Вещь (в юриспруденции)

Вещь на языке юридических понятий имеет два значения: широкое и тесное. В первом она означает предмет права вообще, то есть все, что не есть субъект права, или все те материальные и идеальные блага, которые служат удовлетворению защищенных общественной властью интересов. Из этого представления о вещи выходят, например, прусский кодекс (Allgemeines Landrecht für die preussischen Staate, I, 2 §1) и австрийское гражданское уложение (§285), считая вещью все, что может быть предметом какого-нибудь права или какой-нибудь обязанности. И понятие вещи в таком смысле естественно расширяется с расширением круга защищаемых правом интересов, которыми обнимаются теперь не только имущественные отношения, но и авторское право, защита имени, патенты на открытия и изобретения, промышленные марки, фирмы и даже интересы здоровья, свободы, чести и т.д. Во втором, то есть в тесном, смысле под вещью разумеется лишь то, что находится в пространстве и ограничивается пространством, или все то, что непосредственно воспринимается нашими органами чувств в противоположность тому, что только мыслится нами и представляется продуктом умозрения (философское сомнение, связанное с понятием телесного существования, не имеет значения на практике, где телесное существование всегда отличают от его отсутствия). Это - так называемые физические или телесные вещи, которыми новое немецкое гражданское уложение (§90), наряду с некоторыми другими европейскими законодательствами, ограничивает самое понятие вещи, применяя во всех тех случаях, когда приходится иметь дело с представлением о вещи в широком смысле, более общий термин - «предмет права» («Gegenstand des Rechts»). Тем не менее, название «вещь» в литературе гражданского права и во многих еще законодательствах употребляется одинаково как в широком, так и в тесном смысле этого слова, откуда возникают следующие практические неудобства. Во-первых, отождествление вещи с предметом права ведет к смешению различных категорий предметов права и обязывает в каждом отдельном случае к исследованию вопроса о смысле, который закон придает этим понятиям в данном применении. Во-вторых, оставляется без внимания, что понятие вещи получает значение для права только тогда, когда оно наделяется особыми признаками, отличающими вещь от других предметов права и дающими ей, так сказать, специальную юридическую метку. Эту специальную метку вещи в области права составляет, прежде всего, ее телесное бытие и, затем, - принадлежность к составу имущества. Другие объекты права не имеют этого телесного бытия и могут как принадлежать, так и не принадлежать к имуществу. Вещь всегда характеризуется обоими указанными признаками и ими отличается от других предметов права. Не надо только думать, что эти признаки имеют исчерпывающее значение и могут быть отделены от окружающей среды. В природе существует много вещей, в смысле предметов чувственного восприятия, которые не могут быть «вещами» в юридическом смысле. Таковы, например, солнце, звезды, облака и т.д. То же следует сказать о многих категориях вещей, изъятых из гражданского оборота, например, открытом воздухе, текущей воде, крепостях, публичных дорогах, таких же библиотеках, музеях и т.п. С другой стороны, существуют и бестелесные предметы, несомненно, входящие в состав имущества, например, фирмы, промышленные марки и т.д. Поэтому к указанным признакам вещи необходимо присоединить критерий, который позволял бы отличать, с одной стороны, юридическое понятие телесной вещи от не юридического понятия той же телесной вещи и, с другой - принадлежность к имуществу телесных вещей от такой же принадлежности к нему и многих видов бестелесных предметов права. Этот критерий лежит не столько в природе вещей, сколько в юридических нормах и еще более - воззрениях гражданского оборота, которыми определяется, во-первых, самостоятельность вещи, то есть физическая связанность ее частей, обезразличиваемых в единстве вещей, и, во-вторых, способность ее служить предметом нашего обладания, или состоять в нашем имуществе. Эта способность обусловлена общим состоянием знаний, хозяйства и других факторов исторической жизни: исключенная теперь, например, в отношении к солнцу, звездам и другим, недоступным для нашего господства предметам, она может возникнуть тогда, когда нам удастся установить, хотя бы путем электричества, воздействие на небесные тела и воспользоваться его последствиями на земле. В свою очередь, и требование самостоятельности исключает юридическое понятие вещи в тех случаях, когда эта последняя не может существовать, не теряя своей ценности, иначе, как в связи с другой вещью, но не исключает этого понятия при многих категориях и связанных между собой вещей, когда гражданский оборот рассматривает их, как единство. Например, здание в отношении к земле, на которой оно воздвигнуто, не отделенные плоды вещи, растения на корню, не родившийся, но уже зачатый приплод домашних животных и т.д. - представляют собой не вещь, а состав вещи, тогда как висячий замок на двери, драгоценный камень в кольце и т.п. будут самостоятельными вещами, так как они могут быть отделены без ущерба для своей ценности от того целого, в котором они имеют значение не составной части, а принадлежности. Напротив, совокупности вещей и прав (universitates facti et juris), подобные стаду, библиотеке, наследству и т.д., не могут быть телесными вещами уже потому, что они дают нам не физические единства, а только представления о таком единстве. Другими словами, мы имеем здесь абстракции от таких вещей и прав, которые сохраняют свою самостоятельность в гражданском обороте и сами служат самостоятельным предметом юридических сделок. Но если единицы, составляющие совокупность вещи, не имеют самостоятельной ценности в гражданском обороте, как, например, капли вина в бутылке, зерна в мешке с пшеницей, отдельные спички в коробке, карты в колоде и т.д., то и новое немецкое уложение, допускающее понятие вещи только в телесном смысле и отрицающее на этом основании в отношении к совокупностям вещи, как таковым, все сделки вещного права, принимает в указанных случаях за вещь не лишенные ценности единицы таких совокупностей вещи, а так или иначе ограниченную массу этих единиц.

Из сказанного видно, что понятие вещи не абсолютно и не неизменно, а подчинено, как и все право, культурным влияниям и нормам положительного законодательства. Кроме того, оно представляется в таком же смысле юридическим понятием, как и понятие юридической личности; и как это последнее не совпадает с конкретной личностью, а основано на абстракции, так и юридическое понятие вещи не покрывается ни одной из реально существующих вещей. Независимо от вещей, вообще не доступных для права, и все остальные имеющиеся в природе вещи служат вещами в юридическом смысле не в том виде, как они существуют в природе, не в своих постоянно неменяющихся физических и химических свойствах, а в совокупности лишь тех отношений к ним человека, которые допускают юридическое обладание. Поэтому, к числу вещей в юридическом смысле должны быть отнесены не только ощутимые и обладающие той или другой формой предметы, но и такие бесформенные тела, как, например, жидкости, вроде вина, масла, воды, если они заключены в известные сосуды или хранилища, равно как и такие неощутимые вещи, как, например, газ, пар, сжатый воздух и даже электричество, если они хранятся в каких-либо помещениях или передаются через соответственные трубы и провода.

Принадлежность электричества к телесным вещам возбуждает еще сомнения, и большинство юристов высказывается по этому вопросу в отрицательном смысле, ссылаясь на то, что электричество есть сила, а не материя. Но метафизический спор о силе и материи не имеет значения для права, и, принимая за критерий вещи не ее ощутимость или весомость, а наше чувственное восприятие и нахождение его предмета во внешнем мире с качествами ценности, оборотоспособности и самостоятельности, мы не видим, почему, относя к телесным вещам светильный газ, можно отвергать принадлежность к ним же и электричества, раз оно измеряется динамометрами, подобно газометрам для газов, и не только передается через провода, но и распределяется, как самостоятельная и оборотная ценность, с которой гражданский оборот связывает те же представления, что и со всеми другими телесными вещами.

Напротив, тело человека и его части не могут быть причислены к вещам, так как они входят в понятие субъекта права и трактуются объективным правом в этом смысле. Не составляя имущества для своего обладателя, они не составляют имущества и для другого. Только с отделением от тела его частей, например, волос, зубов и т.д., эти последние делаются вещью в юридическом смысле и поступают, на основании оборотных воззрений, в собственность их прежнего носителя. То же следует сказать и обо всем, что присоединяется к телу для его сохранения, например, пломбах к зубам, искусственных конечностях и т.д. Юридические сделки на все эти части человеческого тела будут сделками только на имеющие возникнуть в будущем вещи, и если, в принципе, эти сделки должны быть признаны действительными, то их нельзя толковать в смысле принуждения обязавшегося лица к отделению той или другой части своего тела. Такое толкование нарушало бы принцип неприкосновенности личности и ставило бы нас на точку зрения римских XII таблиц («in partes seccare») и Шекспировского Шейлока. Поэтому единственным последствием сделок на части человеческого тела, в случае неисполнения этих сделок, может быть вознаграждение за вред и убытки.

Больше сомнений представляет юридическое положение человеческого трупа. Он может входить в состав имущества, например, врача или анатомического института, и его уже поэтому можно рассматривать, как вещь. Но не составляя опять имущества того лица, которое при своей жизни было его носителем, труп не может быть предметом ни овладения, ни наследования и допускает лишь такие прижизненные и посмертные распоряжения, которые содержат в себе научные и им подобные общеполезные цели. Все другие распоряжения трупом противоречили бы «добрым нравам», что надо одинаково сказать и о содержащих в себе труп или его золу гробах и урнах, так же, как и о других предметах, связанных с погребением. Поэтому обо всех этих предметах, наравне с трупом, живым человеческим телом и его частями, можно сказать, что они не оборотоспособны и принадлежат к вещам лишь в том ограниченном смысле, в котором им будет недоставать одного из важнейших признаков вещи: ее имущественной ценности и оборотоспособности.

Что касается нашего законодательства, то оно особенно скудно постановлениями о вещи и, не различая вещь в тесном и широком смысле, называет те и другие в большинстве случаев не вещами, а «имуществом». Встречается, правда, и название «вещь», но не в смысле общего термина (ст. 268, 277, 405, 534, 538-540, X т. 1 ч., и друг.), которым служит слово «имущество». Независимо от соображения об неимущественных объектах права, эта терминология особенно неудобна потому, что словом «имущество» означается в нашем же законодательстве два различных понятия: совокупность прав, как одно целое, и отдельные вещи и права, как составные части этого целого (ст. 383-419).

Ю. Гамбаров.