Умысел

Умысел есть основная форма виновности, предусматриваемая наряду с неосторожностью (см.). Умысел  представляет собой основной элемент субъективного состава преступного действия. По господствующему ныне воззрению полное содержание умысла слагается из трех признаков: 1) предвидения последствий деяния, 2) наличности воли или желания учинить деяние и 3) сознания противозаконности деяния. Однако в теории (и законодательствах) далеко не всегда признается необходимой эта полная форма, и порой выставляется только один из первых двух признаков. Поэтому необходимо пояснить значение и содержание каждого из них. Предвидение последствий охватывает собой такое отношение человека к результату своей деятельности, когда он приобретает уверенность, что этот результат должен естественно наступать, если тому не воспрепятствует какое-либо обстоятельство, от воли виновного не зависящее. Учет этих последствий происходит на основании накопленных у человека знаний о социальной причинности. Такие знания предполагаются у каждого вменяемого субъекта, способного сознавать значение совершаемого. При отсутствии предвидения последствий не может быть умысла. Но возникает вопрос, достаточно ли этого одного признака для умысла? Так называемая теория представления отвечает на этот вопрос утвердительно (Лист, Франк). Иной ответ дает теория волн (Гипнель, Фингер, Таганцев). Она выставляет признак хотения или желания, как второй необходимый элемент умысла. Только при наличности его имеется «преступная воля», могущая быть объектом карательного воздействия. При этом указывается, что воля охватывает не только самое действие, но и все неразрывно связанные с ним предпосылки и последствия. Желание может быть определено как сознательное стремление к достижению результата. При таком понимании одно допущение последствий, не входящих в состав желания, хотя и предвидимых, не относится к умыслу. Для этого случая создается понятие т. н. эвентуального умысла, который приравнивается по своему значению к умыслу волевому. Так поступает, например, наше Уголовное Уложение 1903 г., которое в ст.48 говорит: «Преступное деяние почитается умышленным не только, когда виновный желал его учинения (волевой умысел), но также когда он сознательно допускал наступление последствия, обусловливающего преступность сего деяния (эвентивный умысел)». Недостатком этого определения является крайняя затруднительность разграничения эвентивного умысла от преступной самонадеянности (luxuria), когда также имеется предвидение последствий. Все различие сводится к оттенку предвидения: имелась или не имелась надежда избежания последствий. Новейшие проекты (швейцарский 1909 г., австрийский 1909 г.) твердо стоят на признании одного волевого умысел, и эту позицию нужно признать правильной. Наконец, что касается сознания противозаконности деяния, то старая доктрина признавала необходимость этого, характеризуя умысел как злой умысел (dolus malus). В настоящее время склонны признавать этот признак несущественным, указывая, что ошибка в праве не влияет на устранение вменения, и что никто не может отговариваться неведением закона (ст. 95 Осн. Зак. 1906 г.). Однако это указание может свидетельствовать лишь о том, что противозаконность в составе умысла всегда презумпируется, и что эта презумпция носит (по чисто практическим соображениям) характер безусловной, легальной презумпции, а не о том, что этот признак является излишним. Таким образом, теоретически все три признака умысла являются существенными, хотя в положительном праве (в частности по отношению к отдельным преступлениям) довольствуются порой усеченными составами умысла. Это делается главным образом ввиду трудной доказуемости фактов внутренней жизни. Старое право пыталось различать отдельные степени умышленной вины. Так, например, у нас до сих пор в области некоторых преступлений против личности (убийства — ст. 1465, увечья — ст. 1477, обиды — ст. 131 Устава о наказании) из умысла выделялось  «заранее обдуманное намерение» (предумышленность), каравшееся более строго. Кроме того, на основании общей части (ст. 104) мера наказания должна определяться в зависимости от большей или меньшей умышленности деяния. В предумышленности видели особое напряжение преступной воли. Новое уложение, следуя установившимся в науке взглядам, устраняет всякое влияние этого различия на наказуемость. Умысел  аффектированный («в состоянии запальчивости и раздражения», ст. 1466, 1480, 1483 Уложения о наказании) является, напротив того, привилегированной формой умысла. Но, в сущности, в состоянии сильного душевного волнения следует видеть не форму умысла, а состояние уменьшенной вменяемости. В Уложении о наказании отражаются следы и другого старого деления умысла — на прямой и непрямой умысел. Непрямой умысел был создан еще средневековым правом; здесь не требовалось доказывать предвидения последствий: оно презумпировалось по самому характеру действия (например, при нанесении смертельного удара презумпировалось предвидение смертельного исхода). Остатком непрямого умысла являются ст. 108 и 109 Уложения о наказании. В некоторых случаях отдаленные стадии преступной деятельности карались как «обнаружение умысла». Так, до закона 1904 г., которым была введена в действие ст. 99 Уголовного Уложения, карался умысел на особу Государя (ст. 242 Уложения о наказании). Следы этого имеются и ныне в ст. 102 п. 4 Уголовного Уложения. С другой стороны, в качестве самостоятельного преступления карается угроза (ст. 139—141 Устава о наказании и 1646- 48 Уложения о наказании), которая представляет собой обнаружение умысла (ст. 7 Уложения о наказании).

Следующей за обнаружением умысла стадией является приготовление, под которым наше Уложение о наказании разумеет «приискание и приобретение средств для совершения преступления» (ст. 8), а новое Уголовное Уложение — и «приспособление средств» (ст. 49). Приготовление карается только в особо перечисленных случаях и притом значительно легче покушения или оконченного деяния. Так, у нас наказуемо приготовление при тяжких политических преступлениях, при измене, убийстве, зажигательстве, подделке монеты, страховом обмане и нек. др. В остальных случаях оно карается лишь постольку, поскольку оно включало уже само по себе недозволенное действие (например, приобретение оружия, хранение взрывчатых веществ и т. п.). Теоретически приготовление есть лишь отдаленная стадия покушения, и некоторые (например, Лист) предлагают не выделять его из общего понятия покушения. Однако законодательства справедливо выделяют эту стадию, так как преступная воля в ней еще недостаточно созрела, и не наступил решительный психический поворот к деятельности. Добровольно оставленное приготовление не влечет наказания.

П. Люблинский.