Земельный вопрос

Земельный вопрос.

I. Крупное и мелкое производство в сельском хозяйстве.

Под земельным, или аграрным, вопросом, занимающим в настоящее время такое видное место среди важнейших общественных вопросов современности, понимают вопрос о направлении развития аграрных отношений и о мерах аграрной политики для удовлетворения нужд населения, живущего сельским хозяйством. Таким образом, этот вопрос относится в равной мере, как к области экономической теории, так и экономической политики. Вопрос этот издавна привлекал к себе общественное внимание, являясь вопросом об условиях существования весьма обширной группы населения, а во многих государствах, в том числе и в России, значительного большинства населения.

Вплоть до последних лет среди большинства экономистов было распространено мнение, что аграрная эволюция не заключает в себе существенных особенностей, сравнительно с эволюцией промышленности, и что поэтому на аграрные отношения могут быть распространены те выводы, которые получены изучением промышленности. Наиболее влиятельный экономист второй половины прошлого века — Карл Маркс — стоял всецело на этой точке зрения. По учению Маркса, подобно тому, как в сфере промышленности наблюдается концентрация производства, и капиталистическая фабрика замещает ремесло, точно так же и в земледелии крестьянское хозяйство падает и замещается крупным капиталистическим земледелием. Этого же взгляда придерживалась до последнего времени и школа Маркса. Убеждение это выражено и в программе немецкой социал-демократии, принятой на Эрфуртском конгрессе в 1891 г. и до сих пор остающейся официальной программой немецкой социал-демократии.

Однако, по мере роста социалистического движения, для социалистических партий западноевропейских государств приобретал все большее и большее значение вопрос об отношении к социализму крестьянства. Привлечение крестьянства в ряды социалистической партии могло бы чрезвычайно ее усилить. Но для последнего было необходимо, чтобы социалистические партии взяли на себя защиту крестьянских интересов, что требовало, в свою очередь, признания совместимости хода экономического развития с сохранением крестьянства. Таким образом, для социалистических партий Запада выдвинулся силой вещей на первый план вопрос о правильности тезиса, утверждавшего одинаковость направления аграрной и промышленной эволюции, и очень скоро выяснилось, что этот тезис отнюдь не покоился на изучении фактического развития аграрных отношений.

Сельскохозяйственное производство тем, по самому своему существу, отличается от промышленного, что в промышленности воздействию человека подпадает неорганическая природа, между тем как в сельском хозяйстве человек воздействует на органические процессы, происходящие в живых организмах — животных или растениях. Непосредственно из этого вытекает и другая особенность сельскохозяйственного производства: это производство имеет дело с естественной средой внешней природы, между тем как промышленное производство совершается в искусственной обстановке, создаваемой человеком. Поэтому в сельском хозяйстве человек непосредственно противостоит внешней природе, подчиняющейся своим особым законам, изменение которых не во власти человека. В земледелии нет непрерывного труда — в определенное время года работа должна прекращаться вследствие того, что условия внешней природы делают невозможными данные биологические процессы. И даже в то время, когда эти процессы вообще возможны, условия погоды, изменить которые человек не в силах, могут препятствовать сельскохозяйственному производству.

Последовательность, темп и весь распорядок сельскохозяйственных работ точно также диктуются внешними условиями. В определенное время года земледелец должен пахать, сеять, собирать хлеб. Изменить время совершения этих операций он не может, равно как и уменьшить их общую продолжительность — он должен приспособлять свои действия к той обстановке, которая создается не им. Между тем, эта естественная обстановка не обладает устойчивостью и постоянством; она находится в колеблющемся состоянии, и этих колебаний нельзя но только изменить, но даже и предвидеть. Урожай в чрезвычайно большой степени зависит от погоды, над которой человек совершенно не властен и предвидение которой до настоящего времени ускользает от науки. Правда, и в промышленности существует последовательная смена процессов производства во времени, но эта последовательность не мешает тому, чтобы все эти процессы происходили и одновременно. Несколько человек могут одновременно, и прясть, и ткать, и красить ткань. В земледелии же это исключается самым характером производства.

Между тем как в промышленности человек может неограниченно улучшать и совершенствовать свои средства производства, в земледелии он может только в очень ограниченных размерах влиять на свое важнейшее средство производства — землю с ее естественной обстановкой. В промышленности увеличение приложения труда к известным средствам производства отнюдь не сопровождается падением производительной силы труда. Напротив, в земледелии действует специфический естественный закон падающей производительности земледельческого труда.

Сущность этого закона заключается в том, что, если увеличивать приложение труда к земледелию, то, за известным пределом, каждая последующая затрата труда будет менее производительной, будет давать все меньше продукта. Закон этот был впервые установлен Тюрго, причем формулировка, данная Тюрго, была правильнее формулировки последующих экономистов, например, Мальтуса, истолковавшего его в том смысле, что в своем историческом развитии земледельческий труд становится все менее производительным. Последнее совершенно неверно и отнюдь не вытекает из правильно понятого закона падающей производительности земледельческого труда: и в том случае, если бы исторически затрачивалось все меньшее и меньшее количество труда на добычу единицы земледельческого продукта, закон этот сохранял бы всю свою силу, так как закон этот требует лишь того, чтобы при данном уровне техники последние затраты земледельческого труда, за известным пределом, были менее производительны, чем более ранние, а это, несомненно, всегда имеет место. Дело в том, что производительные силы почвы не беспредельны, и уже задолго до этого естественного предела приближение его чувствуется во все возрастающей трудности достижения того же полезного эффекта. В промышленности расширение производства обычно не только не сопровождается увеличением стоимости достижения того же полезного эффекта, но, наоборот, при большем размере производства, в силу большей производительности крупного производства, трудовая стоимость единицы продукта обычно падает. То же самое было бы возможно и в земледелии, если бы земля, пригодная для обработки, имелась в избытке; но как только земли становится мало и приходится прибегать к добыче увеличенного количества земледельческого продукта без расширения площади обрабатываемой земли, то вступает в действие названный закон. Огромное значение этого естественного закона для всей эволюции земледелия очевидно. В противоположность тому, что мы наблюдаем в промышленности, в земледелии имеются условия, создающие тенденцию к повышению стоимости единицы продукта; и хотя эта тенденция может быть побеждаема успехами техники, но сама-то она остается.

Все эти существенные отличия условий сельскохозяйственного производства, сравнительно с промышленным, приводят к тому, что вопрос об относительных преимуществах крупного и мелкого производства в сельском хозяйстве не допускает такого простого решения, как в промышленности. В промышленности крупное производство безусловно сильнее мелкого во всех отраслях, рассчитанных на широкий, массовой сбыт. В сельском хозяйстве дело обстоит иначе. Правда, и в сельском хозяйстве крупное производство сохраняет целый ряд существенных преимуществ перед мелким. Крупное производство выигрывает, сравнительно с мелким, в стоимости построек, — крупные постройки стоят, на единицу вместимости, дешевле мелких. Далее, чем крупнее земельный участок, тем меньшая доля земельной площади отходит на границы и дороги, а также тем относительно меньше расходы по огораживанию. Затем, крупное сельскохозяйственное предприятие существенно выигрывает, сравнительно с мелким, в возможности пользоваться более крупными машинами, в большей легкости привлечения капиталов и более искусных рабочих, в выгодах одновременной работы больших масс рабочих, что дает возможность разделения труда. Так называемые накладные расходы в крупном сельскохозяйственном предприятии, не менее, чем в промышленном, должны быть ниже на единицу продукта, чем в мелком.

Вообще, с чисто технической стороны, отвлекаясь от социальных условий деятельности крупных и мелких предприятий, крупное предприятие в сельском хозяйстве стоит выше, чем мелкое. Однако, подобно тому, как в промышленности расширение размеров производства встречает известную границу, за которой оно становится технически нерациональным, так и в земледелии существуют границы для увеличения размеров производительной единицы, и границы, притом, гораздо более узкие. В промышленности границы эти далеко не достигнуты большинством современных предприятий: мы почти не знаем таких крупных предприятий в современной промышленности, которые не могли бы быть расширены еще больше с пользой для дела. Как общее правило, более крупная фабрика стоит технически выше более мелкой. Напротив, в земледелии границы, за которыми дальнейшее увеличение размеров производительной единицы технически нерационально, далеко не так широки, и предел технически наиболее рационального сельскохозяйственного предприятия достигается гораздо скорее.

Дело в том, что сельскохозяйственное производство, по самому существу дела, связано с размерами эксплуатируемой земельной площади. Увеличение размера производства на фабрике требует самого ничтожного увеличения земельной площади, на которой происходят процессы производства. Напротив, в сельском хозяйстве всякое увеличение размеров производства равносильно соответствующему увеличению площади культивируемого участка. А такое увеличение быстро повышает расходы сельскохозяйственного производства. Сельскохозяйственное производство требует передвижения с одного места на другое громоздких и малоценных продуктов (удобрение, собранный урожай, солома, сено и т. д.). Эти расходы по транспорту настолько велики, что при значительных размерах площади обрабатываемого участка могут совершенно поглощать всю прибыль предприятия. Тюнен попробовал высчитать, как влияет на высоту земельной ренты расстояние обрабатываемого участка земли от хозяйственного центра, усадьбы. По его расчетам (переводя их на современные меры), если это расстояние равно нулю, то земельная рента, при сборе в 25 гектолитров ржи, равна с гектара 25 маркам. Если обрабатываемый участок удален на 1 000 метров от усадьбы, то рента равняется 17 маркам, если на 2 000 метров — 14 маркам, на 3 000 м — 10 маркам, на 4 000 м — 5 маркам и на 5 000 м — рента равна нулю.

Итак, чем дальше обрабатываемый участок от усадьбы, тем меньше становится рента земледельца, и при большом расстоянии вся рента поглощается расходами транспорта. По этой причине очень крупное имение не может быть обрабатываемо из одного хозяйственного центра — оно разбивается на хутора, т. е. технически превращается в несколько производительных единиц меньших размеров. Соединение такого имения в одну производительную единицу было бы технически нерационально.

Но чем интенсивнее сельское хозяйство, чем более труда и капитала затрачивается на обработку единицы земельной площади и чем больше, соответственно этому, получается продукта с единицы площади, тем большую роль в общих расходах производства играют расходы транспорта. Поэтому, чем интенсивнее сельское хозяйство, тем ограниченнее предельные размеры наиболее выгодной площади сельскохозяйственного предприятия. Пока эти размеры не достигнуты, до тех пор увеличение размера производительного предприятия в сельском хозяйстве является рациональным с чисто технической точки зрения. И, без сомнения, обычные размеры крестьянского хозяйства далеко отстают от наиболее рациональных размеров сельскохозяйственной производительной единицы. Однако, это еще отнюдь не доказывает, что крестьянское хозяйство менее производительно, при существующих социальных условиях, чем хозяйство капиталистическое.

Дело в том, что вопрос о сравнительной производительности крестьянского или капиталистического хозяйства не может быть решен одними техническими соображениями. Можно признать, что крупное сельское хозяйство, в известных пределах, при прочих равных условиях, т. е. отвлекаясь от экономической формы крупного и мелкого предприятия, является более производительным, чем мелкое. Но крупное и мелкое сельскохозяйственное предприятие, как они существуют в современной экономической действительности, отличаются друг от друга далеко не одними своими размерами. Крупное сельскохозяйственное предприятие есть, вместе с тем, капиталистическое предприятие, т. е. такое предприятие, которое имеет своей целью получение наибольшего капиталистического дохода — прибыли и земельной ренты — и которое ведется при помощи наемного труда. Напротив, мелкое сельскохозяйственное предприятие является предприятием совершенно иного экономического типа. Его цель — не получение нетрудового дохода, но обеспечение существования работника; процессы труда исполняются в нем не наемными рабочими, но самим хозяином, которому принадлежит и продукт труда. Чтобы решить, какая форма сельскохозяйственного предприятия является наиболее сильной в современной хозяйственной системе, нужно принять в соображение особенности экономического типа каждого из этих предприятий.

Мы признали, что крупное предприятие в области сельского хозяйства сильнее, при прочих равных условиях и в известных пределах, мелкого. Но мы должны также признать, что преимущества крупного производства в сельском хозяйстве далеко не так значительны, как в промышленности. Самое важное преимущество крупного производства в промышленности заключается в большей возможности пользоваться машинами. Именно благодаря машине крупное производство и заняло такую господствующую позицию в промышленности нашего времени.

В сельском хозяйстве значение машин, вообще, гораздо меньше, и сами машины имеют иной характер, чем в промышленности. Наибольшую роль в сельскохозяйственном производстве играют биологические процессы в животных и растительных организмах; процессы эти, сами по себе, не могут быть заменены никакими механическими операциями и, значит, не могут быть сделаны более производительными при посредстве машин. Затем, сельскохозяйственное производство совершается в естественной обстановке, в противность искусственной обстановке промышленного труда, и успешность сельскохозяйственного производства в чрезвычайно сильной степени зависит от этих естественных условий. Некоторые из этих естественных условий могут быть подвергнуты воздействию машин (например, обработка почвы плугом), но другие совершенно не могут быть изменены волей человека или могут быть изменены лишь в очень слабой степени (погода, климат, размеры земельного участка, конфигурация местности и пр.). Итак, машина в области сельского хозяйства далеко не может иметь такого значения в смысле поднятия производительности труда, как в промышленности.

Машины имеют применение в области сельского хозяйства всего более в области уборки и дальнейшей переработки сельскохозяйственного продукта, т. е. в таких операциях, которые не имеют первенствующего характера в сельскохозяйственном процессе. Правда, при подготовке почвы к посеву машина также имеет большое применение; однако, как ни важна хорошая обработка поля, все же она не может заменить хороших качеств самой почвы. Роль машины и здесь остается второстепенной.

Таким образом, машина в сельском хозяйстве играет несравненно меньшую роль, чем в промышленности. Но и самый характер сельскохозяйственных машин иной. В промышленности, где процесс производства совершается на одном и том же месте, без перемещения машины, получают все большее и большее применение очень крупные и громоздкие машины. Чем машина больше, тем более она производительна, благодаря тому, что в более крупных машинах меньше непроизводительная затрата силы. В силу этого крупное промышленное предприятие, пользующееся более крупными машинами, получает огромные преимущества перед мелкими. Напротив, в земледелии, где процесс производства по самому существу предполагает перемещение машины, машина не может быть очень тяжелой и, следовательно, крупной. Но чем меньше машина, тем более она доступна мелкому хозяину. И действительно, мы видим, что важные сельскохозяйственные машины — плуги, жатвенные машины, сенокосилки, сеялки, отличаются небольшими размерами и стоят десятки и сотни рублей, а не десятки тысяч рублей, как машины в промышленности. Самыми крупными сельскохозяйственными машинами, имеющими широкое распространение, являются паровые молотилки. Но эти машины, во-первых, существуют и в более упрощенном и дешевом виде, а во-вторых, как легко перемещаемые, могут временно поступать в пользование мелких сельскохозяйственных предприятий путем найма или на каких-либо иных основаниях. Что же касается до парового плуга, при первом появлении которого некоторые авторы ожидали полной революции в сельском хозяйстве, то эта машина осталась очень ограниченной в своем применении. Паровой плуг может быть с выгодой утилизирован только при значительных размерах обрабатываемого участка. Если бы паровой плуг представлял собой сельскохозяйственную машину очень высокой производительности, то невозможность пользоваться ею в мелком хозяйстве могла бы сыграть решающую роль в борьбе крупного и мелкого сельского хозяйства. Факты показали, однако, что надежды, связывавшиеся с паровым плугом при его введении, ни малейшим образом не оправдались. Наибольшее распространение паровой плуг получил в Германии, но и здесь распространение его далеко не значительно. Главное преимущество парового плуга заключается в возможности при его помощи производить очень глубокую вспашку — до одного метра глубиной. Но такая глубокая вспашка не требуется для обычных сельскохозяйственных культур. А так как паровой плуг может работать далеко не на всех почвах, то он отнюдь не является универсальной сельскохозяйственной машиной, как обычный плуг, а лишь машиной, полезной в особых естественных условиях и для особых целей. Обычные же сельскохозяйственные машины отнюдь не могут считаться недоступными мелкому сельскому хозяину. Таким образом, самое важное преимущество крупного производства в сельском хозяйстве, если не совершенно отпадает, то, во всяком случае, значительно ослабляется сравнительно с промышленностью.

Затем, в сельском хозяйстве имеет гораздо меньшее применение разделение труда. Мы почти не знаем сельских рабочих, которые бы специализировались исключительно в исполнении одной определенной сельскохозяйственной операции, например, паханье, сенокошении, молотьбе и т. д. Объясняется это тем, что в сельском хозяйстве смена времен года требует и смены работ, и рабочий, который ничем бы не занимался, кроме одной операции, оставался бы без работы большую часть года. Чтобы находить себе постоянное занятие, он должен последовательно переходить от одной работы к другой.

Важным преимуществом крупного производства в промышленности является возможность привлечения научных сил к руководительству предприятием, при возможности, вместе с тем, сохранить секреты производства. В земледелии это преимущество крупного хозяйства большого значения не имеет, так как поле открыто для всех и не может скрыть в себе секретов; земледельческое производство имеет по самому существу демонстративный характер, и каждый интеллигентный крестьянин может учиться у соседа — крупного владельца.

Таким образом, хотя и в сельском хозяйстве крупное производство имеет несомненные выгоды, сравнительно с мелким, выгоды эти далеко не столь велики, как в промышленности. Дело, однако, в том, что крупное производство в сельском хозяйстве является, вместе с тем, капиталистическим производством, а мелкое сельское хозяйство имеет трудовой характер. Отсюда и вытекает целый ряд специфических преимуществ мелкого сельского хозяйства сравнительно с крупным.

Крестьянин работает сам для себя, между тем как наемный рабочий крупного сельского хозяина работает в пользу хозяина. Крестьянин гораздо больше заинтересован в повышении производительности своего труда, чем наемный рабочий. Правда, это различие существует не только в сельском хозяйстве, но и в промышленности. И ремесленник, работающий единолично, работает сам на себя, между тем как фабрикант пользуется наемным трудом; в промышленности это не мешает победе фабрики над ремеслом. Но дело в том, что во многих отраслях сельского хозяйства требуется гораздо большая тщательность труда, чем в промышленности, и в то же время надзор за правильным исполнением труда затруднительнее, вследствие технических особенностей сельского хозяйства. Сельское хозяйство имеет дело с живыми организмами, требующими тщательного ухода; особенно это относится к интенсивному животноводству — малейшая небрежность в уходе за молодым животным может его погубить. В то же время производственные процессы в сельском хозяйстве так разбросаны в пространстве, что надзор за ними трудно осуществим и требует больших затрат. В большей заинтересованности работника и заключается основное преимущество мелкого крестьянского хозяйства сравнительно с крупным капиталистическим — преимущество, приобретающее тем большее значение, чем большая тщательность труда требуется от работника. При очень экстенсивном хозяйстве и зерновых культурах это преимущество крестьянского хозяйства имеет небольшое значение. Но интенсивное животноводство нелегко удается в условиях крупного капиталистического хозяйства.

Выше было указано, что, уже в силу чисто технических условий, чем интенсивнее сельское хозяйство, тем меньше должны быть размеры производительной единицы, так как при интенсивном хозяйстве чрезвычайно увеличиваются, сравнительно с другими расходами сельского хозяйства, расходы на перевозку в пределах данного хозяйства. Экономические преимущества труда в свою пользу еще усиливают эту тенденцию к уменьшению размеров хозяйства по мере перехода к более интенсивным системам. Факты показывают, что крупное капиталистическое хозяйство всего выгоднее при экстенсивных системах сельского хозяйства. Так, экстенсивное лесное хозяйство, сводящееся к вырубке дико растущего леса, допускает самые крупные размеры предприятия; и действительно, в колониях и малонаселенных странах предприятия по вырубке лесов нередко достигают гигантских размеров. То же нужно сказать и об экстенсивном пастбищном скотоводстве. В Австралии некоторые крупные скотоводы имеют по нескольку сот тысяч овец. Собственно земледелие предполагает уже меньшие размеры предприятия. Наибольших размеров достигали американские пшеничные фермы Дальнего Запада, ведшие крайне экстенсивное хищническое хозяйство на обширных площадях земли при помощи самых усовершенствованных машин. Дороговизна труда делала необходимым широкое применение машин, а дешевизна земли обусловливала экстенсивность хозяйства. Некоторые из этих ферм достигали размеров 10 000 гектаров и более и являлись настоящими пшеничными фабриками. Но при интенсивном земледелии такие крупные фермы становятся уже экономически невыгодными. В Англии, например, фермы площадью свыше 500 га составляют редкое исключение. Преобладают фермы значительно меньших размеров — в несколько десятков га.

Но крупное капиталистическое сельское хозяйство встречает для своего развития еще специфические социальные препятствия. Сельское хозяйство требует, в зависимости от времени года, очень различного количества труда. Зимой спрос на труд со стороны сельского хозяйства понижается до минимума, между тем как в некоторые непродолжительные периоды — например, во время уборки хлеба — спрос на рабочие руки повышается в сельском хозяйстве в несколько раз. Для того, чтобы иметь возможность удовлетворять свою колеблющуюся потребность в рабочих руках, капиталистическое земледелие должно располагать обширным запасом рабочих рук, которые остаются незанятыми в периоды сокращения требования на рабочие руки. Капиталистическое земледелие стоит, таким образом, пред альтернативой: или иметь обширный контингент постоянных рабочих, которые большую часть года не будут полностью использованы для нужд данного хозяйства, или же иметь, кроме постоянных, также и временных рабочих, которые нанимаются в горячее время и затем рассчитываются, когда надобность в них прекращается. В первом случае на капиталистическое хозяйство возлагается бремя содержания излишнего количества рабочих рук; во втором случае нужно, чтобы рядом с крупным имением, нуждающимся в рабочих руках, имелся достаточно значительный рынок сельскохозяйственных рабочих, которыми можно было бы пользоваться для надобностей данного имения. Таким рынком может быть только достаточно развитое крестьянское хозяйство.

Наличность мелкого сельского хозяйства оказывается, таким образом, условием успешного развития крупного капиталистического земледелия. Где же крестьянское хозяйство малоразвито или совершенно отсутствует, там капиталистическое сельское хозяйство встречает особые специфические препятствия для своих успехов. Экономическая эволюция последних лет характеризуется быстрым ростом промышленности, отвлекающей рабочие руки от деревни; в деревне остается все меньше и меньше рабочих, и в то же время самое качество рабочих ухудшается благодаря тому, что в город уходят более предприимчивые и сильные люди. Таким образом, возникает то, что называют «рабочим вопросом в сельском хозяйстве», под каковым в данном специфическом смысле нужно понимать не вопрос об улучшении положения рабочих (что обычно понимается под рабочим вопросом), а вопрос о снабжении капиталистического сельского хозяйства рабочими руками. Этот специфический рабочий вопрос вызывает много жалоб в тех районах, где мелкое сельское хозяйство не получило развития, как, например, в Англии и северо-восточных провинциях Германии. В Германии вопрос об обезлюдении деревни обратил на себя особое внимание в связи с борьбой германской и польской народностей в восточных провинциях Пруссии. В этих провинциях работа в крупных имениях производится почти исключительно батраками, не имеющими никакой земельной собственности. Хотя по отношению к ним применяется известная комбинация денежного и натурального вознаграждения — рабочему дается право пользования известным участком земли, на котором рабочий имеет свой огород и может выпасать корову, — но землепользование рабочего все же остается крайне ограниченным и имеет тенденцию сокращаться — денежное вознаграждение заменяет натуральное. Все это имеет своим последствием усиленный отлив немецкого деревенского населения в город. На место же уходящих рабочих стали появляться для временных заработков польские рабочие и, таким образом, стало наблюдаться замещение немецкого деревенского населения польским. Это вызвало со стороны прусского правительства целый ряд мер, направленных к увеличению связи рабочего с землей и к насаждению в этих провинциях крестьянского хозяйства.

Итак, сохранению мелкого сельского хозяйства благоприятствуют некоторые экономические и социальные условия. Но главной основой устойчивости мелкого сельского хозяйства являются не его экономические преимущества перед крупным, а то существенное обстоятельство, что крупное хозяйство ведется в форме капиталистического предприятия, ради прибыли и ренты, а мелкое для обеспечения существования самого производителя. Крестьянин продолжает вести свое хозяйство даже и в том случае, когда хозяйство не дает ему ничего, кроме средней заработной платы, в то время, как капиталистическое хозяйство, доходы которого покрывали бы только заработную плату, должно было бы, по необходимости, прекратиться. Поэтому мелкое хозяйство может существовать и развиваться при значительно меньшем валовом и чистом доходе, чем капиталистическое крупное.

К этому присоединяется и то, что мелкое земледелие, служа потребительным нуждам земледельца, менее зависит от рыночных колебаний цен на сельскохозяйственные продукты, чем крупное капиталистическое хозяйство, работающее исключительно для сбыта. Последняя четверть прошлого века характеризовалась сильным падением цен на сельскохозяйственные продукты, особенно на главный мировой хлеб — пшеницу. Вот, например, данные о ценах на пшеницу в Англии.

Цена пшеницы, принимая за 100 цену 1871—75 гг.:

1876—1880 .... 87

1881—1885 .... 73

1886—1890 .... 57

1891—1895 .... 51

Причины этого быстрого падения цен заключались в расширении посевных площадей в странах экстенсивной сельскохозяйственной культуры, как Соединенные Штаты, Россия, Аргентина и др. области с избытком нераспаханной земли. Постройка сети железных дорог в этих странах и понижение пароходных фрахтов сократили издержки транспорта сельскохозяйственных продуктов из этих стран в Западную Европу. Европа была переполнена дешевым хлебом заокеанских стран, следствием чего явилось падение на мировом рынке цен хлебных продуктов. Действительно, посевные площади изменялись в различных странах за это время следующим образом:

	1870 г.	1880 г.	1890 г.	1900 г.
	Миллионы акров
Западная Европа	44,4	45,5	48,7	47,0
Россия	28,7	28,9	32,6	40,0
Соединенные Штаты	19,0	38,0	36,1	42,5
Аргентина	0,3	0,6	3,0	8,2
Австралия	1,2	2,8	3,9	5,9

В общем, за время 1870—1900 гг. посевная площадь названных стран увеличилась более, чем в полтора раза. Между тем, население в тех странах увеличилось за то же время менее, чем на 40%. Прирост посевной площади значительно обогнал по своим размерам рост населения, и вполне естественно, что цена хлебных продуктов должна была упасть.

Кризис привел к значительному понижению земельной ренты и цен на землю в большинстве стран Западной Европы. Так, например, в Англии земельная рента упала на 25, 30 и даже более %. В некоторых случаях понижение ренты было даже еще более значительным. Так, в Норфолькском графстве, по показаниям парламентской комиссии, рента на тяжелых, глинистых почвах упала на 60—75%. Не столь сильно, но все же значительно, земельная рента понизилась и в Германии, равно как и в других странах Западной Европы.

Что касается до важного вопроса, какие именно роды сельскохозяйственных предприятий всего более пострадали от кризиса, то русский экономист Зотов, исследовав этот вопрос на основании данных английских парламентских анкет, приходит в своей книге «Очерки землевладения и земледелия в Англии» (1909) к тому выводу, что «в пахотных графствах депрессию лучше выдержали крупные фермы, а в пастбищных — мелкие». Объясняется это тем, что в зерновом хозяйстве крупное производство сильнее мелкого. Напротив, в тех графствах, где сельское хозяйство основывается преимущественно на разведении скота, обработке молока, свиноводстве, птицеводстве, огородничестве и плодоводстве, тщательность труда приобретает особое значение, и поэтому в борьбе с неблагоприятными условиями сбыта мелкие хозяева получают преимущества сравнительно с крупными.

В Германии все исследователи констатируют, что от кризиса всего более пострадали крупные хозяйства; крестьянское же хозяйство перенесло его гораздо лучше. «Многочисленные статистические исследования и отдельные работы установили, — говорит, например, такой осторожный исследователь, как фон-дер-Гольц, — что крупное землевладение больше пострадало от падения цен, чем крестьянское и вообще мелкое землевладение». Объясняется это отчасти более сильным падением цен зерновых продуктов, чем продуктов животноводства, преимущественно производимых мелким хозяйством, но главным образом тем обстоятельством, что мелкое хозяйство, работая в большей или меньшей степени для потребительных нужд хозяина, вообще, менее нуждается в сбыте по хорошей цене своих продуктов, чем крупное.

Падение цен последней четверти прошлого века значительно ослабило, таким образом, позицию крупного капиталистического сельского хозяйства. Между тем, за последнее время относительная сила крестьянского хозяйства значительно возросла благодаря быстрому развитию сельскохозяйственной кооперации. Кооперация дала возможность крестьянскому хозяйству воспользоваться некоторыми преимуществами крупного хозяйства, без перехода к капиталистическому предпринимательству. Благодаря кооперации в сфере кредита, крестьянин получил возможность привлекать к своему хозяйству денежные средства, не становясь объектом эксплуатации ростовщика, как в прежнее время. Кооперация в сфере продажи продуктов избавила крестьянина от прежней зависимости от торгового капитала. И, наконец, кооперация в сфере переработки сельскохозяйственных продуктов дала возможность крестьянину продавать продукт своего труда в той форме, при которой оплата труда крестьянина оказывается наивысшей. В то время, как крупное капиталистическое хозяйство ослабело благодаря кризису, силы мелкого хозяйства возросли благодаря кооперации.

Еще большее значение для новейшей эволюции сельского хозяйства в Западной Европе имело то обстоятельство, что центр тяжести этого хозяйства все более и более передвигается за последнее время в сторону изготовления животных, а не зерновых продуктов. В области же интенсивного животноводства крестьянское хозяйство, как сказано, несомненно, сильнее крупного.

Подводя баланс сравнительной силы и устойчивости крупного капиталистического и мелкого хозяйства крестьянина в их взаимной борьбе, приходится признать, что баланс и этот склоняется в наше время в пользу мелкого хозяйства. Этому нисколько не противоречит тот факт, что капиталистическое сельское хозяйство пользуется во многих странах широким распространением и является в некоторых странах решительно преобладающей формой сельскохозяйственного предприятия (Англия). Развитие капиталистического земледелия явилось не результатом экономической силы последнего, сравнительно с крестьянским трудовым земледелием, но естественным последствием крупного землевладения, возникшего, в свою очередь, на основе политического насилия. Земля перешла в руки немногочисленной группы правящих классов вовсе не потому, что крупное земледельческое производство оказалось экономически сильнее мелкого. Земля была силой захвачена господствующими классами вместе с самим земледельцем, обращенным в раба или крепостного. Затем земледелец получил свободу, но значительная часть земли осталась в руках помещика. Так возникло во всех странах Европы крупное землевладение и, как естественное последствие его, крупное капиталистическое земледелие.

Крупное землевладение возникло очень давно путем захвата земли господствующими классами во время господства очень экстенсивных форм хозяйства. В наше же время, когда интенсивное хозяйство вытесняет экстенсивное, условия для развития крупного сельского хозяйства становятся менее благоприятными. Однако, быстрого замещения одной формы сельскохозяйственного предприятия другой не наблюдается потому, что, вообще, аграрные отношения отличаются большим консерватизмом. Для того, чтобы расширить сельскохозяйственное предприятие, нужно, как общее правило, увеличить площадь земли в распоряжении данного предприятия, а для этого требуется, в свою очередь, или взять в аренду нужную землю или купить ее. Но получить землю в аренду не везде возможно, а купля-продажа земли повсеместно обставлена значительными затруднениями. Земля, находящаяся в руках крупных землевладельцев, благодаря майоратам и другим юридическим ограничениям, нередко совсем не может быть продаваема (так, в Англии около 3/4 владельческой земли закреплено, таким образом, за одними и теми же владельцами); с другой стороны, и мелкое крестьянское землевладение часто юридически закреплено за владельцами. Самая продажа земли облагается повсеместно тяжелыми пошлинами в пользу государства. Все это вместе приводит к значительной устойчивости аграрных отношений, изменяющихся, вообще, со значительной медленностью.

Вот, например, данные о размерах производительных предприятий в сельском хозяйстве Германии, которая, вообще, является единственной страной, производящей правильные и достаточно детальные периодические промышленные переписи (подробнее см. XIV, 1 71/72, прилож., табл. IV).

Размер сельскохозяйственного производительного предприятия	1882 г.	1895 г.	1907 г.	Увеличение или уменьшение сравнительно с 1882 г.
Размер сельскохозяйственного производительного предприятия	Общая площадь (в тыс. га)			В тыс. га	В %
До 2 га	1826	1808	1731	-95	-5,2
2-5 га	3190	3286	3305	+115	+3,6
5-20 га	9158	9722	10422	+1263	+13,8
20-100 га	9808	9870	9322	-586	-5,9
Более 100 га	7786	7832	7055	-731	-9,4

Сокращается площадь карликовых и крупных хозяйств; напротив, крестьянское хозяйство среднего типа растет, равно как и более крупное крестьянское хозяйство. Вместе с тем, процент наемных рабочих по отношению к общей численности населения, занятого в сельском хозяйстве, не растет, как это наблюдается в промышленности, а падает; а процент самостоятельных хозяев растет. Вот соответствующие данные для Германии^*).

^*)Официальные данные германских переписей (ср. XIV, 171/172, прил., табл. III) дают совершенно иные цифры сельскохозяйственных рабочих, но нужно иметь ввиду, что германская статистика относить к числу рабочих и всех членов семьи хозяина, если они помогают хозяину в его хозяйственном труде. Чтобы узнать число наемных рабочих, нужно этих помогающих членов семьи исключить из числа общего числа рабочих, тогда мы получим цифры, приводимые в тексте.

	Распределение населения, занятого в сельском хозяйстве			В %
	Предприниматели	Высшие служащие	Наемные рабочие	Предприниматели	Высшие служащие	Наемные рабочие
1895 г.	2586725	96173	3724145	40,3	1,5	58,2
1906 г.	2500974	98815	3400487	41,7	1,6	56,7

Если вспомнить, что Германия является той страной на европейском континенте, в которой капиталистическое развитие идет всего быстрее, то эти данные приобретут еще большее значение. Расширение площади крестьянского хозяйства за время 1882—95 гг. еще можно было объяснить тем, что за это время крупное хозяйство сильно пострадало от сельскохозяйственного кризиса. Но после 1895 г. уже нельзя говорить о кризисе, так как падение цен сельскохозяйственных продуктов закончилось в половине девяностых годов и сменилось обратным движением цен, которые начали подыматься, сначала очень медленно, а в последние годы настолько быстро, что теперь на первый план общественного внимания выдвигается новая проблема — вздорожания жизни. Тем более интересно, что именно за время 1895—1907 г. замечается особенно быстрый рост площади крестьянского хозяйства и даже абсолютное сокращение площади крупного хозяйства. Объясняется это, вероятно, главным образом, тем, что дальнейшая интенсификация хозяйства и растущее значение интенсивного животноводства в сельском хозяйстве Германии (как и вообще Западной Европы) делает мелкое хозяйство относительно все сильнее. Известное значение в этом же смысле имеют, несомненно, и успехи кооперативного движения.

Германия является единственной страной, для которой имеются вполне точные и полные статистические данные относительно изменения земельной площади в пользовании различных сельскохозяйственных предприятий за длинный ряд лет. Относительно Франции за последнее время также появились некоторые интересные данные, иллюстрирующие направление аграрной эволюции в этой стране за последние годы. А именно, по сведениям, опубликованным французским министерством земледелия, за время 1892—1908 гг. число мелких земельных собственников, владеющих участками не более 10 гектаров каждый, уменьшилось с 4 852 969 до 4 611 564. Уменьшение это объяснялось понижением рождаемости в деревне и уходом крестьян в город, но общая площадь земельной собственности в их руках за то же время увеличилась весьма значительно — с 11 626 500 гектаров до 12 787 939 гектаров, т. е. на 1 161 439 га, или почти на 10%. Напротив, площадь земельных участков выше 10 га за то же время сократилась на 429 241 га.

Весьма большой интерес представляет произведенная французским министерством земледелия специальная анкета о положении во Франции крестьянского хозяйства, опубликованная в 1910 г. Анкета эта приходит к решительно благоприятным выводам относительно современного положения во Франции крестьянского хозяйства, которое, по данным анкеты, стоит во Франции в большинстве случаев технически выше крупного. Относительно 28 департаментов констатируется, что мелкое хозяйство стоит выше крупного и по оборудованию и по экономическим результатам. Мелкие хозяева сумели воспользоваться успехами, сделанными в новейшее время скотоводством, новыми методами обработки земли, распространением химических удобрений и подбором новых семян. В департаменте Верхней Гаронны мелкие виноградари устояли во время винодельческого кризиса, в то время как крупные должны были под его влиянием ликвидировать свое хозяйство. В некоторых департаментах наблюдается превращение крупных хозяйств в мелкие, путем разбивки одного имения на несколько мелких участков и отдачи их в аренду. Только в 15 департаментах крупное хозяйство стоит технически выше мелкого по оборудованию и экономическим результатам. В остальных департаментах мелкое хозяйство или равно крупному, или превышает его в одном из этих отношений. Но и в тех 15 департаментах, в которых крупное хозяйство экономически сильнее мелкого, только в одном департаменте наблюдается поглощение мелкого хозяйства крупным. Крупное хозяйство во Франции, как и в других странах, страдает от недостатка и неудовлетворительного качества наемного труда. Из 87 департаментов Франции можно отметить лишь два, в которых за последние двадцать лет наблюдается концентрация земельной собственности. В 36 департаментах увеличилось и число мелких собственников, и площадь принадлежащих им владений. В тринадцати департаментах и число, и площадь мелких владений остались без изменений. В трех департаментах число мелких собственников не изменилось, но площадь, им принадлежащая, увеличилась. В одном — число увеличилось, но площадь осталась без изменений. Одним из важных факторов этого подъема крестьянского хозяйства анкета признает развитие кооперации, давшей возможность мелкому хозяйству пользоваться выгодами крупного. Большая часть увеличения рогатого скота во Франции приходится на коров, в разведении которых заинтересовано преимущественно мелкое хозяйство для получения молочных продуктов.

Относительно Англии имеются нижеследующие данные (ср. IX, 343, прилож., стр. IIІ).

	Число сельскохозяйственных предприятий площадью
	От 5 до 50 акров	От 50 до 300 акров	Свыше 300 акров
1885 г.	232955	144288	19364
1895 г.	235481	147870	18787
1905 г.	232968	150561	17918
1911 г.	234040	151197	17426

Эти данные говорят о правильном сокращении из десятилетия в десятилетие числа крупных сельскохозяйственных предприятий и росте средних. Вместе с тем, наблюдается сокращение за десятилетие 1895—1905 г. и мелких предприятий. По мнению Германа Леви, это сокращение вызвано следующим обстоятельством: быстрое расширение английских городов приводит к тому, что мелкие пригородные хозяйства утрачивают сельскохозяйственный характер и потому перестают существовать в качестве сельскохозяйственных предприятий. Кроме того, по мнению того же автора, сокращение наблюдается только в группе хозяйств до 20 акров; число же хозяйств от 20 до 50 акров возросло; но так как такой группировки в новейших данных английской статистики нет, то вопрос этот остается открытым. В целом, для всей группы от 5 до 50 акр. за последние годы вновь наблюдается прирост ферм. Затем, нужно иметь ввиду, что группа хозяйств от 50 до 300 акров включает в себя и мелкие хозяйства. По наблюдениям того же автора, на фермах до 100 акров работа хозяина играет еще главную роль.

Во всяком случае, английская статистика позволяет с уверенностью прийти лишь к одному выводу, что число крупных хозяйств в Англии за последние десятилетия безусловно сокращается. Новейшее направление аграрной эволюции неблагоприятно в Англии для крупных хозяйств — к этому выводу пришла и парламентская комиссия, исследовавшая положение английского мелкого сельского хозяйства в 1905 г. Комиссия эта высказала уверенность, что «нет общего закона, который делал бы во все времена и при всяких условиях наиболее прибыльными в сельском хозяйстве предприятия одного определенного размера. Если отвлечься от местных условий и расстояний от рынков и промышленных центров, то можно сказать, что размер наиболее выгодного предприятия в сельском хозяйстве определяется родом производимых продуктов — животных или растительных». А так как для новейшей аграрной эволюции Англии характерен упадок зернового хозяйства, в котором выгоды крупного хозяйства особенно велики, и распространение интенсивного животноводства, наиболее пригодного для мелких ферм, то в Англии мелкая ферма в настоящее время может платить более высокую ренту, чем крупная.

Таким образом, мы видим, что как общие теоретические соображения, так и статистические данные говорят, что ничего похожего на общую тенденцию к концентрации производства в сельском хозяйстве мы не замечаем. Не подлежит ни малейшему сомнению, что недавно столь распространенная среди экономистов уверенность, будто аграрная эволюция идет по типу промышленной, основана на глубокой ошибке. С большим основанием можно было бы говорить о совершенно обратной тенденции аграрного развития — в сторону раздробления производства и вытеснения крупного хозяйства мелким. Однако, последнее утверждение нам кажется также заходящим слишком далеко. Можно согласиться, что в новейшее время наблюдается тенденция к вытеснению капиталистического хозяйства трудовым крестьянским. Однако, как мы видели, эта тенденция проявляется далеко не во всех случаях с одинаковой силой и иногда заменяется обратной тенденцией. Поэтому осторожнее признать, что, и противность тому, что мы наблюдаем в промышленности, в области сельского хозяйства направление развития не имеет в разных странах и в разные исторические эпохи одного и того же неизменного характера.

Только в области промышленного развития различных стран наблюдается известное сходство типических черт, позволяющее говорить о едином типе развития, общем для всех отдельных случаев. Капиталистическая промышленность, действительно, развивается по сходному типу во всех странах, где она существует: везде наблюдается концентрация производства, рост акционерных компаний, слияние капитала во все большие массы и пр. и пр., составляющее то, что Маркс называл законами развития капиталистической промышленности. Совсем иное — аграрное развитие. Оно не укладывается в различных странах в одну общую схему. Правда, для новейшего времени как будто намечается известное сходство общего направления этого развития — именно, в направлении, противоположном развитию промышленности; замечается не концентрация, а, наоборот, раздробление производства, вытеснение крупного капиталистического производства мелким, трудовым, крестьянским. Но все же эта тенденция далеко не имеет такого всеобщего характера и выражена далеко не столь резко, как противоположная тенденция в промышленности. Если, в общем, крестьянское хозяйство, при достигнутой степени интенсивности сельского хозяйства, оказывается в большинстве случаев сильнее капиталистического, то во многих отдельных случаях и в отдельных районах мы замечаем нередко прямо противоположное развитие.

Повышение цен на сельскохозяйственные продукты благоприятствует само по себе капиталистическому хозяйству. Новейшая тенденция к такому повышению может привести к усилению капиталистического земледелия; до сих пор этого не происходило благодаря тому, что все более развивающееся в Западной Европе интенсивное животноводство удается лучше в мелком хозяйстве. Но в дальнейшем, с увеличением применения науки к технике сельского хозяйства и с усовершенствованием сельскохозяйственных машин, позиция крупного капиталистического хозяйства может усилиться.

Таким образом, в области аграрной эволюции осторожнее воздержаться от признания какой-либо общей тенденции развития и ограничиться констатированием, что, при имеющихся в настоящее время технических, экономических и социальных условиях, мелкое трудовое сельское хозяйство не только не уступает места крупному капиталистическому, но в большинстве случаев вытесняет последнее; изменение же современных условий может существенно изменить и общий ход аграрной эволюции.

II. Землевладение. Основы существующего распределения земельной собственности заложены еще в условиях первого заселения Европы. Сравнительное языкознание доказывает, что индогерманские народы оставили свою старую родину, уже владея знанием примитивных приемов обработки земли и скотоводства. Уже на своей старой родине они жили правильной семейной жизнью, имели своих вождей в военное время и судей. Германский экономист Мейцен, которому принадлежит новейшее и основанное на наиболее обширном фактическом материале исследование условий заселения Европы, приходит к заключению, что можно различить три различных типа первоначального заселения. Первым типом является заселение кельтов. Кельты осели на землю кланами —родовыми группами, которые вели свое происхождение от одного и того же родоначальника и управлялись вождями, избираемыми из наиболее уважаемых семейств клана. Такой характер имели кельтские поселения в Ирландии, Шотландии, Уэльсе. Границы отдельных кланов можно проследить еще и теперь. Они сохранились в большинстве графств в Ирландии, и обычный клан занимал территорию около 9-ти географических миль. Между кланами существовала, в свою очередь, взаимная иерархия, так что вожди некоторых кланов были постоянно королями страны. Члены каждого клана считали себя совладельцами принадлежащей клану земли. Никто из членов клана не имел права захватывать землю клана в свою наследственную собственность и каждый получал в пожизненное пользование часть этой земли.

Остатки этого первоначального землевладения еще живут в мировоззрении ирландцев. Вожди кланов, после завоевания Ирландии, мало-помалу превратились в вассалов короля и собственников земли, принадлежавшей прежде клану. Но для членов клана это было сначала мало заметно, так как они продолжали пользоваться землей за известную определенную, постоянную ренту. Только в XVII в. почувствовалась уже существенная перемена, и прежние члены клана, совладельцы общей земли, превратились в простых временных арендаторов.

Второй тип первоначального заселения образует собой заселение славян, которые осели отдельными семьями, дворами. Эти семьи иногда были очень велики, и таким образом возникли обширные домохозяйства в несколько десятков и даже сотен человек, сообща владевшие всей землей и сообща обрабатывавшие ее. Такие семейные общины сохранились до настоящего времени в некоторых южнославянских землях, образуя собой так называемые задруги. Если семья разрасталась за ее естественные пределы, то от нее отделялись новые семьи, получавшие известные земельные участки из общей территории общины. Таким образом, возникла так называемая долевая община, которую А. Я. Ефименко описала в Архангельской губернии. Сущность этой формы землевладения заключается в том, что все семьи, принадлежащие к данной общественной группе, признаются имеющими право на известную (и, притом, весьма неравную) долю земли, но только на идеальную долю, ибо реально земля не поделена в частную собственность между отдельными хозяйствами. Каждое семейство может требовать своей доли, но не больше, как бы мала она ни была. Такая долевая община (нередко смешиваемая с уравнительно-передельной) имеет много общего с частным землевладением, отличаясь от него существенно тем, что при ней могут существовать (и существуют) качественные переделы земли, обмен участками, но для уравнения не количества земли во владении каждого двора, а качества земельных участков, находящихся в пользовании отдельных дворов.

Третьим типом первоначального заселения является заселение германцев. У германцев, по словам Мейцена, мы не встречаем никаких следов ни кланов, ни обширных семейных общин. Семьи невелики, и каждая владеет своим земельным участком. Правда, известная часть земли остается в общем владении, и эта земля иногда распределяется между отдельными семьями ежегодно или через другие промежутки времени. Иногда происходили обмены землями, принадлежавшими отдельным семьям. Однако, эти последние переделы отнюдь не имели ввиду уравнение количества земли во владении отдельных семей, а стремились лишь к уравнению качества земли и уменьшению чрезполосицы. Они были вполне аналогичны переделам в русской долевой общине. Вообще, вопреки Мейцену, следует признать, что первоначальное германское заселение представляло много аналогичного со старинной русской долевой общиной.

Расселение германцев происходило не отдельными дворами, но деревнями небольшого размера. Земля подразделялась на гуфы - участки земли, достаточные для обработки их одним двором и представлявшие собой как бы идеальную земельную единицу. Количество гуф в распоряжении одного двора, однако, отнюдь не было одинаковым. Гуфа состояла из земель различного рода — дворового места, сада, полевой земли, луга и права пользования в определенном размере лугами и лесом, состоявшими в общем пользовании, образовывавшими собой так называемую альменду. Некоторые дворы владели только долями гуфы, другие несколькими гуфами. Дворовые постройки были тесно сближены между собой и образовывали деревню. Полевая земля каждой гуфы подразделялась на коны — участки земли различного качества; качество земли в каждом коне было более или менее одинаково. Каждая гуфа получала полосу земли в каждом коне в виде длинной полосы. Таким образом, земля каждой гуфы слагалась из нескольких полос, и в этом заключалась характеристическая черта германского первоначального землевладения. Отсюда вытекала необходимость для всех дворов деревни придерживаться одного и того же севооборота. Эту систему землепользования германцы широко распространили по всей Европе, во время великого переселения народов Европы.

Напротив, для народов кельтского происхождения, захватывавших землю кланами, характерно расселение отдельными дворами. В каждом дворе жило несколько супружеских пар с детьми, образовывавшими большую семью. Двор помещался среди обширного участка земли, находящегося в постоянном его пользовании. Эта система расселения хуторами, по-видимому, охватывала и Галлию.

Германское деление земли на отдельные полосы создало распространенное мнение, что наиболее старинной формой землепользования была совместная обработка всеми жителями деревни их общим трудом всех земель деревни. Однако, в настоящее время этот взгляд, находивший себе раньше в Германии многих сторонников, может считаться окончательно опровергнутым. Ничего похожего на аграрный коммунизм у германских народов не наблюдалось. Правда, переделы земли широко практиковались у германских народов, но это были переделы не для уравнения количества земли во владении каждого двора, а переделы для уменьшения черезполосицы и уравнения качества земли. Нужны были совершенно особые условия, чтобы долевое владение превратилось в общинно-передельное, как это произошло в России. При долевом владении земельного равенства не существует, богатые владеют большим количеством земли, чем бедные, и естественно стремятся закрепить за собой землю; происходит борьба, в которой верх одерживают богатые. Поэтому долевая община легко превращается в частное землевладение, как это и произошло в Западной Европе.

Ранее всего частное землевладение возникает в форме захвата вождями свободной, незанятой земли, которая обращается ими в частную собственность — короли, герцоги являются первыми землевладельцами. Затем, к ним присоединяется дворянство, с одной стороны, и духовенство, с другой. Мало-помалу эти общественные группы захватывают в свое исключительное владение обширные пространства земли; единственным средством использовать эту землю было заселение ее земледельцами, которые обрабатывали ее в свою пользу, под условием уплаты собственнику земли известного натурального или денежного оброка. Иногда при этом земля заселялась достаточным количеством земледельцев, распределявших ее в этом случае обычным образом, т. е. разделяя ее на гуфы и коны. Но в других случаях, когда число поселенцев было невелико, землей наделялись отдельные дворы без всякого порядка по усмотрению помещика. С эпохи Каролингов эти заселения помещичьих земель принимают систематический, планомерный характер. В широком размере такое заселение земледельцами государственных земель практиковал Карл Великий с политическими целями. Благодаря этим заселениям, германская народность захватывала славянские земли на востоке Германии.

Мало-помалу господствующие классы захватывают не только свободные, незанятые земли, но и земли, находившиеся во владении свободных крестьян. Постоянные войны и, характеризовавшие эпоху средних веков, и полная необеспеченность личности и имущества приводили к тому, что отдельному крестьянину было трудно собственными силами обеспечить свое существование. Крестьянин не был уже воином и не мог оружием обеспечить себе свободу. Вполне естественно, что он оказался в политической зависимости от военного класса, что соответствовало его собственным интересам, так как, получив сеньора, он получал и надежного защитника от всех других. Таким образом, прежнее свободное крестьянство утратило свою политическую свободу и превратилось в класс, политически зависимый от военной аристократии и церкви.

Попав в политическую зависимость от аристократии, крестьянство скоро утратило и право собственности на свою землю. Создалось правовое представление средневековья, что каждая земля должна иметь какого-либо сеньора. Таким образом, произошло юридическое обезземеленье массы крестьянства, закончившееся в середине средневековья.

Однако, это юридическое обезземеленье крестьян далеко не было равнозначаще экономической утрате крестьянами своих земель. Фактически земля оставалась по-прежнему в пользовании крестьян, формы крестьянского землепользования нисколько не изменились, и происшедшая перемена выражалась лишь в том, что крестьяне обязаны были платить известный натуральный или денежный оброк в пользу своего сеньора. Утратив права на землю, крестьянин не мог не утратить и личной свободы. Он становится крепостным своего сеньора, получившего, в конце концов, не только права на землю, но и на личность крестьянина. Окончательное закрепощение крестьянина не оказало, тем не менее, существенного влияния на характер крестьянского землепользования и не вызвало отделения крестьянина от земли. Крестьяне, утратив свободу, продолжают обрабатывать те же участки, что и раньше, долевая община у них сохраняется, и лишь значительно позже, в тех случаях, когда крестьяне избегли окончательного обезземеливанья, долевая община разлагается, с освобождением крестьян, на отдельные участки, принадлежащие на правах частной собственности отдельным крестьянам.

Примером сложной долевой общины этой эпохи может служить средневековая германская марка — типичная земельная германская организация этого времени. В состав такой марки, которую многие исследователи ошибочно рассматривали, как уравнительно-передельную общину, входили как помещики, так и крестьяне. Помещик владел известными земельными участками на правах частной собственности; наряду с этим, известная часть земли марки — луга, пустоши, леса, находилась в нераздельном пользовании всех членов марки; пахотная же земля, не составлявшая частной собственности помещика, была в долевом владении крестьян — членов марки. Таким образом, в германской марке эпохи средневековья мы находим сочетание частного владения, долевого и общего, причем в общем пользовании находились пустоши, сенокосы и леса.

Дальнейшие судьбы крестьянского землевладения в разных странах Западной Европы были неодинаковы. Всего более крестьянское землевладение пострадало в Англии, где большая часть общинных земель была просто захвачена дворянством, при чем этот захват шел особенно энергично в две эпохи — в XVI веке и в конце XVIII и начале XIX вв. В первую эпоху побудительным мотивом к этим захватам явилось распространение крупного овцеводства, вызванное, в свою очередь, повышением цен на шерсть. Дворянство, для увеличения своих пастбищ, захватывало крестьянские земли, и, таким образом, исчезла значительная часть общинных земель.

Таково обычное объяснение перехода общинных крестьянских земель в руки дворянства. Против него сделал важные возражения г. И. Гранат в своей работе «К вопросу об обезземелении крестьянства в Англии» (1908). По мнению этого исследователя, обезземеление английских крестьян в XVI веке произошло не путем насильственной экспроприации, а путем продажи земли крестьянами крупным землевладельцам. Богатые крестьяне продавали свою землю, находя более выгодным брать землю у помещиков в аренду, и из них образовался класс фермеров-капиталистов. Мелкие же крестьяне покидали землю, привлекаемые более высоким заработком от промышленности. Однако, если и согласиться с соображениями г. Граната, все же нельзя сомневаться, что одновременно с покупкой земли дворянами широко практиковался в XVI в. и простой захват ими крестьянской земли.

Затем процесс обезземеления английского крестьянства приостановился на два столетия и возобновился только в конце XVIII в., когда повышение цен на хлеб и, в связи с этим, на землю создало новый сильный мотив для захвата земли. Права крестьян на их землю были мало оформлены юридически, и потому грабеж крестьянской земли мог совершаться на законном основании при посредстве парламентских актов о разделе общинной земли и постановлений мировых судей. И парламент, и местный суд были всецело во власти дворянства.

Таким образом, исчезновение крестьянской собственности в Англии произошло благодаря политическому господству дворянства. В других странах этот процесс не зашел так далеко, хотя повсеместно дворянство стремилось использовать свое политическое могущество для захвата крестьянской земли, но так как в одной Англии дворянство вполне подчинило себе политическую власть, то в других странах крестьянская собственность более или менее сохранилась, хотя и в сильно урезанном виде.

Во всяком случае, не подлежит сомнению, что крупная земельная собственность выросла совершенно иным путем, чем крупный промышленный капитал. В промышленности крупное производство, в силу своих технических преимуществ перед мелким, стало господствующей формой промышленности, и, таким образом, на чисто экономической основе произошло скопление огромных капиталов в одних руках. Напротив, крупная земельная собственность предшествовала крупному сельскому хозяйству и создалась вне всякой связи с последним на основе политического преобладания одного общественного класса, который использовал свое политическое могущество для своего экономического обогащения.

В настоящее время мы видим в различных государствах самое различное распределение земельной собственности, в связи с различием их политической истории. Еще и теперь крупная земельная собственность находится преимущественно в руках дворянства — наследников тех лордов, феодальных сеньоров и помещиков, которые много лет тому назад путем политического насилия захватили крестьянскую землю вместе с самим крестьянином. Рядом со странами, в которых крупное землевладение решительно преобладает, как Англия (в которой почти 72% всей площади земельной собственности принадлежит владельцам, свыше 1 000 акров на имение), северная и восточная Германия, Италия, Венгрия, мы встречаем страны, в которых крестьянское землевладение охватывает большую площадь, чем крупное. Такими странами являются, например, Франция, южная Германия, Бельгия, Голландия, Дания (статистику землевладения см. в соответствующих статьях об отдельных странах).

ІII. Землепользование. Собственник земельного участка может вести на нем свое собственное хозяйство или же сдавать его в аренду. При господстве мелкой земельной собственности решительно преобладает собственное хозяйство, и только при наличности исключительных условий мелкий земельный собственник сдает в аренду свой земельный участок (как это нередко имеет место в России). Напротив, при крупной земельной собственности, мы столь же часто встречаем отдачу земли в аренду, как и собственное хозяйство.

При собственном хозяйстве владелец земли является в то же время и владельцем всего сельскохозяйственного капитала и руководителем всего сельскохозяйственного предприятия. Эта форма сельского хозяйства дает возможность достигнуть наибольшей производительности сельскохозяйственного труда. Сельскохозяйственный предприниматель в этом случае совершенно свободен в выборе той системы хозяйства, которую он считает наилучшей, и имеет все основания вкладывать в свое предприятие весь потребный капитал. Он не имеет поводов опасаться затрачивать значительные средства на улучшение качества земли и может связывать свой капитал с землей на продолжительные сроки, может предпринимать такие роды сельского хозяйства, при которых капитал оборачивается крайне медленно, как, например, насаждение плодового сада, лесов и т. п.

Но, с другой стороны, самостоятельное хозяйство не всегда осуществимо. Для ведения его требуется, чтобы землевладелец стал сельскохозяйственным предпринимателем. Для этого он должен жить в своем имении, обладать необходимыми знаниями и иметь потребный капитал. При большом размере имения, в особенности, если оно состоит из нескольких разбросанных кусков, личный надзор владельца за сельскохозяйственными процессами становится трудно выполнимым. В этом случае приходится вести хозяйство при помощи дорогостоящего административного персонала, и выгоды самостоятельного хозяйства значительно сокращаются.

Как выше указано, в силу чисто технических условий сельского хозяйства, производительная единица в сельском хозяйстве не может превышать известных и не очень больших территориальных размеров. Поэтому при сколько-нибудь крупном имении возникает необходимость в разбивке имения на несколько хуторов и превращении имения в несколько самостоятельных производительных единиц, в каждой из которых должен быть свой хозяйственный центр. Это последнее обстоятельство также сильно затрудняет самостоятельное ведение хозяйства, если имение достигает крупных размеров.

Поэтому в некоторых странах крупный землевладелец обычно предпочитает самостоятельному хозяйству отдачу своей земли в аренду. При отдаче в аренду земельная собственность совершенно отделяется от сельскохозяйственного предприятия, и, благодаря этому, становится возможным сочетание крупного землевладения с мелкими сельскохозяйственными предприятиями, если крупное имение сдается в аренду не целиком одному арендатору, а небольшими участками многим арендаторам. Поэтому страны крупного землевладения отнюдь не являются по необходимости и странами крупного сельскохозяйственного производства. Даже можно скорее заметить обратную зависимость: именно, в странах особо крупного землевладения замечается, благодаря мелкой аренде, преобладание мелкого сельскохозяйственного производства. Примером может служить Ирландия, в которой при чрезвычайной концентрации земельной собственности наблюдается решительное господство очень мелких сельскохозяйственных предприятий. Точно также и в Англии, большая часть территории которой принадлежит нескольким тысячам семейств, господствует тип если и не мелкой, то во всяком случае и не крупной, а средней фермы.

Для производительности сельскохозяйственного предприятия имеет существенное значение продолжительность срока аренды. Чем этот срок продолжительнее, тем более арендное хозяйство приближается по своему экономическому типу к самостоятельному. При продолжительных сроках аренды арендатор получает возможность производить на арендуемой земле дорогостоящие мелиорации, между тем как при коротких сроках арендатор заинтересован в том, чтобы возможно скорее и полнее использовать производительные силы почвы, хотя бы это истощало почву на долгое время.

Впрочем, соответствующее арендное законодательство может противодействовать этой опасной стороне кратковременных арендных договоров предоставлением арендатору права получать вознаграждение за сделанные им мелиорации, достающиеся землевладельцу.

Землевладелец предоставляет арендатору в пользование землю; что касается до необходимого для обработки земли и ведения сельского хозяйства капитала, то таковой, при рациональной постановке арендного хозяйства, доставляется самим арендатором. Но, если на арендуемой земле были известные постройки и хозяйственные сооружения, то при сдаче земли в аренду они естественно переходят в пользование арендатора. Если арендатор при аренде получает от землевладельца и большую или меньшую часть сельскохозяйственного инвентаря, то это стесняет свободу организации сельскохозяйственного предприятия арендатором и потому является обстоятельством, неблагоприятным для развития наибольшей производительности труда. При бедности арендатора такое снабжение его инвентарем со стороны землевладельца может, однако, быть необходимым.

Арендная плата может вноситься или деньгами или продуктами и услугами. В настоящее время, соответственно общему характеру денежного хозяйства, все более распространяется денежная аренда. Однако, и натуральная аренда далеко не исчезла. Особенно развита во многих более отсталых странах т. н. половническая аренда, сущность которой заключается в том, что арендатор обязуется уплачивать землевладельцу, в виде арендной платы, определенную часть собранного им сельскохозяйственного продукта. Половничество невыгодно в том отношении, что оно имеет тенденцию поддерживать экстенсивное хозяйство, так как при интенсивном хозяйстве трудовая стоимость единицы продукта выше. Тем не менее, при слабом развитии в стране денежного хозяйства и при аренде для продовольственных целей половничество держится очень упорно.

Вплоть до прошлого столетия половничество было самой распространенной формой мелкой аренды в средней и южной Европе. По словам Артура Юнга, во Франции накануне революции только ¹/₆—¹/₇ арендаторов платили денежную аренду, все же прочие были половниками. В 1872 г. во Франции было уже только 323 785 половников и 711 160 арендаторов, плативших денежную аренду. В Италии половничество сохранилось более, и еще в 1871 г. в этой стране считалось 1 503 476 половников.

При половничестве землевладелец нередко поставляет арендатору и весь сельскохозяйственный инвентарь, кроме некоторых самых простых орудий, арендатор же вносит в сельскохозяйственное предприятие только свой труд. Таким образом, половническая аренда может быть рассматриваема и как особый вид натуральной заработной платы. Величина доли, получаемой землевладельцем, определяется, естественно, местными условиями, и может быть как больше, так и меньше половины продукта. Половничество резко осуждалось прогрессивными экономистами конца XVIII века, видевшими в этой натуральной аренде одну из важных причин отсталого состояния французского земледелия по сравнению с земледелием в Англии, где уже в то время господствовала денежная аренда. И действительно, половничество, как сказано, не благоприятствует повышению производительности труда и препятствует переходу к более интенсивным системам хозяйства. Однако, половничество встретило горячего защитника в лице Сисмонди, который именно этой системе хозяйства приписывал сравнительное благосостояние французского и итальянского земледельца. Спор этот разрешается признанием, что половничество и денежная аренда соответствуют различным стадиям развития народного хозяйства. При малоразвитом денежном хозяйстве половничество составляет нередко единственно возможную систему аренды. Кроме того, не нужно упускать из виду, что замена половничества денежной арендой обычно равносильна вытеснению мелкой аренды для продовольственных целей более крупной капиталистической арендой. Место земледельца, вкладывающего в сельское хозяйство свой труд, заступает фермер-капиталист, для которого сельское хозяйство служит источником получения прибыли на вкладываемый капитал. Именно этим и объясняется устойчивость половничества, несмотря на его техническую нерациональность: половник может довольствоваться гораздо меньшим чистым доходом, чем фермер-капиталист, который сверх заработной платы своим рабочим должен получить еще и чистую прибыль на капитал.

Особую форму аренды представляет собой так называемая вечнонаследственная аренда. При вечнонаследственной аренде, аренда не может быть прекращена волей землевладельца, и арендуемый участок земли остается в постоянном арендном пользовании арендатора, пока этот последний исправно выполняет свои обязательства; в случае смерти арендатора арендное право переходит к его наследнику. Арендная плата или определяется раз навсегда фиксированной денежной суммой или изменяется в зависимости от цены сельскохозяйственных продуктов.

Положение арендатора на вечнонаследственном праве приближается к положению собственника. Эта форма аренды в прежнее время имела широкое распространение, но теперь почти исчезла. Законодательство большинства европейских стран постаралось о превращении наследственной аренды в частную собственность, а заключение новых договоров о вечнонаследственной аренде было запрещено.

Такое отношение правительственной власти к институту вечнонаследственной аренды объяснялось тем, что с этим институтом соединялись некоторые права землевладельца, напоминавшие о крепостном праве. Так, землевладелец имел во многих случаях право требовать от своего арендатора известных личных услуг, арендатор не мог продавать свое арендное право другому лицу или закладывать его; с другой стороны, арендатор имел во многих случаях право пользоваться выпасом на земле владельца, собирать хворост и т. д., что для землевладельца с течением времени могло оказаться очень обременительным. Поэтому землевладельцы тяготились этими отношениями и охотно шли на превращение вечнонаследственной аренды в частную собственность арендатора.

Однако, в настоящее время многие германские экономисты признали, что, уничтожив институт вечнонаследственной аренды, правительство поступило неблагоразумно. Наследственные арендаторы образовывали собой особенно устойчивую группу земледельцев, которой не грозила опасность потери земли, и в то же время, при наличности этого института, для земледельческих рабочих облегчалось устройство своего самостоятельного хозяйства, для чего не требовалось затрачивать крупной суммы денег на покупку земли, а было достаточно взять на себя обязательство ежегодно уплачивать землевладельцу определенную ренту. По мнению фон дер-Гольца, институт вечнонаследственной аренды заслуживал бы восстановления в Германии, при соблюдении, однако, следующих четырех условий: 1) наследственные арендаторы должны быть, по возможности, также свободны в распоряжении своим земельным участком, как частные собственники; 2) производимые ими мелиорации должны всецело доставаться им или их наследникам; 3) ограничения права вечно-наследственных арендаторов распоряжаться их земельным участком должно допускаться только в случае чрезмерного обременения земельного участка долгами, его продажи или разделения или же очевидного ухудшения; 4) наследственному арендатору должно быть предоставлено право пользования ростом земельной ренты, путем назначения арендной платы не в неизменной денежной сумме, а в известном количестве хлеба, причем от времени до времени денежная рента должна изменяться в соответствии с изменением цены хлеба.

В соответствии с этими требованиями, наследственному арендатору должно быть предоставлено, по мнению названного экономиста, право закладывать свой земельный участок, но лишь до известных пределов, например, до половины его ценности. Продажа земельного участка в вечно-наследственной аренде может быть в некоторых случаях (при больших размерах участка) также предоставлена усмотрению арендатора, при меньших же размерах участка, когда этот институт вводится землевладельцем для снабжения своего имения достаточным контингентом рабочих, допускаться лишь с согласия землевладельца. Напротив, продажа части земельного участка не должна быть разрешаема без согласия землевладельца; точно также такое согласие должно требоваться при раздроблении земельного участка путем перехода его к наследникам. Если земельный участок ухудшается его арендатором, то землевладельцу должно быть предоставлено право, при соблюдении известных условий, потребовать отказа арендатора от продолжения аренды.

В новейшее время прусское правительство ввело в ограниченных размерах этот институт для некоторых специальных целей. А именно, в целях борьбы с полонизацией восточных провинций Пруссии, законом 1886 г. было разрешено, чтобы польские имения, приобретаемые прусскими колонизационными комиссиями в этих провинциях, не только продавались немецким земледельцам, но и отдавались им в вечнонаследственное пользование под условием уплаты определенной денежной ренты. Имение становится в таком случае, по терминологии закона, рентным имением. Рентные имения могут быть выкупаемы у государства в полную собственность владельцами, но лишь с согласия обеих сторон; выкупная сумма не должна превосходить двадцатипятикратной ренты. Законами 1890 и 1891 гг. учреждение рентных имений было допущено во всей Пруссии.

По словам Нассе, «вечнонаследственное пользование чужой землей есть лучший способ добиться образования мелких хозяйств при существовании крупного землевладения». В настоящее время этот институт имеет широкое распространение только в очень немногих районах Европы — в Пикардии и Бретани во Франции, в Португалии, в Голландии, северной Италии и немногих уголках северной Германии. Покойный Карышев, исследовавший этот институт там, где он еще сохранился, оценивал его очень благоприятно. «Нельзя, — говорит он, — не признать большой ошибкой новейших законодательств всего центра Европы запрещение вступать вновь в вечнонаследственный договор по найму земли... Роль вечнонаследственного найма земли имеет, конечно, свои строго определенные рамки, но она в то же время крайне серьезна. Такая аренда, безусловно, может взять на себя более правильное распределение земельной собственности страны. Она может служить весьма существенно подъему общего благосостояния населения».

По своим целям аренда земли может иметь ввиду или получение прибыли на затрачиваемый арендатором капитал или же поддержание существования арендатора. В первом случае мы имеем перед собой капиталистическую аренду, во втором — продовольственную. Общие условия той и другой аренды существенно различны, как различны и факторы, определяющие высоту арендной платы.

Арендная плата при условии капиталистической аренды (оставляя в стороне плату за получаемый арендатором от землевладельца капитал в виде построек, инвентаря и т. п.) более или менее соответствует дифференциальной земельной ренте. Напротив, арендная плата при продовольственной аренде может подыматься (и обычно подымается) значительно выше дифференциальной земельной ренты. Так как арендатор арендует в этом случае отнюдь не ради прибыли, то естественно, что арендная плата может поглощать всю прибыль на вложенный в землю капитал. Но этого мало. Если нужда мелкого арендатора в земле очень велика, то арендная плата за землю может поглотить и значительную часть его заработной платы. Арендатор может урезывать оплату своего труда, лишь бы получить в аренду участок земли, без которого он не может обойтись. Особенно тяжелы условия продовольственной аренды в том случае, когда арендатор лишен своей земли или имеет ее недостаточно для своего пропитания и в то же время лишен возможности найти другой источник для заработка, кроме аренды земли. Классическими странами продовольственной аренды являются Россия и Ирландия.

Что касается до арендного законодательства, то в этом отношении имеет особое значение введение принципа вознаграждения арендатора за все сделанные им и неиспользованные улучшения арендованного имения. Главным недостатком аренды является то, что арендатор не имеет мотивов в такой степени улучшать имение, подымать его производительность, как собственник. Принцип вознаграждения арендатора за сделанные им мелиорации в значительной степени уничтожает эту невыгодную сторону аренды. Англия, которая является классической страной капиталистической аренды, уже давно признала этот принцип. В настоящее время арендные отношения в Англии регулируются, главным образом, двумя законами — 1875 и 1883 гг. Закон 1875 г. впервые установил основные правила вознаграждения арендатора за мелиорации. Закон этот исходит из трех принципиальных оснований: 1) основой для расчета вознаграждения, следуемого фермеру, должны быть действительные затраты фермера; 2) всякая мелиорация должна быть признана по истечении соответствующего срока использованной фермером; 3) размер вознаграждения, следуемого фермеру, должен быть тем ниже, чем больший срок прошел со времени произведения мелиорации. Закон признает затраты на дренаж, насаждения и другие мелиорации постоянного характера использованными в 20-летний срок; для получения вознаграждения за эти мелиорации, фермер должен получить письменное согласие землевладельца на производство их. Для мергелевания, известкования почвы и других прочных мелиораций закон устанавливает семилетний срок использования; для получения вознаграждения за эти улучшения, от фермера требуется только письменное заявление землевладельцу, сделанное до начала этих работ. Наконец, срок использования временных мелиораций определяется в два года, и за них фермер имеет право получить вознаграждение лишь в том случае, если по исполнении их он не снял урожая той части арендуемой земли, на которой произведена мелиорация.

Вместе с тем, и землевладельцу предоставлено право требовать вознаграждения от фермера в случае ухудшения фермером арендованного имения.

На практике, закон 1875 г. не получил большого значения, так как для применения его требовалось согласие в каждом отдельном случае обеих договаривающихся сторон, как землевладельцев, так и арендаторов, а землевладельцы, естественно, были мало склонны к ограничению своих прав. Поэтому был издан в замену закона 1875 г. новый в 1883 г. Вместо основного правила прежнего закона, что в основу вычисления вознаграждения, следуемого фермеру, полагаются произведенные последним затраты, новый закон устанавливает, что в основании этого расчета должны быть положены значение и цена мелиораций в момент окончания аренды. Вознаграждение, получаемое фермером, должно быть равно той ценности, которую он прибавил к имению; но, конечно, прирост ценности имения, обусловленный причинами, не зависевшими от арендатора, в этот расчет не входят. Затем, новый закон лишил договаривающиеся стороны права, предоставленного прежним законом — отказываться от применения к их договору общего арендного закона; но и новый закон допускает, в известных границах, ограничения его применения к данной сделке в случае желания сторон. По отношению к условиям вознаграждения фермера новый закон установил следующие положения. Размер вознаграждения за улучшения может быть установлен заранее, в самом арендном договоре, взаимным соглашением сторон, но вознаграждение ни в каком случае не может быть фиктивным, и фермер всегда сохраняет за собой право обратиться в суд для установления размера вознаграждения. Споры по этому поводу решаются третейским судом, организацию которого устанавливает закон. Последующие английские арендные законы 1890, 1895 и 1900 гг. расширили область применения закона 1883 г., но принципиально его не изменили. Об ирландском арендном законодательстве, ознаменовавшем собой крупнейшую перемену во всей системе землевладения этой страны и далеко вышедшем за пределы только арендных отношений, см. в отд. IV.

IV. Новейшая земельная политика. Если в прежнее время земельная политика большинства европейских государств имела своей важнейшей целью укрепление позиции крупного землевладения, то для новейшего времени характерен резкий поворот в этом отношении. Защита именно мелкого, крестьянского землевладения становится во многих государствах задачей земельной политики. Объясняется это, с одной стороны, увеличением политического влияния народных масс и, вследствие этого, более демократическим характером современной экономической политики вообще. С другой же стороны, рост социализма и опасения, внушаемые этим ростом имущим классам, побудили их ценить крестьянство, как консервативную силу, и опасаться пролетаризации крестьянства. Наконец, известную роль в этом повороте земельной политики следует приписать и тому обстоятельству, что, как было указано, крупное землевладение само заинтересовано в сохранении крестьянства, как рабочего рынка для крупного сельского хозяйства.

Наиболее глубоко захватывающие меры земельной политики были предприняты за последние десятилетия в Соединенном королевстве, которое вообще стоит впереди всей остальной Европы по смелости и широкому размаху своей социальной политики. Соединенное королевство является тем государством, в котором крупное землевладение достигло своего наибольшего развития, причем сосредоточение земли в руках крупных собственников произошло, как было указано, путем политического насилия. И именно в Соединенном королевстве в последнее время делаются самые решительные шаги для восстановления крестьянского землевладения при помощи соответствующих законодательных актов.

Аграрное законодательство в Ирландии идет этим путем уже в течение нескольких десятилетий. Ирландия — страна крупного землевладения и мелкого крестьянского хозяйства. Земля сдается в аренду не фермерам-капиталистам, как это обычно в Англии, а мелким арендаторам, снимающим землю для своего прокормления. Регулирование арендных отношений и стало первой целью ирландского аграрного законодательства.

Это регулирование чрезвычайно облегчалось тем, что в одной провинции этой страны — и, притом, в наиболее зажиточной, Ольстере, — оно практиковалось издавна без всякого закона, как одна из форм обычного права.

Ольстерское обычное фермерское право слагалось из следующих элементов. Во-первых, признавалось, что арендная плата землевладельцу не должна определяться конкуренцией арендаторов, но и не должна превышать той цены, которую фермер может уплатить без ущерба для своего среднего заработка. Ольстерское право требовало «справедливой» арендной платы, т. е. такой, которая не была бы обременительна для арендатора. Повышение арендной платы допускалось лишь в том случае, если улучшались общие условия земледельческого хозяйства в стране, например, прочным образом повышались цены сельскохозяйственных продуктов. Но и в этом случае предполагалось, что землевладелец будет пользоваться своим правом с такой же умеренностью, какой он должен был руководствоваться при назначении первоначальной арендной платы. Во-вторых, ольстерское право не допускало произвольного лишения фермера его аренды: пока фермер исправно платил свою арендную плату, до тех пор он имел право сохранять в своих руках арендуемую землю. В-третьих, ольстерское право разрешало продажу фермером своего фермерского права третьему лицу, с согласия землевладельца. Но при этом, опять-таки, предполагалось, что землевладелец не вправе отказать в своем согласии без достаточных оснований, каковыми могла быть нравственная неблагонадежность лица, желающего взять ферму, его имущественная несостоятельность и т. п. причины.

Несмотря на свою юридическую неопределенность, ольстерское обычное фермерское право с полным успехом действовало в течение столетий и было одной из важных причин благосостояния ольстерских фермеров. И когда, в 50-х гг. прошлого века, ольстерские землевладельцы стали делать попытки нарушить это старинное право, то среди фермеров возникло движение, поставившее своей целью законодательное распространение на всю Ирландию ольстерского права. Агитация эта, известная как агитация в пользу «трех ф» (fair rent, fixity of tenure, free sale, т. е. справедливой ренты, прочности арендного договора и свободы продажи арендного права — к этим «трем ф» и сводилось ольстерское право), достигла своей цели, и в 1881 г. английское правительство было принуждено провести в парламенте чрезвычайно важный закон о регулировании арендных отношений в Ирландии.

Закон этот вводил в современное аграрное законодательство совершенно новый принцип и, несомненно, явился весьма существенным ограничением прав собственности землевладельцев. А именно, закон предоставил установление арендной платы не свободному соглашению сторон, а правительственной власти, если бы такое соглашение не последовало. В этом последнем случае фермер мог обратиться для установления арендной платы по своему выбору: к суду графства или же ко вновь учрежденным законом земельным комиссиям. Арендатор сохранял право выбирать любой из этих способов для установления размеров «справедливой» арендной платы. Закон предоставлял суду или земельным комиссиям самый широкий простор в установлении «справедливой» арендной платы, давая в этом отношении лишь два указания, а именно, что арендная плата ни в каком случае не должна повышаться вследствие мелиораций, произведенных фермером или его предшественниками по праву (если землевладелец тем или иным способом не оплатил этих мелиораций), и, второе, что на высоту арендной платы не должна оказывать никакого влияния сумма, уплаченная за приобретение арендного права фермером, его предшественником.

Арендная плата, установленная таким порядком, превращается в так называемую «судебную плату», и арендное владение превращается самым этим фактом в «узаконенное арендное владение», подчиненное особым условиям, выраженным в законе. А именно, арендная плата устанавливается в таком арендном владении на 15 лет, причем съемщик не может быть лишен аренды землевладельцем в течение этого срока иначе, как за нарушение условий, указанных в законе. За год до окончания законного срока фермер может потребовать продолжения «узаконенного» арендного владения на новые 15 лет, установления новой судебной арендной платы. Таким образом, узаконенное арендное владение может быть продолжаемо на неограниченное время.

Если арендная плата установлена добровольным соглашением сторон, то, с согласия заинтересованных лиц, она может быть сообщена суду и обращена, таким образом, в «судебную» плату со всеми ее последствиями.

Фермер имеет право отказаться от аренды и до истечения 15 лет. По взаимному соглашению стороны могут устанавливать арендную плату и на вечные времена.

Фермер может переуступать свою аренду третьему лицу за известную сумму, но за землевладельцем остается право преимущественной покупки фермерского права, а также право возражения против личности нового фермера, и в таком случае дело переходит на окончательное решение суда. Арендное право переходит по наследству, но не может быть дробимо и подразделяемо без согласия землевладельца.

Таким образом, закон 1881 г. санкционировал требование «трех ф». Недостатком закона, как это было указано в парламенте ирландской партией, которая не подала голосов за закон, было то, что срок в 15 лет для пересмотра установления новой ренты был слишком продолжителен и мог задержать падение ренты (нужно не упускать из виду, что в это время земельная рента падала как в Англии, так и в Ирландии). Затем, закон отнюдь не имел ввиду расширить площадь фермерского землепользования, а только закрепить фермы в бывших до того размерах за теми фермерами, которые пользовались ими. Между тем, многие мелкие фермеры испытывали настоятельную нужду в расширении своих ферм.

Последующие законы 1887, 1891 и 1896 гг. расширили действие закона 1881 г., но ничего принципиально нового собой не представляли. Благодаря всем этим законам, более половины всей территории страны было подчинено правилам узаконенного владения. В результате последовало значительное понижение арендной платы. В первый период арендная плата была понижена в среднем на 20,9%, а после 1896 г., когда истек первый пятнадцатилетний период, еще на 21%. Однако, было бы неправильно ставить все это понижение целиком на счет действия названных законов. Не следует упускать из виду, что последняя четверть прошлого века характеризовалась сильным падением земельной ренты в большей части Западной Европы, совершенно независимо от какого бы то ни было законодательства. Следовательно, и в Ирландии рента должна была, во всяком случае, упасть, даже и без специального законодательства. Законодательство об урегулировании арендных отношений имело в этом смысле, прежде всего, то значение, что ускорило это падение и сделало его возможным без предварительной и разорительной для обеих сторон борьбы собственника с арендатором. Кроме того, можно думать, что понижение ренты, вызванное законом, значительно превышало нормальное падение ренты под влиянием общих условий рынка, и что, благодаря закону, доля арендатора в вырабатываемом им продукте значительно возросла.

Закон, как сказано, предоставил земельным комиссиям самый широкий простор в назначении арендной платы. Задача выработки «справедливой» арендной платы значительно усложнялась тем, что в большинстве случаев подлежала регулированию не капиталистическая, а продовольственная аренда. Продукты мелких ферм в значительной мере совсем не поступают на рынок и потребляются самим фермером. Определение денежной выручки с таких ферм крайне затруднительно, так же как и определение расходов производства, выражающихся, главным образом, в затрате труда фермера и его семьи.

Эту трудную задачу земельные комиссии разрешили в большинстве случаев следующим образом: они определяли, какова должна была бы быть арендная плата, если бы данный земельный участок эксплуатировался капиталистическим образом, и эту ренту признавали справедливой рентой. А так как арендная плата при продовольственной аренде, как общее правило, значительно превышает капиталистическую ренту, то приведение первой к уровню последней было равносильно понижению арендной платы.

В общем, комиссии вызвали, как и следовало ожидать, много нареканий с обеих сторон: землевладельцы находили, что комиссии лишают их законной и неотъемлемой собственности, а фермеры признавали понижение арендной платы слишком незначительным. Но лучшим доказательством благотворности нового законодательства, с точки зрения интересов фермеров, является то, что после издания закона 1881 г. плата за фермерское право значительно возросла, между тем как цена земли значительно упала. Повышение в цене фермерского права было иногда прямо пропорционально падению цены земли. Иными словами, землевладелец был фактически, в большей или меньшей степени, экспроприирован в пользу фермера. Земельная собственность была фактически разделена между собственником и фермером, причем на долю последнего иногда приходилась большая часть этой собственности. Землевладельцы лишились возможности свободно распоряжаться своей землей и очутились по отношению к фермерам в положении как бы постоянных кредиторов, с правом получения процентов по ссуженной сумме.

Таков был конечный результат сложного и совершенно нового по своим принципам ирландского законодательства об арендах.

Не удивительно, что дальнейшим следствием его явилась и юридическая передача земли в собственность фермеров. Еще раньше, чем приступить к регулированию арендной платы, английское правительство пыталось создать в Ирландии крестьянскую собственность. Когда в 1869 г. протестантская церковь в Ирландии была лишена государственных прав, Брайт провел закон, согласно которому казна открывает фермерам, арендовавшим церковные земли, кредит для покупки этих земель в размере ¾ покупной суммы. Последующим законодательством право пользования государственным кредитом было распространено на всех фермеров. Но так как ¼ часть покупной суммы фермер должен был вносить из своих собственных средств, то законодательство это не имело больших практических результатов. Последовали новые законодательные акты (законы 1885, 1891 и 1896 гг.), которые энергично двинули вперед дело покупки фермерами земли.

Сущность этого нового законодательства сводилась к следующему. Продажа земли предоставлялась свободному соглашению сторон; но государство оказывало помощь своим кредитом лишь в том случае, когда цена земли была настолько умеренна, что покупатель имел возможность исправно платить проценты по полученной ссуде. В этом случае государство ссужало на крайне льготных условиях всю покупную сумму.

Эти законы привели к тому, что до 1902 г. было куплено фермерами более, чем 2 миллиона акров земли, т. е. более 10% всей земельной площади Ирландии.

Таким образом, аграрная реформа в Ирландии двинулась по двум направлениям: для большей части фермеров их арендные отношения были урегулированы и почти превратились в право собственности; меньшинство же купило землю в собственность и было в лучшем положении, чем их товарищи, так как плата за землю, приобретенную в собственность, благодаря льготным условиям покупки, была меньше «узаконенной» арендной платы. Естественно, что фермеры, не имевшие возможности выкупить землю благодаря нежеланию землевладельцев продать и принужденные, вследствие этого, нести тяжесть значительно высших платежей, признавали себя несправедливо обойденными законом и домогались выкупа земли. В стране возникло энергичное движение в этом смысле. Движение было направлено как против землевладельцев, так и против крупных фермеров, лишавших мелких фермеров земли. Вожди движения требовали принудительного выкупа частновладельческой земли, как единственного средства удовлетворить требования фермеров.

Однако, консервативное правительство постаралось на время избежать удовлетворения этого требования при помощи компромисса. В 1903 г. был издан новый закон о выкупе фермерами земли. Согласно этому закону, государство ассигновывает 100 миллионов фунтов стерлингов на выкуп земли и, кроме того, 12 миллионов ф. с. на добавочную премию землевладельцам, которые согласятся добровольно продать свою землю. Фермер, приобретавший землю, не обязан был уплачивать проценты по той части цены земли, которая соответствовала этой премии, не подлежавшей также и погашению. Вся эта премия ложилась всецело на средства государственного казначейства и не перелагалась на покупателя, в противоположность остальной покупной сумме.

Земельным комиссиям, заведующим всеми этими операциями, предоставлено право выдавать ссуды для приобретения земли. Комиссии могут закупать землю и за свой счет для последующей перепродажи ее фермерам. В задачи земельных комиссий входит расширение участков мелких фермеров, а также наделение землей бывших фермеров, лишившихся своих ферм за неплатеж арендной платы. Комиссии могут раздроблять имения, производить на них мелиорации и т. д.

Практическим результатом закона 1903 г. явилось быстрое увеличение покупок земли. Однако, существенным недостатком его было то, что он предполагает добровольную продажу земли землевладельцами и не допускает принудительного выкупа. Между тем, для многих землевладельцев, особенно владельцев незаложенных или мало заложенных имений, установленная законом премия может оказаться недостаточным побудительным мотивом для продажи земли. На основании закона 1903 г. до 1 марта 1909 г. было продано 7 271 тыс. акров; осталось непроданной земли, которая могла бы перейти в руки фермеров, еще более 9 млн. акров. Переход земли в руки фермеров, хотя и происходил, но настолько медленно, что требование принудительного выкупа опять было поставлено на очередь. Закон 1909 г., проведенный либеральным министерством, должен был устранить недостатки закона 1903 г. И действительно, новейшим ирландским земельным законом дело перехода ирландской земли из рук крупных землевладельцев в руки фермеров поставлено на вполне твердое основание. Наибольшее принципиальное значение имеет допущение этим законом принудительного выкупа земли. Кроме того, новым законом значительно увеличены те безвозмездные доплаты из средств государственного казначейства, которые были впервые допущены актом 1903 г. Считают, что по новому закону это пожертвование казны, не подлежащее возврату со стороны фермеров, покупателей земли, должно достигнуть, при окончании всей операции, внушительной суммы в 30 млн. ф. с. Новый закон расширил круг лиц, имеющих право на получение ссуды, увеличил штаты земельных агентов и реформировал советы, ведающие дело землеустройства: в прежнее время эти советы состояли только из лиц по назначению от правительства, теперь же они более, чем наполовину, будут состоять из лиц, выбранных местным населением.

Итак, ирландское земельное законодательство представляет собой картину правильного развития в одном направлении: все более решительных мер для перехода земли в руки обрабатывающих ее земледельцев. Крупное землевладение, уже теперь сильно сократившееся в Ирландии, в недалеком будущем должно уступить место крестьянскому. Для достижения этой цели закон не останавливается перед мерами, которые еще недавно показались бы совершенно революционными и в корне колеблющими принцип собственности: ограничив право земельного собственника — по своему усмотрению назначать плату за пользование его землей, закон сделал дальнейший шаг и признал право за правительственной властью принудительно отчуждать земельные участки для наделения ими фермеров. И все это в самых широких размерах, приводящих к коренному изменению распределения земельной собственности во всей стране.

Земельная политика Англии идет в том же направлении, хотя и в гораздо более скромных размерах. Последнее вполне понятно, так как потребность в изменении форм землевладения в Англии чувствуется гораздо меньше. В Ирландии мы наблюдали еще недавно самое резкое противоречие между формами землевладения и формами сельскохозяйственного предприятия: в то время, как землевладение было очень крупным и сконцентрированным в руках немногих лиц, сельскохозяйственное производство было мелким и не имело капиталистического характера. Отсюда настоятельная потребность в изменении формы землевладения и переходе земли в руки земледельца. Напротив, в Англии господствующей формой сельскохозяйственного предприятия является капиталистическая ферма. Между землевладельцем и земледельческим рабочим стоит фермер-капиталист. Переход земли в руки земледельческого рабочего потребовал бы изменения формы сельскохозяйственного производства, что представляет собой процесс, трудно осуществимый.

Однако, наряду с крупными фермами в Англии существуют, хотя и в меньшинстве, и мелкие, крестьянские фермы. Эти мелкие фермеры не меньше, чем их ирландские собратья, заинтересованы в том, чтобы между ними и обрабатываемой ими землей не находился совершенно лишний посредник, лэндлорд. И вот, мы видим, что и в Англии за последние годы законодательство стремится к облегчению и ускорению этого процесса — перехода земли в руки непосредственно обрабатывающих ее лиц.

Среди английского сельского населения никогда не умирало стремление к возрождению крестьянского хозяйства. Для земледельческих рабочих идеалом остается и поныне собственное хозяйство на собственной земле. Это лучше всего видно из того, что организационное движение 70-ых гг. прошлого века среди земледельческих рабочих, вызванное Джозефом Арчем, признало своей конечной целью «три акра и корову» — создание мелкого собственного хозяйства. Первым законодательным актом, который ставил себе целью восстановление в Англии мелкой земельной собственности, является закон 1892 г. Цель этого закона заключалась, по словам его инициатора, министра земледелия Чаплина, в «возвращении населения к земле, восстановлении того класса общества, который постепенно уменьшался в течение многих лет и который в настоящее время быстро исчезает... класса, который обыкновенно назывался иоменами, или, другими словами, класса мелких земельных собственников».

В видах этого закон предоставил советам графств право принимать определенные меры для создания мелкого крестьянского землевладения и хозяйства. Совет графств, желающий приступить к этим мерам, может действовать непосредственно или при помощи особо назначенной им земельной комиссии. При покупке земли покупатель вносит из своих средств лишь 1/5 покупной суммы, остальные же 4/5 ссужаются советом графства, причем доля этой цены может лечь на землю вечной рентой, остальная же должна быть погашаема по частям. Совет графства имеет право производить разные мелиорации, строить на купленной земле здания и пр. и только после этого передавать землю в пользование покупщику. Покупщик земли до погашения всей покупной суммы подлежит разного рода ограничениям в пользовании своей землей; так, он не может делить своего имения или сдавать его в аренду без разрешения совета графства, земля не должна получать иного назначения, кроме сельскохозяйственного, построенные на ней дома должны удовлетворять известным гигиеническим и санитарным требованиям и т. д.

Во время обсуждения этого закона в парламенте либеральная партия настаивала, чтобы советам графств было предоставлено право принудительного выкупа частновладельческой земли. Парламент, однако, не согласился на это, что и подрезало в корне практическое значение закона. Покупка земли в Англии крайне затруднительна, так как значительная часть земли (около ¾) совсем не поступает в продажу благодаря майоратам и другим юридическим ограничениям. Остальная же земля редко продается, ибо она ценится в Англии не только как источник дохода, но и как предмет роскоши богатых людей и средство достижения влиятельного общественного положения. Кроме того, самый акт покупки обходится в Англии очень дорого и обставлен множеством формальностей. По всем этим причинам земля в Англии почти не поступает на рынок, и советы графств ничего не могли предпринять для достижения целей названного закона, оставшегося мертвой буквой.

Закон 1892 г. интересен только в принципиальном отношении, как первая законодательная попытка восстановления в Англии крестьянского землевладения. По словам Шо Лефевра, закон этот представляет собой «интересное смешение различных противоречивых влияний и политических идей. Он стремится в своей основе к индивидуализму, путем умножения мелких собственников, но, вместе с тем, в нем существует определенная тенденция в сторону национализации земли, так как он подчиняет пользование землей известным ограничениям и условиям и устанавливает уплату постоянной ренты. В другой своей части закон содержит начатки муниципализации земли, поручая снятие земли советам графств; и так как советы имеют полномочие строить дома и постройки для ферм, то на практике советы должны очутиться в положении землевладельцев по отношению к мелким фермерам».

Практическое значение этого закона было, как сказано, совершенно ничтожно. До конца 1906 г. на основании этого закона было куплено всего 729 акров земли, а число устроенных на купленной земле мелких хозяйств достигло всего 235. Существеннейшими недостатками этого закона, лишившими его всякого значения на практике, было, во-первых, принципиальное отрицание права принудительного выкупа и, во-вторых, требование немедленной уплаты приобретателем земли 1/5 покупной суммы из своих собственных средств. Как мы видели, это требование помешало успеху первых ирландских законов, преследовавших ту же цель — переход земли в руки мелких производителей. Тот же результат получился и в Англии. Многочисленные свидетели, опрошенные парламентскими комиссиями, вполне установили, что земледельческое население Англии отнюдь не стремится приобретать землю в собственность, но предпочитает получать ее в аренду, чтобы сберегать, таким образом, для сельскохозяйственных целей капитал, который должен был бы быть затрачен на самую покупку земли.

Ввиду неуспеха закона 1892 г., либеральное министерство провело в 1907 г. новый закон, который, по словам премьера Кемпбел-Баннермана, должен быть «самой смелой и величайшей реформой или, во всяком случае, величайшим изменением в аграрной системе страны, предпринятым каким-либо правительством за многие годы». Прежде всего, закон 1907 г. создает специальных должностных лиц, на которых возлагается осуществление целей закона — комиссаров мелких участков, так как опыт показал, что советы графств мало интересовались возложенным на них делом. Эти комиссары должны не просто ожидать спроса на землю со стороны местного земледельческого населения, но всячески создавать этот спрос путем самого широкого ознакомления населения с новыми порядками приобретения земли. Земля может приобретаться мелкими фермерами как в частную собственность, так и в аренду (и то и другое под условием личного ведения хозяйства). Советам графств предоставлено чрезвычайно важное право приобретать землю для раздробления ее на мелкие участки не только путем добровольного соглашения с продавцами, но и принудительным путем. Земли, приобретаемые принудительным путем, ни в каком случае не могут быть продаваемы в частную собственность мелким держателям, но должны быть сдаваемы им в аренду. Принудительное приобретение земли может происходить не только путем принудительной покупки, но и путем принудительной аренды на сроки от 14 до 35 лет, причем по окончании этих сроков принудительная аренда может быть возобновляема неограниченное число раз. Принудительному отчуждению не могут подлежать земли, находящиеся под парками, садами, постройками и т. п. характера. Участки в 50 акров и менее не подлежат принудительному приобретению. Земля, принудительно приобретаемая графскими советами, оценивается тем же способом, как и земля, подвергаемая принудительному отчуждению для железных дорог и т. п. предприятий. Ни при принудительной покупке ни при принудительной аренде самый факт принудительного характера данного акта не может служить основанием для повышения цены или арендной платы за землю. Министерство земледелия и графские советы уполномочены способствовать образованию кооперативных обществ и банков мелкого кредита, с целью облегчения устройства мелких участков, и им позволяется выдавать для этой цели соответствующие ссуды.

Закон этот, срок действия которого начался только с 1 января 1908 г., представляет собой меру не только огромного принципиального значения, но должен приобрести в будущем огромное значение и на практике. Чрезвычайно знаменательно, что в основу его положено не насаждение мелкой крестьянской собственности, но национализация земли, как средство для перехода земли в руки трудящегося населения. На последнее, т. е. на то, что новый закон представляет собой торжество принципа национализации земли, указывали не только противники законопроекта в парламенте, при его обсуждении там, но и друзья законопроекта. Необходимость отказаться от принципа мелкой земельной собственности мотивировалась, в глазах творцов закона, тем, что принудительно отчужденная земля не должна перейти в частную собственность другого лица, ибо этим была бы совершена очевидная несправедливость по отношению к первому владельцу ее. Что касается земли, покупаемой советами графств на основании добровольного соглашения, то она может, по усмотрению советов, или отдаваться в аренду или перепродаваться в частную собственность. Однако, закон настолько предпочитает аренду частной собственности, что он ничего не предпринял для облегчения покупки земли в собственность — например, путем понижения доли покупной суммы, которая должна вноситься покупателем из собственных средств. По-прежнему покупатель должен вносить 1/5 цены покупаемой земли из собственных средств, хотя раньше многие друзья крестьянского землевладения предлагали значительно понизить эту долю.

Что касается до принципа принудительного отчуждения, то не нужно представлять себе дело так, как будто имеется в виду принудительно отчудить большую часть крупной земельной собственности в Англии. Главный защитник билля в парламенте, Гаркорт, энергично протестовал против такого понимания смысла нового закона. «Я лично, — заявил он, — не верю, чтобы часто пришлось применять принуждение, заключающееся в этом билле, так как я думаю, что одно его существование послужит стимулом для добровольного действия». По мнению другого деятельного защитника билля в парламенте, Форстера, «принуждение составляет сущность и ядро билля не потому, чтобы имелось в виду применять принуждение в ущерб землевладельцам, а потому, что, располагая принуждением на заднем плане, можно будет добывать землю на лучших и более дешевых условиях».

До 31 декабря 1910 г. графскими советами было отчуждено в общей сложности 89 253 акра, из числа которых 53 642 акра были куплены, а 35 611 акр. были арендованы. Кроме того, через посредство советов в 2 192 случаях были заключены добровольные договоры об аренде между землевладельцами и мелкими арендаторами. Но число ходатайств о приобретении земли гораздо больше и достигло к тому же времени 30 886 на общую площадь в 507 377 акр. Большая часть этих ходатайств осталась, как видно, по разным причинам неудовлетворенной. Случаи принудительного приобретения земли очень редки — всего их было до указанного срока 276. В 27 случаях земля приобреталась кооперативными организациями, причем в среднем на такой кооператив приходилось 734 акра. Закон 1907 г. не лишен крупных недостатков, главнейшим из которых является то, что во главе всего дела оставлены по-прежнему советы графств, находящиеся под преобладающим влиянием землевладельцев. Не сочувствие советов развитию крестьянского хозяйства сильно тормозит благотворное действие закона 1907 г. Очевидно, за этим законом должны последовать другие, которые доставят окончательное торжество намеченной грандиозной аграрной реформе в Англии.

Во Франции земельное законодательство также все более склоняется в сторону охраны и развития крестьянского хозяйства. В этом смысле весьма интересен изданный в 1909 г. французский закон о неотчуждаемой семейной собственности. Закон этот явился в результате продолжительной агитации, длящейся уже более 15 лет и направленной на перенесение во Францию американского законодательства о так называемых «гомстедах» (см.). Согласно этому законодательству, которое действует в большинстве штатов и территорий Американского Союза, известная минимальная часть имущества, в частности земельный участок известных минимальных размеров, не подлежит отчуждению за долги. Это право в некоторых штатах устанавливается общим законом, без всякого особого пожелания со стороны собственника, в других оно предоставляется собственнику только в случае особого заявления с его стороны и внесения имущества в соответствующие официальные регистры. Значение этого законодательства было очень преувеличено в Европе благодаря тому, что его недостаточно разграничивали от другого общего закона для всей территории Союза, согласно которому каждому американскому гражданину предоставляется право получить за незначительную плату участок земли в свое пользование из государственной земли Союза, причем этот участок земли, до окончательного перехода его в собственность поселенца, точно также не подлежит отчуждению за ранее сделанные долги. Нечего и говорить, какое огромное значение для всего экономического развития Америки имела эта возможность для каждого желающего гражданина страны получать участок земли в свое пользование. Но для возможности такового требовалась, прежде всего, наличность свободной, пригодной для сельского хозяйства, государственной земли. Когда свободная земля истощилась, то и это право стало мертвой буквой. Однако, законодательство о гомстедах также содействовало укреплению крестьянского хозяйства в Америке. Оно нашло горячего защитника в лице Рудольфа Мейера, а также Ле-Пле и его школы, которые постарались познакомить с этим законодательством европейскую публику. Недавно изданный французский закон о «неотчуждаемой семейной собственности» воспроизводит существенные черты американского законодательства с некоторыми изменениями и дополнениями. Семейная собственность, вводимая новым законом, не может быть отчуждена за долги; по отношению к ней имеются известные ограничения относительно заклада ее и продажи. Семейная собственность не может превосходить известного наибольшего размера. Она может состоять из дома или из земли. Продажа семенной собственности не может происходить без согласия жены и детей. В случае смерти собственника, семейная собственность может быть продолжена до совершеннолетия младшего ребенка, причем остальным сонаследникам могут быть выданы за отсрочку дележа денежные обязательства, если они не пользуются семейной собственностью. Вдовец или вдова имеют право требовать передачи им в исключительную собственность оставшуюся семейную недвижимость под условием соответствующего удовлетворения других сонаследников.

В Германии распространению крестьянского хозяйства служит колонизационная политика прусского правительства в восточных провинциях Пруссии, но политика эта преследует на первом плане не экономические, а политические цели. Законы последнего времени о рентных имениях, давая возможность крупным владельцам передавать свои имения в вечную аренду мелким земледельцам, также содействуют росту крестьянского хозяйства.

Наиболее решительные меры для раздробления крупной земельной собственности принимаются в австралийских колониях. Нигде идеи Генри Джорджа о вреде земельной собственности и об уничтожении частновладельческого дохода путем земельного обложения не встретили такого горячего сочувствия и такой поддержки, как в этих новых странах, не связанных традициями и удивляющих весь мир смелостью своего социального законодательства. Земельное обложение в австралийских колониях преследует на первом плане определенные социально-политические цели, а именно, борьбу с крупной земельной собственностью и с земельными спекуляциями и развитие крестьянского хозяйства.

Во главе австралийских колоний идет в этом отношении Новая Зеландия. В 1892 г. в этой колонии был введен поземельный налог, от которого были совершенно избавлены все владения ценностью ниже 500 ф. ст. Для более крупных земельных участков обложение имело прогрессивный характер, причем наибольших размеров налог достигал для имений, ценностью выше 210 тыс. ф. ст., доходя до 1,26% их ценности. Для землевладельцев, не живущих в своих имениях, налог повышается на 20%. Результаты этой законодательной меры оказались весьма благоприятными: новый налог дал возможность понизить некоторые косвенные налоги и содействовал раздроблению крупных имений. Правительство, проведшее налог, приобрело огромную популярность и получило на следующих выборах подавляющее большинство голосов, причем оппозиция налогу в стране почти исчезла. В 1894 году в Новой Зеландии был принят закон, разрешающий правительству производить принудительный выкуп частновладельческой земли для наделения землей мелких фермеров. Инициатива покупки земли принадлежит министру земледелия. Особая комиссия ведет переговоры с собственником о приобретении имения. Если соглашение не достигнуто, то особый суд, в состав которого входят представители, как правительства, так и собственника земли, может предписать принудительное отчуждение земли по цене, установленной тем же судом. Принудительному отчуждению не могут подлежать имения меньше определенного размера. При принудительном отчуждении более крупных имений землевладелец имеет право оставить за собой земельный участок, соответствующий этому размеру. Земля, купленная таким образом, разбивается на мелкие участки и отдается в вечную аренду фермерам за неизменную плату. Хотя число имений, купленных в порядке принудительного отчуждения, и не велико, тем не менее, закон о принудительном отчуждении весьма сильно содействует покупке имений государством, будучи серьезной угрозой несговорчивым землевладельцам. Аналогичное аграрное законодательство имеется и в некоторых других австралийских колониях. Прогрессивный поземельный налог получает в них все большее распространение (см. подробнее I, 152/7).

V. Земельный вопрос в России.

А. Распространение крестьянского хозяйства. В 1905 г. землевладение распределялось в 50 губерниях Европейской России следующим образом:

- земель крестьянских надельных – 139 млн. дес.;
- земель в частном владении – 102 млн. дес.;
- земель государства, церкви и учреждений – 155 млн. дес.

Чтобы оценить значение этих цифр, нужно, прежде всего, не упускать из виду, что далеко не все эти земли в равной мере служат сельскохозяйственным целям. Так, огромная площадь государственной земли совершенно не соответствует действительным размерам земельного фонда, пригодного для хлебопашества и находящегося в распоряжении казны, так как значительно большая часть этой площади занята лесом и совершенно непригодна для земледелия. Большая часть государственной земли сосредоточена в трех северных губерниях и по своему характеру не отличается от сибирской тайги. Пахотных земель казенных и удельных насчитывается всего около 6 млн. десятин; кроме того, небольшая часть казенной и удельной лесной земли может быть непосредственно обращена на нужды земледелия, но всего таких земель вряд ли наберется более нескольких миллионов десятин.

Что касается до частновладельческой земли, то значительная часть ее находится в руках крестьянских обществ и товариществ — таких земель всего 11 ½ млн. десятин; все эти земли перешли в руки крестьян путем покупки. Кроме того, более 4 млн. десятин принадлежит не крестьянским (преимущественно торгово-промышленным) товариществам. Земель в личной собственности имеется, таким образом, всего около 86 млн. десятин. Эти 86 млн. десятин следующим образом распределены между различными категориями владельцев:

Размер владения	Число владельцев (тыс.)	Общая площадь
Размер владения	Число владельцев (тыс.)	Млн. десятин	%
До 50 десятин	619	6,5	7,6
50-500	106	17,3	20,2
500-1000	14	9,8	11,4
Свыше 1000	14	52,1	60,8
Всего	753	85,8	100

Эти данные указывают на чрезвычайную сконцентрированность нашего частного землевладения: немногим менее двух третей всей земли находится в руках очень крупных собственников, имения которых превышают 1 000 десятин. Ничтожная кучка собственников — менее 14 тысяч — владеет 52 млн. десятин.

В распоряжении крестьянского хозяйства в различных его видах находилось, таким образом, в 1905 г. около 157 млн. десятин (139 млн. десятин надельной земли, 11 ½ млн. десятин земли, купленной крестьянскими обществами и товариществами, и 6,5 млн. десятин земли, принадлежащей мелким владельцам, имеющим не более 50 десятин на владение и ведущим, в большинстве, хозяйство крестьянского типа, т. е. участвуя личным трудом в производстве).

Эти данные относятся к 1905 г. С тех пор крестьянское землевладение значительно расширилось. За 1906—1909 гг. Крестьянским банком куплено для перепродажи крестьянам 3 409 276 десятин. Около 2,5 млн. десятин приобретено при помощи банка самими крестьянами непосредственно у частных владельцев. Эти 6 млн. десятин соответственно увеличивают фонд крестьянского хозяйства.

Затем, на основании указов 12 и 27 августа 1906 г., казенные и удельные земли, находящиеся в сельскохозяйственной эксплуатации, должны быть (за некоторыми незначительными исключениями), по мере истечения сроков действующих арендных договоров, перепроданы крестьянам. Кроме того, крестьянам должны быть перепроданы и некоторые лесные угодья, принадлежащие теперь казне и пригодные для сельскохозяйственной культуры.

Но все это далеко не полно характеризует истинное значение в России крестьянского хозяйства. Крестьяне ведут хозяйство не только на своей земле, но и на земле, арендуемой у частных владельцев. Точное количество земли, арендуемой крестьянами у частных хозяев, неизвестно, но обыкновенно считают, что такой земли не менее 20—25 млн. десятин. Казенные и удельные земли арендуются преимущественно также крестьянами.

Таким образом, в сферу крестьянского хозяйства входит в России никак не менее 185 млн. десятин земли. Что касается до капиталистического земледелия, то для определения его распространения в России нужно иметь ввиду, что весьма значительная часть частновладельческой земли — по данным 1887 г., свыше 41% — находится под лесом, а на пашню приходится только 37% (на крестьянской надельной земле пашня составляет 60,5% земли).

По подсчетам г. Огановского, на частновладельческой земле засеивается около 18 млн. десятин, из которых 11 млн. сдается в аренду крестьянам, и только 7 млн. десятин находится в экономической обработке. На долю капиталистического земледелия в России приходится, следовательно, совершенно ничтожная площадь земли, сравнительно с площадью крестьянского земледелия.

При этом еще нужно иметь ввиду, что в том случае, когда помещик ведет хозяйство за собственный счет, он нередко ведет его при помощи инвентаря крестьянина (отработочная система, испольщина и т. д.). Во всех этих случаях земледельческое производство носит еще в значительной мере крестьянский характер — капиталистического земледелия, в его полном развитии, еще нет, так как орудия труда еще принадлежат рабочему.

Итак, в России, безусловно, господствует крестьянское хозяйство. В руках крупных землевладельцев находится еще крупная земельная площадь, но площадь эта не только не растет, а правильно сокращается под напором крестьянского земледелия. Вся история мобилизации земли после освобождения крестьян есть история убыли крупного землевладения.

При освобождении крестьян дворяне, по данным А. А. Рихтера, имели в 44 губерниях 79,1 млн. дес. В 1905 г. в тех же губерниях оставалось лишь 47,8 млн. десятин — дворяне утратили 31,3 млн. десятин, из которых около 15 млн. перешло к трудовому крестьянству, а остальные 16 млн. десятин перешли в руки купцов, мещан и крестьян-капиталистов.

При этом крайне характерно, что земля, попадающая в руки капиталистов, не имеет характера прочной собственности и легко возвращается опять на рынок, являясь для своих владельцев предметом спекуляции, в противоположность земле, находящейся в распоряжении мелких владельцев, расстающихся с ней только под влиянием крайней необходимости.

Б. Крестьянское малоземелье. Наше крестьянство отнюдь не является однородной массой: в нем имеются группы крупного, среднего и мелкого крестьянства, постепенно переходящего в сельский пролетариат. Значительное большинство крестьянства, однако, не принадлежит ни к чистому пролетариату, ни к крупному крестьянству и ведет более или менее самостоятельное хозяйство без помощи наемного труда. И именно в среде этого крестьянства резко почувствовался за последнее время тот кризис, который у нас носит название крестьянского малоземелья.

Исходным пунктом развития аграрных отношений в современной России являются условия освобождения крестьян. Как известно, наше дворянство в массе отнюдь не желало освобождения крестьян и оказало упорное сопротивление правительству, когда оно силой вещей должно было принять в свои руки дело освобождения. В средней черноземной полосе земля уже в то время имела сравнительно высокую цену, а рабочие руки были дешевы; помещики этого района, не имея возможности воспрепятствовать освобождению, желали, во всяком случае, сохранить землю за собой и отпустить крестьянина на волю без всякой земли. Напротив, в малоплодородных губерниях промышленного района дворянство не имело никакого основания особенно дорожить крестьянской землей, и здесь безземельное освобождение крестьян не находило себе сторонников; здесь помещики готовы были уступить крестьянам их наделы, но под условием высокого выкупа.

Таким образом, среди дворянства никоим образом не могла встретить сочувствия программа редакционных комиссий, сводившаяся к сохранению за крестьянами всего их земельного владения, при невысоком выкупе, ни в каком случае не превышающем ценности выкупаемой земли.

Редакционные комиссии полагали необходимым вообще сохранить за крестьянами всю землю, которой они владели в момент освобождения. Однако, из этого общего правила комиссии допускали изъятия, и в этих видах они предполагали установить нормы высших и низших наделов. Надел крестьянина ни в каком случае не должен был превысить при освобождении высшей нормы, и если действительное землевладение крестьян данного района превышало эту норму, то часть крестьянской земли должна была отойти помещику. С другой стороны, низшая норма имела то значение, что, если действительное землевладение крестьян данного имения не достигало ее, то крестьяне должны были получить прирезку земли за счет земли помещика. Высшие нормы были при этом рассчитаны так, чтобы отрезки крестьянской земли могли иметь место только в исключительных случаях. Низшие наделы должны были составлять 2/5 высших. Нормы высшего надела колебались для губерний нечерноземной полосы между З ¼ — 8 десятин, для черноземной не степной полосы — между 3—4 ½, для степной — между 6 ½ — 12 дес. на душу мужского пола. Эти высшие наделы, по мнению комиссий, не только не были преувеличены, но «только что обеспечивали существование крестьян» и «ни в каком случае не подлежали дальнейшему понижению».

Однако, дворянство оказало энергичное сопротивление предположениям комиссий, и, после обсуждения этих предположений на местах и в Государственном Совете, высший надел почти повсеместно был значительно урезан. В том же направлении были изменены и другие земельные предположения комиссий. Был сокращен размер низшего надела до 1/3 высшего, и было введено новое правило относительно дарственных наделов: помещикам было предоставлено, по добровольному соглашению их с крестьянами, уступать крестьянам без всякого выкупа и платы четверть нормального надела. Вся остальная крестьянская земля поступала в таком случае в собственность помещика.

В результате всех этих изменений, принципиальное требование редакционных комиссий о сохранении крестьянского землевладения в несокращенном размере далеко не было осуществлено, и крестьяне получили при освобождении не более, в среднем для всей империи, как 4/5 той земли, которой они владели до освобождения, причем, однако, в различных губерниях сокращение оказалось весьма различным. Так, например, в Рязанской губернии сокращение было очень невелико, и крестьяне получили, вместо 1 070 тыс. десятин, которыми они владели до освобождения, почти ровно 1 млн. десятин, т. е. сокращение было ничтожно. Но, например, в Воронежской губернии крестьяне получили, вместо 722 тыс. десятин, всего 570 тыс., в Новгородской — вместо 1 600 тыс., только 1 045 тыс. десятин.

Дарственный надел получило 640 тыс. душ, т. е. небольшая доля освобожденных крестьян, но дело в том, что число дарственников по отдельным губерниям и районам было далеко не одинаково, и в некоторых губерниях оно достигало весьма значительных цифр. Так, в Воронежской, Симбирской, Казанской, Екатеринославской губернии дарственники составили около четверти бывших крепостных крестьян; в Пермской, Саратовской, Таврической, Вятской — около трети, а в Уфимской и Самарской даже около двух пятых; наконец, в Оренбургской губернии — около трех четвертей. Крестьяне соглашались принимать дарственный надел отчасти под влиянием принуждения, отчасти же тут играла роль и надежда, что помещичья земля все равно достанется им рано или поздно и что поэтому лучше не платить совсем выкупа, чем немедленно связывать себя выкупными обязательствами.

Дарственные крестьяне составили группу сильно малоземельных крестьян, непосредственно созданную крестьянской реформой. Но, кроме того, по условиям освобождения, немало крестьян получили свободу без всякого земельного обеспечения, именно, все дворовые крестьяне, которых к моменту освобождения было более 720 тыс. душ мужского пола, а также и те крестьяне, которые перечислились в мещане и потому не получили надела. Эти перечисления делались отчасти под влиянием принуждения со стороны помещиков, отчасти под влиянием других обстоятельств и соображений.

Самый способ отвода надела нередко был такого рода, что послужил источником для значительного стеснения крестьянского хозяйства. Наделы нередко отводились черезполосно с помещичьей землей, помещичья земля иногда отрезывала крестьян от водопоя, от их усадеб и т. д.

В среднем по всей России бывшие помещичьи крестьяне получили по 3,2 десятины надела на ревизскую душу. Земельные наделы их оказались значительно более низкими, чем наделы бывших государственных крестьян, получивших 6,7 десятин на ревизионную душу, и бывших удельных с наделом в 4,9 десятин на душу.

Что касается до выкупной суммы, то принципиально предполагалось, что выкупу ни в каком случае не должна подлежать самая личность крестьянина, а лишь отводимая ему земля. Однако, действительность показала совсем иное. Дворяне, особенно в нечерноземных губерниях, настаивали на том, чтобы выкупалась и личность крестьянина. Так, тверской губернский комитет открыто заявил, что выкупаться должны не только «земли, отведенные крестьянам, но и личность крепостных». И хотя с высоты трона было указано, что «личность крепостных и обязательный их труд выкупу подлежать не могут», тем не менее, дворяне добились своего. Чтобы достигнуть выкупа и личности крестьянина, поборники дворянских интересов среди высшей бюрократии придумали так называемую «подесятинную градацию» обложения. А именно, при расчете выкупной суммы первая десятина расценивалась выше, чем вторая, третья ниже второй и т. д. — на том, якобы, основании, что чем меньше земли у крестьянина, тем тщательнее он ее обрабатывает. На самом же деле эта подесятинная градация представляла собой не что иное, как именно выкуп обязательного труда крестьянина: с первой десятиной, расцениваемой очень высоко, выкупалась и личность крестьянина, а расценка последующих десятин более или менее соответствовала действительной ценности земли. Эта же тенденция не менее ясно выразилась и в том, что при вычислении выкупной суммы исходили не только из определения достоинства и качества земли, но и из учета посторонних, неземледельческих заработков крестьянина. Благодаря этому учету оказалось, что земли в неплодородной нечерноземной полосе, где посторонние заработки крестьян были велики, и были расценены, в общем, не ниже, а в некоторых случаях и выше, чем в черноземных губерниях.

Таким образом, по общему правилу, в основу обложения было положено начало обратной пропорциональности между размерами надела и тяжестью обложения: чем надел был меньше, тем выше была обложена десятина.

Как мы видим, условия освобождения крестьян были таковы, что крестьяне, правда, получили землю, но значительно меньше, чем имели ее до освобождения, и эта земля была обложена очень высокими платежами, значительно превышавшими ее чистую доходность, и притом, платежи эти были тем больше на десятину, чем меньше был надел.

Положение бывших государственных и бывших удельных крестьян было гораздо лучше, так как они не только получили значительно большие наделы, но и были обложены гораздо меньшими платежами. При поземельном устройстве крестьян этих категорий не приходилось встречаться с сопротивлением дворян, и поэтому положение их, при получении свободы, не только не ухудшилось, но далее улучшилось. Так, бывшие удельные крестьяне получили, при отводе им наделов по положению 1863 г., по всем губерниям, кроме Симбирской, более значительные, в общем, наделы, чем имели их раньше. Земельное же обеспечение государственных крестьян было и раньше так велико, что потребности в расширении их наделов почти не ощущалось. Оброчные же платежи у бывших государственных крестьян были значительно ниже, чем у бывших помещичьих: в среднем для всей России, бывшие помещичьи крестьяне должны были платить 1 р. 31 к. с десятины, а бывшие государственные только 83 к. По отдельным же губерниям эта разница была гораздо значительнее; так, в Ставропольской губернии платежи помещичьих крестьян превышали втрое платежи государственных, в Самарской разница эта достигала 142% и т. д.

Вопрос о степени достаточности земельного обеспечения освобожденных крестьян и тяжести лежащих на них платежей был впервые исследован статистическим путем известным статистиком Янсоном в его работе «Опыт статистического исследования о крестьянских наделах и платежах». Книга эта произвела огромное впечатление на современников и до настоящего времени не утратила интереса (вышла в 1878 г.). Янсон пришел к тому выводу, что земельное обеспечение большей части нашего крестьянства совершенно недостаточно, и лежащие на земле платежи не покрываются ее доходностью. В особенности неудовлетворительно положение бывших помещичьих крестьян. «Податная система и аграрное законодательство наше, — так закончил Янсон свою знаменитую книгу, — не могут долее оставаться в настоящем виде без серьезных опасностей для благоденствия и настоящего и будущих поколений».

Статистические расчеты Янсона были далеко не безупречны, ввиду неудовлетворительности тех сведений, на которые он не мог не опираться, по отсутствию лучших; так, в настоящее время нельзя поддерживать выводов Янсона относительно неудовлетворительности обеспечения землей бывших государственных крестьян. Но, в общем, его выводы были, хотя и преувеличены, но близки к истине.

Отчасти под влиянием работы Янсона, правительство, начиная с восьмидесятых годов, предприняло ряд финансовых реформ, направленных к понижению обложения крестьянской земли — отменило подушную подать и значительно понизило выкупные платежи, пока они не были, уже после крестьянского движения 1905 г., совершенно отменены. Одновременно с этим, доходность и ценность земли значительно повысились. Таким образом, в настоящее время уже не может быть и речи о превышении чистой доходности крестьянской земли лежащими на ней платежами. Земля перестала быть бременем для крестьянина, каковым она являлась в некоторых нечерноземных районах в семидесятых годах, и получила для крестьянина очень высокую ценность.

Но именно поэтому недостаточность земельного обеспечения крестьян стала чувствоваться еще резче. Со времени освобождения крестьян крестьянское население значительно увеличилось по своей численности, и в настоящее время на наличную душу крестьянского населения приходится значительно меньше половины того надела, который крестьяне получили при освобождении.

Более подробные данные имеются лишь относительно некоторых отдельных губерний. Так, например, в Саратовской губернии почти две трети крестьян имели не менее полного указного надела при выходе на волю; в настоящее же время таким наделом владеют только 28% крестьян. В Курской губернии бывшие помещичьи крестьяне, получившие высший надел, по 2 ¾ десятин на ревизскую душу, теперь имеют всего не более десятины на наличную душу. В Симбирской губернии бывшие помещичьи крестьяне при освобождении имели по 2,6 десятин на душу, а в 1900 г. менее десятины. В общем, земельное обеспечение крестьян, по словам А. А. Кауфмана, «почти везде упало до половины, а во многих местах — и до трети отведенной при выходе на волю душевой пропорции».

В 1905 г. средний надел крестьянского двора для всей России был равен 11,1 десятин, по при этом размеры среднего надела в различных губерниях были очень различны, начиная с 3,8 десятин в Подольской губернии и кончая 65,1 десятин (в Олонецкой губернии). Крестьянских дворов, имеющих до 5 десятин на двор надельной земли, в 1905 г. считалось, по официальному подсчету, 2 856 тысяч, или около четверти всего числа крестьянских дворов. Дворов с наделом не более 10 десятин на двор считалось во всей России 5 072 тыс., или 42% всех крестьянских дворов. Но, например, в заднепровском районе (Волынская, Киевская, Подольская, Бессарабская, Херсонская губернии) процент крестьянских дворов с наделом до 5 десятин на двор достигал 52 по отношению ко всему числу крестьянских дворов, в днепровско-донском (Черниговская, Полтавская, Орловская, Курская, Харьковская, Воронежская губернии) — 34.

Вопрос крестьянского малоземелья является, по общему признанию, самым острым социальным вопросом современной России. Хотя средний надел крестьянского двора в России и превышает 10 десятин, но, ввиду неравномерного распределения надельной земли между различными районами и различными группами крестьянства, у очень значительной части крестьян надел гораздо меньше, площадь же земли, купленной крестьянами при помощи Крестьянского банка и за свой счет, слишком незначительна, чтобы компенсировать недостаточность наделов.

При этом бросается в глаза, что на малоземелье жалуются крестьяне с самым различным земельным обеспечением. Крестьянское движение 1905 г., выставившее требование увеличения земельного обеспечения крестьянства, широко разлилось по всей России и охватило собой не только центральный черноземный и юго-западный районы, где земельная теснота чувствуется очень сильно, но и Поволжье, где крестьянские наделы сравнительно велики. Земли требовали не только те группы крестьянского населения, которые имеют ее значительно меньше среднего земельного обеспечения крестьянского двора в данном районе, но и вся масса среднего крестьянства. Именно в этом и заключалась сила крестьянского движения.

Этот более или менее всеобщий характер требования земли, несмотря на крайне различную степень фактического земельного обеспечения, доказывает, что малоземелье, от которого страдает наше крестьянство, коренится, прежде всего, в несоответствии техники крестьянского хозяйства размеру земельного обеспечения. Чем интенсивнее система земледелия, тем меньше требуется земли для получения того же количества земледельческого продукта. Размножение населения, в связи с процессом расслоения крестьянского населения на группы различной степени зажиточности, значительно уменьшило площадь земли в распоряжении среднего крестьянского двора. Между тем, продовольственные потребности крестьянства остались те же. Для того, чтобы с уменьшенного количества земли получать прежнее количество продукта, крестьянин должен был бы перейти к более интенсивным системам земледелия и, таким образом, повысить урожайность земли. И, действительно, если верить данным официальной статистики, то некоторое повышение урожайности на крестьянских землях произошло. Вот эти данные:

Урожайность всех хлебов на крестьянских землях (в среднем, в пудах):

1861—1870 29

1871—1880 31

1881—1890 34

1891—1900 39

Это возрастание урожайности наблюдается более или менее по всем районам, причем по некоторым возрастание оказывается довольно значительным. Так, в малороссийском районе урожайность за то же время возросла с 25 до 40 пуд., в юго-западном с 31 до 47 пуд., в новороссийском даже с 19 до 35 пуд.

Однако, для большинства районов возрастание урожайности все же очень невелико и, во всяком случае, далеко не соответствует сокращению земельного обеспечения крестьян вследствие прироста крестьянского населения. До какой степени малопроизводительно наше крестьянское хозяйство, видно из сравнения его хотя бы с крупновладельческим, хотя и последнее далеко отстает по своей производительности от западноевропейского. По официальным данным, урожай ржи на владельческих землях в среднем за 18 лет на 20,9% выше, чем на крестьянских, пшеницы — на 16,3%, овса — на 17,6%, ячменя — на 14,3%, гречихи — на 12,6%. Но, например, в Германии средний годовой урожай ржи с десятины за 1899—1904 гг. равнялся 101 пуд., пшеницы — 125 пуд., овса — 113 пуд., ячменя — 121 пуд., т. е. превышал урожайность наших крестьянских земель больше, чем в два раза.

Эта ничтожная урожайность крестьянских земель не может, очевидно, объясняться природными неблагоприятными условиями. Как ни громадна урожайность Германии сравнительно с тем, что мы наблюдаем в России, но нет никаких естественных препятствий для того, чтобы и русская урожайность достигла германского уровня.

Итак, наше малоземелье объясняется, прежде всего, низким уровнем производительности крестьянского земледелия. Это объясняет нам, почему малоземелье может одинаково остро чувствоваться при самом различном количестве земли в распоряжении земледельца. И несколько десятков десятин на двор являются недостаточным земельным обеспечением крестьянина, если он, как, например, в Сибири, до сих пор придерживается самой первобытной системы земледелия — переложной, при которой земля распахивается несколько лет подряд, пока не истощатся ее производительные силы, после чего она забрасывается, пока естественные процессы природы не восстановят ей пригодности к земледелию. С другой стороны, при интенсивном земледелии Запада, земельный участок даже в 3—4 десятины, который соответствует среднему крестьянскому наделу в районах наибольшей земельной тесноты, был бы достаточен для обеспечения существования.

Во всяком случае, в наличности глубокого кризиса нашего крестьянского хозяйства не может быть никакого сомнения. В то время, как на Западе замечается, хотя и медленное, улучшение условий существования массы населения, у нас крестьянское хозяйство приходит в упадок. От времени до времени у нас повторяются голодовки, когда обширные группы крестьянского населения испытывают острый недостаток в пище. Но и когда голода в прямом смысле нет, масса крестьянского населения не удовлетворяет полностью самой элементарной физиологической потребности в питании, не говоря уже о менее необходимых потребностях.

Средний сбор с крестьянской земли не покрывает нормального количества хлеба для продовольственных потребностей. Между тем, крестьянин принужден часть своего сбора — и нередко очень значительную — продавать на рынке для уплаты податей, покупки разного рода предметов, без которых он не может обойтись при всей примитивности его потребностей. Приходится продавать и в том случае, если хлеб заведомо придется покупать несколько позже. И чем беднее крестьянин, тем дешевле ему приходится продавать свой хлеб, чтобы тем дороже его купить весной. Отсюда хроническое недоедание нашего крестьянина.

Неудивительно, что в то время, как на Западе в течение XIX века произошло значительное падение средней смертности, у нас замечается обратное явление: в то время, как в начале прошлого века в России в среднем умирало 24—29 человек на тысячу, теперь умирает около 35 человек на тысячу. На Западе смертность в городах значительно выше, чем в деревне; у нас же, наоборот, смертность в деревне выше, чем в городах, причем при неурожаях наблюдается огромное повышение смертности.

Упадок крестьянского хозяйства ясно виден в сокращении количества скота. Во всех западноевропейских государствах количество лошадей из года в год возрастает. Напротив, в России это количество падает — за последние годы средним числом на 1% в год. И это в то время, как численность крестьянского населения быстро возрастает. Количество рогатого скота, хотя и растет, но очень медленно — гораздо медленнее роста населения.

Этот кризис нашего крестьянского хозяйства вызван, в конце концов, тем, что при сокращении, в силу естественного прироста населения, обеспечения населения землей, техника крестьянского хозяйства не делает у нас существенных успехов. Кризис этот, следовательно, может быть разрешен лишь поднятием техники крестьянского хозяйства. Переход от трехполья, господствующего в настоящее время в большей части России (где не практикуются еще более экстенсивные системы земледелия), к плодопеременной системе с минеральными удобрениями является неотложной потребностью крестьянского хозяйства России.

Однако, не нужно упускать из виду, что, если наше среднее крестьянское хозяйство и страдает лишь относительным, а не абсолютным малоземельем, т. е. малоземельем, вытекающим не из абсолютной недостаточности земли, а из низкого уровня техники, приводящего к недостаточности продукта, собираемого с данного земельного участка, который при другой системе обработки мог бы обеспечить существование крестьянина, то значительная часть наших крестьян так мало обеспечена землей, что ни при каком практически достижимом повышении агрономической техники не могла бы существовать с своего надела. В таком положении находятся, например, все владельцы дарственных наделов, земельное обеспечение которых даже по западноевропейской мерке совершенно недостаточно для правильного, хотя бы и самого мелкого, земледелия. До известной степени недостаточно обеспеченными землей могут считаться все крестьяне, земельный надел которых ниже 5 десятин на двор, а таких крестьянских дворов, как указано выше, по официальным данным считается почти четверть всех крестьянских дворов.

Как бы быстро ни прогрессировала техника крестьянского хозяйства, крестьяне этой категории (конечно, с известными ограничениями) не могут рассчитывать на своих ничтожных клочках земли прокормиться без посторонних заработков, которых в деревне становится все меньше и меньше, по мере падения кустарных промыслов и сокращения крупного землевладения. Если, по условиям сельскохозяйственной техники, существует известный максимум площади сельскохозяйственного предприятия, выше которого предприятие не может идти, не расходясь с принципом наибольшего использования производительных сил, то имеется и технически рациональный минимум сельскохозяйственной производительной единицы. Агрономы согласны в том, что, как ни значительны, с чисто агрономической стороны, выгоды хуторского хозяйства, эта форма хозяйства не может иметь применения при слишком незначительных размерах крестьянского землевладения.

У нас обычно считают, что рациональное хуторское хозяйство может быть организовано на участках не менее 8—12 десятин, во всяком же случае, не менее 5 десятин. Земельные же наделы площадью в 3—4 десятины недостаточны для хуторского хозяйства. Значит, с точки зрения защитников новейшего направления нашей аграрной политики, поставившей своей главной задачей развитие или, точнее, насаждение в России хуторского хозяйства, не менее четверти наших крестьян, надел которых не достигает 5 десятин, должны быть признаны крайне малоземельными.

Всем крайне малоземельным крестьянам нужно раньше получить землю, а потом уже думать об улучшении ее обработки. Кроме того, не нужно забывать, что улучшение техники есть процесс крайне медленный, а земельная нужда не ждет и требует помощи немедленно. Для поднятия земледельческой техники недостаточно одного знания и доброй воли — для этого необходимо еще владеть потребными средствами производства. Пока же крестьянин находится в полуголодном состоянии, до тех пор он не может иметь избытков для приобретения новых средств производства. Далее для собственного прокормления надел его оказывается слишком малым. Переход же к более интенсивным системам хозяйства обычно сопровождается сокращением площади под зерновым хлебом, почему для возможности такого перехода обычно требуется расширение площади землепользования. Так, например, в Московской губернии, где значительная часть крестьянских общин перешла к травосеянию, этот прогресс крестьянского хозяйства обычно сопровождался приарендовыванием крестьянами земли (для травяного поля) на стороне.

Вообще, неправильно противопоставлять поднятие агрономической техники расширению крестьянского землевладения. Выход из кризиса, переживаемого теперь крестьянским хозяйством, невозможен, как сказано, без поднятия агрономической техники. Но именно последнее и недоступно для малоземельных групп крестьянства.

Вследствие недостатка земли крестьянин принужден запахивать слишком большую часть своей земли. В этом отношении трехполье с его принудительным характером, в силу черезполосности крестьянских участков, и пастьбой скота по пару и жнивью представляет даже более рациональную систему земледелия, чем то хозяйство, которое нередко водворяется у нас, когда крестьянин получает полную свободу распоряжаться на своем участке. Последнее имеет место во многих районах Малороссии, где при подворном землевладении уже давно произведено размежевание крестьянских земель в отдельные отрубные участки, с уничтожением принудительного севооборота. Получив полную свободу землепользования, крестьяне этих районов, вместо введения более рациональных сельскохозяйственных систем, перешли к самому хищническому распахиванию своей земли из года в год, без всякого перерыва. Объясняется это отнюдь не невежеством крестьянина, но крайней потребностью в расширении площади запашки для своего прокормления, так как в этих районах крестьянское малоземелье чувствуется особенно сильно. Результатом этого хищнического хозяйства является истощение земли и сокращение скотоводства — значит, сокращение удобрительных веществ, ведущее к дальнейшему расстройству хозяйства.

Крестьяне получили при наделении их землей несоразмерно мало пастбищ и сенокосов, и это также одна из причин упадка крестьянского скотоводства. Вот, например, данные по 50 губерниям Европейской России, относящиеся к началу 90-х годов прошлого века:

	В % к пахотной земле
	Луга	Выгоны и пастбища	Леса
Крестьянские земли	28	19	18
Владельческие земли	38	43	138

Недостаток лугов и пастбищ может быть непреодолимым препятствием к рациональной постановке крестьянского хозяйства — сокращение скотоводства делает невозможным повышение интенсивности земледелия. Многие местные комитеты известной комиссии под председательством Витте о нуждах сельскохозяйственной промышленности констатировали недостаточность крестьянского скота для удобрительных целей. Так, например, в Нижегородской губернии навоза хватает всего на треть или пятую часть надела, что и является причиной низкой урожайности; в клинском уезде Московской губернии удобряемость в 2 ½ раза меньше нормы, в михайловском уезде Рязанской губернии удобряется, по недостатку скота, всего 1/2—1/10 часть пара, и т. д. Для возможности рациональной постановки сельского хозяйства в этих случаях требуется, прежде всего, увеличение во владении крестьян лугов и выпасов, т. е. расширение крестьянского землевладения.

В. Крестьянская аренда. Малоземелье естественно приводит к необходимости для крестьянина арендовать землю на стороне. Предпринимательская, капиталистическая аренда имеет у нас небольшое распространение. Соответственно общему крестьянскому характеру нашего сельского хозяйства, и в области арендных отношений у нас господствует крестьянин. Мы не имеем точных данных о том, сколько частновладельческой земли находится в крестьянской аренде. Обыкновенно считают, что не менее 20—25 миллионов десятин частновладельческой земли находится в аренде у крестьян. Но в этот расчет включается только денежная аренда. Если же сюда причислить и разнообразные формы натуральной аренды (вроде испольщины, отработков и т. д.), то площадь земли, на которой господствует крестьянская аренда, будет еще значительнее. Как выше было указано, при продовольственной аренде высота арендной платы определяется не чистой доходностью сельскохозяйственного предприятия на данном участке земли, а прежде всего, степенью нужды в земле со стороны земледельца-арендатора. Чем гуще земледельческое население, тем больше и спрос на землю со стороны земледельца, а, следовательно, тем выше может быть поднята и арендная плата. Повышение арендной платы вызывается в этом случае не увеличением доходности сельскохозяйственного предприятия и не ростом интенсивности земледелия или улучшением условий сбыта сельскохозяйственных продуктов, а ухудшением экономического положения арендатора-земледельца, принужденного довольствоваться меньшей долей вырабатываемого им продукта.

Рост земельной тесноты в России является естественным последствием быстрого роста земледельческого населения, не отвлекаемого, как на Западе, промышленностью. Выражением этого растущего недостатка земли является рост арендных и земельных цен. Первый подъем арендных цен приходится у нас на первые десятилетия после освобождения крестьян: в некоторых губерниях арендные цены в половине 80-ых годов, сравнительно с началом 60-ых, утроились, учетверились или повысились еще более. Затем, подъем арендных цен несколько приостановился. Со второй половины 90-ых гг. повышательное движение арендных цен возобновилось, причем особенно поднялись цены именно при продовольственной аренде. Вот, например, данные для Полтавской губернии:

Годы	Продовольственная аренда в рублях за 1 десятину	Предпринимательская аренда в рублях на 1 десятину	Разница в рублях
1890	8,6	6,56	2,05
1891	9,00	6,94	2,06
1892	9,43	7,04	2,39
1893	9,73	7,35	2,38
1894	8,93	6,53	2,40
1895	7,93	5,96	1,97
1896	8,33	5,83	2,50
1897	8,88	6,00	2,88
1898	10,14	6,52	3,62
1899	11,23	7,42	3,81
1900	12,60	8,68	3,92

За трехлетие 1890—1892 гг. плата за арендуемую десятину равнялась в Полтавской губернии, при предпринимательской аренде, 6 р. 84 к.; за трехлетие 1898—1900 гг. она достигла 7 р. 54 к., т. е. повысилась на 70 к. При продовольственной же аренде та же плата равнялась за первое трехлетие 9 р. 1 к., а за второе — 11р. 32 к., т. е. повысилась на 2 р. 31 к. За первое трехлетие плата при продовольственной аренде превышала плату при предпринимательской аренде на третью часть, за второе трехлетие уже более, чем наполовину. Отсюда следует, что резкое повышение платы за арендуемую землю, характерное для второй половины девяностых годов, лишь в небольшой мере обусловливалось увеличением прибыльности сельскохозяйственного предприятия; главным же образом, повышение это было вызвано ростом нужды крестьянина в земле, соглашавшегося платить за землю какую угодно цену, лишь бы не ликвидировать собственного хозяйства...

Тесная связь между высокой арендной платой и крестьянской нуждой замечается повсеместно в России. Чем меньше обеспечен крестьянин землей, чем ниже его надел, чем он беднее, тем больше он принужден платить за землю. В рязанском уезде крестьяне, имеющие надельной пашни 1,5—3 десятин, платят, в среднем, за десятину арендуемой земли 11 р. 21 к., имеющие 3—5 десятин платят 6 р. 49 к., а имеющие свыше 5 десятин платят за десятину, в среднем, лишь 5 р. 77 к. В орловском уезде арендная плата за десятину под озимые в районе худших почв, производительность которых равняется 50—70, принимая за 100 производительность лучших почв уезда, достигает 20 р. 70 к., а арендная плата под озимое в районе лучших почв, с производительностью в 75—100, спускается до 19 р. 70 к. Такой странный факт — более высокая плата за худшие земли — находит свое объяснение в том, что в орловском уезде в районах худшей почвы крестьянский надел меньше, и, следовательно, крестьянская нужда в земле острее, чем в районе лучших почв.

Подобные же факты наблюдаются и в других уездах. Неудивительно, что при таком положении дела продовольственная аренда, по сообщениям земских статистиков из различнейших мест России, сплошь и рядом не только не дает арендатору никакой прибыли на затрачиваемый им инвентарь и средства производства, но нередко далеко не обеспечивает и нормальной оплаты его труда. Так, в Херсонской губернии крестьяне «снимают землю не столько ради чистой выгоды с нее, сколько для того, чтобы иметь возможность применить где-нибудь свой труд». «В орловском уезде крестьяне говорят, что от аренды им остается одна солома. Они не ведут бухгалтерских счетов, а если бы вели их, то, может быть, заметили бы, что при арендных ценах, регулируемых не производительностью почвы и доходностью земли, а все возрастающей нуждой самих крестьян в земле, и при той высоте арендной платы, которую застало местное исследование, даже не вся солома остается в их распоряжении». «В Саратовской губернии доход со снимаемой крестьянами земли не достигает даже нормальной стоимости обработки этой земли». В Симбирской губернии «труд крестьян по обработке снимаемой земли и уборке хлеба окупается лишь в урожайные годы и только при достаточно высоких ценах на землю и хлеб». «В различных уездах Полтавской и Херсонской губернии съемная плата за землю, по расчетам земских статистиков, значительно превышает чистую доходность земли». Вместе с тем, повсеместно констатируется, что плата за землю при продовольственной аренде значительно превышает таковую же плату при аренде предпринимательской.

Чрезвычайный рост земельных цен, наблюдавшийся за последнее десятилетие прошлого века почти повсеместно в России, объяснялся не столько ростом доходности земли при капиталистической обработке ее, сколько ростом арендной платы при продовольственной аренде. Крестьянское население возросло, нужда в земле увеличилась — и мужик стал довольствоваться еще меньшей долей вырабатываемаго продукта, чем прежде. Поэтому возросла и цена земли. Вот, например, данные за 6 лет относительно условий съемки в Полтавской губернии помещичьей земли крестьянами:

Годы	Доля владельца			Кроме того, доплаты (на 100 случаев)
	½	2/5	1/3
	на 100 случаев
1895	72	5	23	32
1896	73	5	22	37
1897	74	4	22	33
1898	84	3	13	Нет данных
1899	86	3	11	42
1900	86	4	10	45

Мы видим, что процент случаев, когда доля владельца составляет половину всего урожая, за 6 лет значительно увеличился, а процент случаев, когда владельцу остается лишь треть урожая, уменьшился; одновременно увеличился и процент случаев, когда владелец не довольствуется долей урожая, но требует, кроме того, еще и денежной доплаты.

Именно в этом росте арендной платы при продовольственной аренде некоторые исследователи с полным основанием усматривают важнейшую причину крестьянских волнений, разыгравшихся с такой силой в 1905 г. Правда, крестьянское движение этого года выставило требование не урегулирования арендных отношений, а перехода всей земли в руки крестьянства. Но это объясняется лишь тем, что регулирование арендных плат есть, по самому своему существу, лишь посредствующая мера к полному переходу арендуемой земли в руки арендатора, как это мы видели в Ирландии. Крестьянин, арендующий землю, не может не стремиться к тому, чтобы стать полным господином земли, на которой он ведет свое хозяйство. Вполне естественно, что революционно настроенное крестьянство высказалось сразу за то конечное решение, к которому Ирландия пришла в результате длинного ряда земельных законов.

Правительство графа Витте точно также сознавало, что именно в условиях крестьянской аренды и заключается самая острая причина крестьянского недовольства: проект принудительного выкупа частновладельческой земли, находившейся в крестьянской аренде, который подготовлялся в бытность г. Кутлера членом кабинета графа Витте, является доказательством этого.

Однако, практического осуществления проект этот, как известно, не получил, и русское аграрное законодательство пошло по совершенно иному пути. Крестьянские волнения имели своим следствием значительное понижение арендных плат, и это было одной из причин их прекращения. Однако, как только водворился нормальный порядок, и сила революции была сломлена, обнаружилась прежняя тенденция к повышению арендных плат и земельных цен; в настоящее время арендные платы и земельные цены не только не ниже, чем они были до 1905 г., но значительно выше. Так, например, в Полтавской губернии, по сообщению г. Гриневича, средняя продажная цена земли, покупаемой при посредстве Крестьянского банка, поднялась за 1901—1910 гг. с 194 р. до 304 р., т. е. на 56%, причем замечается, что особенно значительное возрастание ценности земли произошло в тех уездах, которые раньше отставали от других по ценам на землю. Так, в константиноградском уезде цена десятины поднялась с 181 р. до 325 р., золотоношском с 166 р. до 293 р., пирятинском с 184 р. до 308 р., и т. д.

Г. Меры борьбы с земельной нуждой. Земельная теснота гонит крестьянина к переселению. Переселенческое движение существовало у нас издавна. Первоначально оно выражалось в стихийном бегстве крестьян, подавленных гнетом государства и крепостного права, на окраины, бегства, которое государство было не в силах прекратить. Таким путем заселился в первой половине прошлого века весь юг России. Правительство относилось недоброжелательно к самовольному выселению крестьян, но было вынуждено смотреть на него сквозь пальцы, так как благодаря ему заселялись окраины. Наряду с этим, в дореформенную эпоху существовало и правильно организованное переселение государственных крестьян, согласно стройной системе, созданной в 1837 г. министром государственных имуществ Киселевым.

После освобождения крестьян отношение правительства к переселенческому движению крестьян значительно изменилось и стало решительно враждебным. Правительство стало усматривать в переселении опасность для интересов помещиков: переселение грозило лишить помещиков арендаторов и рабочих рук. Тем не менее, переселенческое движение после 1861 г. не только не прекратилось, а значительно усилилось, благодаря кризису крестьянского хозяйства. Правительство должно было отступить перед стихийной силой этого движения, и в 1889 г. был издан закон, который, хотя и не предоставил полной свободы переселению, но все же явился крупным шагом в этом направлении.

Крестьянские волнения в Полтавской и Харьковской губерниях в 1902 г. сыграли роль поворотного пункта в нашей переселенческой политике. Волнения эти показали политическую опасность чрезмерной земельной тесноты, и потому именно среди крупных помещиков стала очень популярна мысль о выселении избыточного крестьянского населения куда-либо подальше. Правительство, из опасения революционного движения крестьянства, признало необходимым содействовать выселению малоземельных крестьян из наиболее густо населенных местностей России. Законом 1904 г. переселение признано свободным. Однако, хотя и нельзя отрицать значения переселения в смысле уменьшения земельной тесноты в том или ином отдельном районе России, земельный вопрос, во всем его объеме, очевидно, не может быть разрешен переселением избыточного крестьянского населения в Сибирь или другие наши окраины. Ежегодный прирост населения России около 2 миллионов душ, а наибольшее когда-либо достигнутое число переселенцев за Урал достигло в 1908 г. 664 тыс. чел. За последние годы переселенческое движение значительно сократилось и должно сократиться еще более в будущем, так как свободных земель в Сибири, пригодных для заселения, становится все меньше и меньше, и переселенцам становится все труднее удовлетворительно устраиваться на новых местах. Первые переселенцы довольно скоро достигали сравнительного благосостояния; теперь же переселенцы иногда бедствуют на новых местах более, чем бедствовали на родине.

Итак, переселение не является действительным средством для существенного уменьшения земельной тесноты в России. Точно также эта последняя цель не может быть достигнута и путем покупки крестьянами частновладельческой земли. Уже в семидесятых годах прошлого века вопрос об организации земельного кредита для крестьян усиленно обсуждался в нашем обществе и печати. Некоторые земства пытались разрешить эту задачу собственными средствами и ассигновывали для этой цели более или менее крупные капиталы. Учреждением в 1881 г. особого Крестьянского земельного банка правительство пошло навстречу этим пожеланиям. Учреждение банка министерство финансов мотивировало в своем представлении в Государственный Совет необходимостью рассеять надежды крестьян на даровое получение земли. Эти же соображения политического характера определили и все направление последующей деятельности банка. Операции банка то развивались, то испытывали сокращение, в зависимости от хода крестьянского движения.

В конце восьмидесятых годов, когда опасность революционных движений среди крестьянства, по мнению правительства, совершенно миновала, деятельность банка значительно сократилась, и общее направление операций банка приняло иной характер. Банк стал всецело на коммерческую точку зрения, стал требовать от крестьян при покупке ими земли больших доплат и предпочитал иметь дело с более обеспеченными группами крестьянства. В девяностые годы операции банка опять расширились. В конце концов, при посредстве банка было куплено крестьянами до 1904 г. всего 7,3 миллиона десятин земли 1 093 тысячами домохозяев. Главными покупателями являлись товарищества крестьян, затем отдельные крестьяне, наконец, сельские общества. Среди покупщиков безземельных было около 10 %, с земельным обеспечением до 3 десятин на душу мужского пола. 61,5%, с земельным обеспечением свыше 3 десятин на душу мужского пола было 27,0%. Доплаты крестьян при покупке ими земли при помощи банка вначале были не велики и не превышали 10%, а затем стали повышаться и к началу девяностых годов превышали 30%. В начале этого века они достигали приблизительно 25%.

Наконец, с указом 3 ноября 1905 г. Крестьянский банк вступил в новый фазис своей деятельности. Вспыхнувшее с чрезвычайной силой крестьянское движение доказало правительству необходимость серьезных аграрных реформ; движение это выставило своим лозунгом захват помещичьей земли и выразилось в целом ряде нападений на помещичьи усадьбы, в бойкоте земледельческими рабочими помещичьих экономий, порубках лесов и т. д. Среди землевладельцев возникла паника, и значительная часть из них была вынуждена ликвидировать свои хозяйства. Предложение к продаже помещичьей земли возросло в огромных размерах, но частных покупщиков почти не было, так как крупные владельцы естественно избегали покупать землю, а крестьяне также не хотели ее покупать, рассчитывая получить ее без всяких затрат, путем принудительной экспроприации. При таком положении дела Крестьянский банк выступил в роли деятельного скупщика помещичьей земли в интересах этих последних. Указ 1905 г. разрешил банку производить эту скупку без всяких ограничений, и банк широко воспользовался предоставленной ему свободой. Банк совершенно порывает со всеми правилами коммерческой осторожности и начинает с возможной быстротой закупать помещичьи земли, вовсе не сообразуясь с тем, существует ли спрос на эти земли со стороны крестьян. Его единственной целью становится помощь помещикам, доставление им возможности продавать свои земли по возможно более высокой цене. Земля покупалась по ценам, значительно превышавшим цены предшествовавших лет. В конце концов, несмотря на все желание, банк мог закупить только небольшое количество частновладельческой земли. Но прекращение крестьянского движения не замедлило сократить и предложение к продаже частновладельческой земли. Кроме того, банк испытывает большие затруднения по сбыту закупленной им за свой счет земли и терпит от этого огромные убытки. Все это не может не ввести операции банка в такие же скромные рамки, которые характеризовали его деятельность до революции. Таким образом, и Крестьянский банк не в силах существенно повлиять на уменьшение столь остро чувствуемого крестьянским населением малоземелья.

В революционное время вопрос о принудительном отчуждении частновладельческой земли сделался центральным вопросом нашей общественной жизни. Более крайние социалистические партии высказались за радикальное разрешение русского земельного вопроса путем полного удовлетворения требований крестьянства. Социал-демократическая партия до крестьянского движения относилась без всякого сочувствия к требованию расширения крестьянского землевладения. Действительно, с точки зрения ортодоксального марксизма, крестьянское хозяйство является пережитком прошлого, а крестьянство — врагом хозяйственного прогресса. Поэтому расширение крестьянского землепользования не должно было бы встретить поддержку со стороны партии, твердо стоящей на почве марксизма. Такова и была первоначальная позиция русской социал-демократии. Но так как Россия — преимущественно крестьянская страна, и без поддержки крестьянства ни одна партия не может рассчитывать на сочувствие широких народных масс, то и социал-демократическая партия должна была существенно изменить свою позицию по отношению к крестьянству, как только ей пришлось перейти от общих теоретических соображений к практической работе в народных массах. На съезде партии в 1903 г. была принята аграрная программа, самым существенным пунктом которой было требование безвозмездного отчуждения или выкупа тех земель, которые были отрезаны у крестьян при уничтожении крепостного права. Затем, на съезде 1905 г. партия пошла значительно дальше навстречу требованиям крестьянства: была принята резолюция, согласно которой партия ставит себе задачей широкую поддержку требований крестьянства. На следующем съезде была принята аграрная программа известного социал-демократического теоретика П. П. Маслова, требующая конфискации частного землевладения, кроме мелкого, и передачи конфискованных земель в распоряжение выбранных на демократических началах крупных органов самоуправления. Какое употребление должны получить конфискованные земли, программа не предрешает, но так как распоряжение ими должно принадлежать крестьянству, то, значительные земли должны получить такое назначение, которого пожелают крестьяне, иначе говоря — перейти в пользование крестьян. Социал-революционная партия выставила требование «социализации» земли — перехода всей земли в уравнительно-трудовое пользование всего народа (см. подробнее в статье Россия). Несмотря на ожесточенную полемику социал-демократов с представителями народнического социализма, аграрная программа первых весьма близка к народническим программам. Главными пунктами обеих программ являются: требование уничтожения крупного землевладения, а, следовательно, и крупного капиталистического сельского хозяйства, ибо последнее предполагает первое, и передача земли в распоряжение крестьянства. Таким образом, жизнь принудила даже таких правоверных марксистов, как русские социалисты-демократы, отказаться от своей враждебности к крестьянскому хозяйству и выступить на защиту его интересов против крупного землевладения.

Но и более умеренные представители русской общественной мысли выставили в области аграрных отношений почти столь же радикальные требования, как и социалистические партии. Аграрный проект конституционно-демократической партии также сводился к экспроприации крупного землевладения в пользу крестьянства с тем, правда, существенным различием, что конституционно-демократическая партия требовала выкупа земли по справедливой оценке, а отнюдь не конфискации ее. Однако, вряд ли можно было считать серьезным отрицание выкупа земли со стороны наших социалистических партий. Таким образом, все различные течения русской прогрессивной общественной мысли с удивительным единодушием высказались в пользу расширения крестьянского хозяйства на счет капиталистического и перехода частновладельческих земель, целиком или в значительно большей части, в руки трудящихся земледельцев. В революционную эпоху такая аграрная программа казалась единственно возможной, так как только она согласовалась с пожеланиями широких народных масс.

Поражение революции сняло с очереди эту программу. Правительство, сознавая опасность нашего земельного вопроса для всего существующего политического строя, делает попытку решить его в совершенно противоположном направлении. Закон об общине, первоначально изданный 9-го ноября 1906 г. в порядке временных правил, в 1910 г. проведенный через законодательные палаты в несколько измененной форме, в связи с изданным в 1911 г. землеустроительным законом, дает возможность каждому крестьянину получить находящийся в его пользовании участок общинной земли в его полную собственность и свободно отчуждать его по своему усмотрению. Вместе с тем, правительство принимает энергичные меры для создания в России хуторского крестьянского хозяйства (см. землеустройство).

Не подлежит сомнению, что с чисто агрономической точки зрения хуторское хозяйство представляет огромные преимущества перед хозяйством на множестве разбросанных мелких полос, как это имеет место в настоящее время в крестьянском хозяйстве России. Но, прежде всего, для возможности хуторского хозяйства требуется, чтобы хутор был снабжен всем необходимым для сельского хозяйства и имел достаточные размеры. Правильное хуторское хозяйство, как уже было указано, требует известного минимума земельной площади, на которой ведется хозяйство. Поэтому хуторское хозяйство осуществимо лишь для лучше обеспеченной землей части нашего крестьянства. Для малоземельных крестьян разделение земли на хутора равносильно прекращению их самостоятельного хозяйства, так как крестьянин не может на ничтожном клочке земли вести правильное земледелие, а подсобные заработки (например, наемная работа или аренда земли в помещичьих экономиях) сильно затрудняются переселением крестьянина на хутор. В результате, хуторское расселение крестьян должно повести к обезземелению более слабой части крестьянства, земли которой перейдут в руки более сильных в экономическом отношении групп крестьян.

Таким образом, правительственная аграрная программа стремится решить вопрос крестьянского малоземелья путем пролетаризации тех крестьян, которые более слабы экономически и менее обеспечены землей, в пользу более сильных крестьянских групп. Наши прогрессивные партии рассчитывали поднять крестьянское хозяйство путем передачи владельческих земель в руки малоземельного крестьянства, а правительство жертвует интересами этого малоземельного крестьянства и рассчитывает поднять крестьянское хозяйство путем сосредоточения значительной части крестьянской земли в руках более сильных крестьян. Возможно, что именно в этом направлении и пойдет наше аграрное развитие в ближайшем будущем. Образуется многомиллионный деревенский пролетариат (имеющийся уже и теперь, но в более слабой степени), и рядом с этими обезземеленными крестьянами создастся сильное и технически более рациональное хозяйство крупного крестьянства. Этому крестьянству перейдут, надо думать, мало-помалу и земли теперешних помещиков, путем не принудительной экспроприации, а добровольной продажи земли нашими разоряющимися крупными землевладельцами. Но, конечно, этот процесс расслоения крестьянства не может охватить всей его массы, которая останется при своем малоземелье и хозяйстве на мелких черезполосных участках. Окончательного разрешения наш земельный вопрос этим путем не получит, и он еще долго будет волновать народные массы России.

Литература: I. Земельный вопрос вообще: Ходский, «Земля и земледелец» (2 т., 1891—1895); Бухенбергер, «Основные вопросы сельскохозяйственной экономии и политики» (1901); Фон-дер-Гольц, «Аграрный вопрос» (1902); А. Скворцов, «Влияние парового транспорта на сельское хозяйство» (1894); его же, «Основы экономики земледелия» (2 т., 1900 и 1905); Соболев, «Мобилизация земельной собственности и новейшие течения аграрной политики в Германии» (1899); Левитский, «Сельскохозяйственный кризис во Франции» (1899); Каутский, «Аграрный вопрос»; Герц, «Аграрные вопросы» (1900); Булгаков, «Капитализм и земледелие» (2 т., 1900); Hermann Levy, «Entstehung und Rilckgang des landwirtschaftlichen Grossbetriebs in England» (1904); его же, «Die sozialrechtliche Regelung des ländlichen Grundbesitzesin England». Archiv f. Socialwissenschaft. т. 26; Каблуков, «Вопрос о рабочих в сельском хозяйстве» (1884); Давид, «Социализм и сельское хозяйство» (2 изд., 1908); Вандервельд, «Социализм и земледелие» (1907); Крживицкий, «Аграрный вопрос» (1906); Косинский, «К аграрному вопросу» (1906); Гатти, «Социализм и аграрный вопрос» (1906); А. Чупров, «Мелкое земледелие и его нужды» (1907); В. Ильин, «Аграрный вопрос» (1908); «Борьба за землю». Сборник статей разных авторов (1908); Суханов, «К вопросу об эволюции сельского хозяйства» (1909); Зотов, «Очерки землевладения и земледелия в современной Англии» (1909).

II. Аграрный вопрос и марксизм: Конштедт, «Аграрный вопрос в германской социал-демократии» (1907); Чернов, «Марксизм и аграрный вопрос» (1906); Шишко, «Рабочее движение и аграрная программа в Германии» (1906); «Аграрные программы социалистических партий в Западной Европе и России» (1906).

III. Землевладение и аренда: Meitzen, «Siedelung und Agrarwesen der Westgermanen und Ostgermanen, der Kelten, Römer, Finnen und Slaven» (3 т., 1895); Каришев, «Вечнонаследственный наем земель на континенте Западной Европы» (1885); Мануйлов, «Аренда земли в Ирландии» (1895); М. Bonn, «Die irische Agrarfrage». Archiv f. Socialwissenschaft. т. XX.

IV. Земельный вопрос в России: Янсон, «Опыт статистического исследования о крестьянских наделах и платежах» (2 изд., 1881); Ходский, «Земля и земледелец» (1891—95); Постников, «Южнорусское крестьянское хозяйство» (1891); Фортунатов, «Общий обзор земской статистики крестьянского хозяйства» (1892); Николай—он, «Очерки нашего пореформенного общественного хозяйства» (1893); А. Скворцов, «Экономические причины голодовок в России» (1894); его же, «Аграрный вопрос и Государственная Дума» (1906); «Влияние урожаев и хлебных цен на некоторые стороны русского народного хозяйства». Сборник статей под ред. Чупрова и Поснякова (2 т., 1897); В. Ильин, «Развитие капитализма в России» (1898); Н. Каблуков, «Об условиях развития крестьянского хозяйства в России» (2 изд., 1908); Лохтин, «Состояние сельского хозяйства в России сравнительно с другими странами» (1901); Вихляев, «Очерки по русской сельскохозяйственной действительности» (1900—1901); его же, «Аграрный вопрос с правовой точки зрения» (1906); «Нужды деревни». Сборник статей. Изд. Львова и Петрункевича (2 т., 1904); «Аграрный вопрос». Сборник ст. под ред. кн. Долгорукова (1906); «Очерки по крестьянскому вопросу». Сборник статей под ред. Мануйлова (2 т., 1904); С. Прокопович, «Аграрный вопрос» (1905); его же, «Аграрный кризис и мероприятия правительства» (1912); Маслов, «Аграрный вопрос в России» (2 т., 1908); Косинский, «К аграрному вопросу» (1906); Туган-Барановский, «Национализация земли» (2 изд., 1906); Пешехонов, «Аграрная проблема в связи с крестьянским движением» (1906); его же, «Земельные нужды деревни» (1906); его же, «Крестьяне и рабочие в их взаимных отношениях» (3 изд., 1906); Чернов, «Крестьянин и рабочий, как экономические категории» (3 изд., 1906); его же, «Пролетариат и трудовое крестьянство» (1907); С. Зак, «Крестьянство и социализация земли» (1906); его же, «Социализм и аграрный вопрос» (1907); Кауфман, «Аграрный вопрос» (1907); Герценштейн, «Аграрный вопрос» (1905); его же, «Земельная реформа» (1907); Мануйлов, «Поземельный вопрос в России» (1905); «Обзор деятельности Крестьянского поземельного банка за 1883—1904 г.»; Кролик, «Крестьянский банк и его деятельность с 1883 по 1905г.»; Горемыкин, «Аграрный вопрос» (1907); «Борьба за землю». Сборник статей под ред. Качоровского (1908); Н. Огановский, «Закономерность аграрной эволюции» (2 т., 1909—10); его же, «Очерки по истории земельных отношений в России» (1911); Суханов, «К вопросу об эволюции сельского хозяйства» (1909).

М. Туган-Барановский.

Номер тома	21
Номер (-а) страницы	51

← Земиндар

Земельное законодательство →

А	Б	В	Г	Д	Е	Ё
Ж	З	И	I	К	Л	М
Н	О	П	Р	С	Т	У
Ф	Х	Ц	Ч	Ш	Щ	Ъ
Ы	Ь	Э	Ю	Я

А	Б	В	Г	Д	Е	Ё
Ж	З	И	I	К	Л	М
Н	О	П	Р	С	Т	У
Ф	Х	Ц	Ч	Ш	Щ	Ъ
Ы	Ь	Э	Ю	Я

Земельный вопрос

Алфавитный рубрикатор

А	Б	В	Г	Д	Е	Ё
Ж	З	И	I	К	Л	М
Н	О	П	Р	С	Т	У
Ф	Х	Ц	Ч	Ш	Щ	Ъ
Ы	Ь	Э	Ю	Я