Удельная система

Удельная система, порядок княжеского владения, существовавший в северо-восточной (приволжской и приокской) Руси с XIII по XVI в. и заключавшийся в том, что каждая линия Рюрикова дома владела отдельной частью Русской земли (уделом), переходившей от отца к детям по наследству, в вотчинном порядке. Поэтому уделы также назывались отчиной, или вотчиной (см.). Принцип отчины, как регулирующее начало княжеского владения, впервые был провозглашен еще на съезде князей в Витичеве в 1100 г. («кождо да держит отчина своя»), но он не  имел тогда общего значения, а относился лишь к частному случаю распределения княжений между внуками Ярослава Мудрого. Зародыш удельной, или вотчинной системы в древнейшей, киевской Руси можно поэтому видеть скорее в стремлении Владимира Мономаха, когда он сделался великим князем киевским, соединить в своих руках и в руках своих сыновей возможно большее количество Русской земли и   сохранить за последними владение ею по наследству; и то и другое удалось Мономаху: он собрал около ¾  всей Руси, и сыновья его унаследовали эту землю, причем Мстислав — старший сын — стал великим князем киевским. Но удельная, или вотчинная система  княжеского владения утвердилась лишь тогда, когда к XIII в. земледелие в северо-восточной Руси восторжествовало над охотой, рыболовством, пчеловодством и скотоводством. Земледелие вызвало большую оседлость населения, развило колонизаторскую энергию северо-восточных князей, заставило их тратить материальные средства на основание и поддержку земледельческого хозяйства крестьян-колонистов, словом, создало неразрывную связь между князем и его княжеством, сделало и князей оседлыми. Первые признаки такой оседлости наблюдаются в конце XII в.: Андрей Боголюбский, получив звание великого, т. е. старшего князя всей Русской земли, — великого князя киевского, — не перешел из Владимира на Клязьме в Киев, как делали его предшественники и между ними его отец Юрий Долгорукий, а остался на севере; то же сделал и его преемник Всеволод III Большое Гнездо. Оба они возвысили Владимир до значения первого города на Руси вместо Киева. Но и после них князья, получая великое княжение Владимирское, обыкновенно не переезжали во Владимир, оставались в своих прежних княжествах, владея и Владимирской землей; так, Ярослав Ярославич тверской, сделавшись по смерти Александра Невского великим князем Владимирским, лишь иногда приезжал во Владимир, обыкновенно же жил в Твери; преемник Ярослава на Владимирском столе — Василий Ярославич костромской — тоже не покинул Костромы для Владимира. В наследовании великого княжения Владимирского князья в течение всего XIII в. следовали старому порядку родового старшинства. Правда, Всеволод III нарушил было это старшинство, передав Владимир не старшему своему сыну Константину, а второму — Юрию, но после сражения при Липице в 1216 г. Константин восстановил свои права, и только после его смерти великим князем владимирским сделался Юрий; Юрию наследовал во Владимире следующий по старшинству брат, Ярослав, преемником которого в свою очередь был последний сын Всеволода — Святослав. Внуки и правнуки Всеволода также соблюдали старшинство: сначала во Владимире сел старший внук Всеволода Александр Невский, потом его брат Ярослав тверской, далее Василий костромской, младший из внуков Всеволода, затем старший правнук Димитрий Александрович, после которого Владимирский стол занимал его брат Андрей, второй сын Александра Невского. Таким образом порядок княжеского владения старшим городом оставался до начала XIV  в. прежним, определялся очередью старшинства. Но это был единственный уцелевший в порядке княжеского владения остаток старины. В наследовании младших волостей с XIII в. торжествует начало вотчины, или отчины, т. е. передачи волости по завещанию отца сыновьям. Так, например, вотчиной старшего из Всеволодовичей, Константина, сделалось Ростовское княжество; после смерти Константина здесь княжил его старший сын Василько, которому в свою очередь наследовал его сын Борис. И так везде: в XIII в. каждый князь прочно уселся в своем княжестве и стал передавать по завещанию свои владения сыновьям. Таким образом, северо-восточная Русь раздробилась на уделы, каждый из которых превратился в наследственную собственность одной линии княжеского дома. Этому дроблению, этой удельной разобщенности содействовало всего больше господство натурального хозяйства, при котором отдельные части северо-восточной Руси почти не были экономически связаны между собою. На почве натурального хозяйства, экономической разобщенности отдельных частей страны в области удельного княжеского владения сложилось еще одно явление, логически вытекавшее из самой природы удельной системы: так как уделы наследовались по завещанию отца всеми сыновьями, то отсюда неизбежно происходила необыкновенная дробность деления на уделы, увеличивавшаяся с каждым поколением. Так, при сыновьях Всеволода III его владения распались на 6 уделов, а при его внуках уделов было уже 12. Дальше дробление еще более увеличилось, так что, например, из Ростовского и Ярославского княжеств выделился ряд ничтожных уделов, каждый из которых лежал по течению маленькой речки, т. е. состоял из села и нескольких деревень; таковы были княжества Кемское, Судское, Сугорское, Ухтомское, Шелешпальское, Андожское, Вадбольское и другие, получившиеся в результате дробления Ростовского удела, а из Ярославского выделились княжества Моложское, Сицкое, Заозерское, Прозоровское, Кубенское, Курбское, Новленское, Юхотское, Бохтюжское, Пошехонское. Удельная система сопровождалась и определенной политической идеологией: княжество рассматривалось как личная собственность, вотчина князя, обладание княжеством юридически приравнивалось к владению всякой другой недвижимостью и даже движимостью: шапки, шубы, кафтаны, цепи, посуда завещаются и делятся князьями удельного периода между их наследниками совершенно на тех же основаниях, как и территория княжества; эта последняя дробится, сообразно числу наследников, на части, нередко чересполосные между собой; самый акт завещания — духовная грамота, которой передается удел, — есть документ частного, гражданского права. Словом, князь — не государь, а хозяин своего удела, и вся его деятельность направлена к тому, чтобы извлечь из своего княжества возможно больше личной выгоды, дохода для себя. На хозяйственном, частноправовом основании строятся и отношения князя к населению: князь владеет землей и холопами, несвободными людьми, а с свободным населением он связан «рядом», договором или о службе (с боярами и слугами вольными) или об аренде земли (с людьми черными). Отсюда же вытекают и приемы, способы и сродства удельного управления — через приказчиков и кормленщиков (см. Россия — история). Наконец, удельная система определяла и взаимные отношения князей. Великий князь Владимирский в XIII в. пользовался только почетным титулом старшего князя, юридически его положение не было определенно регулировано, не давало ему никакой реальной, власти над другими князьями. Князья XIII в. были независимы друг от друга в деле управления внутреннего и во внешних отношениях. Самостоятельность князей находит себе наиболее яркое выражение в договорном принципе, т. е. в том, что между княжеские отношения в удельной Руси регулировались договорами, где князья выступали как совершенно равноправные стороны. Содержание княжеских договоров XIII в. не оставляет сомнений в том, что не только юридически, но и фактически удельные князья были тогда самостоятельны: никаких условий, ограничивающих их власть, в договоры не вносится, удельные князья не признают себя «подручниками», подданными великого князя, именуют последнего только «отцом и господином», но не государем, оказывают ему лишь внешний почет и уважение как старшему, ни в чем ему в действительности не подчиняясь.

Хозяйственная разобщенность отдельных частей удельного северо-востока стала уменьшаться уже с XIV в., с ростом населения, развитием колонизации, усилением торговой деятельности Великого Новгорода. Параллельно этому происходило и важное этнографическое новообразование: в ХIV и XV вв. слагалось новое великорусское племя. Затем многие обедневшие, слабые, ничтожные удельные князья, спустившись до положения, близкого к положению бояр и слуг вольных богатых князей, даже нередко опускавшиеся ниже удельного боярства, стали поступать на службу к более богатым князьям: началось социальное перерождение удельных князей в служилое сословие. Наконец, необходимость освобождения северо-восточной Руси от тяготевшего над ней татарского ига чувствовалась все острее. Все эти причины сделали неизбежным разрушение удельной системы, объединение удельных княжеств в единое, централизованное государство. Разрушение удельной системы началось в XIV в., развилось в XV, совершилось в главных чертах в начале XVI в. и закончилось уничтожением ее последних остатков к концу того же века. Объединительная роль выпала на долю Москвы и ее князей в силу целого ряда важных условий: в Москве сходились все дороги с севера, востока и запада; через Москву шла единственная дорога из бассейна Оки и верхней Волги в южное Приднепровье; Москва имела важное стратегическое значение, как ключ ко всей области русского северо-востока; Московское княжество со всех сторон было ограждено от внешних опасностей, заслонялось от вражеских нападений соседями — Новгородом, Псковом, Рязанью, Нижним Новгородом, принимавшими на себя по своему положению всегда первые и самые страшные удары; это создавало прилив в Московское княжество массы населения и тем увеличивало могущество его князей; князья эти проявляли особые хозяйственные способности и энергию, являясь типичными хозяевами-приобретателями; наконец, они, как более сильные и богатые из всех князей, рано и сильно почувствовали тяготу татарского ига и татарской дани и сделали первые удачные шаги к освобождению от этой тяготы. Вследствие этих причин московские князья произвели т. н. «собирание» Руси, оставаясь идейно на старой, удельной почве, действуя посредством «примыслов» (покупок и захватов), договоров и завещаний (см. Россия — история). Примыслы увеличивали размеры Московского удела и богатства его князей: благодаря им территория Московского княжества за два столетия увеличилась в 30 раз. Договоры привели в XV веке не только к фактическому, но и в известной мере к юридическому подчинению удельных князей великому князю московскому посредством принятия на себя удельными князьями обязательств: во-первых, ни с кем не вступать в сношения и не заключать договоров без ведома и согласия великого князя московского («не канчивати и не ссылатися»; «кто великому князю друг, тот и удельному друг, а кто враг великому князю, тот и удельному враг»), во-вторых, не сноситься с татарским ханом и не платить ему дани помимо великого князя («Орды не знати»), в-третьих, являться на войну по первому требованию великого князя («сядет великий князь на коня, ино и удельным садиться на коней; когда сам он не пойдет, а их пошлет, то им итти без ослушанья»). Наконец, завещания усиливали старшего наследника, настоящего собирателя Руси, увеличением его наследственной доли в ущерб долям младших братьев: в конце XIV в. старший получал лишь треть всего Московского удела, в половине XV — половину, а в конце этого столетия уже три четверти; сверх того, он приобрел еще право чеканить монету и получать по наследству выморочные уделы младших братьев. Надо прибавить к тому же, что с половины XIV в. великое княжение Владимирское становится после борьбы с тверскими князьями постоянным достоянием московских князей и передается ими по наследству, как и прочие владения. Присоединением Пскова и Рязани Василием III закончено было собирание Руси. После этого сохранились только отдельные обломки У. е. в виде владения уделами братьев Ивана Грозного, позднее его двоюродного брата Владимира Андреевича Старицкого, наконец, последнего его сына царевича Димитрия, получившего при царе Федоре Ивановиче в удел город Углич. То были однако лишь тени прошлого, сохранившие старое имя, но потерявшие прежнюю сущность: последние удельные князья не имели никакой самостоятельности, перемещались и совсем смещались со своих уделов великими князьями, превратились в подданных московского государя. Царевич Димитрий был последним удельным князем на Руси даже в этом, ограниченном смысле слова. С его смертью в конце XVI в. исчезли последние обломки удельной системы, сменившейся московским единодержавием и самодержавием.

Литература: С. Соловьев, «История отношений между русскими князьями Рюрикова дома» (1847); Кавелин, «Сочинения», том I (1897); Чичерин, «Опыты по истории русского права» (1858); Ключевский, «Курс русской истории», ч. 2-я; его же, «Боярская Дума древней Руси»; Ссргеевич, «Русские юридические древности», т. II, вып. I (1893); Н. Дебольский, «Древнерусские междукняжеские отношения по договорам».

Н. Рожков.