Заработная плата

Заработная плата, в широком смысле, доля чистой выручки какой-либо хозяйственной организации, получаемая лицами, непосредственно участвующими в ней своим трудом. В таком смысле заработной платой можно считать содержание, даваемое в замкнутом домашнем хозяйстве главой семьи ее подчиненным членам, доход самостоятельного крестьянина или ремесленника за вычетом доли, соответствующей обычным размерам прибыли на капитал, и поземельной ренты, и т. п. В тесном же смысле слова под заработной платой понимается сумма хозяйственных благ, передаваемых свободному наемному работнику за пользование его рабочей силой. Заработная  плата этого типа — явление сравнительно позднего времени, и всего отчетливее выражена в капиталистическую эпоху. Капитализм создал обширный класс наемных рабочих, не только юридически свободных, но — говоря словами Маркса — свободных также от средств производства, и потому вынужденных продавать свою рабочую силу предпринимателям-капиталистам. Юридически свободный в распоряжении своей рабочей силой, современный работник экономически связан при ее употреблении. Отсюда необыкновенная сложность и запутанность теоретических и практических проблем, возникающих в капиталистическом строе относительно положения трудящихся классов и, в частности, относительно их заработной платы.

Согласно новейшим исследованиям, первичной формой наемного труда была, по-видимому, работа, выполняемая специалистом-работником на дому у заказчика и из его материала. Работник (портной, сапожник, бочар, плотник) приносил с собой лишь необходимые инструменты, обычно несложные и легко переносимые с места на место. Такой вид наемной работы (Бюхер называет его Lohnwerk — работа за плату) широко применялся еще в древности. Господин отпускал рабов, искусных в каком-нибудь специальном промысле и которым было мало дела дома, на сторону и брал себе значительную долю их заработка. Порой эти рабы скапливали себе деньги на выкуп и, по выходе на свободу, продолжали заниматься той же работой. Бывали в ней и свободнорожденные люди из более бедных классов (метеки). В средние века, до XIV в., даже городские рабочие в преобладающей доле были такими Lohnwerker’ами. С развитием городской жизни и упрочением класса самостоятельных мастеров-ремесленников наемная работа на дому постепенно оттесняется новыми формами наемного труда, ближе и ближе примыкающими к современной. Уже положение рабочих-подмастерьев в цеховой организации позднейшего времени близко напоминает капиталистические условия наемного труда, а с развитием работы на скупщика-предпринимателя в домашней промышленности мы встречаем вполне определившиеся капиталистические отношения, расцветом которых является система фабричного труда и вообще крупнопромышленная организация. Здесь между рабочим и предпринимателем ложится резкая грань. Нет прежних более или менее близких связей, основанных на совместной работе, патриархальных обычаях, доброй традиции; все строится на договоре и расчете. Соглашение о заработной плате принимает вид обычной купли-продажи. Рабочий, как продавец рабочей силы, желает продать ее возможно дороже, т. е. получить возможно более высокую норму платы, и за условленную сумму давать хозяину не более известного минимума своей трудовой энергии. Предприниматель, как покупатель, стремится заплатить рабочему возможно дешевле, т. е. установить меньший размер заработной платы, и за эту сумму получать возможно большее количество трудовых единиц. Есть случаи (о них ниже), где интересы предпринимателя и работника сближаются, но они никогда не могут совпасть вполне, и потому явно или скрыто, но отношения между капиталистами и рабочими, в силу существенных условий капиталистического строя, проникаются началом непрестанной, порой затихающей, порой вспыхивающей более ярко, но никогда не прекращающейся борьбы. В заработной плате это сказывается с самых разнообразных сторон — от крупнейших статей рабочего договора, устанавливающих размеры заработка и способы его вычисления, до мельчайших подробностей, определяющих условия внешнего распорядка работы.

Заработная  плата есть, прежде всего, доход рабочего, имеющий определенные размеры, скажем, девятьсот марок, шестьдесят фунтов стерлингов или триста рублей в год. Но ее можно рассматривать и как известную долю общей суммы чистого дохода или целого общества, или какой-либо отрасли промышленности, или предприятия, в котором заняты данные рабочие. С точки зрения потребностей рабочего, удовлетворяемых его заработком, важно знать первую цифру. С точки зрения сравнительного благосостояния различных общественных классов (проблема распределения в тесном смысле слова) и сравнительной успешности труда (проблема национальной производительности) — важно знать вторую цифру.

В обоих случаях заработная плата, т. е. получаемая отдельным рабочим или всеми рабочими данной страны сумма хозяйственных благ, может быть выражена (независимо от способов расплаты с рабочими) или в известной сумме денег — так называемая номинальная заработная плата — или в совокупности тех предметов необходимости или удобства, которые рабочий покупает или может купить за свою денежную плату — реальная заработная плата. Для определения действительного благосостояния рабочих, а также для сравнения их настоящего положения с прежним или с положением рабочих в других местностях той же страны или в других странах, необходимо найти их реальную плату, т. е. привести данные об их денежном заработке в связь с ценами на главнейшие предметы их потребления. Задача часто чрезвычайно трудная, но которую необходимо стремиться решить хотя бы с известным приближением, если желают иметь более точные выводы о сравнительном положении трудящихся.

Обращаясь к «формам заработной платы» в тесном смысле слова, мы можем разбить их, согласно принятому уже в новейшей литературе делению, на две главные группы: 1) формы расплаты и 2) формы вычисления, или измерения, заработной платы. Как форма расплаты, денежная плата противополагается плате натурой, в которой, в свою очередь, различается плата частью продукта (производимого в данном предприятии) и плата товарами (truck-system). Плата частью продукта сравнительно безобидна и в натуральном, близком к примитивному, строе хозяйства представляется нормальным явлением. С развитием общественного разделения труда она естественно отмирает (невозможно платить рабочему рельсами, проволокой, или даже ситцем или сукном), удерживаясь только в сельском хозяйстве или частично, как подсобная форма при основной денежной плате (уголь на топливо — для углекопов).

Наоборот, именно с развитием капитализма появилась и достигла широкого распространения гораздо более вредная для рабочих натуральная форма расплаты — плата товарами,   или truck-system. По общему правилу и хозяева, заводя при фабриках лавки   для выдачи рабочим разных продуктов в счет их заработков, продавали рабочим эти продукты значительно дороже обыкновенных   торговцев, подсовывали им не то, и что было нужно в данный момент, сбывали товары дурного качества или не отвечающие вкусам и желаниям рабочих, обставляли выдачу товаров условиями, унизительными для человеческого достоинства. Потери на заработке при truck-system доходили до 25—30%. Между тем, при устройстве фабрик в глухих местностях, вдали от торговых центров, заведение лавок при фабриках вызывается необходимостью. Поэтому законодательство взялось за регулирование этого дела, запретив выдачу платы рабочим иначе, чем наличными деньгами, и установив определенные условия продажи товаров из фабричных лавок (у нас законом 3 июня 1886 г., см. рабочее законодательство). В настоящее время truck-system встречается (как длительное нарушение закона) главным образом в местностях с слабо развитым кредитным и денежным хозяйством и при невежественности и неорганизованности рабочих. Наоборот, в рационально поставленных крупных капиталистических предприятиях стран с широко развитой системой денежно-кредитного обращения техника выдачи рабочим их платы доводится до виртуозности. Так, в рейнско-вестфальской железной промышленности, в хорошо поставленных предприятиях, к моменту расплаты деньги доставляются из банка в требуемых сортах монеты; плата каждому рабочему укладывается, с помощью стройно организованной системы разделения труда, в особые пакеты, снабженные подробным описанием расчета, и выдача платы 2—10 000 человек требует всего половины дня работы в бюро, полчаса в мастерской и одной минуты для рабочего (Jeidels, стр. 179—180).

По способу расплаты заработная плата различается еще и соответственно продолжительности срока ее выдачи (годовая, сезонная, месячная, двухнедельная и т. д.). Выгоднее всего для рабочих выдача платы каждую неделю, что и практикуется в более капиталистических странах (но еще и до сих пор в Германии, например, очень широко распространена двухнедельная плата). При частых получках рабочему легче сообразовать свои нужды с получаемыми доходами, и реже приходится прибегать к кредиту, проценты по которому урезывают иногда довольно существенно его заработок.

Формы вычисления, или измерения, заработной платы чрезвычайно разнообразны. В них можно, однако, различить четыре главных группы: 1) плату по времени, 2) сдельную или поштучную плату, 3) плату с премиями и 4) плату с участием в (валовом или чистом) доходе предприятия. Основными формами являются только первые две, остальные же, так или иначе, примыкают к ним, осложняясь присоединением некоторых добавочных элементов расчета. Единицей вычисления при сдельной плате служит продукт, изготовляемый рабочим или целиком (при производстве крупных или индивидуальных предметов) или в его единицах (при производстве однообразных мелких изделий или продуктов, легко измеримых общей мерой — аршинами, саженями, пудами и т. п.). При переходе от ранних способов производства к капиталистическому господствующей формой заработная плата была плата по времени, и только с торжеством капитализма получает широкое распространение сдельная плата. Однако, до последнего времени плата по времени остается преобладающей даже в высоко развитых капиталистических странах. По данным, собранным английским департаментом труда, к началу 90-х гг. прошлого столетия в промыслах с преобладающей платой по времени в Соединенном Королевстве было занято 74% общего числа рабочих, в промыслах же с преобладающей поштучной платой — всего 26%. Если исключить сельское хозяйство и домашние услуги, то и тогда на долю промыслов с преобладающей платой по времени приходилось еще из остающегося числа рабочих 61%, а в промыслах с преобладающей сдельной платой — 39% (Report on Wages and Hours of Labour 1894. Part II, стр. VIII—IX и Part III, стр. VI). В Англии поштучная плата стала быстро распространяться еще с конца XVIII в., в Германии — с 40-х гг. прошлого столетия. Уже к половине XIX ст. выяснились невыгодные для рабочих стороны применения поштучной платы. При оплате каждой производимой штуки товара у рабочего естественно является побуждение изготовить возможно большее количество штук, и в первое время после введения системы сдельной платы его заработок резко поднимается. Но это сейчас же подмечается и принимается в расчет предпринимателем, который понижает расценки и тем добивается повышения производства при прежней общей сумме или при незначительно большей сумме общего заработка рабочего, сравнительно с платой по времени. Предприниматель выжимает, таким образом, из рабочего все большее количество трудовой энергии, почти не оплачивая это добавочное, порой чрезмерное напряжение. Поэтому применение поштучной платы стало вызывать протесты, как в рабочей среде, так и со стороны теоретиков. Особенно резкое осуждение система сдельной платы нашла у Маркса, в 1-м томе его «Капитала», где Маркс изображает ее как один из действительнейших способов капиталистической эксплуатации, результатом которого оказывается крайнее напряжение сил и физическое вырождение рабочего класса. Сдельная плата является в глазах Маркса именно в этих ее свойствах «формой заработной платы, наиболее соответствующей капиталистическому способу производства». В соображениях Маркса было много верного. Но более спокойное исследование различных способов вычисления заработка обнаружило, что дело не в сдельной плате самой по себе. Оказалось, что поштучная плата часто не угрожает рабочим особым вредом, и что плата по времени далеко не всегда гарантирует рабочему нормальное расходование его трудовой энергии. Как правильно указал Д. Шлосс, оба эти способа вычисления заработка покоятся, в конечном счете, на одном общем базисе. Состоит ли рабочий на повременной или на сдельной плате, в расчет принимаются, по общему правилу, и время, потребовавшееся для исполнения работы, и размеры сделанной работы. Предприниматель почти всегда увольняет всех рабочих, труд которых не обнаруживает известного минимума интенсивности. Он требует от мастера следить за тем, чтобы в данный период времени рабочие выполняли не менее определенного количества работы. Поэтому рабочим приходится охранять свои силы от чрезмерных претензий предпринимателей как при сдельной плате, так и при плате по времени. Такая защита интересов рабочих лучше всего достигается их профессиональными союзами, и потому с развитием и упрочением профессионального движения вопрос о сдельной плате и плате по времени потерял прежнюю остроту, и обе эти формы платы стали распределяться по различным отраслям промышленности соответственно техническим удобствам их применения. По английским данным конца XIX в., среди профессиональных союзов, имеющих каждый более тысячи членов, 49 союзов с 573 000 членов настаивали на сдельной плате и 38 с 290 000 членов высказывались против нее. К первым относятся, между прочим, союзы угольных и текстильных рабочих. Вообще, сдельная плата имеет тенденцию распространяться с увеличением размеров предприятий и большим проведением разделения труда, делающим работу отдельного рабочего более единообразной. При разнообразии операций, производимых одним работником, и невозможности приведения их к какой-либо общей единице более удобна плата по времени. Повременная плата целесообразнее также в производствах, где требуется особая тщательность работы. Безусловно, вредна сдельная плата в производствах, сопряженных с большой опасностью для жизни или здоровья рабочего, так как, побуждаемый к более торопливой работе, рабочий становится менее внимательным и осторожным при обращении с опасными механизмами. Как выразился один прусский фабричный инспектор, введение платы по времени для работ при опасных машинах «всегда будет самым лучшим предохранительным приспособлением». Очень тягостный для рабочих вид сдельной платы представляет так называемая система посредничества мастера (Zwischenmeistersystem), при которой за выполнение известной работы группой рабочих назначается определенная сумма, не распределяемая непосредственно между рабочими. Рабочим выдается заранее обусловленная повременная плата, и разница между общей суммой этой платы и суммой, уплачиваемой за выполнение всей работы, достается мастеру, который употребляет всю свою власть на побуждение рабочих к возможно скорейшему выполнению работы. Такая система широко практиковалась в первое время развития капиталистической промышленности, когда искусные мастера имели в своем распоряжении малоподготовленных, невежественных и неорганизованных рабочих. С усовершенствованием техники производства, лучшей подготовкой рабочих и укреплением их организации она стала постепенно исчезать, уступая место смягченным формам групповой сдельной работы под руководством мастера. Наиболее удобна для рабочих система, при которой заведующий группой (мастер, первый рабочий или предводитель колонны) получает отдельную заработную плату, совершенно не связанную с сдельным заработком группы. Самым же совершенным способом групповой сдельной работы представляется — пока еще довольно редкая — кооперативная форма, где вся группа, включая и ее главного представителя, работает и делит полученный заработок на товарищеских началах.

Сильные рабочие союзы вообще являются достаточным регулятором против злоупотреблений предпринимателей поштучной платой, но в некоторых случаях они нуждаются, кроме того, в поддержке со стороны законодательства. Так, в Англии законом 1895 г. (Particulars clause) был создан особый вид фабричной инспекции специально для контроля за вычислением штучных расценок в текстильной промышленности. Позднейшими законами такой контроль был распространен и на ряд других отраслей.

При надлежащем регулировании сдельной платы отпадают обычно приводимые против нее возражения, хотя уже преувеличением звучит фраза Бернштейна, что сдельная плата, «поскольку можно предвидеть, есть форма заработной платы ближайшего социалистического будущего» (Ed. Bernstein, «Zur Theorie und Geschichte des Socialismus», 4-ое изд., 1904, стр. 90). Гарантия против злоупотреблений сдельной платой заключается именно в приведении затраты трудовой энергии к единице времени. Как для предпринимателя, так и для рабочих основой установления сдельной платы явно или молчаливо предполагается нормальная часовая плата. Наблюдение современных условий работы показывает, что на организованных рабочих с их высокой заработной платой и высшим умственным развитием система сдельной платы не действует настолько побуждающим образом, как на необученных рабочих с их низкими заработками. В берлинской инструментальной промышленности (Fеinmechanik) рабочие ставят целью не зарабатывать при поштучной плате больше чем на 25%, сравнительно с платой по времени. Устанавливается (иногда прямым правилом профессиональной организации) известная граница сдельного заработка (Akkordgrenze), переходить которую для хорошего товарища считается неприличным (Heiss, стр. 402—404). Поскольку сдельная работа является более интенсивной формой труда, она логически приводит к характерному для новейшей капиталистической промышленности сокращению часов труда. В этом отношении очень поучителен опыт введения восьмичасового дня в оптических мастерских известной иенской фирмы Цейсса, выполненный покойным профессором Аббе. Во всяком случае, применение сверхурочных работ при сдельной плате в высшей степени нерационально, и протесты рабочих против него нельзя не признать вполне справедливыми. Правильное применение системы сдельной платы предполагает довольно сложную организацию, причем вычисления должны быть сосредоточены в особом счетном бюро. Вообще, с усовершенствованием приемов сдельного расчета яснее выступает на вид, что формы заработной платы должны входить, как необходимый элемент, в строй промышленного предприятия и тесно связываться не только с его экономической, но и технической организацией.

Плата с премиями может применяться в трех формах. К основной плате, вычисляемой сдельно или по времени, присоединяются еще особые прибавки или 1) за лучшее качество выполненной работы, или 2) за сбережение материалов при работе (например, машинисту за израсходование угля меньше положенного нормального количества), или 3) за большее количество изготовленного продукта. Более крупное значение имеет последняя форма. Она практикуется во множестве разнообразных «систем», более всего в Америке, откуда обычно такие способы определения заработной платы именуются «американскими». Целью всех этих систем, так же как и сдельной платы, служит повышение производительности труда без соответственно полного вознаграждения. При примитивных способах назначения премий предприниматель задабривает подарком или каким-нибудь другим способом одного или нескольких из лучших рабочих, которые повышают темп своей работы и заставляют всех остальных рабочих следовать за ними. Способы эти вызывают резкое осуждение большинства рабочих и решительное противодействие со стороны профессиональных союзов. Новейшее время выдвинуло более тонкие приемы назначения премий, известные в англо-американской литературе под названием участия в выгоде (gainsharing), потому что предприниматель определенным образом делит между собой и рабочими тот выигрыш, который достигается повышением трудовой производительности рабочего. Мы укажем здесь только две из таких систем, особенно распространенные и популярные — названные по имени их изобретателей — «система Галсея» (Halsey) и «система Тэйлора» (Taylor). Система Галсея — старейшая из систем описываемого типа — была изобретена всего в 1891 г. Сущность ее состоит в следующем. На основании наблюдения над работой хорошего среднего работника устанавливается время, необходимое для выполнения известной работы. Если рабочий выполнит работу в более короткое время, то за каждый сбереженный час ему выплачивается премия, но не в полном объеме обычной почасовой платы рабочего, а несколько меньше, в размере, колеблющемся притом в зависимости от характера выполненной работы. Если работа и так уже требовала большого напряжения, премия назначается довольно щедро; если ускорение работы требовало только несколько большей распорядительности рабочего, большего внимания и ловкости, премия определяется в более умеренном размере. В (механических) мастерских, находившихся под управлением самого Галсея, рабочие получают премию в 5 центов за каждый сбереженный час, между тем как их обыкновенная часовая плата равна 17 ½  центам. Таким образом, если рабочий занят делом, на исполнение которого полагается по нормальному порядку 5 часов, а ему удастся исполнить это дело в 4 часа, то он получит премию, равносильную прибавке к его обычной заработной плате в размере 7,14%; в то же время издержки предпринимателей на рабочую силу сократятся на 14,29%. В общем, по словам самого Галсея, среднее увеличение выработки, достигнутое благодаря этой системе, составляло от 25 до 35%, относительная же величина премий была такова, что прибавка к заработку рабочего составляла несколько меньше половины сбережения, сделанного компанией (Шлосс, стр. 102—104). Легко видеть, что «дележ выгоды» производится здесь весьма неравномерно между предпринимателями и рабочими. Сам Галсей предупреждает предпринимателей от излишней жадности, ибо желание взять себе возможно больше, «выжать лимон досуха», может привести к тому, что у рабочего не будет никакого стимула добиваться увеличения выработки, и весь план предпринимателя будет расстроен. Поэтому представляется более правильной форма, в которую преобразовал систему Галсея английский инженер Rowan, предложивший делить выигрыш так, чтобы доля предпринимателя составляла ровно столько процентов, сколько рабочий сбережет из положенного рабочего времени. Более тонко задумана — в последние годы горячо обсуждаемая и у нас — система американского инженера Тэйлора, для которой характерно стремление повышать производительность работника не одним назначением премии, но и рациональным регулированием его трудового процесса. Тэйлор подметил, что в современной производственной технике рационально поставлена и научно исследована только ее механическая сторона, труд же самого работника выполняется приемами, переходящими по традиции от одного поколения рабочих к другому. Приемы эти постепенно совершенствуются, но путем чисто-инстинктивного приспособления, без всякой попытки научного анализа. Между тем, при первом же применении такого анализа оказывается, что в самых старинных формах работы есть много лишних, ненужных, напрасно отнимающих время и силы работника движений. Поэтому одной из первых обязанностей администрации фабрики Тэйлор считает внимательное изучение трудовых движений, выполняемых в ее работах, и составление плана работы применительно к выводам, полученным от такого изучения. Способ работы и подбор людей, наиболее   подходящих для ее выполнения, становится делом не самих рабочих и не мастера, а высшего управления предприятием, в состав которого должно входить особое распределительное бюро, точно указывающее каждому рабочему, что именно и как он должен делать. Тэйлор отмечает ряд крупных успехов, достигнутых в производительности труда применением его системы (переноска чугуна, земляные работы, выгрузка лопатами железной руды, кладка кирпича, проверка велосипедных шариков). Тэйлор не ограничивается обучением занятых в предприятии рабочих более рациональным приемам работы (целесообразным трудовым движениям), а требует отбора более всего приспособленных к данному делу людей, так чтобы работа всей группы давала максимум возможной производительности. Например, когда оказалось, что при «научной системе работы» можно заставить человека переносить 47 ½  тонн чугуна в день вместо 12 ½, как было раньше, то из всей артели в 75 человек только один на восемь оказался пригодным выполнить намеченный размер работы. Остальных пришлось удалить. Оставшиеся оказались счастливее только потому, что по своим физическим качествам наиболее подходили к «типу вола» — идеальный, — по словам Тэйлора, — физический и духовный склад для данного рода работы. Наоборот, при введении научной системы работы в дело проверки велосипедных шариков, где требуется очень высокий коэффициент психической восприимчивости, было удалено много работниц, менее психически одаренных. Для того чтобы побудить отобранных рабочих давать максимум их трудовой энергии, Тэйлор указывает два необходимых условия: назначение определенного дневного урока и премию за окончание урока в данное время. При всей новизне системы Тэйлора, она имеет, однако, со старыми способами побуждения к более интенсивной работе то общее, что выигрыш, получаемый от большей производительности труда, распределяется крайне неравномерно между предпринимателем и рабочим. Так, в то время как рабочий стал переносить в день 47 ½  тонн чугуна вместо 12 ½, его заработок поднялся с 1,15 доллара до 1,85 долларов в день, т. е. всего на 60%. Такое повышение платы Тэйлор считает вообще нормальным для работы данного типа. «Длинный ряд опытов в связи с тщательными наблюдениями обнаружил, что когда рабочим этого типа дают точно отмеренный урок, который требует большой дневной работы, и когда они за усиленную работу получают 60% сверх своей обычной плата, то этот повышенный заработок делает их не только более бережливыми, но улучшает их во всех отношениях: они лучше живут, начинают копить деньги, перестают пить и работают прилежнее. С другой стороны, когда они начинают получать заработок, повышенный более чем на 60%, они становятся более неаккуратными, невнимательными и рассеянными. Другими словами, наши наблюдения показывают, что для многих людей не годится богатеть слишком быстро» (Тэйлор, «Научные основы», стр. 61). Такова норма повышения заработка при обыкновенной работе, требующей только силы и напряженного физического труда. При работе в мастерских, где не нужна особая сообразительность, ловкость, внимание и особое физическое напряжение, наибольшая производительность, по мнению Тэйлора, достигается увеличением средней платы приблизительно на 30%. Работа, требующая специальных знаний, сопряженная с неослабным вниманием, но без большого физического усилия, как, например, точная и ответственная работа токаря, — требует повышения платы на 70— 80%, и, наконец, при работе, требующей ловкости, сообразительности, напряженного внимания, силы и физического труда, — как, например, при уходе за большим паровым молотом, выполняющим разнообразные работы, — это увеличение должно достигать 80—100% (Тэйлор, «Административно-техническая организация», стр. 8). Основной недостаток системы Тэйлора — узко-предпринимательская точка зрения.

Желая извлечь из рабочего максимум его трудовой энергии, он искренно удивляется, почему у рабочих не замечается большой готовности идти навстречу такому желанию. Он негодует против умышленной «вялости» рабочих и правил рабочих союзов, указывающих предел дневной выработки, хотя ясно понимает, что причина этого лежит в боязни уменьшения оплаты расходуемой рабочими трудовой энергии («Научные основы», стр. 11—18). Идея необходимого предела сдельных расценок в интересах надлежащей оплаты энергии, расходуемой рабочим, видимо ему чужда. Вообще система Тэйлора заслуживает внимания не со стороны определения заработка рабочего, а главным образом как попытка рационально поставить трудовой процесс. В связи с такой постановкой Тэйлор и его последователи (Джильбрет) предлагают и создание лучше прилаженных к условиям труда технических приспособлений. Эта часть системы Тэйлора содержит много ценного и указывает широкие перспективы полезным в общественном смысле техническим преобразованиям промышленной деятельности. Социальная же сторона дела, т. е. борьба рабочих с предпринимателями за справедливую расценку трудовых усилий, остается совершенно незатронутой, а между тем при определении размера заработка она имеет первостепенное значение. И потому, поскольку рабочие союзы будут находить, что при самой рациональной технически постановке труда принцип надлежащей оплаты трудового напряжения нарушен, они будут вправе противодействовать такого рода нововведениям или применять способ «торможения» работы (sabotage, Bremsen, ca’canny). Равным образом, с точки зрения социальной целесообразности нельзя принять систему отбора только наиболее приспособленных к данной работе рабочих, безжалостно отбрасывая в сторону всех слабых и отсталых, и максимальное использование всех сил человека на хозяйственной работе. Как бы скромно ни было общественное положение того или иного работника, его силы нужны не только в хозяйственной сфере, но и на активное участие в политической, общественной и культурной жизни. Колоссальное использование сил трудящихся на хозяйственной работе, предлагаемое Тэйлором, оправдывалось бы лишь при чрезвычайно коротком рабочем дне, значительно меньшем, чем представляющаяся еще идеальной для современного рабочего восьмичасовая норма.

Вообще же плата с премиями представляется менее выгодной для рабочих, чем регулируемая профессиональными союзами обыкновенная сдельная плата, где повышение напряжения рабочего учитывается легче. Характерно, что описанные американские системы применяются по большей части в механических производствах, где — в силу разнообразия работ — надлежащее установление сдельной платы встречает крупные затруднения. Широкого распространения эти новые формы вычисления заработка пока не имеют. Тэйлор гордится тем, что по его системе работает в настоящее время около 50 000 рабочих. В Германии, и даже именно в машиностроительной промышленности, эти системы до сих пор, несмотря на многократные попытки заведующих предприятиями, не могут привиться. Рабочие оказывают им решительное противодействие, да и сами предприниматели не всегда уверены в их целесообразности. Один из участников обширного обследования форм заработной платы в германской железной промышленности приводит характерную фразу, сказанную ему одним предпринимателем: «мы в Германии, при наших условиях, не нуждаемся в том, чтобы обманывать рабочих» (Timmermann, стр. 108).

Наконец, заработная плата может быть вычисляема в известном соответствии с общей доходностью предприятия. Если за основание вычисления берется валовой доход предприятия, показателем которого служит та или иная рыночная цена продаваемых продуктов, то мы имеем перед собой, так называемую систему скользящей шкалы (sliding scale); если же к основной плате, получаемой рабочим, присоединяется некоторая прибавка соответственно чистой прибыли, вырученной предприятием за данный отчетный период, — тогда мы имеем дело с системой участия в прибылях (profitsharing, participation aux benefices, Gewinnbeteiligung).

Система скользящей шкалы учитывает при определении заработной платы характерные для современной хозяйственной жизни быстрые изменения рыночной конъюнктуры, то повышающие, то понижающие доходность предприятия. При этой системе заработная плата автоматически движется вслед за изменениями цен на продукты, продаваемые предприятием. Изобретенная в конце 70-х гг. в каменноугольной промышленности Дургэма и Нортумберлэнда, система скользящей шкалы пережила период расцвета в Англии 80-х гг. Шкала заработной платы строится на условленном «базисе» нормальной продажной цены, в соответствии с которой назначается и нормальная заработная плата. Затем определяется, при каком изменении нормальной цены должно наступать, и какое именно, изменение заработной платы. Для того чтобы понижение продажных цен не отражалось чрезмерно на заработке рабочих (предприниматели могут, пользуясь скользящей скалой, понижать товарные цены ради борьбы с конкурентами), рабочие союзы требуют установления известного, не очень низкого минимума, дальше которого плата рабочим не должна опускаться. Система скользящей шкалы даже в пору ее наибольшего расцвета не имела очень широкого применения, потому что она возможна только в немногих отраслях промышленности, где сравнительно легко установить соотношение между продажной ценой продукта и высотой оплаты труда. При некоторых выгодах этой системы, как для предпринимателей, так и для рабочих (для последних она является как бы страхованием против чрезмерного понижения их заработка при неблагоприятной промышленной конъюнктуре и обеспечивает возможность пользования благоприятным поворотом дела), она не свободна и от крупных недостатков. Во-первых, товарные цены не всегда служат правильным показателем доходности предприятия. Можно получать большую чистую выручку, продавая по низким ценам, но большее количество товара. Во-вторых, основное вознаграждение работника является всегда результатом борьбы между хозяевами и рабочими, а установление скользящих шкал на довольно продолжительные сроки (два, три года) притупляет борьбу и ослабляет силу сопротивления рабочих, делая ненужной значительную долю деятельности профессиональных союзов. Наконец, предприниматели могут посредством скользящей шкалы переносить тяжесть ожесточенной конкуренции между собой на плечи рабочих. Замечено, что с системой скользящих шкал связывается известное тяготение к «регулированию» промышленности путем синдикатов и трестов. В настоящее время система скользящей шкалы уже не применяется и в английской каменноугольной промышленности и держится главным образом в железоделательной промышленности, более охваченной процессом синдицирования. На европейском континенте система скользящих шкал не привилась.

В новейшее время в Англии была сделана попытка преобразовать систему скользящей шкалы, основывая ее не на продажных ценах товаров, а на степени безработицы, т. е. на состоянии не товарного, а рабочего рынка. При меньшей норме безработицы заработная плата повышается, при большей — назначается в низшем размере.

Система участия в прибылях встречается также редко. Сущность ее заключается в том, что к твердой основной плате рабочие получают прибавку в виде известной доли чистой прибыли предприятия. Условием выдачи такой прибавки обычно ставится, чтобы прибыль была достаточно высока. По данным английского официального обследования системы участия в прибылях, минимальный размер прибыли, за которым могло начаться отчисление в пользу рабочих, определялся весьма различно; в некоторых случаях 4—4 ½%, во многих случаях — 5%, в иных — 6% и до 10%, а в одном случае он составлял 15%. Самый размер прибавки, достающейся рабочим, различен в разных предприятиях, но обычно не велик. В Германии, в преобладающем количестве случаев, где эта система применялась годами, доля из прибылей, ежегодно поступающая одному рабочему, в среднем равнялась 30 маркам. Если принять в расчет, что повышение часовой заработной платы на 2 пфеннига составило бы вдвое большее увеличение дохода рабочего, то легко понять, что система участия в прибылях вовсе не приносит рабочим такого улучшения их благосостояния, какое рисуют ее сторонники (ср. Zwiedineck-Südenhorst, «Socialpolitik», стр. 315). Предприниматели, вводившие рассматриваемую систему, обыкновенно преследовали две цели: 1) поднять трудовую производительность рабочего и сберечь издержки по надзору и 2) создать более мирные и дружелюбные отношения. Система эта не предполагает по своему существу никаких жертв со стороны предпринимателя; он «по меньшей мере, не должен терять ничего по сравнению с существующим порядком» (Шлосс, стр. 258). Иногда бывает, что предприниматель сознательно назначает уровень основной платы несколько ниже, и таким образом плата вместе с прибавкой оказывается не выше того размера заработка, который рабочий мог бы получать при иных условиях. Если же принять в расчет, что предприниматели часто ставят условием участия в прибылях отказ рабочих от профессиональной организации, то нам станет ясно, почему эта система не встречает широкого сочувствия в рабочих кругах. Сами предприниматели, вводившие ее у себя, часто разочаровывались в ней, не видя большого повышения прилежания рабочих и большей тщательности их работы, на что они рассчитывали. Крупным недостатком участия в прибылях является и неопределенность общей суммы заработка рабочего, находящейся в зависимости не только от его усилий, но и от коммерческой успешности ведения дела предпринимателем и от всех случайностей и колебаний рыночной конъюнктуры. Поэтому представляется поистине непонятным то необыкновенное одушевление, с которым идея участия в прибылях пропагандировалась многими экономистами. Еще в тридцатых годах прошлого столетия, вскоре после удачного применения системы участия в прибылях французским малярным предпринимателем Леклэром, известный немецкий государствовед Роберт Моль предложил проект принудительного установления этой системы на всех вновь возникающих фабриках на основании общего веления закона, в предупреждение революционных вспышек со стороны рабочих. В шестидесятых годах также немецкий статистик и экономист Энгель заявил, что с введением участия в прибылях социальный вопрос можно уже считать разрешенным. Довольно много словесной шумихи было поднято в Германии около рассматриваемой системы в 80-х и 90-х годах. В настоящее время по отношению к ней всюду господствует более трезвое и потому скептическое отношение. Своеобразный случай применения участия в прибылях находим в упоминавшемся уже выше во всех отношениях образцово поставленном оптическом предприятии Цейсса в Йене. По словам самого профессор Аббе, установившего там эту систему, его общее отношение к ней — отрицательное. Но в особых условиях руководимого им предприятия она давала единственный разумный выход. Дело в том, что фирма Цейсса ставила себе в обязанность ни при каких условиях не понижать заработной платы своим рабочим. Поэтому размер платы вычислялся умеренно, и в годы особо благоприятной рыночной конъюнктуры был ниже того, на что справедливо могли предъявлять притязание рабочие. Отказать им в повышении платы — значило потерять хороших и испытанных рабочих; подъем же платы логически требовал бы в дальнейшем ее понижения при ухудшении конъюнктуры, что было также нежелательно. Оставалось одно: установить участие в прибылях, и притом так, чтобы основная плата и прибавка к ней в годы хорошей конъюнктуры не превышала бы той нормы, которую рабочим следовало бы уплачивать в эти годы и при другой форме платы. Но зато на время худшей конъюнктуры рабочим обеспечивалось сохранение по крайней мере их нормального заработка, который становится таким образом как бы тем необходимым минимумом, ниже которого ни в каком случае не должна опускаться плата рабочего (Abbe, «Socialpolitische Schriften», стр. 113—118).

Из изложенного видно, что формы заработной платы часто имеют существенное значение для рабочих, определяя не только способ вычисления их заработка, но и самый размер оплаты расходуемой ими трудовой энергии. Понятен и живой интерес, обнаруживаемый за последние годы к этому вопросу в экономической литературе. Разностороннее исследование его показывает, что нельзя предпочесть какую-либо из предлагаемых систем перед всеми остальными, что лучшей формой заработной платы для данного предприятия всегда будет такая, которая наиболее прилажена к его технической и экономической организации и которая строго регулируется сильными профессиональными союзами и, в случае надобности, добавочной поддержкой государственной власти. Не следует забывать при этом, что центром тяжести проблемы заработной платы остается все же вопрос о высоте рабочего дохода, в своей существенной части определяемой независимо от тех или иных способов его измерения. Этот вопрос, т. е. от каких условий зависит высота заработка рабочего, и пытаются по преимуществу разрешить теории заработной платы.

Как было уже упомянуто выше, теоретически заработная плата может быть освещена с двух сторон: ее можно рассматривать или 1) как долю рабочих в общей сумме народного дохода или 2) как размер заработка, приходящегося на отдельного рабочего. Некоторые теории заработной платы ограничиваются только второй стороной вопроса, но многие (и притом далеко не одни новейшие) включают в круг своего рассмотрения обе стороны проблемы. При всем многообразии предложенных в экономической литературе теоретических объяснений высоты заработной платы, их можно расположить в небольшое число основных групп.

Старейшая и в то же время пользовавшаяся наиболее широким признанием теория заработной платы — теория средств существования. Еще Локк высказывал мысль, что доход рабочих ограничивается голым существованием (а bare subsistence), Кантильон склонялся к мнению, что реальная цена труда определяется обычным содержанием рабочего, Кенэ и Тюрго считали заработок рабочего ограниченным крайним минимумом необходимого для жизни в силу конкуренции рабочих. Тюрго как бы отчеканил эту мысль в известном афоризме: «Le salaire de l'ouvrier est borné, par la concurrence des ouvriers, à sa subsistence. Il ne gagne que sa vie». Ад. Смит, колебавшийся между разного рода объяснениями, склонялся более всего также к этой теории, мотивируя ее подробным анализом соотношения сил хозяев и рабочих. В этой части его доктрина полнее и разностороннее позднейших формулировок и по постановке вопроса предвосхищает некоторые новейшие учения. Наиболее логически законченное, хотя и более одностороннее выражение теории средств существования дал Д. Риккардо.

Риккардо ставит вопрос двояко: с одной стороны, его интересует вопрос о взаимоотношении частей общественного дохода, т. е. какую долю занимает заработная плата в общей массе дохода страны по сравнению с прибылью и рентой. С другой стороны, он пытается наметить причины, определяющие высоту дохода отдельного рабочего. «Труд», говорит он, «подобно прочим вещам, которые покупаются и продаются, имеет свою естественную и свою рыночную цену. Естественная цена труда — это такая цена, которая необходима, чтобы рабочие были в состоянии поддерживать свое существование и продолжать свой род, без увеличения или уменьшения... Рыночная цена труда есть цена, которая в действительности уплачивается за него, в силу естественного действия отношения спроса к предложению: труд дорог, когда он редок, и дешев, когда он в изобилии... Как бы значительно ни уклонялась рыночная цена труда от его естественной цены, она имеет тенденцию приспособляться к ней, подобно цене товаров. Когда рыночная цена труда превышает его естественную цену, положение рабочего становится цветущим и счастливым: он оказывается в состоянии распорядиться большим количеством предметов необходимости и удовольствия, и, следовательно, воспитать здоровую и многочисленную семью. Однако, когда в силу поощрения, даваемого высокой заработной платой возрастанию населения, количество рабочих увеличится, заработная плата опять упадет до своей естественной цены, и притом, в силу реакции, иногда даже ниже ее. Когда рыночная цена труда упадет ниже его естественной цены, положение рабочих станет самым бедственным: тогда бедность лишит их таких удобств, которые стали для них абсолютно необходимыми в силу привычки. И только после того как их лишения уменьшат их число, или увеличится спрос на труд, рыночная цена труда поднимется до ее естественной цены, и рабочий будет иметь те скромные удобства, которые доставит ему естественная норма заработная плата» («Principles of Pol. Ес.», ed. by Gonner, стр. 70—72). Необходимый минимум средств существования Риккардо считал зависимым от привычек и обычаев народа, и потому различным в разных странах и изменяющимся в одной и той же стране. Эта оговорка, однако, мало смягчает суровость закона, выведенного Риккардо, ибо и для культурных стран своего времени он предполагает минимум, столь близкий к физиологическому, что даже при незначительном его уменьшении рабочих начинают постигать болезни и преждевременная смерть. Из этого закона заработная плата, в смысле нормы заработка отдельного рабочего, Риккардо делал непосредственный вывод и о заработной плате как доле в общем доходе страны. Предполагая, что рента имеет естественную тенденцию к возрастанию вместе с развитием страны (растущее население повышает спрос на сырой продукт, и цена его увеличивается), Риккардо изображал будущее соотношение долей общественного дохода безразличным для рабочих, выгодным для землевладельцев и убыточным для капиталистов. С прогрессом общества рента должна поглощать все большую долю национального дохода, возрастет и денежная доля рабочих, но их реальная плата останется неизменной, так как она регулируется постоянным минимумом средств их существования, за которые придется лишь платить дороже, а доход капиталистов будет составлять все уменьшающуюся долю.

Риккардо метко указал на уровень жизни рабочих, как регулятор их заработка; но он чрезмерно преувеличил его значение. Даже в то тяжелое время экономического развития Англии, когда Риккардо писал свои Principles, положение о зависимости заработной платы от минимума средств существования могло быть принято лишь с крупными оговорками. Жизнь выдвигала разного рода тенденции, и если бы Риккардо присматривался к передвижкам, какие происходили в то время в рядах английского рабочего класса, он увидал бы, что наряду с изображенным им постоянным уровнем платы имелись и характерные случаи последовательного подъема и, наоборот, неуклонного упадка. Плата земледельческих рабочих составляла в среднем в 1800 г. 11 шиллингов 5 пенсов, в 1810 — 14 ш. 6 п., в 1820 — 12 ш., в 1830 — 11 ш., в 1840 также 11 ш., в то время как плата прядильщиков 1-го разряда (в хлопчатобумажной промышленности Манчестера и его округа) колебалась за период времени с 1806 по 1841 г. между 31 ш. 7 п. и 44 ш. 6 п., а плата ручных ткачей (хлопчатобумажных, в Манчестере и его округе) постепенно падала с 20 шиллингов в 1806 г. до 9—6 шиллингов в 1819—1846 гг. Обученные искусные рабочие нарождающейся капиталистической промышленности чувствовали уже за собой силу и энергично боролись за возможность вести организованную (с помощью профессиональных союзов) борьбу с предпринимателями. И когда эта возможность наконец наступила, тогда с особенной ясностью обнаружилось, что минимум средств существования вовсе не является той постоянной нормой, около которой колеблются, подобно качаниям маятника, действительные размеры заработной платы. Но если теория Риккардо не учитывала нарастания силы на стороне рабочего класса и значения благоприятной для него социальной атмосферы (в особенности рабочего законодательства), то она не учитывала также и нарастания производительности труда, Риккардо рассматривал трудоспособность рабочего как данную величину (статически) и не интересовался ее динамикой. Между тем уже и в его время жизнь ставила и этот вопрос, и изменения в производительности рабочих не оставались без влияния на их заработок. Конечно, все эти явления более отчетливо обозначились уже после Риккардо, но любопытно, что и тогда теория средств существования не только продолжала пользоваться широким признанием (правда, не столько в самой Англии, как на европейском континенте), но и нашла себе даже более резкую формулировку в виде знаменитого «железного закона» Лассаля. Лассаль особенно подчеркнул, что экономический прогресс проходит мимо рабочих, нисколько не улучшая их участи. «Следствием этого железного и ужасного закона является то, что вы — и потому-то я и назвал вас... классом обездоленных — необходимо исключены даже из (выгод) производительности, повышающейся благодаря успехам цивилизации, т. е. из повышения продукта труда, из повышенной производительности вашего собственного труда! Для вас всегда только необходимое для жизни, для предпринимателей всегда все, что производится трудом сверх этого» (F. Lassalle, «Offenes Antwortschreiben etc. Gesamtwerke», т. I, стр. 17). В этих словах опять-таки много преувеличения. При разборе различных форм заработной платы было показано уже, что при самых ухищренных способах побуждения рабочего к более напряженному труду предприниматель все же оставляет в его пользу некоторую долю повышения выручки, и что полная эксплуатация добавочных усилий рабочего достигается лишь в случае его крайней слабости и беззащитности (при понижении до крайнего предела штучных расценок), не составляющих непременного условия положения рабочих в капиталистическом строе. Мысль, столь резко выраженная Лассалем, но уже подразумеваемая и в учении Риккардо, разделялась также Родбертусом и Марксом, которые (независимо друг от друга и от Лассаля) положили ее в основу доктрины, названной впоследствии «теорией обнищания» (Verelendungstheorie). Маркс принимал, подобно Риккардо, что заработная плата тяготеет к привычному для рабочего класса уровню средств существования. Не разделяя теории народонаселения Мальтуса, относясь к ней даже с чрезмерно резким отрицанием, Маркс исходил в вопросе об увеличении предложения рабочих рук из собственного учения о резервной рабочей армии, возникающей в силу необходимых условий капиталистического производства. С развитием капитализма постоянная часть общественного капитала, расходуемая на средства и орудия производства, растет за счет переменной, затрачиваемой капиталистами на покупку рабочей силы. А так как спрос на труд определяется не размером всего капитала, а только его переменной части, то, следовательно, он прогрессивно падает с возрастанием всего капитала. Таким образом, производя накопление капитала, рабочее население производит в то же время в возрастающем объеме средства создания относительного избытка его самого. Это закон прироста населения, свойственный капиталистическому способу производства... (Das Kapitai, I, стр. 653—656). Отсюда — рабочие оказываются вполне во власти капиталиста, который и старается всеми доступными ему способами, между прочим, и применением системы сдельной платы, выжать из них возможно больше созидающей ценность трудовой энергии. Поэтому повышение производительности труда, достигаемое при капиталистическом способе производства, давая выгоды капиталистам, не освобождает рабочих от все растущей нищеты. «Закон, по которому относительное избыточное население, или резервная промышленная армия, постоянно находятся в равновесии с размером и силой накопления, приковывает рабочего к капиталу крепче, чем молот Гефеста приковал к скале Прометея. Этот закон обусловливает соответственное накоплению капитала накопление нищеты. Накопление богатства на одном полюсе является в то же время накоплением нищеты, тяжести труда, рабства, невежества, огрубения и нравственной деградации на другом полюсе, т. е. на стороне класса, производящего свой собственный продукт в виде капитала» («Das Kapitai», I, стр. 671—672). В другом месте: «Вместе с постоянно уменьшающимся числом магнатов капитала, которые узурпируют и монополизируют все выгоды этого процесса превращения, растет масса нищеты, гнета, порабощения, деградации, но также и возмущения рабочего класса, постоянно увеличивающегося и обученного, объединенного и организованного самым механизмом капиталистического процесса производства» («Das Kapitai», I, стр. 793). Действительность не оправдала этого мрачного предсказания Маркса, как не давала оснований для него и в его время. Давление резервной армии рабочих неодинаково для всех категорий наемного труда; как раз более сильные элементы трудящихся классов, организованные и получающие более высокую плату, испытывают его сравнительно менее. В участи рабочих масс с развитием капитализма наблюдаются и заметные улучшения (укрепление профессиональной организации, развитие рабочего законодательства, повышение политического значения и культурные успехи рабочего класса), отмечаемые по отдельным поводам и самим Марксом, но не введенные им в его общую теорию заработной платы. Поэтому его чрезмерно прямолинейным последователям пришлось спасать доктрину учителя ценой натяжек и ухищренных толкований. Так, Каутский понимает «теорию обнищания» в трех значениях: 1) как констатирование двух взаимно противоположных тенденций — одной к подавлению, другой — к подъему пролетариата; 2) в смысле роста «социальной нищеты», т. е. неудовлетворения не физических, а социальных потребностей, и 3) более быстрого увеличения, сравнительно с другими классами, класса пролетариев, бедствующего и порабощенного. Ни одно из этих толкований не совпадает с вполне определенным и ясным заявлением Маркса о росте именно физической нищеты и духовной деградации. Защита Каутского показывает только, как далеко жизнь отодвинула те пугающие перспективы в развитии капитализма, которые рисовались людям сороковых и шестидесятых годов. Даже при формальном признании старого взгляда будущее рабочих классов в рамках капиталистического строя представляется его защитникам гораздо более светлым, в зависимости от нарастания их экономической силы, умственного и морального подъема. От грозного некогда «железного закона» осталось, в сущности, мало что говорящее, положение, что заработная плата имеет тенденцию определяться согласно так или иначе установившемуся уровню жизни рабочего класса. Так как самый этот уровень признается изменяемым, а изменения в нем могут наступать всего более благодаря подъему заработка рабочих, то весь вопрос переносится в другую область, ибо уровень жизни из начала определяющего превращается в определяемое, и значит, причин изменения заработной платы надо искать в другом месте. Эти причины пытались указать — каждая довольно односторонним образом — теория производительности и теория влияния рабочих союзов, но некоторое время в экономической литературе господствующую позицию занимала очень поверхностная, но весьма популярная, близко примыкающая к теории средств существования — теория фонда заработной платы. Теория фонда была намечена еще Мальтусом, но более определенно формулирована только Джемсом Миллем и Мак-Кёллоком и, в особенности, Дж. Ст. Миллем (впоследствии от нее отказавшимся). Сторонники этой теории рассматривали заработную плату как часть капитала, находящегося в распоряжении предпринимателя, и притом точно определенную. Если вычесть из общей суммы капитала, ежегодно назначаемого на производство, долю, приходящуюся на орудия и материалы и иные средства, то остаток и будет тем «фондом», из которого единственно капиталист и может почерпать заработную плату для его рабочих. Поэтому плата каждого отдельного рабочего может быть высока или низка в зависимости от двух условий: 1) размеров фонда, т. е. назначаемой на выдачу заработной платы части капитала предпринимателя, и 2) количества рабочих. Если рабочие желают повышения их заработка, то они могут получить его только при увеличении капитала или уменьшении количества рабочих рук. Для первого необходима высокая прибыль капиталистов, для второго — воздержание рабочих от вступления в брак. Все остальные средства повышения заработной платы, а в особенности борьба рабочих с предпринимателями с помощью профессиональных организаций, объявлялись недействительными. «Нельзя спорить против четырех правил арифметики», заявлял забытый уже теперь американский экономист 60-х гг. Перри, «вопрос о заработной плате есть вопрос деления. Жалуются, что частное очень мало. Прекрасно, но какие же существуют пути для того, чтобы увеличить частное? Два пути: увеличьте ваше делимое, оставив прежним делителя, и частное станет больше; уменьшите ваш делитель, оставив прежним делимое, и частное увеличится». Основной ошибкой теории фонда было, что она рассматривала получение рабочими заработной платы не как участие в доходе предприятия, а как вычет из суммы капитала, вкладываемого в дело капиталистом. Отсюда взгляд, что плата рабочих имеет неподвижные размеры. В действительности же заранее не определена ни общая сумма дохода предприятия (возрастающая или падающая с изменениями в производительности труда) ни та специальная доля, которая может достаться рабочим при разделе этого дохода между ними и капиталистами. При одной и той же сумме капитала, вложенного в производство, и даже при одной и той же сумме выработанного продукта, доли рабочих и капиталистов могут меняться. Если в данный год рабочие могли заставить предпринимателей пойти на уступки, и выговорили себе большую норму платы, это не значит, что ранее был заготовлен больший фонд заработной платы, или что число рабочих уменьшилось, а просто, что предприниматели вынуждены были удовольствоваться меньшей прибылью. Теория фонда скоро сошла с научной сцены. Уже к началу 70-х гг. она потерпела полное крушение, как в самой Англии, так и в Америке и на европейском континенте (критика Лонджа, Торнтона, Уокера, Германа, Родбертуса, Брентано). Ее пытался реабилитировать один из сильных теоретиков старой английской школы — Кэрнс; в новейшее время она возродилась в измененном виде у представителей школы предельной полезности (Бём-Баверк, Тауссиг); но эти попытки не имели успеха, и, во всяком случае, теории фонда в ее наиболее типическом выражении можно считать окончательно оставленной.

С развитием производственной техники и появлением предпринимателей нового типа — людей с широким размахом и ясным взглядом, действующих не столько «прижимкой», сколько улучшением приемов и способов производства — в экономической науке выступает на вид новая теория заработной платы — «теория производительности». Выдвинутая в качестве односторонней доктрины в 60-х—80-х гг. (Брассей, Уокер, Шенгоф, Леруа-Болье), эта теория привлекала внимание общества к факту взаимной связанности интересов предпринимателей и рабочих. Капиталисты, говорят сторонники теории производительности, оплачивают труд рабочего соответственно ожидаемой от него пользе. Им выгоднее платить дорого хорошему работнику, чем дешево плохому, потому что при хороших рабочих выручка предприятия будет больше. Выгоднее также дорого заплатить рабочему, умеющему справляться с сложным механизмом, бережно относящемуся к порученным ему орудиям и перерабатываемым материалам, чем иметь дешевого, но малоприспособленного к технической организации предприятия. Эти соображения были правильны; но указанные писатели или не умели ввести их в общую систему объяснения заработной платы или придавали отмеченному ими фактору преувеличенное значение. Так, Уокер считал, что при нормальных условиях все приращение продукта, получаемое за счет повышения производительности труда, должно доставаться рабочим. Но тогда как объяснить разницу платы, замечаемую среди рабочих, с одинаковым успехом выполняющих одинаковые работы? Почему, например, женщины, по общему правилу, получают меньшую заработную плату, чем мужчины? Почему при сохранении прежней нормы производительности рабочие известной отрасли промышленности начинают получать большую плату, чем раньше, и почему, наоборот, при очень значительном повышении производительности (при установлении, например, усовершенствованных форм платы с премиями) рабочим достается, в качестве прибавки к их заработку, только небольшая доля создаваемого усиленным напряжением их энергии приращения продукта? На эти вопросы односторонняя, замкнутая в себе теория производительности не давала, да и не могла дать удовлетворительного ответа. Как ни важен указываемый ею момент в определении заработной платы, он вовсе не является единственным, и роль его может быть понята и правильно оценена только в связи с другими факторами. Аналогичную ошибку делают и некоторые теоретики предельной производительности, считающие возможным построить целостную теорию заработной платы (и даже всю теорию распределения) на изолировании одного этого фактора (о них ниже). Правильная постановка проблемы требует установления более широкой общей перспективы, которая смутно чувствовалась и частью намечена была уже Ад. Смитом.

Рядом с охарактеризованной теорией производительности в 60-х и 70-х гг. некоторыми экономистами, ближе присматривавшимися к реальным условиям рабочего рынка, была формулирована не менее односторонняя теория, в основу которой было положено влияние, оказываемое на высоту заработной платы деятельностью рабочих союзов. Основы этой теории были даны уже в полемике против экономистов манчестерской школы английскими защитниками рабочих союзов в один из трудных моментов их жизни, когда противники профессионального движения не останавливались не только перед указаниями на бесцельность рабочих организаций, но и перед прямыми обвинениями их в деятельности, угрожающей общественной безопасности. В этой полемике особенно выдвинулись Гаррисон и Торнтон, аргументами которых воспользовался молодой еще тогда немецкий ученый, специально исследовавший в Англии историю и деятельность профессиональных союзов, — Луйо Брентано. В результате такого изучения Брентано предложил в книге «Die Arbeitergilden der Gegenwart» особую теорию заработной платы. В современном хозяйственном строе — говорит Брентано — рабочий выступает в роли продавца своей рабочей силы, подобно продавцам других товаров, обращающихся на рынке. Однако работник существенно отличается по своему положению от других продавцов, потому что он не имеет иных средств к существованию, кроме продажи своей рабочей силы. Действуя в одиночку, он не может выжидать благоприятного времени, а должен во что бы то ни стало сейчас продать свою рабочую силу, т. е. наняться на работу, довольствуясь той платой, какая будет ему предложена. Вот почему рабочие устраивают союзы, которые дают им возможность накоплением специальных фондов воздерживаться от предложения труда в то время, когда условия неблагоприятны. Благодаря союзам рабочий оказывается в состоянии не торопясь предлагать свой труд, и, следовательно, приобретает независимость, свойственную продавцам других товаров, и может присоединять свой голос при установлении условий его продажи. Товар, предлагаемый на продажу рабочим, — его рабочая сила, теряет при этом свои неудобные для рабочих особенности, как бы отделяясь от его личности и становясь впервые «настоящим товаром». Указание на роль профессиональных союзов имело в разработке теории заработной платы, несомненно, очень крупное, не только специальное, но и общепринципиальное значение. Но идея о желательности превращения рабочей силы в «настоящий товар» была крайне неудачна, маскируя то существенное, что крылось в деятельности рабочих союзов. «Настоящие товары» продаются, по основному предположению теории рынка, при условии свободной конкуренции, исключающей из действующих факторов фактор сравнительной силы сторон или принудительного регулирования условий продажи. Деятельность же рабочих союзов как раз предполагает появление особой силы у рабочих, а форма заключения сделки о продаже труда принимает характер коллективного регулирования на основе минимума оплаты трудовой энергии, имеющего тенденцию стать национальной нормой. Отсюда близость между установлением заработной платы союзами и регулированием ее законодательством, чего не понимают или не желают понять те, кто видит в труде «настоящий товар». Сам Брентано впоследствии уклонился от своего прежнего построения, признав установление заработной платы «вопросом силы» (Machtfrage).

Не удовлетворяясь предложенными односторонними решениями, экономисты переходного периода, главным образом представители германской исторической и историко-этической школы, пытались дать вопросу о заработной плате более широкую постановку, вдвигая ее в рамки теории цены Германа и Неймана. Все эти попытки (учения Рошера, Митгофа, Шёнберга, Кема-Эльстера, Клейнвехтера) отмечены одной общей чертой — эклектическим объединением в одно внешне связанное целое различных, по большей части уже предложенных ранее объяснений. Здесь нет никакой новой центральной идеи, которая могла бы одухотворить и осмыслить отдельные обрывки часто разнородных по духу теоретических систем, и теория заработной платы в руках названных экономистов не делала шага вперед по сравнению с тем, что было уже достигнуто в прежней литературе.

Более плодотворно сближение теории заработной платы с общей теорией ценности и цены, проводимое школой предельной полезности, по преимуществу в англо-американской экономической литературе. Теории этого типа обычно примыкают в большей или меньшей степени к гениальному построению Тюнена, о котором поэтому уместно упомянуть именно здесь. С учением Тюнена о «естественной заработной плате» долгое время (в особенности на его родине) было связано чрезвычайно странное недоразумение. В нем видели оригинальную и остроумную, но мало приложимую к жизни попытку наметить идеальную норму заработной платы. На критику практической неосуществимости такого идеала затрачивалось столько усилий, что забывали обратить внимание и совершенно не умели оценить громадное значение рассуждения Тюнена для теоретической постановки и решения вопроса о заработной плате Тюнен считал, что в действительной экономической жизни его времени (перед его глазами были особенно тяжелые условия наемного труда в немецком сельском хозяйстве) заработная плата определяется крайним минимумом средств существования. Но в принятой им гипотезе «изолированного государства» дело должно было стоять иначе. Во-первых, там имеется неограниченный запас свободной земли, и потому заработная плата наемного рабочего никогда не может опуститься ниже продукта, который рабочий мог бы получить, возделывая самостоятельно участок земли на границе изолированного государства. Во-вторых, в изолированном государстве на предельных участках действуют капиталисты совсем особого рода. Это — те же рабочие, с той лишь разницей, что они — в противоположность другой категории рабочих — не прилагают непосредственно свой труд к культуре нового (предельного) участка земли, а создают и затрачивают необходимый для производства капитал.  И хотя они совершенно произвольно могут определять условия вознаграждения наемного труда, но им нет интереса понижать их, так как, будучи сами рабочими, они также заинтересованы в получении возможно большей заработной платы (на других участках). Получается своеобразное положение, когда те, кто имеет силу определять способ раздела общественного продукта, заинтересованы одинаково и в высокой прибыли и в высокой заработной плате. Выход дается в известной средней норме заработной платы, для которой Тюнен нашел математическую формулу √ар (а — необходимые средства существования работника, р — продукт его труда). Тюнен предполагает, кроме того, что производство в изолированном государстве организовано наиболее рационально, т. е. что лица, организующие производство, будут ли это обыкновенные капиталисты-предприниматели или отмеченные выше капитал-создающие рабочие, пробуют различные комбинации труда и капитала, дающие им наибольший чистый доход, расширяя приложение каждого фактора, пока они будут иметь от этого какую-либо добавочную выгоду. Например, при копке картофеля сельский хозяин будет нанимать добавочных рабочих до тех пор, пока создаваемое ими приращение продукта (чем больше рабочих, тем вскапывание может быть глубже, и, следовательно, добыто больше картофеля) будет превышать их заработную плату. Но так как на рынке труда может быть только одна  цена, то плата последнего рабочего и будет регулировать плату всех рабочих одинаковой ловкости и уменья. Отсюда, рядом с формулой √ap, Тюнен ставит другую формулу: «заработная плата равна продукту, созданному последним, приставленным к делу рабочим». Обе эти формулы не противоречат, а взаимно дополняют друг друга. Последняя является, кроме того, необходимой органической частью всей теории распределения Тюнена, построенной на строго-последовательно проведенном принципе предельности (заработная плата равна продукту последнего рабочего, прибыль — продукту последней доли капитала, земельная рента — сбережению издержек против затрат, необходимых на предельном участке). В этом смысле Тюнена можно считать прямым родоначальником новейшей школы «маргиналистов», также пытающихся провести принцип предельности чрез всю систему теоретической экономии. Поэтому правильное понимание и должная оценка учения Тюнена значительно облегчаются при свете этих новейших теорий (см. прекрасную характеристику, данную Н. Н. Шапошниковым в его книге: «Теория ценности и распределения»).

Названные теории, отличающиеся большой тонкостью и глубиной анализа, не лишены, однако, и крупных недостатков. Они страдают в особенности чрезмерным выдвиганием принципа (предельной) производительности, рассматриваемого притом с узко-индивидуалистической точки зрения. Исследуя установление заработной платы по преимуществу со стороны стремлений и оценок предпринимателя (для которого полезность приобретаемой рабочей силы определяется именно степенью ее производительности), теории этого типа часто решают вопрос слишком односторонне, игнорируя или затушевывая не менее важные моменты, влияющие на высоту заработной платы. Например, Маршалл, при всей его осторожности и внимательном отношении к сложным условиям экономической действительности и при большой широте развиваемой им теории ценности и цены, в вопросе о заработной плате склонен придавать преувеличенное значение принципу предельной производительности. «Предположим», говорит Маршалл, «что предприниматель сомневается, достаточно ли у него рабочих, чтобы извлечь хороший доход из имеющихся у него запасов, машин и других промышленных приспособлений. Ему кажется, что, наняв еще одного рабочего, он увеличил бы производство на сумму, большую, чем его заработная плата, не затрачивая никакого другого добавочного капитала. Например, фермер-овцевод, обсуждая достаточность комплекта работающих у него пастухов, может найти, что если бы он нанял добавочного работника, не производя никаких других изменений в предприятии и не входя ни в какие добавочные расходы на орудия, здания и т. п., то настолько больше ягнят оставалось бы в живых, и вообще за стадом был бы настолько лучший уход, что он мог бы надеяться посылать на рынок ежегодно на двадцать овец больше. Чистый продукт труда этого пастуха составил бы, таким образом, двадцать овец: если фермер может нанять его даже за немного меньшую плату, чем двадцать овец, он сделает это, в противном случае он его не наймет. Пастух, который стоит на границе найма на работу, предельный пастух, прибавляет к общей сумме производства сумму чистого дохода, совершенно равную по ценности его заработной плате. Вообще, заработная плата каждого разряда рабочих имеет тенденцию уравняться с количеством чистого продукта, произведенного добавочным трудом предельного работника («Principles of economics», 1898, стр. 586—588). Маршалл отмечает, далее, и некоторые факторы, определяющие высоту заработной платы со стороны предложения труда, именно, количество рабочих и их готовность приложить свой труд к производству хозяйственных благ, но центром тяжести его учения остается момент производительности («продукт предельного работника»). Еще уже решает вопрос о заработной плате наиболее влиятельный из современных американских экономистов — Кларк. Его учение близко примыкает к построениям Тюнена и Визера, в особенности — Визера, так как и у Кларка вся теория распределения построена на принципе экономического «вменения» каждому фактору того, что он производит. И заработная плата представляется Кларку чистым и полным выражением трудовой производительности. Свое основное положение Кларк защищает, пользуясь гипотезой совершенной конкуренции в статическом состоянии общества, в котором «население и капитал не увеличиваются и не уменьшаются; новые изобретения не появляются, и процессы производства остаются неизмененными; не образуется никаких консолидированных организаций труда и капитала, составляющих столь поразительную черту нового времени; создаются одни и те же категории товаров, и в результате всего этого труд и капитал сохраняют постоянные размеры, а ценность, заработной платы и процент оказываются естественными в смысле классической школы» («Distribution of wealth», стр. 62—70). При этих предположениях заработная плата определится продуктом, производимым работником в предельной области приложения труда. Такой предельной областью Кларк считает всякого рода предприятия, где средства производства не дают ренты их собственникам, и, тем не менее, прилагаются к делу при помощи живого труда. Подобный случай возможен, например, при употреблении орудий, дающих ренту, на новые цели, за которое не уплачивается добавочная рента. Например, при тысяче рабочих фабрика будет давать не только заработную плату, но и ренту; прибавка же добавочных двадцати рабочих, хотя и не будет убыточна для предпринимателя, потому что они прибавят к продукту сумму, равную их заработной плате, может и не дать ему никакой ренты, если они произведут только указанное количество. Эти предельные работники, получающие в виде заработной платы весь продукт их труда, в действительности будут так же свободны от притязаний хозяев на их заработки, как если бы они возделывали пустующую землю с разрешения собственника. Если предположить, что в предприятии одни рабочие могут быть заменяемы другими, то плата предельных рабочих определит и плату всех остальных, так как при уходе более нужного рабочего он может быть заменен рабочим предельного пояса. Иначе говоря, действительный продукт каждого рабочего должен быть равен абсолютному продукту рабочего предельного пояса.

В промышленной деятельности общества труд и капитал взаимно приспособляются друг к другу, и предельный продукт социального труда предполагает соответственное предельное употребление социального капитала. Предприниматель вычисляет, что он утратил бы, если бы у него отказался работать последний работник. Эта утрата и будет мерой ценности полезной услуги, оказываемой ему работником, а следовательно, и мерой заработной платы. Предполагая, что в избранном для исследования обществе все рабочие должны найти себе занятие, каждый рабочий может предложить предпринимателю увеличить выработку его предприятия на известное количество продукта. При известной норме такого увеличения предприниматель захочет взять его, и если конкуренция совершенна, то эта норма будет действительно соответствовать тому количеству, какое присутствие этого рабочего прибавляет к продукту фабрики, фермы или мастерской, в которой он был бы поставлен на работу. Если рабочий дает предпринимателю больше, чем он получает от него, то этим создается для других предпринимателей побуждение взять его за лучшую плату. Рабочие в других занятиях оказываются в таком же стратегическом положении; заработная плата социального труда равняется поэтому продукту его предельной сложной единицы. «Мы должны получать то, что производим — таково господствующее правило жизни, и то, что мы можем произвести трудом, определяется тем, что может прибавить предельная единица чистого труда к продукту, который может быть создан без его помощи. Предельная  производительность регулирует заработную плату» («Distribution of wealth», стр. 80—109 и 167—181). Это положение основывается на признании Кларком в исследуемом им гипотетическом обществе не только совершенной конкуренции, но и технического совершенства организации предприятий, в силу которого руководители их, встречая случаи повышенной производительности каких-либо факторов, будут стараться использовать их до предела их интенсивного употребления, за которым начинает действовать закон убывающей доходности. Оба эти положения неприменимы без оговорок к теории заработной платы. Гипотеза совершенной конкуренции не покрывает всего существа отношений между капиталом и трудом; как в теории цены она дополняется предположением монополии или ограниченной конкуренции, так в теории распределения она должна быть дополнена допущением социальных факторов силы, как на стороне предпринимателей, так и на стороне рабочих. Во-вторых, техническое совершенство организации предприятий даже в гипотетическом обществе, принимаемом Кларком как исходный пункт исследования, недостижимо в силу действия стихийного фактора размножения населения, не допускающего точное приспособление количества рабочих сил к материальной обстановке производства. Поэтому принцип предельной производительности (как и вообще теория «экономического вменения», поскольку она представляется логически допустимой) указывает нам только на стремления предпринимателей в капиталистическом обществе учитывать при предложении рабочим высоты заработной платы производительность их труда. Они вводят этим важный, но не исключительный и не бесповоротно решающий фактор в разделе общественного продукта. Окончательный результат этого раздела может и уклониться далеко от такого учета, как в сторону, благоприятную для рабочих (при наличности у них достаточной собственной силы или поддержки извне), так и в неблагоприятную (при наличности значительного избытка рабочих рук, «резервной рабочей армии», поскольку давление ее на заработок известных рабочих групп не парализовано какими-нибудь противодействующими влияниями). Наконец, самая идея определения заработной платы предпринимателем для всех занятых у него рабочих по продукту предельного рабочего — как общий принцип вызывает серьезные возражения. Идея эта основывается на признании универсального значения закона убывающей доходности: все рабочие до предельного дают предпринимателю еще некоторый избыток, и только продукт предельного рабочего равен его заработной плате. Но такой ход производства предполагает возможность механического расширения его последовательным приложением труда новых рабочих. В действительности же часто мы не имеем непрерывно возрастающего ряда трудовых единиц, а известную объединенную систему труда в каждом предприятии или в отдельных составных частях предприятия, в которой убавить одного человека — значит испортить все дело, прибавить — равносильно напрасной растрате средств. Здесь заработная плата определяется для всей группы как целого; нет другой единицы для вычисления, кроме работающей группы. Предельный продукт здесь — продукт всей группы. Поэтому предпринимателю ничего не остается, как определить общий заработок всей группы, распределяя уже его затем так или иначе между участвующими рабочими, как это мы и видели на примере так называемых «групповых аккордов». Недостатки теорий распределения, связываемых с теорией ценности, не дают, однако, основания совершенно отрицать целесообразность сближения проблемы распределения (и, в частности, теории заработной платы) с проблемой ценности и цены, как это делает М. И. Туган-Барановский, предложивший совершенно отрезанную от теории ценности «социальную теорию распределения». Теория ценности, по мнению Туган-Барановского, исходит из предположения равенства сторон; теория распределения необходимо предполагает социальное неравенство. Здесь обменивающиеся принадлежат к различным классам. Продавец рабочей силы не может стать ее покупщиком, ибо для этого он должен перейти в класс капиталистов, что, как общее правило, невозможно. Если продавец какого-нибудь товара найдет, что ему дают за него слишком низкую цену, он может перестать производить его, и из продавца сделаться его покупателем. Рабочий же не может перестать продавать свой товар — рабочую силу, пока он остается рабочим. Поэтому, несмотря на то, что заработная плата имеет форму цены, ее нельзя понять до конца как явление цены. Правда, она есть явление цены, но вместе с тем и нечто большее. «И именно то, что стоит вне образования цены, составляет сущность данного социального явления, — так как основное социальное неравенство контрагентов, социальные отношения силы и зависимости всего сильнее влияют на результат договора». При исследовании условий, определяющих высоту заработной платы, необходимо помнить, что рабочая сила неотделима от личности продающего ее рабочего, что она есть «сам человек, не объект, а субъект хозяйства». Отсюда вытекают два важных следствия: 1) невозможность производства рабочей силы, 2) своеобразное общественное положение покупщиков и продавцов рабочей силы. Рабочая сила работника не производится, — она возникает сама собой, как следствие его жизни. Его потребление есть цель сама в себе, а не средство производства рабочей силы. С повышением уровня жизни, как показывает опыт последних десятилетий, число рождений не увеличивается, а уменьшается. Рабочий, достигнув большего благосостояния, вовсе не стремится снабдить трудовой рынок большим числом рабочих сил; напротив, чем больше он зарабатывает, тем больше растут его культурные потребности, и с большими средствами он хочет поддерживать меньшую семью. Таким образом, закон издержек воспроизводства не имеет никакого применения к заработной плате. Но к ней неприложим и так называемый закон спроса и предложения. Закон этот предполагает, что спрос на известный товар зависит от его цены. Между тем, спрос капиталистов на рабочую силу определяется надеждой на прибыль, и пока выручка предприятия будет оставлять им кое-что за покрытием расходов на заработную плату, они будут покупать рабочую силу, по какой бы цене она ни продавалась. Только когда цена рабочей силы дойдет до такой высоты, что она будет поглощать всю прибыль, тогда капиталисты перестанут (и уже совершенно) ее покупать. Если таким образом средняя высота заработной платы в каком-либо обществе не зависит ни от издержек производства, ни от спроса и предложения, то чем же она определяется? Двумя факторами: 1) производительностью общественного труда, которая устанавливает количество общественного продукта, имеющего быть распределенным между различными социальными группами, и 2) социальной силой рабочего класса, которая определяет доли общественного продукта, поступающего в его распоряжение («Sociale Theorie der Verteilung», в особенности стр. 10—14 и 30—43). Как видно, окончательный вывод Туган-Барановского не содержит в себе чего-нибудь существенно нового, что не было бы уже указано ранее обычными теориями заработной платы. Особая постановка проблемы заработная плата не оказывается, таким образом, более плодотворной. И соображения Туган-Барановского, которыми он пытается доказать необходимость такой постановки, неубедительны. Теория ценности и цены рисуется ему только в рамках гипотезы совершенной конкуренции, при действии закона издержек. Но ведь ценность и цену имеют и товары, не созданные издержками, или в мере, не соответствующей издержкам, и теория ищет и для этих случаев известной закономерности. Если монополист пытается поднять цену своего товара, уменьшая его предложение, а рабочие просто всей массой приостанавливают работу, то ведь бывают также случаи, когда монополист просто задерживает продажу товара, и, с другой стороны, при недостаточности количества рабочих известной категории по сравнению с спросом на них, цены за труд данного рода заметно поднимаются. Неравенство контрагентов и отношения силы и зависимости предусматриваются и общей теорией товарных цен. Если же Туган-Барановский хочет сказать, что более точный учет влияния действующих факторов, возможный при гипотезе свободной конкуренции, недостижим при предположении социального неравенства, то это имеет силу одинаково по отношению, как к рабочему, так и товарному рынку. Некоторые современные экономисты пытаются поэтому, не отказываясь от параллели между теорией заработной платы и теорией товарных цен, перенести центр тяжести проблемы в область монопольных условий продажи рабочей силы. Например, Оппенгеймер, исходя из положения об искусственном ограничении земельных запасов, в силу монополии частного (крупного) землевладения, строит теорию заработной платы на такой первичной монополии землевладельцев. Там, где земля принадлежит немногим, где население не может отливать к городским занятиям или колонизовать незанятые пространства, монополия собственников чувствуется всего сильнее, и заработная плата стоит всего ниже. Здесь она достигает своего предельного пункта, и рабочего, который вынужден работать на таких условиях, Оппенгеймер называет  «предельным кули». За этим пределом плата может расти, поскольку в местностях, еще не перенаселенных, поднимается спрос на труд, т. е. смягчается монополия нанимателей. В мере ослабления монополии покупателей рабочей силы может проявляться в его вознаграждении производительность труда работника, и таким образом, наряду с условиями силы, при разделе продукта на высоту заработной платы может оказывать влияние и размер продукта, который, в свою очередь, может зависеть или от более высокой организации производства или от личных трудовых качеств самого работника. Ценность рабочей силы определяется ценностью создаваемого в обществе продукта и социальными отношениями силы и зависимости при его разделе — вывод, в конечном итоге совпадающий с «социальной теорией» заработная плата М. И. Туган-Барановского, хотя путь рассуждения Оппенгеймера иной (см. в особенности «Theorie der reinen und politischen Oekonomie», а также другие работы Оппенгеймера). Пожалуй, еще более любопытна попытка О. Конрада вывести теорию распределения и, в частности, теорию заработной платы из идеи монополии. Оригинальность учения Конрада заключается в том, что автор не ограничивается указанием на получение владеющими классами монопольного дохода, но выводит отсюда, как необходимое следствие, уменьшение общей суммы дохода народного хозяйства и безработицу («Lohn und Rente», passim).

Указанные новейшие учения, так же как и теория Туган-Барановского, составляют здоровый противовес крайностям школы предельной производительности, слишком поспешно переносящей в теорию распределения приемы, применяемые при исследовании товарной ценности в рамках гипотезы совершенной конкуренции. Они возвращают теорию заработной платы на путь, давно проложенный вдумчивыми наблюдателями капиталистических отношений, начиная от Ад. Смита, который, высоко ценя значение роста производительных сил для доходов всех классов населения, останавливался уже с пристальным вниманием на вопросе, почему рабочий класс, столь деятельно участвующий в увеличении национального продукта, бывает вынужден получать из него на свои нужды только очень скудную долю. Современная научная мысль не может оставаться равнодушной и к тревожному вопросу Маркса, не происходит ли колоссальное увеличение промышленной производительности при капитализме за счет крайнего использования сил трудящихся классов, не давая им взамен никаких существенных выгод. И для исследователя, желающего полнее охватить изучаемую проблему, факторы, определяющие сравнительную силу сторон в борьбе из-за условий рабочего договора, не могут представляться чем-то несущественным, маловажным по сравнению с индивидуальной оценкой предпринимателя индивидуальных же качеств нанимаемого им рабочего. Пишущий эти строки давно уже настаивает на внимательном исследовании рабочего договора именно со стороны проявляющегося в нем соотношения сил предпринимателей и рабочих. Нет основания отказываться видеть в продаже рабочей силы явление рынка; необходимо лишь понять это явление не только со стороны потребности и количества, но и социальных факторов силы. Высота дохода рабочих как доли в общей сумме дохода нации, отрасли промышленности, предприятия определяется, прежде всего, величиной этих доходов. Это хорошо понимал уже Ад. Смит, хотя эта мысль не столько выражена в его учении о заработной плате, сколько является логическим выводом из всей его теоретической системы. Вопрос о заработной плате тесно связывается с общим ходом хозяйственной жизни народа, с успехами производительности народного труда. На высокий доход могут рассчитывать рабочие только такой нации, труд которой создает много. Рассматривая национальный доход в его натуральной форме, мы можем сказать, что чем больше количество чистого продукта, тем большую долю в нем могут иметь участники его производства. Принимая же в соображение условия менового хозяйства, нельзя ограничиться столь простым ответом. В меновом хозяйстве продукт должен быть реализован, т. е. продан на рынке, и общая сумма дохода, равно как и ее доли, достающиеся отдельным группам участников производства, зависят не только от количества созданного продукта, но и от его ценности. Если, например, известная отрасль промышленности «регулирована» соглашением предпринимателей, общая сумма дохода, получаемая в этой отрасли, может повыситься за счет других отраслей, чем будет создана возможность увеличения дохода не только предпринимателей, но, при известных условиях, и их рабочих. Или, если рабочим удалось бы, не повышая интенсивности своего труда, заставить предпринимателей несколько поднять заработную плату, то предприниматели могли бы переложить эту прибавку на покупателей, поднимая соответственно продажные цены продуктов, производимых в их предприятиях. Отсюда, при изучении распределения в современном хозяйстве, необходимо иметь ввиду, независимо от непосредственных, внутренних отношений предпринимателей и рабочих, и внешние для них, но оказывающие существенное влияние на их положение условия товарного рынка.

Что касается самых отношений между предпринимателями и рабочими, т. е. непосредственно условий трудового рынка, купли-продажи рабочей силы, то они складываются, хотя и своеобразно, но, не уклоняясь далеко от главных типов отношений, наблюдаемых на товарном рынке. Если при установлении всякого рода цен различать три основных рыночных круга — конкуренцию, монополию и регулирование в общественном интересе, — то мы найдем аналогичные явления и при продаже рабочей силы. В прежние времена было общим правилом, в известных случаях наблюдается и теперь, что рабочие продают свой труд, конкурируя друг с другом, но не встречая конкуренции на стороне предпринимателей. При таких условиях продажи труда цена на него имеет тенденцию приближаться к ее минимальному пределу, т. е. она будет падать до тех пор, пока не достигнет размера, при котором рабочий вынужден будет отказаться от работы, потому что будет не в состоянии поддерживать ею свое существование. Так как рабочие не производятся для рынка, а являются на него, потому что они родились в мир, не дающий им иных способов обеспечить жизнь, кроме найма на работу, то место издержек производства занимает здесь необходимый (физиологически и социально) уровень жизни. Но рабочие могут занимать и монопольное положение на рынке труда, потому ли, что их вообще мало (резкое уменьшение населения), или что данные рабочие обладают особенными, редко встречающимися качествами (искусный ювелир, гравер, закройщик), или потому, что сейчас нет возможности заменить известную группу рабочих столь же подготовленным персоналом, или потому, что они располагают очень сильной организацией против сравнительно слабых предпринимателей. При таких условиях их заработная плата может подняться до максимального возможного для нее предела — до полного поглощения всей чистой выручки предпринимателя, т. е. до тех пор, пока предприниматель не сочтет для себя невыгодным продолжать данное промышленное дело. Такие случаи встречаются в действительной жизни очень редко, гораздо реже, чем указанный выше первый круг рыночных отношений, и самая сильная организация рабочего класса обычно лишь уравнивает его шансы в борьбе с предпринимателями. Но и это уж много: когда на рынке труда стороны встречаются с равными силами, предпринимателям приходится невольно поступаться частью своих видов, идти на разумный компромисс, навстречу требованиям справедливого, при сохранении основ капиталистического строя, распределения национального дохода.

И уже исключительно решающее значение принцип справедливости получает в третьем кругу отношений на трудовом рынке — при установлении заработной платы общественной властью в общем интересе. Это бывает не только при оплате труда рабочих, занятых в предприятиях, устраиваемых государством или органами муниципального управления, но и в частнокапиталистических отношениях, когда общественная власть считает себя обязанной вмешаться в борьбу сторон на трудовом рынке. Пока основным мотивом такого непосредственного вмешательства в установление заработной платы (косвенным путем положение рабочего при договоре сильно укрепляется общими нормами законодательной охраны труда и социальным страховым законодательством) является явная слабость трудящихся в отстаивании своих интересов в некоторых формах приложения труда (главным образом в так называемой «системе выжимания пота», т. е. в капиталистически организованной домашней промышленности), но раз испробованный, принцип общественного регулирования заработной платы начинает распространяться и на такие отрасли хозяйственной деятельности, где позиция труда устойчивее. При таком регулировании пунктом тяготения заработной платы опять выступает уровень жизни рабочих, но — в противоположность примитивным условиям рабочего рынка, уже не физиологический минимум («голые средства существования») и даже не исторически сложившийся привычный социальный уровень средств существования, а некоторая рационально определяемая норма, соответствующая как хозяйственным условиям, так и социально-культурным требованиям времени — так называемая «living wage», плата, достаточная для жизни рабочего, как свободного гражданина и участника в общем развитии его родины. Этот же принцип проникает в деятельность сильных профессиональных рабочих союзов, которая по существу сближается, таким образом, с общественным регулированием заработной платы. В странах передовой экономической и социальной культуры уровни жизни, уже достигнутые, по крайней мере, рабочими, достаточно обжившимися и имеющими регулярный заработок, стоят довольно высоко (в особенности в Соединенных Штатах Северной Америки и австралийских колониях Англии). На эти уровни нельзя смотреть только как на местное явление, обусловленное счастливыми особенностями судьбы трудящихся классов в этих странах. С точки зрения вопроса о living wage они приобретают и новое, более общее, принципиальное значение. В наше время, когда жизнь развивается быстро, и отставшие могут надеяться скоро догнать ушедших вперед, когда формы экономических и социальных отношений доступны глубоким преобразованиям, эти уровни наглядно показывают, что может быть осуществлено для рабочих масс общим повышением национальной производительности, производительностью их собственного  труда и выгодным для них стратегическим положением. Когда высказывают опасения, что австралийскому рабочему в экономической борьбе невозможно удержать достигнутый высокий уровень жизни, «можно быть уверенным», говорит исследователь социальных условий Австралии, «что (Австралия и Новая Зеландия) будут отчаянно защищать его до тех пор, пока другие страны, с которыми они конкурируют, не дойдут до такого же «standard of life» (Schachner, «Sociale Frage in Australien», стр. 58). Уровень жизни рабочих складывался в результате борьбы за более высокий заработок, и поскольку они продолжают бороться, постоянно создается и основа для образования нового, более высокого standard of life. Этим рабочие оказывают давление и на другой фактор увеличения заработной платы — повышение общей суммы национального дохода, побуждая предпринимателей к введению лучших способов организации и техники производства, к лучшему изучению рынков и лучшему приспособлению к ним, и, в свою очередь, повышая интенсивность собственного труда. Самым существенным условием успеха было развитие и укрепление профессиональных рабочих организаций, создавшее прочную почву для коллективного договора. Как наблюдается и в политической жизни, где правые группы, чувствуя за собой и без того внушительную силу, организуются позже оппозиции, так и в отношениях между капиталом и трудом рабочие организации, возникшие под давлением настоятельной необходимости создать некоторую преграду против сокрушительного натиска капитала, опередили организации предпринимателей. В конце XIX в. организация капитала против труда была облегчена синдицированием крупных отраслей промышленности, но сохранились и продолжают возникать во все более обширном объеме и организации, специально предназначаемые для борьбы с рабочими. Оба лагеря стоят друг против друга в состоянии «вооруженного мира», готовые, в случае необходимости, немедленно открыть военные действия. Здесь не место подробно останавливаться на характеристике способов борьбы, применяемых воюющими сторонами; отметим вкратце главнейшие из них.

Нельзя забывать, прежде всего, что общие условия встречи предпринимателей и рабочих на рынке труда определяются политическим строем страны и состоянием ее социального законодательства. Обе стороны издавна понимали могущество политического влияния и законодательных норм, и пытались им пользоваться. Хозяева добивались запрещения рабочих коалиций, открывали себе путь в парламент и заграждали доступ к нему рабочим, проводили односторонне ограждающее их интересы классовое законодательство и оказывали решительное противодействие созданию мероприятий в защиту труда. Рабочие, с своей стороны, добивались отмены законов против коалиций, расчищали себе путь к участию в законодательной деятельности и в местном самоуправлении, пытались непосредственно или путем косвенного давления содействовать развитию рабочего законодательства и улучшению юридических условий в их отношениях к предпринимателям.

Из специальных способов борьбы при заключении или исполнении самого рабочего договора на первом месте, со стороны рабочих, необходимо отметить массовую приостановку  работы —  стачку, со стороны предпринимателей — массовый расчет (локаут). Как ни относиться к этим способам борьбы, одно стало уже общепризнанным: юридических препятствий ставить им нельзя. И пока способы общественно-принудительного установления заработной платы не введены, стачки и локауты остаются широко распространенным явлением современной экономической жизни, естественно вытекающим из основ капиталистического строя. Любопытно отметить, что с усовершенствованием и развитием профессиональной организации рационализируются и формы подготовки и ведения стачек. Создается обширная и сложная стратегия и тактика стачечного дела, разрабатываемая и приводимая в исполнение искусными вождями рабочих союзов. Стачка подготовляется статистическими обследованиями и детальными обсуждениями в центральной и местной организациях, а при ведении ее вплоть до конца все детали выполняются по тщательно обдуманному и намеченному заранее плану и под строгим контролем. Расставляются стачечные посты (пикетирование), на которые избираются более спокойные, уравновешенные рабочие, на месте стачки устраивается стачечное бюро, руководящее делом. Особенно много заботы бывает приложено к тому, чтобы во время стачки поддерживалось спокойствие и порядок, например, руководители принимают меры, чтобы не было большого скопления рабочих в одном месте, и т. п. Поводы к стачке и отношение хозяев подробно выясняются путем прессы, чтобы привлечь симпатии общественного мнения. Участвующие в стачке получают достаточную, но не очень большую (обычно около половины действительного заработка) поддержку из фондов, накопленных союзами. Намерение стать на работу до прекращения стачки (штрейкбрехерство, blacklegs) встречается с величайшим осуждением, а посторонних рабочих, привлекаемых предпринимателями издалека, стараются не допустить к работам. В широких размерах для работ, требующих специальной подготовки, замена старых рабочих пришлыми практически невозможна, и потому с новейшим развитием промышленной организации, требующей такого рода рабочих, позиция стачечников становится крепче. Понятно, что с развитием профессиональных организаций шансы успеха стачек возрастают (поскольку не крепнет в параллель с ними и организация предпринимателей). В Соединенных Штатах за 1881—1900 гг. в среднем процент неудачных стачек составлял у профессиональных организаций 33,54%, а у неорганизованных рабочих — 55,39%. Аналогичные данные имеются и для Германии. Вообще же полный успех стачек для крупных государств Запада отмечается за последние годы XIX и в начале XX ст. для 20—30% всех стачек, частичный — более чем для 30%. Стачки, имевшие как полный, так и частичный успех, составляли вместе от 54,32% (в Германии) до 60,46% (в Англии).

Реже и с надеждой на успех по преимуществу в случае особо искусной работы применяется так называемая «стачка в розницу» (strike in detail), когда рабочие по молчаливому соглашению оставляют работу в одиночку или небольшими группами, пока предприниматель не обратит внимания на систематичность такой деятельности и не сделает требуемых уступок. Еще реже практикуется система медленной работы, «торможения», с целями понудить предпринимателя к исполнению требований рабочих. Обычно рабочие преследуют этим другие цели, именно, имеют ввиду противодействовать стремлениям предпринимателей побудить их к несоразмерному напряжению трудовой энергии. Довольно действительным средством борьбы рабочих с предпринимателями служит бойкот товаров, производимых в предприятиях, не считающихся с требованиями рабочих, если это — товары широкого народного потребления (берлинский пивной бойкот 1894 г., бойкот булочников в Гамбурге в 1898 г., бойкот универсального магазина Jandorf в Берлине в 1907 г. и т. д.). Здесь большую роль играют женщины, в руках которых сосредоточивается большая часть закупок семьи. Обратную форму бойкота представляет label, контрольная марка, указывающая, какой товар нужно покупать. Рабочих и симпатизирующие им круги покупателей просят покупать только товары, производимые в предприятиях, выполняющих требования профессиональных союзов, удостоверением чего и служит прикрепляемый к ним ярлык или иной знак (такой способ особенно распространен в Америке в сигарном производстве, изготовлении платья, шляп и т. п.).

Против всех этих средств борьбы предприниматели выдвигают свои способы. Давно замечено, что предприниматель уже в одном своем лице представляет некоторую коалицию, будучи вооружен концентрированной силой капитала. Кроме того, предпринимателям легко согласиться друг с другом, и не основывая формальных организаций. Такой способ практикуется часто и поныне. Но с усложнением борьбы и громадным развитием профессионального объединения рабочих промышленники стали устраивать и постоянные союзы. Так, в Германии, в особенности с конца 80-х гг., появляются сначала местные организации или по отдельным отраслям промышленности (союз железной промышленности Гамбурга и Всеобщий союз германских металлургов с 1887 г., общегамбургский Arbeitgeberverband Hamburg-Altona, основанный в 1890 г. для борьбы против празднования 1-го мая), затем, обширные центральные объединения (Zentralverband deutscher Industrieller и созданные по почину его руководителей в 1904 г., после стачки текстильных рабочих в саксонском городке Криммичау, два крупных объединенных союза немецких предпринимателей — Hauptstelle der deutschen Arbeitgeberverbände и Verein deutscher Arbeitgeberverbände, связанные и друг с другом особым договором).

Способы борьбы, практикуемые предпринимателями, отчасти являются простым противоположением приемам, употребляемым рабочими, отчасти же имеют и вполне своеобразный характер. Самым примитивным, но и теперь еще широко применяемым средством против отдельных непокорных рабочих служит составление так называемых «черных списков» лиц, которых не рекомендуется принимать всем другим фирмам и прямо запрещается принимать фирмам, состоящим в предпринимательском союзе. В новейшее время этот способ стали заменять более упрощенным приемом — рекомендацией фирмам не брать ранее указанного срока приходящих из округов, где происходит столкновение между предпринимателями и рабочими.

Более решительное средство — локаут — сопряжено для предпринимателей и с большими опасностями. Они рискуют даже больше рабочих, устраивающих стачку, теряя не только текущий доход, но и часть капитала (орудия могут изнашиваться от простоя, сырые материалы портятся) и — что очень важно при современном строе хозяйств — часть своих обычных клиентов, так как за время локаута не участвующие в нем конкуренты могут переманить к себе их покупателей. Поэтому локауты могут обещать успех предпринимателям только при широкой солидарности их интересов, не всегда достигаемой даже их организацией, и применяются обычно после весьма осторожного взвешивания шансов и при непременном активном участии большинства членов организации (для собрания, решающего вопрос о локауте, требуется специальный кворум и квалифицированное большинство, иногда даже единогласное постановление). Вообще, даже с увеличением числа предпринимательских организаций количество локаутов, хотя и растет, но остается далеко ниже числа стачек. В Германии после образования упомянутых выше крупных центральных предпринимательских союзов число локаутов, хотя и поднялось вдвое против прежнего, составляло все же не более 12,5% всех столкновений между хозяевами и рабочими (в 1905 г. — 10,9%, 1906 — 12,1%, 1907 — 11,5%, 1908 — 12,5%). Рискованность употребления столь обоюдоострого оружия заставляет предпринимателей избирать другие пути. Если крепостные ворота нельзя взять силой, их пробуют открыть золотым ключом или пытаются поселить раздоры в рядах защитников. Последнее время особенно богато попытками предпринимателей сломить сопротивление рабочих привлечением их на свою сторону разными выгодами и внесением разлада в их среду. Такую цель часто преследуют разнообразные учреждения «на благо» рабочих (Wohlfahrtseinrichtungen), как, например, рабочие жилища, столовые и кухни, доставление по заготовительной оптовой цене угля, керосина, предметов питания, устройство библиотек и читален, детских садов, летних колоний, увеселений, подарки к праздникам, сиделки для больных женщин и т. д. Порой эти учреждения имеют целью только обеспечить предприятию постоянный кадр хороших рабочих, но очень часто их боевая задача открыто признается и самими предпринимателями. Например, члены союза берлинских металлургов дают тем из их рабочих, которые обязуются честным словом не присоединяться ни к какой рабочей организации, выплачивающей пособия при стачках, локаутах и т. п., — поддержку на время безработицы без каких-либо взносов с их стороны. Самым типичным способом борьбы (соединенным подчас с вопиющими жестокостями) остается выселение оставляющих работу с хозяйских квартир. Встречаются (чаще в Америке) попытки предпринимателей заинтересовать рабочих в безостановочном ходе предприятия продажей им его акций с благоразумным расчетом, однако, чтобы большая часть акций оставалась в руках капиталистов. Самую последнюю новинку в деле ослабления солидарности рабочих составляет устройство сочувствующих предпринимателям «желтых» и других подобных союзов рабочих. Несмотря на крупные затраты предпринимателей на поддержку таких организаций, они прививаются туго. Во Франции хозяева играют при этом на слабой струнке нации — стремлении скопить «капиталец», стать рантьером, открывая через посредство таких союзов для рабочих перспективу откладывать деньги для себя лично, а не тратиться на взносы для обще-товарищеских нужд. В Германии при устройстве таких союзов заботятся ограничивать их только размерами отдельных предприятий, основательно опасаясь, что даже такая встреча рабочих в более обширном кругу может привести к пробуждению в них духа истинной товарищеской солидарности.

Наконец, обе стороны пользуются как средством борьбы и потребностью в рациональной организации рабочего рынка, в виде устройства посредничества по приисканию работы. Поскольку это дело не сосредоточено в руках общественной власти, такие посреднические бюро устраиваются хозяевами не только с объективными целями упорядочения трудового рынка, но и ради подбора через них более удобных и устранения нежелательных элементов. Рабочие же стремятся ставить на места через свои бюро только принадлежащих к профессиональным организациям (см. подробно о различных способах борьбы между хозяевами и рабочими в особенности в книге Ад. Вебера, «Der Kampf zwischen Kapital und Arbeit», страдающей, однако, ярко выраженным пристрастием к интересам предпринимательского класса).

Таковы позиции, в которых стороны стоят друг против друга на современном рынке труда. Спор между ними приводится к тому или иному результату также рационально выработанными способами соглашения (особенно характерны практикуемые в Англии «соединенные комитеты» из видных представителей рабочих организаций и предпринимателей), а самый результат выражается в форме так называемых «списков» (lists) или «тарифных договоров» (Tarifvertrage), заключаемых на известный срок, в течение которого наступает как бы перерыв враждебных действий. Поэтому во времена особого обострения классовых противоположностей радикально настроенные рабочие группы не обнаруживают больших симпатий к тарифным соглашениям. Такие договоры особенно распространены в старейшей стране профессионального движения — Англии, где, по данным, опубликованным в конце 1910 г. Департаментом Труда, насчитывалось 1 696 коллективных соглашений (collective working agreements), распространявшихся на 2 400 000 рабочих, т. е. на количество, почти совпадающее с общим числом организованных рабочих.

Так как условия рабочего договора,  устанавливаемые профессиональными союзами, имеют тенденцию распространяться для данной отрасли промышленности на всю страну, создавая как бы общеобязательный «национальный минимум» оплаты труда, то от коллективных добровольных соглашений оставался только один шаг к принудительному установлению минимума заработной платы. Шаг этот был сделан австралийскими колониями Англии, часть которых (Новая Зеландия, Новый Южный Уэльс, Западная Австралия) приняла систему принудительного третейского разбирательства споров между хозяевами и рабочими, другая часть (Виктория, Южная Австралия, Квинслэнд) — систему особых бюро для регулирования заработной платы. С 1908 г. третейское разбирательство было заменено в Новом Южном Уэльсе регулированием посреднических бюро. С 1904 г. принудительное разбирательство было устроено и для всей австралийской федерации чрез особый федеральный суд, в который поступают споры, выходящие за пределы одного штата, а также (с 1906 г.) проверка «разумности и справедливости» заработной платы в производствах, в которых возбуждается ходатайство о сложении акцизов. В 1909 г. регулирование заработной платы чрез бюро было установлено (для отраслей промышленности, где особенно резко проявляется «система выжимания пота») и в самой Англии.

Принудительное регулирование заработной платы, встреченное вначале как вредное и опасное новшество, оказалось, однако, на практике вполне осуществимой и полезной мерой. Логика жизни и здесь, как часто бывает, одержала верх над умствованиями заинтересованных кругов, и заставила и их до известной степени примириться с совершившимся фактом. Но, разумеется, прилаживаясь к сложным условиям хозяйственной действительности, законодательные нормы, по необходимости несколько жесткие и резко законченные, не могли не задевать, и подчас больно, те слои населения, на которые они распространялись, не исключая и самих рабочих. Отсюда — выражение недовольства, иногда протесты.

Против применения третейского разбирательства выдвигают аргумент, что оно не достигло уничтожения стачек. Стачки действительно бывали, отчасти в виде прямого нарушения закона (во время третейского разбирательства стачки и локауты запрещаются, а против вынесенного судом постановления нельзя начинать борьбу ранее определенного срока). Но именно справка с имеющимися о них сведениями показывает, какую незначительную роль играют они в промышленной жизни колоний. Как заявил новозеландский министр юстиции Финдлэй в 1908 году, за время применения закона о третейском разбирательстве в Новой Зеландии (с 1-го января 1895 г.) имели место всего 18 стачек с небольшим числом участников и весьма кратковременных (из них 12 с нарушением закона, 6 — без), причем в незаконных стачках участвовало менее 1/3% всех наемных рабочих, а присоединяя к ним и остальные, — менее ½% (Schachner, стр. 198).

Недовольными деятельностью третейских судов остаются более всего предприниматели. В 1906 году конференция союзов предпринимателей всех австралийских штатов единогласно высказалась против законов о третейском суде. Мотивами были, по-видимому, усиление этими законами рабочих союзов и необходимость более обдуманной и связанной с новыми затратами и хлопотами организации производства. Но высказывалось и продолжает высказываться соображение, что повышение платы третейскими судами удорожает продукты промышленности и тем затрудняет конкуренцию на внешнем рынке. В последние годы действительно австралийские колонии (как и другие страны) переживали полосу повышения цен. Но законы о третейском разбирательстве не были повинны в этом в наиболее важных случаях. Особенно тяжело сказалось, например, на рабочих повышение квартирной платы. Но оно объясняется просто непомерным вздуванием цен городских земельных участков, усиливаемым иногда особенностями орографических условий, например в Веллингтоне, главном городе Новой Зеландии, где население должно размещаться на сравнительно небольшом пространстве годной под застройку земли. Цены других предметов шли в гору в зависимости от изменения конъюнктуры на мировом рынке, например цены на уголь, шерсть, хлопок, мясо. В некоторых случаях повышение цен было создано усилиями предпринимательских синдикатов. Именно третейские суды помогли рабочим, в особенности более слабым, не располагающим могущественными организациями, приспособить заработную плату к повышению их расходного бюджета. Нельзя не согласиться с Шахнером, что повышение заработной платы, проведенное третейскими судами, было не причиной, а следствием вздорожания жизни (Schachner, стр. 218—221, Aves, стр. 101—103). Промышленность справлялась с повышением заработной платы обычным путем — повышения производительности, посредством применения улучшенных технических приемов, введения или улучшения машин, большего проведения разделения труда, подбором лучших рабочих и более строгим контролем над работой. Повышение издержек, поскольку оно было при этом необходимо, с избытком окупалось страхованием потерь от стачек. Один крупный предприниматель заявил Шахнеру, что к смете в 800 000 ф. ст. по железнодорожным сооружениям, не будь третейских судов, ему пришлось бы прибавить еще 100 000 фунтов, т. е. около 1 млн. руб., на возможные убытки от стачек. Лучший подбор трудящегося персонала тяжело отзывается уже не на предпринимателях, а на самих рабочих. Слабые и «медленные» рабочие отстраняются от более выгодных занятий и должны искать себе заработка в другом месте. Правда, суды устанавливают для них изъятия, допуская их к работе за меньшую плату, но не в интересах предпринимателей брать их, да и сами они неохотно идут на такую обидную метку их меньшей пригодности к делу. Третейские суды оказывают на положение слабых рабочих двоякое влияние: в промыслах, где рабочие слабы не по недостатку трудоспособности, а по неблагоприятным социальным и личным условиям (в особенности при «системе выжимания пота»), они получают от судов существенную поддержку; для рабочих же, стоящих по трудоспособности ниже среднего уровня своей группы, решения судов оказываются чрезмерно суровыми, и потому рабочие организации в этом отношении проявляют неодобрение деятельности судов. Руководители сильных рабочих организаций хотели бы ввести принудительное регулирование заработной платы в проложенное рабочим движением русло, постепенно повышая заработок рабочего и создавая этим основу для нового, более высокого уровня жизни. Судьи же мало идут навстречу этому естественному стремлению, принимая в руководство при назначении норм платы установившийся уже уровень жизни и, в особенности, не желая считаться с размером прибылей предпринимателей. Отсюда норма платы, устанавливаемая судьей данной ему властью, может оказаться ниже той, какая была бы достигнута уравновешением сил, сталкивающихся при заключении рабочего договора. В промыслах, сосредоточивающих в себе цвет рабочего населения, указывающих дорогу другим, самостоятельно вырабатывающих новые основы жизни трудящихся классов, деятельность судов слишком тяжела, консервативна, лишена творческого полета. Конечно, со временем суды могли бы приспособиться к такой задаче, но поскольку поднимается вопрос о замене ими свободной борьбы сторон в организованных отраслях промышленности крупных капиталистических стран, с отмеченным недостатком третейского разбирательства нельзя не считаться. Бесспорное преимущество остается за ним пред свободным соглашением сторон только в промыслах, где рабочие слабы, где гнездится система «выжимания пота», где не может вырабатываться самостоятельно сколько-нибудь сносный уровень жизни. К таким промыслам более приспособлена система регулирования заработной платы не судами, а посредством особых бюро (Wage boards). Применение этой системы дало, в общем результаты, аналогичные полученным деятельностью третейских судов. Плата рабочих поднялась, не вызвав тем вздорожания цен продуктов, число рабочих часов в самых захудалых промыслах доведено до восьми, для рабочих, подготовляющихся к промыслу без специального обучения (так называемый improvers), установлены постепенно возвышающиеся нормы платы, чтобы предприниматель не мог обходить закона, а работающий сохранил бы интерес к делу, не переходя понапрасну с места на место. Особенно улучшилось положение трудящихся в промыслах, где раньше свирепствовала система «выжимания пота» (портняжном, белошвейном и др.). Менее заметны выгоды рассматриваемого регулирования для рабочих высших разрядов и хорошо организованных отраслей промышленности. Здесь также большие сомнения возбуждает правильность принципа, из которого исходят бюро при определении норм платы. В законодательство Виктории одно время было включено даже прямое требование придерживаться при назначении заработной платы условий, даваемых в среднем рабочим средних способностей добросовестным предпринимателем (reputable employer), требование, введенное явно как уступка интересам капиталистов, и которое вносило много путаницы в деятельность бюро. По счастью, вообще установившийся уровень оплаты труда в Виктории не был очень низок, и некоторое повышение его доставляло уже существенное улучшение. В 1907 г. эта оговорка была отменена в Виктории (но существует еще в южно-австралийском законе). По-видимому, несмотря на отмеченные выше недостатки третейских судов, желания и стремления рабочих организаций находят себе большее выражение в их решениях, чем в деятельности бюро, и это заставляет многих вождей рабочего движения отдавать, в конце концов, предпочтение третейскому разбирательству.

Наконец, заработная плата может быть прямо устанавливаема общественной властью в предприятиях государства и органов местного управления или при выполнении для них подрядов частными предпринимателями. И здесь толчком послужило разоблачение вопиющего положения трудящихся при системе «выжимания пота». В конце 80-х гг. вопрос о бедствиях низших слоев рабочей массы живо волновал общественное мнение Англии, и уже 13 февраля 1891 г. Палата общин приняла знаменитую «резолюцию о справедливой плате» (Fair Wages Resolution), на основании которой при сдаче правительственных подрядов рабочим должна быть гарантирована «общепринятая текущая плата для умелых рабочих» (such wages as are generally accepted as current in each trade for competent workmen). Более определенно постановление, принятое в 1892 г. по предложению Дж. Бернса Советом Лондонского графства, которым признавались обязательными для его подрядчиков нормы заработная плата, рабочего времени и других условий труда, устанавливаемые для данной местности трэд-юнионами, а при отсутствии таких норм — minimum 24 шиллингов недельной платы для взрослых мужчин и 18 шиллингов для женщин. Это постановление (аналогичные сделаны были впоследствии и управлениями многих других больших городов Англии) облегчило и применение парламентской Fair Wages Resolution, неопределенный термин которой «текущая плата» истолковывается по преимуществу как норма, установленная коллективным соглашением предпринимателей с рабочими союзами в данной местности.

Итак, в результате борьбы рабочих с предпринимателями и регулирования общественной властью заработная плата имеет тенденцию повышаться. Коллективный договор и принудительное регулирование необходимо всегда рассматривать вместе, чтобы избежать неправильных представлений и совершенно неосновательных тревог некоторых экономистов, сочувствующих предпринимательским интересам, будто подъем заработной платы организованных рабочих совершается за счет более обездоленных элементов рабочего класса, доля которых в общей сумме заработной платы страны становится тем меньше (Ad. Weber, «Der Kampf zwischen Kapital und Arbeit», стр. 532— 543, и афористически у J. Wolf, «Nationalökonomie als exakte Wissenschaft». Leipzig 1908, стр. 122—123).

Выше было показано, что подъем платы может идти с обеих сторон. Поскольку же заработная плата, например в домашней промышленности, стоит чрезвычайно низко сравнительно с платой организованных рабочих, ее правильнее рассматривать, вместе с супругами Вебб, как результат условий паразитической промышленности, живущей за счет заработков лучше поставленных слоев рабочего класса. Более обосновано соображение, что выгоды, получаемые рабочими посредством их борьбы с предпринимателями, урезываются подъемом цен товаров, покупателями которых являются рабочие же. Но и эта мысль обычно чрезмерно преувеличивается сторонниками предпринимательских интересов. Во-первых, значительная часть товаров не входит в потребление рабочего класса. Во-вторых, повышение заработной платы обычно (как было показано выше) в большой мере компенсируется увеличением выработки, как путем улучшения технической организации производства, так и повышением производительности труда рабочих. В-третьих, вздорожание жизни, широко распространенное за последнее время, необходимо отнести в большой доле или на счет монопольных цен (синдицирование промышленности, монопольные ренты в городах) или за счет закона «уменьшения продукта». Против первых условий общество может бороться, вторые именно компенсируются повышением заработной платы.

Особенно важное значение имеет влияние на цены товаров повышения производительности труда рабочего. Здесь, наоборот, замечается со стороны предпринимателей тенденция оставить часть увеличения напряженности труда неоплаченной, пользуясь этим или для повышения своей прибыли на единицу продукта, при возможности удержать на рынке прежние цены, или для увеличения общей суммы прибыли путем расширения сбыта продуктов по соответственно пониженной цене. К этому клонятся в особенности новейшие утонченные формы заработной платы («американские системы»!), и потому понятно, что рабочие начинают серьезно задумываться над ограждением своих интересов и в этом отношении. «Надо требовать не только рабочего дня нормальной продолжительности», говорится в статье о заработной плате, помещенной в одном из влиятельнейших органов германского профессионального движения — «Metallarbeiterzeitung» за 1909 г., «но и работы нормальной интенсивности... Рабочий, единственный товар которого есть его рабочая сила, хочет продавать этот товар возможно дороже, и должен поэтому энергически отвергать всякую попытку предпринимателей понизить цену этого товара... Он должен даже перейти в наступление и сделать попытку посредством сокращения рабочего времени и замедления интенсивности повысить цену своей рабочей силы». Ад. Вебер цитирует это место в доказательство опасности стремлений современных рабочих для хозяйственной культуры, ибо взамен повышения дохода они хотят давать меньшую деятельность, стремятся увеличить потребление при сокращении производства, чем могут добиться только уменьшения доли в общей сумме народного дохода, на получение которой они могут рассчитывать (указ. соч., стр. 560—561). Конечно, рабочие могут выступать и здесь с преувеличенными требованиями. Но едва ли можно спорить против принципа, что всякое добавочное напряжение рабочего должно быть оплачено предпринимателем. Рабочие в праве не допускать предпринимателя к чрезмерной уступчивости перед рынком в этом отношении, ибо такая предупредительность к покупателю, выполняемая за счет уменьшения заработков рабочих, есть один из характернейших приемов предпринимателей-эксплуататоров, «выжимальщиков пота». Другое дело — понижение товарных цен вследствие усовершенствования технической организации производства, понижающей издержки на единицу продукта. Здесь передача получаемых выгод потребителям вполне законна и составляет даже необходимое условие здорового хозяйственного развития. Понятно также понижение расценок вследствие облегчающих труд технических нововведений. Поскольку же рабочему приходится вкладывать в дело больше своего единственного ресурса — трудовой энергии, эта энергия по справедливости не может быть отдана даром. (О движении заработной платы и ее современном уровне в главнейших культурных государствах см. приложение).

В. Железнов.