Вече

Вече, вечье, - от корня вет, - собственно всякое совещание, сходка с целью обсуждения общего дела, специальный термин для обозначения древнерусских народных собраний. Византийские писатели VI века, например, Прокопий, указывают на обычай славян рассуждать о своих делах в народных собраниях. Ту же черту демократического строя подразумевает начальный русский летописец, рассказывая о призвании в 862 году Рюрика и его братьев новгородскими славянами. Позднейшая северно-русская летопись конца XII века называет вечевой порядок исконным на Руси. Деятельность первых князей с их дружинами на время как бы заслоняет собою вече, так что на протяжении X-XI веков мы встречаемся с ним в летописи чрезвычайно редко и только в исключительных случаях. Начинающиеся во второй четверти XII века междоусобия из-за Киева, частая смена князей, борьба враждебных княжеских родов и, как результат этой неурядицы, упадок княжеской власти повели за собой весьма заметный подъем значения городского вече. Князь Всеволод Ольгович, отнявший Киев у третьего Мономаховича, Вячеслава, в 1146 году, чувствуя близость смерти, старается утвердить престол за своим братом Игорем при помощи «ряда», то есть договора с киевлянами: последние заявляют согласие, и потом, уже по смерти Всеволода, собравшись на вече, присягают новому князю, но тут же, сошедшись на другом месте, зовут его к себе, жалуются на тиунов его покойного брата, требуют устранения злоупотреблений и, целуя крест сами, заставляют и князя присягнуть на том, что им впредь не будет насилий. В том же году то же киевское вече, изменив договору и присяге, призывает к себе Изяслава Мстиславича, и этот князь в последовавшей борьбе за престол опирается на народную волю, которая все более дает себя чувствовать в дальнейшем ходе событий: в 1147 году вече разряжается мятежом и совершает убиение уже сверженного, заточенного и постриженного князя Игоря Ольговича. Князь мало-помалу становится (особенно в Киеве) каким-то случайным, мимолетным гостем, сидящим на земле лишь до тех пор, пока его терпит вече стольного города, представляющее собой настоящую, постоянную местную власть. Постоянно имея дело с вече, князья еще чаще должны ведаться с его представителями и вожаками, «лучшими людьми», то есть влиятельнейшими горожанами; вообще слова «хотят (или «не хотят») тебя люди» приобретают для князей все большее значение. Особый оборот принимают явления на суздальском севере после убиения Андрея Боголюбского (1174), вызвавшего ожесточенную, небывалую до тех пор на Руси борьбу между старшими волостными городами Ростовом и Суздалем и пригородами, во главе которых стал Владимир, возведенный Андреем в звание стольного города земли. Победа меньших городов над старшими была в то же время торжеством княжеской власти над вечевыми традициями. В городе, основанном и устроенном князем, последний являлся уже не случайным «кормленщиком», а полновластным хозяином, вотчинником. Таким образом, на почве суздальско-залесского края развивается с течением времени княжеское самовластие, и участие городской массы в управлении падает, особенно после татарского разгрома, когда страшно поредевшее и обедневшее население, носившее притом более сельский, чем городской характер, не могло стать на ноги собственными силами, и князья, как единственная общественная сила, должны были взять на себя тяжелую реставрационную работу поднятия городов из развалин, причем и самое татарское иго не осталось без влияния на положение князя среди подданных. Еще более печальными оказались последствия погрома на юге, надолго обратившемся в пустыню, за исключением галицко-волынского княжества. Совершенно иначе сложились отношения в Новгороде и Пскове. Организацию вече, насколько о ней можно говорить, мы узнаем из истории Новгорода и Пскова. Местом собрания вече является городская площадь, «торговище» (в Новгороде так называемое «Ярославле дворище», на Торговой стороне); созывается вече посредством звона в особый колокол, причем, по-видимому, всякий отдельный гражданин мог потребовать и при известных условиях добиться созыва вече во всякое время и по любому поводу, достаточно важному в глазах поднимающего тревогу. С другой стороны, вечевая жизнь не выработала, вообще, установленных формальностей: поэтому вече, как бы часто оно ни собиралось, всегда решало лишь отдельные вопросы, действовало в случаях непосредственной надобности и не знало определенных сроков созыва. При нормальном течении жизни в стенах вольного города вече созывалось самим князем, в его отсутствие - посадником, в случае нарушения мирного хода вещей - посадником или вообще городскими выборными властями без спроса у князя или даже вопреки его воле, наконец, нередко и наперекор посаднику и прочей старшине. Выражая собой идею народовластия в самом чистом виде, вече не было связано никакими прочными законами; самые пределы его ведения никогда точно не устанавливались, и оно решало все вообще важные дела, международные и внутренние: объявление войны, заключение мира, союза, торговых договоров (конечно, лишь в общих чертах, без деталей), вопросы законодательства, финансовые, суд по особо важным делам, особенно по делам об измене, «перевете» и т.д.; наиболее же постоянным предметом деятельности вече является избрание (без определенного срока) на все городские должности, начиная с посадника, а также призвание того или другого князя на престол или же решение распри, возникшей между князем и городом в лице его органов. Присутствуют на вече все находящиеся налицо взрослые горожане, нередко и случайно (иногда и не случайно) пришедшие пригорожане. Последние имели, впрочем, и свое отдельное пригородское вече, но по общему правилу (часто, конечно, нарушавшемуся), формулированному летописцем, пригород подчинялся вече города: «на чем старейшие сдумают, на том и пригороды станут». Минимальный возраст, делающий гражданина полноправным, никогда не был точно определен, зато есть вероятие, что и совершеннолетние сыновья (может быть, и племянники) представлялись на вече своими отцами (или дядьями). Вече не знало минимального количества присутствующих, требуемого для законности собрания; голоса никогда не считались, и дела решались не правильным голосованием, не ясно выраженным большинством (еще менее большинством квалифицированным), а на глазомер, криком: победа оставалась за стороной, перекричавшей или принудившей к молчанию противников, вследствие чего последние весьма нередко отказывались признать себя побежденными и прибегали, если только чувствовали себя не слишком слабыми, к междоусобию. Вообще, как собрание очень многолюдное, беспорядочное и недисциплинированное, вече всегда отличалось весьма шумным характером и очень легко переходило в рукопашную свалку, подчас разрешалось и кровопролитным боем с оружием в руках («вечники-крамольники»). Недовольные искали помощи вне города, призывали на подкрепление пригорожан; в случае разделения граждан на две приблизительно равносильные партии, раздвоилось и самое вече, - в Новгороде одно собиралось тогда на обычном месте, то есть на «дворе Ярослава», другое - на противоположной стороне Волхова, у святой Софии, - и завязывалась внутренняя война, длившаяся иногда днями и даже неделями и стоившая немалых жертв (очень часто бывали жестокие драки на мосту, соединявшем обе стороны города; иногда же самый мост разметывался, и сообщение между сторонами прерывалось). В случаях особо жестоких или упорных усобиц вмешивался, как умиротворяющая, призывающая к любви и единению сила, «владыка», свой, выборный архиепископ, всегда глубокочтимый гражданами и пользовавшийся большим авторитетом. Когда вече брало на себя функцию суда, оно обыкновенно тут же на месте непосредственно приводило в исполнение свой вердикт, бросая виновного с моста в реку или избивая его до смерти - или до полусмерти - и разграбляя его дом; вообще пускало в ход первобытные формы народного самосуда. Последним очень часто сопровождалась смена одного посадника или вообще должностного лица другим. Как видим, новгородское вече выразило собой идею ничем не связанного народовластия, с полным смешением законодательных, судебных и исполнительных функций, - и, однако, при всем торжестве демократического начала, в Новгороде, как и в других русских и нерусских вольных городах, устроившихся по его образцу или напоминающих его своим строем, всегда существовала и своя аристократия, очень крепкая и влиятельная, хотя далеко не солидарная, сформировавшаяся из старых туземных фамилий, боярских по происхождению, носивших и боярское звание, но бывших в то же время руководителями торгово-экономической жизни своей купеческой республики, - древнейший тип русского боярина, наиболее цельно сохранившийся в Новгороде, характерном хранителе русской старины. Из рядов этого патрициата исключительно избирались посадники и прочие власти, и вече не могло обойтись без этих привычных к правительственной деятельности и сильных своими денежными средствами людей: любого из них народ мог избить, ограбить, во всякое время лишить должности и с бесчестьем выгнать из города, даже убить, - но лишь для того, чтобы посадить на его место другого, подобного ему. Как князья нередко сидели в Новгороде с перерывами и по нескольку раз, так еще чаще один и тот же боярин, неоднократно битый и свергнутый, являлся вновь «степенным» посадником или тысяцким: при помощи своего богатства он всегда имел возможность навербовать себе партию клиентов, вполне от него зависящих, и, опираясь на их голоса и кулаки, добивался возвращения потерянного, а капризное, неустойчивое настроение вече облегчало дело подкупа и интриг. Таким образом, всемогущее вече то и дело являлось игрушкой в руках ловких и опытных дельцов, соперничавших за власть друг с другом, и самые ожесточенные побоища всего чаще разыгрывались в интересах немногих олигархов-капиталистов, для которых ростовщический промысел был вернейшим средством держать массу черного люда в крепкой кабале. Эта борьба противоположных начал народовластия и денежной аристократии, глубокая социальная рознь между верхом и низом общества неизбежно должна была повести за собой хроническую анархию, разложение вечевого принципа и падение вольности, как только по соседству выросла сильная держава. Такой державой и явилась Москва, столкновение с которой повело за собой окончательное крушение вечевого порядка в 1478 году и поглощение Новгорода московским государством. В 1489 году судьбу своей метрополии разделила и Вятка, - наиболее демократическая из северно-русских республик, единственный русский город, вовсе не имевший князя в своих стенах и управлявшийся всецело вече и посадниками, тогда как Новгород, при всех неладах с князьями, никогда не считал возможным обходиться совершенно без них. В 1510 г. Василий III уничтожил последнее вече во Пскове, уже давно попавшем в зависимое положение и избавлявшемся до времени от расправы только безусловной покорностью великому князю. Последними отголосками вечевых воспоминаний в старых вольных городах являются смуты в Новгороде и Пскове в 1650 году (о временном возрождении вечевого начала в русских городах вообще в эпоху междуцарствия см. смутное время). Кроме общегородского вече, в Новгороде (и Пскове) функционировали вече местные, конецкие (городских концов) и даже улицкие, избиравшие своих старост (пятиконецкие в Новгороде) и ведавшие свои соседские дела, так что каждая часть города представляла тот же город в миниатюре, а вся община являла собой совокупность мелких самоуправляющихся единиц: к вечевым грамотам привешивались печати от всех пяти концов, и каждый из них служил административным центром для тянувшей к нему части исконной новгородской территории (пятины). См. Погодин, «Исследования, замечания и лекции по русской истории», т. VII; Плошинский, «Городское или среднее состояние русского народа в его историческом развитии» (1851); Соловьев, «Об отношениях Новгорода к великим князьям» (1845); Шпилевский, «Об участии земщины в делах правления до Иоанна IV» (Юридический Журнал, 1861, №5); Щапов, «Городские мирские сходы, исторический очерк древнерусских городовых вече» (Век, 1862, №12); Беляев, «Рассказы из русской истории», кн. 1 и 2, и «Лекции по истории русского законодательства»; Костомаров, «Начало единодержавия в древней России» (в «Исторических монографиях и исследованиях», т. XII); его же, «Северно-русские народоправства» (изд. 3, 1886); Сергеевич, «Вече и Князь» (1867) и «Лекции и исследования по истории русского права» (1883); Градовский, «Государственный строй древней России» (в его книге «Политика, история и администрация»); Самоквасов, «Замечания по истории русского устройства и управления»(Журнал Министерства Народного Просвещения, 1869, кн. 11-12); Хлебников, «Общество и государство в домонгольский период русской истории»; Лимберт, «Предметы ведомства вече в княжеский период древней России»; Иловайский, «История России», т. II; Линниченко, «Вече в Киевской области» (1881); Дьячан, «Участие народа в верховной власти в славянских государствах»; Латкин, «Земские соборы древней Руси», 1885 (введение).

Н. Аммон.