Лавров Петр Лаврович

Лавров, Петр Лаврович (1823—1900). Сын состоятельного псковского помещика, полковника в отставке, и его жены Елизаветы Гандвиг — из обруселого шведского рода, Лавров получил сначала очень тепличное воспитание дома, затем на 15-м году подвергся суровой дисциплине Артиллерийского училища, кончил курс с производством в офицеры 19-ти лет и в течение 22 лет преподавал высшую математику в Артиллерийском же училище (позже Артиллерийской академии) и других военных заведениях. Участвуя с конца 50-х кодов, кроме специальных изданий, в общелитературных журналах «Библиотека для чтения» и «Отечественные Записки» старой редакции, Лавров в начале 60-х гг. ближе познакомился с Н. Г. Чернышевским, стал членом общества «Земля и Воля». В апреле 1866 г., после выстрела Каракозова, он был арестован, в августе того же года предан военному суду. По приговору военно-судебной комиссии, измененному в худшую сторону генерал-аудиториатом и утвержденному в этой форме императором Александром II, Лавров за свободолюбивые нелегальные стихотворения, проведение «вредных идей» в печати и близость к людям преступного направления —  Чернышевскому, М. Л. Михайлову и т. п. — был уволен в чине полковника со службы и сослан в г. Тотьму Вологодской губернии, затем на очень короткое время в Вологду. Но почти сейчас же переведен в Кадников, откуда после трехлетней ссылки, во время которой он написал, между прочим, знаменитые «Исторические письма», был увезен Г. А. Лопатиным в Петербург. Весной 1870 г. Лаврову удалось пробраться в Париж, где он, с одной стороны, вошел в ученые круги, был избран в члены Антропологического общества, с другой — введен рабочим Варлэном в Интернационал. Лавров находился в Париже во время осады его пруссаками; весной 1871 г., когда разразилась Коммуна, отправился искать ей помощи в Лондоне у Генерального совета Интернационала и познакомился с Марксом, «Капитал» которого он прочитал лишь в эти первые годы своего пребывания за границей. Не переставая писать под различными псевдонимами статьи по философским, историческим, социологическим и другим вопросам в русской легальной печати, Лавров, все быстрее и быстрее шедший налево, в сторону революционного социализма, с 1873 г. по 1877 г. издавал сначала в Цюрихе, затем в Лондоне «Вперед» (бывший вначале непериодическим сборником, потом двухнедельной газетой) и развивал в нем взгляды русских пропагандистов-федералистов. Они под именем «лавристов» играли значительную роль в истории нашего революционного движения, противопоставляя себя в теории бунтарям-бакунистам, а на практике занимаясь, подобно им, распространением идей антигосударственнического «рабочего социализма». С 1882 г. Лавров примкнул в качестве «союзника» к партии «Народной Воли», был (1883—1886) вместе со Львом Тихомировым (несколько лет спустя покаявшимся и получившим разрешение возвратиться в Россию) редактором заграничного «Вестника» этой партии. Когда в начале 90-х гг. в Париже (и Швейцарии) сложилась «группа старых народовольцев», Лавров принимал близкое участие в издаваемых ею «Материалах для истории русского революционного движения». Кроме пера, Лавров пропагандировал свои идеи и словом, выступая на различных митингах и собраниях, публичных лекциях и международных социалистических конгрессах. Рядом с революционной деятельностью Лавров в течение последнего двадцатипятилетия своей жизни посвящал свое время труду по истории мысли, первый абрис которого, составившийся из статей в «Знании», вышел в 1875 г. под заглавием «Опыт истории мысли». Он был возобновлен по иному плану отдельными выпусками 10—15 годами позже под заглавием «Опыт истории мысли нового времени» (Женева, 1888—1894) и принял, наконец, форму приспособленных для легальной печати книг по некоторым из вопросов, входящих в обширную схему исследования, намеченного автором. Таковы «Задачи понимания истории» (Москва, 1898, под псевдонимом Арнольди) и «Главнейшие моменты истории мысли» (Москва, 1903, под псевдонимом Долети). Последняя работа появилась в неоконченном виде после смерти Лаврова, прожившего в Париже безвыездно (за исключением нескольких месяцев, проведенных в Лондоне во время высылки его из Франции в 1882 г.) последние 23 года жизни.

Один из наиболее обобщающих русских умов, Лавров создал цельное мировоззрение, которое сам он называл антропологизмом. В сущности это — критико-субъективный позитивизм, видящий как в идеализме, так и в материализме, метафизические построения. В учении Лаврова не без искусства соединены элементы Протагора и  древних скептиков, сенсуалистов нового периода, Канта и Конта, Фейербаха и Прудона, наконец, Маркса. В центре философии Лаврова стоит личность, ее самосознание и, как следующее затем «начальное психологическое явление», человеческое «стремление к наслаждению и к устранению страдания». В этом, казалось бы, эгоистическом стремлении заложены, однако, все условия дальнейшего развития личности вплоть до самых идеальных сторон ее. Так, чувство справедливости Лавров  выводит в духе Прудона из сознания личного достоинства, вначале носившего резко-эгоистичный характер, а затем приводившего к понятно о равноправии сталкивающихся между собой личностей, о равноценности их личного достоинства, т. е. в конце концов, о справедливости. Еще в своих «Беседах о современном значении философии» Лавров подчеркивал краеугольный характер живой конкретной личности, вне которой нет сознания, «нет ни блага, ни справедливости, и она вооружается критикой относительно форм, ею созданных»; а «общественные единицы» это только абстракции человека, из которых не следует делать себе фетиша. В «Исторических письмах», имевших громадное влияние на выработку общественных идеалов передовой русской интеллигенции, равно как во многих последующих трудах, эта мысль развивается дальше. Живые личности, образуя для удовлетворения своих потребностей общежитие, создают вместе с тем обычаи, скоро становящиеся неприкосновенными, священными. Эта область закостенелых форм и традиций, общая человеку с известными общественными животными, составляет, по терминологии Лаврова, культуру. И лишь критическая мысль личности, безбоязненно разрушающая эти скоро застывающие в неподвижности формы, беспрерывно работающая над культурой, превращает ее в истинно человеческую цивилизацию, делает возможным прогресс общественных отношений. А цена этого прогресса колоссальна. Громадное большинство человечества, поддерживавшее на своих плечах здание общества и государства, заплатило за него бесконечными тысячелетиями непосильного труда, лишений и страданий. Лишь критически мыслящие личности, слагаясь в группы и партии во ими создания лучших форм жизни для всех людей, могут хоть до некоторой степени возместить эту крайне дорогую цену прогресса. Суть прогресса — усиление сознательности в человеческой личности и одновременно в возрастании солидарности в обществе. Социология и есть наука о судьбах солидарности в общежитии. История, в отличие от социологии, есть наука о неповторяющихся явлениях общественной жизни. Человеческие потребности есть та почва, на которой совершается развитие личности и вырабатывается исторический процесс. Господствующими потребностями являются потребности эгоистические, и, прежде всего, потребность экономическая. Но, тем не менее, главным образом из этих потребностей развиваются альтруистические аффекты, вырастает чувство солидарности; они кладут основу и той потребности развития, которая до сих пор сознается лишь интеллигенцией и только мало-помалу переходит в массы. Если первобытный период характеризуется господством обычая, исторический, особенно же капиталистический период, господством интереса, то будущий, социалистический, строй, совмещающий развитие человеческой личности и крепкую солидарность общежития, коллективный труд и коллективное наслаждение, будет царством убеждения. Уже и в настоящее время увеличивается число людей, живущих преимущественно во имя убеждения, а не по обычаю и не из-за голых интересов. Исторический детерминизм нисколько не исключает роли личности с ее «силою мысли» и «энергией воли». Личность есть даже «необходимый орган совершающегося исторического детерминизма». Для определения характера и направления этого процесса исследователь по необходимости должен прибегать к субъективному методу, опирающемуся отнюдь не на произвольные фантазии изучающего, а на необходимость различать между существенными и случайными, здоровыми и патологическими явлениями. Но возможность этого различения зависит не от голого знания наблюдаемых фактов, а от «общего развития ученого», т. е. предполагает субъективную оценку, суд историка. Этот субъективный метод Лавров понимает уже и точнее других представителей «русской субъективной школы в социологии», например Н. К. Михайловского: по его мнению, субъективные психологические явления и действия и мнения исторических личностей отнюдь не всегда и не непременно подлежат изучению субъективного метода; «субъективно то, что может быть проверено лишь одной личностью».

Лавров написал, кроме упомянутых в тексте работ, огромное количество трудов, этюдов, статей, подробную библиографию которых можно найти в брошюре «Памяти И. Л. Лаврова» (Женева, 1900). Некоторые из его заграничных произведений были переизданы «Русским Богатством». Наиболее подробный, но, к сожалению, до сих пор неполный, биографический материал дан мною в этюде «И. Л. Лавров», вошедшем в мою работу «Социалисты Запада и России» (2-е изд. 1909), а также в моей статье «Лавров, человек и мыслитель» («Русский Богослов», 1910, II).

Н. Русанов.