Левитов Александр Иванович

Левитов, Александр Иванович (биографические и библиографические сведения см. XI, 655), беллетрист, выдвинувшийся в 60-х годах XIX столетия в ряду писателей, которым принято давать название «народников». Называют так и Левитова, но в действительности писателем-народником, т. е. изобразителем судьбы и бедствий деревенского жителя в зависимости от его положения среди других классов общества, он не был. Отличался он от прочих писателей, изображавших в то время народ, и своей крайней субъективностью. В то время, как Николай Успенский, Слепцов и другие, изображали так называемую «голую правду» о народе, т. е. подбирали действительные наблюдения, смешные, глупые, трогательные или жалостливые — соответственно своему взгляду на народ, Левитов изображал не столько наблюдения, не столько действительность, как она проявляется во внешних формах, сколько осадок, оставленный действительностью в его собственной душе. Рано брошенный в самостоятельную жизнь, рано прошедший пешком по России тысячи верст, испытавший на себе мучительную и привлекательную сторону бродячей жизни, с ее неуверенностью в завтрашнем и даже в сегодняшнем дне, с ее переменами настроений, постоянной тревогой и постоянными угрозами, он перенес эту тревогу, эти опасения и надежды, эту заманчивую сторону неизвестности в свои лучшие произведения. Как усталый путник, не знающий, найдет ли ночлег, не умрет ли с голоду, не будет ли захвачен чем-то или кем-то неизвестным, страдают в неизвестности действующие лица произведений Левитова, страдают босяки, бродяги, прохожие, страдают деревенские жители, и подверженные чужому гнету и гнетущие, страдает все человечество и вся природа. Природа принимает ближайшее участие в человеческих мучениях; она тоже томится и изнывает, несмотря на всю свою красоту, и так же, как путник, не знает, чем разрешится ее томление, откуда надвинется  новая тревога. Но как у путника вместе с постоянным беспокойством  не умирает восторженное настроение перед новыми неизвестными красотами, так  в действующих лицах Левитов посреди страданий, тревог, бранных возгласов, пьяной лжи, нелепых  рассказов и угроз, живет томительное наслаждение неизвестностью и таинственностью жизни, игрой ее темных непостижимо страшных, но заманчивых сил. И человек  и природа сливаются в этом мучительном, но и сладостном томлении. Человек боится назвать собственным именем таинственные силы, населяющие природу; таинственно шепчет он «они», «она», «он», наделяя их странными и страшными внешними признаками и свойствами. Он ужасается их, но видит в них поэзию существования, привлекательный предмет  для тревоги, нарушающий бесконечное однообразие жизни. И этим тревожным настроением заражены не одни только низшие элементы человеческого общества. Конечно, Левитов много уделяет места так называемому lumpenproletariat’у, босяку, прохожему человеку больших дорог, деревень и городов, мастеровому, неприкрепленному к месту, отставному солдату, не нашедшему родины. Но в его произведениях фигурируют и люди, материально обеспеченные. И эти, не нуждающиеся в куске хлеба, далеки от спокойствия; и они — в постоянной тревоге, и для них жизнь в большей своей части страшна, мучительна, но в то же время таинственно красива и притягательна. На грязных, пьяных, лживых представителях сел, дорог и городов лежит одна печать страдания, тревоги, томительного желания что-то постичь, к чему-то боязливо подойти, нерешительно прикоснуться к таинственному источнику жизненной неурядицы. Таков Левитов своих ранних лучших произведений, — поэт вселенского горя, вселенской неутолимой жажды и вопля, посылаемого куда-то в неведомую область не только человечеством, но и всей красивой, мучающейся и томящейся в непостижимых страданиях природой. Но дальнейшие произведения его уже не носят этого характера. И в них Левитов окрашивает всякое наблюдение своим отношением к нему; но это уже — отношение озлобленного, измученного и нерасположенного к людям писателя. Он не сливается в одних чувствах со своими персонажами; напротив, он к ним чувствует злобу и отвращение. Из оставленного Левитовым наследства эти произведения наименее заслуживают упоминания. По размерам своего дарования Левитов стоит много выше большинства других писателей-народников. Но его мятущаяся душа, его неспособность выделить себя из описываемого мира, его субъективизм были тогда не ко времени. И в  то время, как некоторые менее его одаренные поставили вехи в истории русской литературы и в отношении общества к народу, Левитов неопределенно причисляется к писателям-народникам, но в действительности стоит отдельно, мало с ними связанный.

И. Игнатов.