Вид в биологии

Вид в биологии обозначает основную единицу, которую принимают зоологи и ботаники при классификации животных и растений. О таких единицах всякий имеет некоторое представление, т. к. всякий невольно и неизбежно пользуется подобными единицами, хотя не всегда, конечно, точно совпадающими с установленными учеными специалистами. Из множества особей животных и растений, встречающихся нам в природе и представляющих, вообще говоря, большое разнообразие и весьма различные степени взаимного сходства и различий, мы всегда выделяем такие, которые настолько сходны между собой, что представляют как бы повторение одного и того же; такие особи мы соединяем в одно и даем им одно общее название.

В лесах окрестностей Москвы, например, нам часто попадаются хвойные деревья с красно-бурой корой в верхней части стволов, с попарно расположенными игловидными листьями и небольшими коническими повислыми шишками; деревья эти не вполне тождественны между собой: одни из них выше ростом, другие ниже; одни прямые, стройные, другие кривые и корявые; у одних крона более округлая, у других более раскидистая; но всякий из нас признает, что все это одно и то же дерево, что это все одна и та же обыкновенная сосна. Ботаник же скажет, что все эти деревья относятся к одному виду - Pinus silvestris L. Если мы отправимся в Крым и, спускаясь от Ай-Петри к Ялте, въедем в чудный сосновый лес, то сразу заметим, что этот лес состоит из другой сосны, сосны с доверху пепельно-серыми стволами, более длинной, чем у обыкновенной сосны, хвоей и с значительно более крупными, чем у нее, шишками. Это будет другая, крымская, сосна, другой вид сосны - Pinus Pallasiana Lamb. Около наших жилищ, особенно зимой, часто мы видим довольно крупных серых птиц с черной головой и черными крыльями и хвостом. Мы не отличаем каждой из этих птиц в отдельности и не даем каждой особого названия, а всех их называем общим именем серой вороны, и эту серую ворону, по целому ряду общих всем особям признаков в форме и величине тела, окраске, в голосе, повадках, отличаем от других более или менее сходных с ней птиц, галки, грача, ворона и др. То, что все мы называем серой вороной, зоологи считают вид и дают ему научное название - Corvus Cornix L.

В природе естествоиспытатель наблюдает и исследует отдельные особи, но говорить о каждой особи отдельно он не может, т. к. количество особей слишком громадно. Чтобы разобраться в окружающей природе, он весьма схожие особи совмещает в нечто одно, обладающее всеми общими признаками этих особей, и из действительно существующих особей в уме своем создает отвлеченную особь, которую и называет вид (species). Таким образом, по существу вид есть понятие отвлеченное; он представляет, как иногда выражаются, отвлечение от особи.

Многие натуралисты, однако, понимают вид конкретно, как совокупность особей, настолько сходных между собой, что оказывается возможным рассматривать их, как одно целое, дать им общее название и отличать их от особей других подобных комплексов на основании вполне определенных и постоянных признаков.

Установив на основании изучения особей вида, естествоиспытатели соединяют близко сходные между собой виды в более обширную группу - род (genus), сходные роды - в одно семейство (familia), семейства - в порядки или отряды, порядки - в классы и, наконец, классы - в отделы или типы. В науке со времен Линнея принято называть каждый вид двумя латинскими или латинизированными словами (т. н. бинарная номенклатура); из них первое обозначает род, к которому принадлежишь данный вид, второе же представляет собственно название вида. Например, Pinus (сосна) - название родовое, silvestris (лесная) - название видовое. К этим двум названиям для большей определенности прибавляют в сокращенном виде имя того ученого, который впервые даль приводимое название вида; в выше приведенных примерах L. - Linnaeus.

Различные ученые, сообразно своим взглядам, далеко не одинаково группируют виды в роды, роды в семейства и т. д. Например, Линней ворону, грача, галку считал видом одного рода; многие же из современных орнитологов признают их представителями отдельных родов. Эндлихер рассматривал яблоню, малину и вишню как представителей трех различных семейств, а Энглер относит их к одному семейству. Но не только при установлении высших групп системы мнения различных ученых расходятся; они расходятся и при установлении видов: в том, в чем один исследователь видит несколько видов, другой усматривает лишь один вид; те формы, которые один относит к одному виду, другой относит к другому. Те, например, растения, которые Линней соединял в один вид Primula veris, Жакен разделил на 3 вида: P. officinalis, Р. elatior и P. acaulis. Два же установленные Линнеем вида хвойника (Ephedra distachya и Е. monostachya) современные ботаники признают за один вид - Е. vulgaris Rich. Птиц всей Европы Блазиус делил на 490, Шинц - 520, а Бонапарт - на 530 видов. Разногласия эти вызываются тем, что нет возможности точно определить ту степень сходства, которая необходима для соединения особей в один вид, и потому различные исследователи в зависимости от многих обстоятельств: от полноты сведений об изучаемых организмах, от количества имеющихся в их распоряжении экземпляров, а, главным образом, в зависимости от их личных взглядов, допускают весьма неодинаковые различия между особями в пределах одного вида.

Для того, чтобы выяснить, какого рода сходство, вообще говоря, требуется от особей одного вида, посмотрим, прежде всего, какие различия, во всяком случае, не препятствуют соединению их в один вид. Особей, совершенно тождественных, не бывает; даже родные братья, даже растения, выращенные из семян, развившихся в одном плоде, всегда несколько отличаются друг от друга. Присмотревшись хорошенько к детям общих родителей, которые на первый взгляд покажутся нам совершенно сходными, мы всегда найдем у каждого из них свои так называемые индивидуальные особенности, которые дадут нам возможность отличать, узнавать каждую отдельную особь. Такие индивидуальные различия, само собой разумеется, не мешают соединению особей в один вид: их-то именно мы, прежде всего, исключаем, составляя себе представление о каком-либо виде.

Некоторые особи отличаются друг от друга, и иногда довольно значительно, только потому, что развивались при разных условиях, питались различной пищей, росли при разной температуре или влажности воздуха и т. п. Если мы знаем, что известные различия могут быть вызваны внешними влияниями в течение жизни даже у детей общих родителей, мы никогда не придаем таким различиям значения признаков видовых. Различия между самками и самцами, во многих случаях чрезвычайно резкие, не вызывают у нас никаких сомнений относительно принадлежности их к одному виду. Мы без колебания относим к одному виду нарядного павлина и мало похожую на него по своему скромному оперению паву, т. к. знаем, что и тот и другая могут быть детьми общих родителей; рабочая пчела матка и трутень, несомненно, относятся к одному виду, т. к. все эти три формы развиваются из яичек, положенных одной особью. У некоторых животных, а также растений наблюдается явление так называемого чередования поколений: дети у них никогда не бывают похожи на родителей, а лишь внуки на дедов. Например, среди кишечнополостных животных известны полипы, которые производят совершенно не похожих на них медуз, а из яиц этих медуз развиваются опять полипы. Из споры, образовавшейся на листе папоротника, никогда не вырастает опять такой же папоротник, а развивается растение, имеющее вид маленькой зеленой пластинки; это растение (т. н. заросток) приносит яйца, и из них развиваются крупные растения папоротника, снабженные стеблями, листьями и корнями и приносящие споры. Зная родство между представителями различных поколений у таких животных и растений, мы относим этих представителей к одному виду; разница же между ними так велика, что не знай мы этого родства, мы отнесли бы их, пожалуй, к разным классам и даже отделам.

Рассмотренные примеры приводят нас к мысли, что для соединения особей в один вид важно не столько их взаимное сходство само по себе, сколько возможность близкого кровного родства между ними. Привыкнув видеть, что живые существа производят подобных себе и сходных между собой потомков, мы сходство особей принимаем как свидетельство родства между ними. Легко допуская возможность родства между очень сходными особями, мы соединяем их в один вид, если же родственные связи между особями установлены прямыми наблюдениями, то, как мы видели, никакие различия, как бы велики они ни были, не препятствуют соединению таких особей в один вид. Итак, сходство, соединяющее особи в вид, есть сходство родственников. Очень часто вид определяется как собрание особей, настолько похожих друг на друга, насколько бывают похожи дети на своих родителей и дети общих родителей между собой. Однако, не трудно убедиться, что такое определение не вполне точно, что мы часто относим к одному виду особей, вовсе не так уже сходных, как оно требует. Стоит  вспомнить о породах наших домашних животных и сортах культурных растений. Всем известно, например, как разнообразны и как сильно отличаются одна от другой породы разводимых голубей; столь различных птиц, как дутыш, турман, трубастый, козырной голубь, никто не сочтет за детей общих родителей. Между тем все эти породы относят к одному виду; относят потому, что существует мнение, основательность которого доказана исследованиями Дарвина, что породы эти выведены из одного дикого вида - обыкновенного сизого голубя. Лиственная, кочанная, савойская, брюссельская и цветная капуста резко отличаются между собой, и при размножении семенами сохраняют каждая свои особенности, но ботаники относят их к одному виду, т. к. думают, что все сорта эти произошли от одного дикого вида.

Итак, мы относим к одному виду довольно различные формы, выведенные человеком, и основываемся при этом опять-таки на свидетельствах о их кровном родстве, о их происхождении от общих предков.

Но не только виды, измененные человеком, обнаруживают некоторую неоднородность своего состава, подобное явление наблюдается и у диких видов, и для них систематики были вынуждены установить подразделения на меньшие единицы, соответствующие до известной степени породам и сортам разводимых вид и называемые разновидностями (varietas). Одни, например, экземпляры всюду встречающейся сорной травки, так называемой пастушьей сумки, Capsella Bursa pastoris Moench., бывают с листьями цельнокрайными, другие - с выемчато-зубчатыми, третьи с перисто-раздельными и ботаники различают эти формы в качестве разновидностей: var. integrifolia DC., var. sinuata Schl. и var. pinnatifida Sch.

Представители двух разновидностей одного вида далеко не так сходны между собой, как дети общих родителей; отличаются, однако, друг от друга разновидности настолько, вообще говоря, незначительными и несущественными признаками и бывают часто так тесно связаны переходами, что возможность происхождения их от одной первоначальной формы всегда признавалась натуралистами, и их, подобно культурным сортам и породам, причисляли к одному виду. Необходимо, впрочем, заметить, что величина различий между разновидностями и степень их разобщенности в разных случаях может быть весьма различна; нередко разновидности оказываются настолько друг от друга отличными, настолько обособленными, что у систематика является сомнение, считать их за разновидности или признать за особые, самостоятельные виды. Т. к. оценка величины и важности различий совершенно субъективна, то понятно, что одни исследователи решают вопрос так, другие иначе, что и ведет к указанным выше несогласиям в разграничении видов. Наряду с так называемыми хорошими видами, резко отграниченными и пользующимися общим признанием, бывают в систематике виды сомнительные, одними учеными признаваемые за виды, другими рассматриваемые, как разновидности.

Пытались точно разграничить виды от разновидностей на основании физиологического признака, именно способности давать нормально плодущее потомство. Указывалось, что особи различных пород или разновидностей одного вида легко скрещиваются между собой и производят способное к дальнейшему размножению потомство, представители же разных видов большей частью не скрещиваются совсем, а если иногда скрещиваются и дают потомство, то потомство это оказывается бесплодным. Как ни различны между собой породы голубей, но все они легко между собой скрещиваются и дают способное к дальнейшему размножению потомство. Мулы же и лошаки, помеси лошади и осла, животных, относящихся к разным видам, оказываются бесплодными. Таким образом, в определении видов рядом с положением о сходстве особей было поставлено другое положение - способность особей давать при спаривании между собой нормальное, плодущее потомство и бесплодие их или способность производить лишь бесплодное потомство при скрещивании с особями других видов. Изучение помесей показало, однако, что и этот второй признак, определяющий границы вида, не вполне надежен. Несомненно, способность к производительному скрещиванию находится в известной зависимости от сходства между организмами, и бесспорно, представители разновидностей одного вида, вообще говоря, скрещиваются между собой легче, чем представители различных видов, но степень различия, не допускающего возможности произведения плодущего потомства, далеко не совпадает со степенью различия, обыкновенно признаваемого нами видовым. Примеров, подтверждающих это, известно очень много. Кролики, живущие на острове Порто-Санто и произошедшие от привезенных туда в ХV веке из Европы, бесспорно, принадлежат к одному виду с европейскими; однако, они не спариваются с последними; заяц же и кролик - несомненно разные виды, но между ними известна плодущая помесь, разводимая во Франции под названием лепоридов. Зоологи знают довольно много плодущих помесей, возникших вследствие скрещивания несомненно разных видов, но еще гораздо больше их известно ботаникам: успешно размножаемые семенами в наших садах петунии, примулы, вербены, анютины глазки и мн. др. садовые и другие культурные растения представляют собой такие помеси или гибриды; образование плодущих помесей между дикими видами растений (особенно склонны давать их виды ив, шиповников, ястребинок и некоторые др.) представляет настолько обычное явление, что специально занимавшийся им профессор Кернер склонен был видеть в скрещивании между видами главную причину возникновения новых форм в растительном царстве.

Вообще, попытки дать общее основание для точного определения объема видов и найти определенную разницу между видами и разновидностями всегда встречали непреодолимые затруднения и не давали никогда вполне удовлетворительных результатов. Обстоятельство это, в былое время, очень смущавшее натуралистов, теперь для нас понятно: с тех пор, как понятие о видах возникло и установилось в науке, в воззрении биологов на виды произошла важная перемена.

Понятие о видах впервые было установлено английским натуралистом Рэем (John Ray) (1628-1705), но особенно упрочилось это понятие в науке благодаря трудам знаменитого шведского естествоиспытателя Линнея (Carolus Linnaeus, 1707-78), гениального классификатора, установившего, описавшего и приведшего в строгую систему множество видов животных и растений, а также предложившего для обозначения их очень удобную бинарную номенклатуру, о которой мы уже говорили. В воззрениях своих на возникновение живых существ на земле Линней так же, как и его предшественники и современники, стоял всецело на почве библейской истории творения. Он думал, что представители всех ныне существующих видов были когда-то созданы, и каждый вид является потомством этих первозданных особей; после акта творения новых видов, по мнению Линнея, не возникало. «Мы насчитываем теперь столько видов, - говорит Линней, - сколько различных форм было сотворено вначале». По мнению Линнея, представители известного вида, наблюдаемые теперь на земле, совершенно таковы же, каковы были их первоначально созданные прародители; он был убежден в строгом постоянстве видов, в неспособности их сколько-нибудь значительно изменяться. С одной стороны, вследствие того, что воззрение Линнея опиралось на общеизвестное явление наследственности, с другой, благодаря личному его авторитету, учение о постоянстве видов укоренилось в науке и долго признавалось непреложной истиной. Впрочем, учение это даже в XVIII в. встречало со стороны отдельных ученых некоторые возражения, и мало-помалу рядом с ним начало развиваться другое учение, доказывавшее, что виды могут изменяться, что один вид может дать начало другому, и что ныне живущие виды произошли от иных, прежде существовавших видов, на смену которым они явились. Это новое учение об изменяемости видов не опиралось на прямые наблюдения над превращением одного вида в другой, но целый ряд фактов, постепенно накопившихся в биологии, косвенным образом говорил в пользу такого учения и все более и более настоятельно требовал его признания.

Близкое сходство особей одного вида всегда наводило на мысль о кровном родстве между ними, но нельзя было отрицать известного, хотя и меньшего сходства и между представителями разных видов, а также разных родов и семейств. Сравнительная анатомия и морфология открывали общие черты в строении существ, весьма далеко стоящих друг от друга в системе, выясняли, что существа эти как бы построены по одному плану и что, как бы только ради осуществления этой общности плана, у некоторых из них имеются в зачаточном состоянии органы, совершенно им не нужные и не функционирующие; наука о развитии организмов, эмбриология, указывала, что зародыши существ, весьма различных во взрослом состоянии, в известной ранней стадии развития бывают поразительно сходны между собой, причем у некоторых из них возникают зачатки органов, свойственных другим организмам, но у них самих не получающих дальнейшего развития. Невольно мысль исследователей останавливалась на этом сходстве и искала объяснения его в родстве всех, вообще, живых существ между собой, в единстве их происхождения. В пользу изменяемости видов и общего их происхождения говорили данные об их распространении, собранные зоо- и фитогеографией, и особенно результаты изучения остатков вымерших животных и растений. Исследование этих остатков показало, что прежде существовавшие организмы, отличаясь более или менее от современных, все-таки в общих чертах с ними сходны и это сходство тем больше, чем ближе к нам то время, когда жило то или другое вымершее существо; являлось полное основание прежде существовавшие виды признать за предков современных. Итак, многие факты из разных областей знания наводили биологов на мысль, что ныне живущие виды не были сотворены такими, какими мы знаем их теперь, а возникли из других, прежде существовавших видов, что весь органический мир, населяющий землю, не был создан целиком, а возник путем медленных и постепенных изменений от одного или немногих живых существ, когда-то появившихся на нашей планете.

Идею эту вполне определенно высказал впервые знаменитый французский естествоиспытатель Ламарк (Jean-Baptiste de Lamarck, 1744-1829) в сочинении своем «Философия зоологии», вышедшем в 1809 г. В этом сочинении Ламарк указывал, что виды изменяются, что постоянными они кажутся нам лишь потому, что сведения о них у нас имеются за период времени ничтожный по сравнению с продолжительностью существования органической жизни на земле. Причину изменения видов он усматривал в тех изменениях во внешних условиях существования, которые приходилось испытывать обитателям земли. Изменения эти прямо влияли на форму и строение растений; у животных же они влекли за собой появление новых потребностей, что вызывало изменение в их деятельности, в их привычках; эти изменения в свою очередь влекли за собой изменения в распределении работы между органами: одни органы получали больше работы, сильнее упражнялись и развивались, другие оказывались без дела и атрофировались; возникшие таким путем изменения передавались по наследству и вели к постепенному изменению вида. Толкование процесса изменения вида, предложенное Ламарком, не удовлетворило его современников, и ему не удалось доказать верности основного положения об изменяемости видов и постепенном развитии органического мира. Лишь 50 лет после того, как учение это было высказано Ламарком, оно получило обоснование, обеспечившее ему в дальнейшем полное признание в науке. Этот переворот в воззрениях был вызван появлением в 1859 г. книги Чарльза Дарвина (1809-1882 г.) «О происхождении видов путем естественного отбора». В названной книге гениальный английский естествоиспытатель не только привел множество убедительнейших доводов в пользу изменяемости видов, но дал также очень простое толкование самого процесса изменения видов, выясняющее те причины, которые заставляли организмы постепенно совершенствоваться и привели к той поразительной целесообразности в строении живых существ, которая является характерной их особенностью (см. дарвинизм).

Дарвин исходил из рассмотрения вопроса о том, каким путем вывел человек культурные сорта растений и породы домашних животных, при помощи какого средства изменил он их диких предков и притом изменил в определенном направлении, усовершенствовал их, придал их строению характер особого рода целесообразности, целесообразности не в смысле полезности для самого организма, а в смысле выгодности для пользующегося им человека. Как на такое средство, Дарвин указал на отбор, опирающийся на два свойства организмов: изменчивость и наследственность. Из многих особей какого-либо возделываемого растения или прирученного животного, всегда немного отличающихся друг от друга в разных направлениях, человек сохранял только те, у которых особенно сильно выражены были желательные для него свойства. Только таким особям он давал возможность размножаться, остальных уничтожал. Отобранные лучшие особи, вообще говоря, передавали потомству свои особенности; потомство это оказывалось, таким образом, уже немного улучшенным, но среди него легко могли найтись особи, еще более, чем их родители, отвечающие требованиям человека; они в свою очередь отбирались и делались родоначальниками следующего поколения. Таким образом, при помощи отбора складывались, накоплялись небольшие индивидуальные уклонения, и, в конце концов, были достигнуты те значительные изменения в организации, которые наблюдаем мы у культурных растений и домашних животных. Затем Дарвин показал, что в природе происходит процесс, аналогичный такому искусственному отбору, производимому человеком. Воспроизведение у животных и растений всегда выражается размножением в геометрической прогрессии; простые подсчеты показывают, что появляется на свет живых существ во много раз больше, чем может поместиться и прокормиться на земле. На каждый сохраняющийся организм гибнут миллионы. Между организмами, несомненно, происходит постоянная конкуренция, так называемая «борьба за существование». Победителями в этой борьбе оказываются, понятным образом, особи, наиболее совершенно устроенные, наиболее приспособленные к условиям существования. Такие особи выживают, сохраняются, остальные гибнут. В природе, таким образом, происходит, как его назвал Дарвин, естественный отбор, накопляющий у живых существ полезные для них особенности и ведущий к их изменению в смысле усовершенствования, приспособления к окружающим условиям. Т. к. различные группы особей одного вида либо могут приспособляться к различным условиям существования, либо приспособляться к одним и тем же условиям различными способами, то и усовершенствоваться они могут в разных направлениях. Вид, вследствие этого, может распасться на разновидности; разновидности эти первоначально будут связаны промежуточными формами; такие промежуточные формы, однако, не выдерживают конкуренции с формами, сильнее изменившимися и лучше приспособленными, и скоро вымирают; разновидности, таким образом, обособляются и превращаются в самостоятельные виды. С точки зрения теории развития разновидность есть зачинающийся, нарождающийся вид, вид есть сильно обособившаяся разновидность; разница между ними как бы возрастная и поэтому, понятным образом, не поддающаяся точному определению.

Учение о постепенном развитии органического мира, так называемая эволюционная теория, принято в настоящее время всеми биологами; теперь всем одинаково ясно, что множество фактов из всевозможных областей естествознания становится доступным нашему пониманию только при свете этого учения; что, отвергнув его, мы должны отказаться от понимания чего-либо в окружающей нас живой природе. Что же касается вопроса о том, как и отчего изменяются виды, то по этому вопросу взгляды современных биологов расходятся, причем замечаются два главнейшие направления. Одни ученые держатся взглядов, в общих чертах сходных с теми, которые высказаны были Ламарком, и думают, что организмы изменяются прямо под влиянием окружающих условий; не объясняя происхождения целесообразности в природе, они признают особую, присущую живым существам способность под влиянием внешних воздействий изменяться всегда в выгодном для них направлении. Другие, представляющие большинство, являются последователями Дарвина и в процессе видообразования существенное значение придают отбору; они полагают, что организмы изменяются во всевозможных направлениях, но выживают лишь те, особенности которых оказываются для них выгодными. Значение прямого влияния внешних условий некоторые из них совершенно отвергают, в чем расходятся с Дарвином, не отрицавшим значения и этого фактора.

Многие систематики в последнее время предлагают изъять из употребления термин «разновидность», т. к. под этим названием описывались уклонения, весьма неодинаковые по своей природе, и называть подвидами, или расами такие подчиненные виду мелкие единицы, которые обнаруживают известную устойчивость, признаки которых стойко передаются из поколения в поколение, строго отличая от них уклонения, возникающие под влиянием внешних условий, по наследству не передающиеся и называемые модификациями.

Очень часто случается, что различные расы одного вида занимают определенные участки области распространения всего вида. Возникновение таких, как их называют, местных или географических рас, вызывается разницей в физико-географических условиях занимаемых ими участков. При возникновении значительных различий между такими расами, они переходят в географические виды, которые как бы заменяют друг друга в соседних странах и потому носят также название замещающих, или викарирующих. Некоторые расы одного вида встречаются в одном районе, но бывают приурочены к различным местообитаниям, например, живут на разных почвах и т. п. Такие расы получили название экологических. Наконец, бывают такие расы, иногда признаваемые даже за особые виды, которые совершенно не отличаются друг от друга своей внешностью и видимыми признаками внутреннего строения, а только своей способностью жить в той или другой среде, питаться той или иной пищей, паразитировать на том или другом растении или животном; их называют физиологическими, или биологическими расами или видами.

Число рас, входящих в состав одного вида, может быть очень значительно. Подробное изучение, например, некоторых установленных Линнеем видов растений, как-то очанки (Euphrasia officinalis L.), анютиных глазок (Viola tricolor L.), крупки (Draba verna L.), привело к раздроблению их на множество рас; для крупки их насчитывают до 200. Богатые расами виды называют полиморфными. Некоторые из систематиков, в последнее время особенно голландский ботаник Гюго де - Фриз, предлагают такие мелкие расы, или подвиды, признать за основные единицы системы - элементарные виды; виды же, в том объеме, как понимал их Линней, считать единицами сборными - коллективными видами.

Элементарные виды, понятие о которых еще в 60-х годах прошлого столетия было введено в науку Жорданом, играют большую роль в мутационной теории, сравнительно недавно предложенной де - Фризом. Ученый этот полагает, что виды возникают не путем накопления при помощи отбора мелких индивидуальных уклонений, которые, по его мнению, не прочны и в возникновении видов никакой роли не играют, а возникают внезапно, вследствие появления отдельных особей, довольно значительно отличающихся от своих родичей и сразу дающих начало новым элементарным видам. Эти уже готовые виды, а не особи, подвергаются, по мнению де - Фриза, естественному отбору. Де-Фриз наблюдал и подробно изучил возникновение новых элементарных видов, явление мутации, как он его называет, у одного завезенного в Европу из Америки растения Oenothera Lamarckiana. Следует, однако, заметить, что случаи появления сразу, как бы скачком, значительных уклонений уже давно были известны биологам; много примеров такого рода изменений приведено в сочинениях Дарвина, который нисколько не отрицал их значения в процессе образования видов. Новым в мутационной теории является не открытие самой формы изменчивости, а признание ее единственно играющей роль при образовании видов. Мутационная теория отличается от учения Дарвина не тем, что считает возможным появление сразу крупных прочных изменений, а тем, что не признает возможным возникновения видов путем накопления мелких индивидуальных уклонений, которым Дарвин придавал особенно важное значение. Это последнее положение мутационной теории, во всяком случае, не может считаться доказанным. Новейшие исследования самих приверженцев мутационной теории показывают, что то, что они называют мутацией, производит не только ясно различимые элементарные виды, но, кроме того, массу элементарных типов, настолько между собой сходных, что различить их можно только путем самых тщательных исследований. Между этими типами и наследуемыми индивидуальными уклонениями, о которых говорил Дарвин, едва ли можно найти какую-либо разницу.

Начинающим знакомиться с вопросом о видах и их происхождении укажем, что в общедоступной форме учение Дарвина прекрасно изложено в книге профессора К. А. Тимирязева: «Чарльз Дарвин и его учение» (5-ое изд. 1905 г.). Основные труды Дарвина: «Происхождение видов путем естественного отбора» и «Прирученные животные и возделанные растения» вошли в состав собрания его сочинений, изданных на русском языке в 1896-1901 г. О. Н. Поповой или в 1907-1909 г. Ю. Лепковским. В русском переводе имеются также сочинения Уоллэса (Wallace) «Естественный отбор» (перевод под редакцией профессора Вагнера, СПб. 1876 г.) и «Дарвинизм» (перевод профессора Мензбира, Москва, 1898 г.). Под редакцией профессора Фаусека был издан сборник статей, посвященный эволюционному учению, озаглавленный «Теория развития» и приложенный к журналу: «Вестник и библиотека самообразования» 1904 г. Более подробные сведения о современном состоянии вопроса о видах и образовании видов могут быть почерпнуты из следующих сочинений: С. Коржинский, «Гетерогенезис и эволюция». Записки Императорской Академии Наук. СПб. 1899 г. Hugo de Vries, «Die Mutationstheorie», Leipzig, I, 1901, II, 1903. «Arten and Varietäten und ihre Entstehung durch Mutation», Berlin, 1906. C. Detto, «Die Theorie der direkten Anpassung und ihre Bedeutung fur das Anpassungs-und Deszendenzproblem», Iena, 1904. A. Weismann, «Vorträge über Deszendenztheorie», Iena, 1904. (Первая часть переведена на русский язык, «Лекции по эволюционной теории», Москва, 1905 г.). L. Plate, «Selectionsprinzip und Problem der Artbildung», Leipzig, 1908. J. Lotsy, «Vorlesungen uber Deszendenztheorien», Iena, I, 1906, II, 1908. В последних двух сочинениях читатель найдет список обширной литературы по разбираемому вопросу.

Н. Цингер.