковные лены находились нередко в двойном подданстве, будучи связаны вассальными отношениями и со светским государством, но право посвящения и право верховного суда, находившиеся в исключительном распоряжении папы, были не призрачными, а реальными гарантиями повиновения церковных владельцев, прежде всего, Риму. На этой материальной базе, юридической и финансовой (сборы с церковных владений в пользу Рима), положение о суверенитете папы могло не только прокламироваться, но и проводиться в жизнь. Оно, правда, не везде и не всем казалось бесспорным; не говоря уже о королях и князьях, сами церковные владельцы иногда, особенно в Германии, находили для себя более выгодным подчинение светской власти, а не Риму. Однако, борьба, несколько раз возгоравшаяся вокруг папских притязаний на верховный суверенитет в европейском мире в течение средних веков, в большинстве случаев оканчивалась победой папства, которое в ХIII веке достигло даже такого успеха, что некоторые короли признали себя вассалами Рима. Эти успехи объясняются, однако, не только указанными материальными предпосылками, но также умелой политикой и агитацией папства. Тут надо различать средства организационного и идеологического порядка, которые, впрочем, часто переплетались друг с другом. Могучим средством верного подчинения клириков папе, при наличии права двойного вассалитета, было проведение безбрачия духовенства (целибата); этим разрывалась одна из самых важных связей между клиром и феодальным обществом. Другая мера, реформа избрания папы, передавшая право выбора кардинальской коллегии, то есть исключительно высшим клирикам, поставила папскую власть вне зависимости от итальянских вассалов папы и тем подкрепила вселенский характер авторитета папы. Далее, организация монашества в виде орденов, специализировавшихся на определенных функциях, отдавала в руки папы руководство всей духовной жизнью средневековой Европы как в области теоретической (схоластическое богословие), так и в области практической (борьба с ересями). Наконец, самым сильным средством было отлучение от церкви непокорных папе (см. церковное отлучение). Папский суверенитет выражался не только в форме феодального и идеологического властвования; папство имело возможность организовывать общеевропейские предприятия, как, например, крестовые походы (см.), цель которых для папства заключалась в распространении власти Рима на Востоке, в Византии и ее провинциях, захваченных арабами. Таким образом, средневековая католическая церковь была своеобразным, выросшим на феодальной почве, орудием господства; за ней, однако, числятся не только выжимание соков из крестьянства, поголовные избиения еретиков и костры инквизиции (см. XXII, 24/28), но также и положительные культурные заслуги. Искусство и наука в средние века были почти исключительно достоянием церкви; в монастырях вырабатывались философские системы, правда, на богословской основе и чисто формального характера, но не лишенные своеобразной глубины; Фома Аквинский (см.) может считаться лучшим выразителем практической философии средневековья, оперировавшим не только в области религиозных, но и в области социально-политических категорий. В недрах схоластики удержались некоторые традиции античной философии, которые впоследствии стали формальной основой для нового философского мышления. Средневековое изобразительное искусство было связано почти исключительно с культом; ваятели и живописцы, украшавшие средневековые храмы, создали тот канон, во власти которого находились до известной степени и мастера Ренессанса. Конечно, эта культура была достоянием лишь церковных верхов; для низов она доходила лишь в форме публичного, торжественного, оглушающего культа, но и этот последний в народной религии занимал второстепенное место в сравнении с широко распространенным культом всяких реликвий, часто подложных, святых, богоматери (мадонны) и с церковной магией, стремившейся конкурировать с народной магией. С конца ХIII века, когда сложились в основном национальные помещичье-бюргерские монархии и когда феодализму с политической стороны был нанесен жестокий удар, начинается также новая эпоха и в истории западной церкви. В условиях денежного хозяйства Рим не мог установить такой же интернациональной организации своего господства, как в эпоху феодализма; это было бы возможно лишь в случае превращения римской курии в центральный банкирский дом Европы, подобно сумерийскому Ниппуру до возвышения Вавилона; но римский ростовщический капитал был слаб, а папы XIV-XV веков были не скопидомными хозяевами, а прожигателями жизни. Между тем новое государство уже не терпело двойного подданства и стремилось к тому, чтобы религия служила местным интересам, а не интересам чужого и часто враждебно настроенного Рима. Отсюда ряд столкновений между новой монархией и Римом; они приняли особенно резкую форму во Франции, но имели место также и в Англии и Испании. Новая монархия определенно стремилась сделать церковь государственной; французские короли пытались достичь этого посредством подчинения себе папской власти (так называемое авиньонское пленение), но папство выдержало это испытание, опираясь на другие страны, не желавшие такого усиления Франции, и дело закончилось соглашением между королем Франциском I и папой Львом X о правах короля при назначении епископов, о правах короля на сбор налогов с церковных имуществ и учреждений и о размере папских сборов (1516; см. галликанская церковь). Подобные же соглашения были заключаемы несколько раз в предшествующее время между римской курией и Англией и Испанией. Однако, в XVI веке они стали уже казаться в Англии недостаточными, и король Генрих ѴIII объявил английскую церковь независимой от Рима, а себя — главою церкви. Такая форма — католичество без папы — не удержалась, но вновь сложившаяся в течение XVI-XVII веков англиканская церковь (см.) является одной из наиболее последовательных государственных церквей с формальным титулом короля, как главы церкви. В Германии и в скандинавских странах также произошло отделение от Рима, но в более радикальной форме, чем в Англии: там сразу вопрос был поставлен не только о главенстве папы, но о новой идеологии и о новом культе (см. лютеранство). В странах, оставшихся католическими, последовали новые соглашения государственной власти с Римом (например, галликанская декларация 1682 года во Франции); всюду, где католицизм уцелел, он вынужден был вступать в союз с государством и поступаться своими правами; за это государство платило церкви финансовой поддержкой (жалование духовенству во Франции, субсидии — в Бельгии) и содействием в борьбе с либерализмом и атеизмом. В новейшее время появился, усилившийся в связи с борьбой рабочего класса, лозунг отделения церкви от государства и школы от церкви; в 1900-х годах он был подхвачен во Франции также левобуржуазными группировками, как средство для борьбы с правыми партиями, опиравшимися на духовенство. Была в 1906 году проведена реформа отделения церкви от государства, сопровождаемая закрытием ряда католических школ; она вызвала жестокую борьбу, не закончившуюся еще и в настоящее время. Кроме этой попытки разрыва, в остальных католических странах союз государства с католической церковью не только не нарушен, но после войны местами даже укрепился. Не говоря уже об Испании, в Бельгии, которая еще в конституции 1831 года провозгласила отделение церкви от государства, в 1921 году 6 036 католических священников получали содержание от государства, а число монастырей с 1 601 в 1910 году возросло до 1 763 в 1920 году (с 54 511 монахов); монастыри содержат целый ряд школ (1924 год — 3 232 начальные школы с 382 778 учащихся, то есть около 40% всей начальной школьной сети), и сверх того религия преподается как обязательный предмет в общинных школах. Своеобразное возрождение католицизма наблюдается даже в независимой Польше. Таким образом, католицизм, утратив черты своеобразного церковного государства (папская область и Рим были потеряны папами в 1860 и 1870 годах) и растеряв идеологию всемирного господства, в конце концов пошел на службу современному буржуазному государству, довольствуясь за это все еще очень значительными доходами, получаемыми как курией, так и католическим клиром.

V. Сектантские движения в западной церкви. В противоположность ересям, секты возникают не как фракционные течения внутри церкви, а как движения, враждебные, ее осуждающие, от нее отделяющиеся и даже вступающие часто с нею в открытую, иногда вооруженную борьбу. Характерный социальный признак сект заключается в том, что это — организации эксплуатируемых; поэтому, как в России, так и на Западе, они возникали почти исключительно в периоды хозяйственных и общественных кризисов, становясь иногда революционными организациями в религиозной форме. Такая форма революционного движения объясняется, конечно, далеко не исключительно одним религиозным миросозерцанием, господствовавшим безраздельно ранее; среди, например, крестьянства религиозное миросозерцание и сейчас является господствующим, но крестьянские революции во Франции конца XVIII века и в России в XIX и XX веках не облекались в религиозную форму. На Западе в этом случае в особенности играла роль беззастенчивая и жестокая эксплуатация, предпринимавшаяся церковью по отношению к ее крестьянам и зависевшим от нее ремесленникам; затем, и на Западе, и в особенности в России, имело значение то обстоятельство, что церковь своим авторитетом прикрывала и даже благословляла эксплуатацию со стороны командующих классов и государства. Отсюда, исходным пунктом всякой сектантской идеологии является положение, что господствующая церковь переродилась и извратила «божию правду», причем в более прямолинейных случаях церковь объявляется орудием дьявола. По социальной почве сектантские движения, возникавшие в западной церкви, разделяются на две категории — ремесленных и крестьянских движений; обычно они возникали и развивались порознь и переплетались только в периоды массовых народных движений (гуситское движение в Чехии, крестьянская война в Германии). При всем разнообразии мест и эпох возникновения сектантских организаций на Западе, мы все же улавливаем некоторые основные линии идеологии и тактики движения. Ремесленные сектантские организации обычно видят свою задачу в восстановлении «божьей правды» мирным «реформистским» путем. Для них «божья правда» заключается чаще всего в коммунистических попытках, которые они проводят якобы по примеру первоначальных христианских общин, где имела место общность имущества и ликвидация богатства; коммунизм выражался как в совместной жизни, так и в артельной организации производства. Таковы были организации южных французских ткачей вальденсов (см.), фландрских ткачей бегардов (см.), особенно развившиеся и долго просуществовавшие, благодаря достигнутым ими большим успехам в производстве и успешной конкуренции с цеховыми мастерскими. В особенности надо отметить организацию немецких цвиккаусских ткачей (двадцатые годы XV века), движение которых было захвачено общегерманской революционной волной и скоро потеряло свой первоначальный мирный характер. Напротив, крестьянские массы, не имевшие возможности искать выхода в организации новых форм производства, обычно шли к восстановлению «божьей правды» революционным путем. В религиозной трансформации этот путь сводился к возрождению мессианизма и эсхатологии: извращение церкви и превращение ее в орудие дьявола представлялось верным признаком близости конца этого «царства», начинали с нетерпением ожидать Мессии и установления «божьего» (тысячелетнего) царства; и при первых слухах о появлении Мессии или при появлении какого-нибудь восторженного вождя, объявлявшего себя Мессией, начиналось восстание, цель которого видели в аграрном и общественном перевороте (как в Германии — все земли крестьянам, мужики будут господами, а попы и господа будут пахать). В особенности типичны в этом отношении немецкие крестьянские бунты, идущие непрерывной серией с XV века до 1525 года, когда движение вылилось в настоящую крестьянскую революцию, так называемую великую крестьянскую войну (см. Германия — история). К крестьянам примкнули тогда и ремесленники, принадлежавшие к анабаптистским сектам. Ремесленное движение к этому времени также заразилось революционно-мессианским духом, и еще в 1521 году в Цвиккау появился «пророк» Шторх, возвещавший близкое появление Мессии и наступление на земле божьего царства; после крестьянской войны немецкий анабаптизм решительно становится на революционный путь, провозглашая, что божье царство должно быть создано мечом — уничтожением безбожников. Практически этот лозунг был осуществлен в 1534 году в Мюнстере, где анабаптистам удалось захватить власть и организовать коммуну с уничтожением собственности, террором по отношению к «безбожникам» и новым культом (см. анабаптисты). Церковь в борьбе со всеми этими движениями отчасти действовала церковными мерами воздействия, например, отлучением, отчасти прибегала к репрессиям через органы светской власти. Все сектантские движения были сравнительно недолговечны; вооруженные восстания подавлялись, а реформистские общины в огромном большинстве случаев также гибли, не выдерживая борьбы с городскими властями, которые обычно обрушивались на них всеми имевшимися в распоряжении городских и цеховых советов средствами. Сектантское движение имело место также и в Англии XVII века, в эпоху великой английской революции, хотя там оно не обнаружило такого размаха, как в средней Европе. Из английских сект наиболее интересна секта квакеров (см.). Квакеры рекрутировались из среды английских суконщиков; они искали нового откровения путем мистического просветления (экстатика) и в лице одного из своих вождей, Нейлора, видели Мессию, возрожденного Иисуса. Несмотря на преследования, секта очень распространилась; она разложилась только после признания ее властью. Русское сектантство — см. ХХХѴII, 599/639.

Литература по церковной истории громадная; специальная литература указана при соответствующих статьях, здесь указываются только общие работы. По церковной истории: Функ, «История христианской церкви» — краткий, неполный и тенденциозно-католический обзор; другие работы на русском языке являются официальными богословскими руководствами. Сжатый, но очень дельный обзор дает «Handbuch der Kirchengeschichte», изд. Krüger'oм (4 тома); по истории восточной (византийской) церкви см. общую литературу по истории Византии, а также: Gelzer «Byzantinische Kulturgeschichte»; Bonwetsch, «Griech.-ortodoxes Christentum und Kirche im Mittelalter und Neuzeit» (в серии «Kultar der Gegenwart»); Kyriakos, «Geschichte der orientalischen Kirchen». Монашество: Гарнак, «Монашество, его идеалы и его история»; Bousset, «Apophtegmata»; Zöckler, «Askese und Mönсhtum».

H. Никольский.