Россия. V. Экономическое развитие России в XIX и в начале XX века. 4. Эпоха империализма и финансово-монополистического капитализма

V. Экономическое развитие России в XIX и в начале XX века. 4. Эпоха империализма и финансово-монополистического капитализма. Реорганизация и монополизация промышленности были одновременно и путем выхода из кризиса, и путем перехода на высшую ступень монополистического капитализма. Хотя монополистические синдикатские организации в промышленности встречались в России уже давно (в 1870—80 гг. конвенции страховых обществ, в 1886 г. синдикат гвоздильных заводов, в 1887 г. синдикат сахарозаводчиков и др.), но только экономическое развитие конца XIX в. и кризис 1900—1904 гг. подготовили почву для синдицирования и трестирования русской промышленности. Высокая степень концентрации, преобладание крупного акционерного капитала, возрастающая роль банков, правительственные заказы — все это облегчало возникновение монополистических объединений в русской промышленности. Кризис 1900—1904 гг. выдвинул вопрос о необходимости восстановления и концентрации капитала, с отбором наиболее мощных и хорошо оборудованных предприятий и с ликвидацией отсталых. Вместе с такой реорганизацией промышленности необходимо было обеспечить ей более широкий и прочный рынок путем отказа от исключительного обслуживания казенных заказов, путем расширения покупательной способности масс населения, капитализации деревни, а в связи с этим и соответствующего изменения в направлении производства. При этом, монополизация и концентрация производства позволяла монополистически овладеть рынком, с упрощением и удешевлением торгово-посреднических расходов и с монопольным установлением рыночных цен. Все эти вопросы в первые же годы кризиса, с созданием первых общественно-представительных организаций промышленников (Советы съездов промышленности и торговли, Съезды объединенной южной металлургии и пр.), начинают оживленно обсуждаться в специальной экономической прессе и в этих органах промышленников. Выход из положения и разрешение всех этих вопросов были найдены в тех тенденциях и образцах, которые к тому времени давала практика западноевропейского и американского капитала. Реорганизация промышленности на почве ее концентрации и монополизации, синдикатские и трестовые объединения, монопольное овладение и регулирование производства и рынка, повышение монопольных цен и прибылей, установление вместо, конкурентного капиталистического хозяйства капиталистической монополии — таковы были выходы из положения, найденные и принятые нашим капитализмом.

В организации монополистических объединений промышленности, банков, объединений по сбыту стали видеть единственный верный капиталистический выход из кризиса. Само правительство заявляло свое согласие на это и рекомендовало «в объединении усилий искать выхода из существующих затруднений». В 1901 г. на Съезде горнопромышленников юга России впервые решено было приступить к организации синдиката. В 1902 г. образуется уже ряд крупнейших синдикатов, постепенно объединяющих все основные отрасли промышленности. Наиболее важное из них — «Первое акционерное общество для продажи изделий русских металлургических заводов» («Продамет»), которому поручается продажа листового и универсального железа (объединение сразу до 70—72% всего сбыта этих сортов), далее — балок и швеллеров (до 75%), затем к нему же переходит продажа бандажей, вагонных осей, чугунных труб, сортового железа, рудничных рельс и пр. К 1908 г. Продамет объединял 12—15 крупнейших заводов и все главнейшие отрасли производства их, охватив до 2/3—3/4 всего металлического рынка. Результаты его политики и деятельности видны хотя бы из того, что через месяц после образования синдиката цены на сортовое железо поднялись с 1 руб. 40 коп. до 1 руб. 70 коп. В том же году образуется другой мощный синдикат по продаже труб («Трубопродажа»), объединяющий в себе все 10 существовавших у нас трубопрокатных русских и иностранных заводов. «Оригинальность» этого синдиката заключалась в том, что он имел  «негласный» характер, являясь в сущности синдикатом иностранных заводов, имевшихся в России, с правлением синдиката... в Берлине, тогда как в России существовал скромный и маленький «Торговый дом Трубопродажа», несмотря на свою ничтожную величину обнимавший фактически 100% всего сбыта труб. В том же 1902 г. возникает третий руководящий металлургический синдикат по продаже специальных чугунов, ферромарганов, объединивший до 90% всего производства. Вслед за этими пионерами синдикатского движения начинает ежегодно образовываться ряд синдикатов, объединяющих буквально все отрасли как тяжелой, так затем и легкой промышленности. В 1904 г. образуется синдикат «Продвагон», обнимающий сразу все 100% производства вагонов. В 1908 г. образуется мощное объединение «Продаруд» в составе 6 главных рудных предприятий с производством до 80% всей руды. В 1907 г. образуется синдикат «Кровля» по продаже листового железа, объединивший до 75% всего производства кровельного железа, преимущественно на Урале, несколько более поздно, чем юг, захваченном синдикатским движением. В том же 1907 г. организуется синдикат по продаже сельскохозяйственных машин, сконцентрировавший в своих руках до 70—75% производства важнейших сельскохозяйственных орудий. Далее следовали такие специальные синдикаты, как «Медь», «Платина» и др. Металлургическая промышленность была т. о. застрельщиком синдикатского движения. Естественным результатом такого быстрого ее синдицирования должен был бы быть переход к более глубокому производственному объединению в виде трестов, как предприятий, предполагающих уже полное слияние и подчинение единому управлению всего производственного процесса (а не только регулирование сбыта, как в синдикатах). Такой металлургический трест был организован у нас в 1908 г. из главных южных металлургических заводов, с объединением до 80—90% всего производства южной металлургии по основным ее отраслям (до 40—50% всего производства в России) и с капиталом в 171 млн. руб. Трест этот, однако, вследствие целого ряда организационных и финансовых трудностей, не осуществился, и монополистические устремления нашей капиталистической промышленности не достигли т. о. этой высшей организационной монополистической формы. Вслед за металлургической промышленностью синдикаты начинают образовываться и в других отраслях. В 1906 г. формируется крупнейший каменноугольный синдикат «Продуголь» с объединением 75% всей добычи угля на юге, а с объединением в синдикаты также и других районов Продуголь контролировал до 75% всего национального производства. Нефтяная промышленность ведет начало своего синдицирования еще с начала 1890-х гг. С 1900-х гг. синдикатские объединения захватывали все большие размеры нефтедобычи. К 1912—13 гг. вся наша нефтяная промышленность была не только синдицирована в 4 крупнейших синдикатских объединениях, но и была интернационализирована, т. к. эти объединения находились под контролем главнейших мировых нефтяных объединений: русско-американской «Генеральной нефтяной компании» («General Oil Company — Манташев, Каспийское общество и др.); английской компании «Шелль» (группа Лианозова); голландской «Королевской генеральной компании» («Русское нефтепромышленное общество») и, наконец, «Товарищество Нобель» — самой крупной группы, находившейся, кроме того, в особых соглашениях с транспортно-нефтяными предприятиями и монопольно державшей в своих руках нефтяной и керосиновый рынок.  Из синдикатских объединений легкой промышленности под различными названиями существовали синдикаты в хлопчатобумажной промышленности разных районов, льняной промышленности, резиновой промышленности, спичечных, асфальтовых заводов, стекольных заводов, пробочных, электрических, мукомольных мельниц и пр. В транспорте существовали такие мощные объединения, как «Ропит» в морском пароходстве, на всех главных речных сообщениях, и пр. Таким образом, нужно признать, что к концу первого десятилетия XX в. в нашей промышленности не было почти ни одной отрасли, которая не была бы более или менее полно охвачена монополистическими объединениями. Хотя дело нигде не дошло до создания высшего типа капиталистических объединений, трестов, но, тем не менее, громадная монополизация промышленности была налицо. Несмотря на то, что синдикаты формально представляли только конторы по общему сбыту изделий и не регулировали непосредственно производства, тем не менее, установлением контингентов, цен, нормированием сбыта, иногда закрытием предприятий они производили подбор более мощных и хорошо оборудованных, вытесняя и поглощая мелкие и хуже оборудованные. Так, в 1901—1904 гг. ликвидированы были 16 акционерных машиностроительных и механических предприятий с капиталом в 7 254 тыс. руб., т. е. в среднем по 450 тыс. на одно предприятие. В 1905—1909 гг. были ликвидированы уже 10 предприятий с капиталом в 12 455 тыс. руб., т. е. в среднем на одно 1 240 тыс. руб., другими словами — уже не мелкие, а крупные, миллионные предприятия. Закрывали слабые предприятия также синдикаты Продамета, Продуголь, Зеркальный и др. Процесс концентрации капитала и производства т. о. был усилен синдикатскими объединениями. Насколько рост крупных предприятий за годы развития синдикатов был значителен, показывают следующие цифры: в 1901 г. крупных предприятий с числом рабочих св. 500 чел. было всего 3,5% с числом 46,7% всех рабочих, а в 1910 г. таких предприятий было уже 5% с числом рабочих в 53,5%. За период трех промышленных переписей 1887, 1897 и 1908 гг. мы имеем такое сопоставление развития промышленности:

Другими словами, тогда как в первый период увеличение производства (на 53%) шло за счет главным образом увеличения числа предприятий (на 28,3%), во втором увеличение производства (на 73%) достигалось почти при неизменном числе предприятий (увеличение лишь на 2%) и относительно небольшом увеличении числа рабочих (на 28%) за счет повышения оборудования и производительности труда. В частности, в тяжелой металлургии успехи технической реорганизации промышленности характеризуются такими цифрами: за 10-летие 1900—1910 гг. выплавка чугуна на 1 завод увеличилась с 716 тыс. пуд. до 1 025 тыс. пуд., на одну доменную печь с 629 тыс. пуд. до 1 1,38 тыс. пуд.; число рабочих на один завод с 1 325 до 1 545; мощность двигателей на 1 завод с 1 286 л. с. до 1 805 л. с., на 1 рабочего с 0,97 л. с. до 1,17 л. с. По показателю вооруженности рабочего механической силой наша промышленность стояла уже вровень или даже выше некоторых капиталистических стран; так, в 1908 г. у нас на 100 рабочих приходилось 91,9 л. с., тогда как во Франции 84,9 л. с., в Германии 72,9 л. с., хотя в Англии 152,7 и в САСШ 282 л. с. Из других показателей технического прогресса можно упомянуть почти полное вытеснение древесного топлива минеральным в металлургической промышленности, полное вытеснение сварочного железа литым, вытеснение бессемеровского способа мартеновской сталью. В текстильной промышленности — вытеснение сельфакторных веретен ватерными; в нефтяной промышленности — замена стального сверла алмазным с электрической двигательной силой, и пр.

Количественные итоги развития основных отраслей промышленности на новом этапе финансового капитализма после кризиса и депрессии 1900—1909 гг. видны из следующих сопоставлений. Размеры производства в млн. пуд. были:

Т.о., после опустошения почти во всех отраслях производства, которое произвел кризис 1900—1904 гг., промышленность к концу предвоенного периода нашей экономики не только полностью восстановила, но по некоторым отраслям вдвое и более превысила докризисный уровень. Реорганизация и концентрация, техническое перевооружение, восстановление основного капитала, ликвидация мелких и нежизнеспособных предприятий — все это дало значительный производственный эффект. Понятно, что для всего этого требовались значительные затраты капитала, которые могли идти или за счет иностранного капитала, или за счет внутреннего накопления. Этот вопрос приобретает важное принципиальное значение, так как с ним связывается вопрос о степени самостоятельности или зависимости нашего капитализма на высшем этапе его развития, а, следовательно, и о характере той дальнейшей его судьбы, которая привела его к краху всей системы и к социальной революции.

В распределении источников внутреннего накопления капитала в начале XX в. замечаются значительные изменения по сравнению с тем положением, которое имело место в начале капиталистического периода; эксплуататорский характер источников внутреннего накопления оставался, однако, неизменным. Чисто торговые источники накопления по абсолютным размерам сохраняли видное место; точно так же по валовым цифрам на первом месте стояли по-прежнему доходы от сельского хозяйства, частично оседающие в виде капиталов. Но все же по темпам роста, все более обгоняя другие отрасли народного хозяйства, на первом месте стояли доходы и накопления в промышленности. По единственно имеющимся и приблизительным подсчетам народного дохода, произведенным Прокоповичем, имеем следующие цифры для 50 губерний Европейской России за 1900—1913 гг.:

Другими словами, если отвлечься от изменения цен, то можно видеть, что промышленность давала наибольший рост доходов и уже быстро догоняла даже сельское хозяйство. Притом, в отношении накопления она вместе с торговлей и транспортом, очевидно, давала гораздо большее оседание этих доходов в виде капиталов, чем сельское хозяйство. Развитой банково-кредитный аппарат в сильнейшей степени извлекал часть этих доходов и, концентрируя их в банках, сберегательных кассах, в займах, направлял на промышленно-капиталистические цели. Так, вклады в сберегательных кассах, достигавшие на 1 января 1900 г. всего 679,9 млн. руб., достигли к июлю 1914 г. 1 704,2 млн. руб.; накопление мелких сбережений давало в последние годы по 35—45 млн. руб. в год. В основной кредитной системе банков (государственный, акционерные, городские, общества взаимного кредита) за пятилетие 1909—1914 гг. вклады и капиталы возросли с 2 039 млн. руб. до 4 668 млн. руб., причем в одних частных акционерных банках собственные капиталы возросли к 1914 г. до 2 539 млн. руб. сравнительно с 552 млн. руб. в 1900 г. и 96 млн. руб. в 1870 г. В банковом деле происходила не менее быстрая и значительная концентрация, чем в самой промышленности. После слияния ряда крупнейших банков, 13 из них были обладателями до двух третей всего банкового капитала и концентрировали до трех четвертых всех вкладов. Наконец, показателем роста вложений капиталов в народное хозяйство является рост эмиссий ценных бумаг. За 1908—1912 гг. их было реализовано на сумму 5,200 млн. руб., причем за 1912 г. 1 350 млн. руб.; из них 3 687 млн. руб. на внутреннем денежном рынке и 1 513 млн. руб. за границей. Характерно, что из всей указанной суммы около 12% составляли государственные займы, 45% — ипотечный кредит, 43% — торгово-промышленные и железнодорожные займы. Другими словами, значительная часть их шла в сельское хозяйство, вернее — на земельную мобилизацию, особенно сильно обнаружившуюся в этот период в виде распродажи поместным дворянством своей земли крестьянам, т. е. на капитализацию его земельных рент. В заключение можно также указать, что старый источник накопления, в виде положительного торгового баланса от внешней торговли, достигает в эти годы рекордных цифр: в 1909 г. он дал 580 млн. руб. сравнительно с 100—250 млн. руб. к концу XIX в. Т. о. из всех приведенных цифр видно, что внутреннее накопление за первое десятилетие XX в., т. е. в эпоху сформирования у нас финансово-монополистического капитала, сделало громадные успехи. Уже совершенно нельзя было считать, что русский капитализм экономически маломощен, не жизнен, полностью зависим от иностранного капитала. Наоборот, он усвоил от последнего не только высокую производственную технику, но и перегнал его в отношении концентрации, усвоил высшие организационные формы, приобрел в громадной степени монополистическое положение в своей законченной национально-капиталистической системе. Но, конечно, полной независимости среди мировых капиталистических систем он все же не приобрел. Русский капитализм был по-прежнему наиболее слабым местом на капиталистическом мировом фронте и в экономическом, и в социальном отношении. В экономическом — потому, что он в значительной мере зависел от монополистического мирового капитала, шел на поводу его политики, в громадной мере подчиняя иностранному капиталу свои основные отрасли промышленности; социально — тем, что по внутренней своей структуре он представлял по-прежнему наиболее отсталый участок с наиболее обостренными внутренними противоречиями.

Проблема иностранных капиталов и овладения ими русской промышленностью являлась при таких условиях в начале XX в. еще более актуальной и решающей, чем это было в 1870-ые или 1890-ые гг. При очень значительной разнице в методах и в результатах подсчетов о размерах иностранных капиталов в России, во всяком случае, их участие в промышленности, торговле, в банках было очень значительно, при том возрастая даже быстрее, чем происходил рост русских капиталов. После окончания депрессии, с 1909—1910 гг. вообще очень усиливается рост вложений акционерного капитала и в т. ч. иностранного. Так, в 1904 г. было организовано 94 общества с капиталом в 119 млн. руб.; в дальнейшие годы акционерное строительство возрастает до 198 обществ с капиталом в 224 млн. руб. в 1910 г., до 342 обществ с капиталом в 402 млн. руб. в 1912 г. и до 372 обществ с капиталом в 545 млн. руб. в 1913 г. Из этого числа иностранных обществ за последние три года, 1911—1913, было организовано 89 с капиталом в 154,4 млн. руб. Всего иностранных капиталов было вложено в акционерные, промышленные и банковые предприятия к 1900 г. до 691 млн. руб., т. е. до 28,18% всего акционерного капитала (Воронов). По другим подсчетам (Оль) общая сумма иностранных капиталов к первым годам войны определяется в 2 242 млн. руб. (в промышленности, кредитных учреждениях, страховых обществах, городах и пр.), из них собственно акционерного промышленного капитала 1 749 млн. руб. При неполной сопоставимости этих подсчетов все же можно заметить, что по последнему подсчету доля иностранного капитала в акционерном промышленном капитале повышается до 34% всех капиталов. В отдельных отраслях по тем же подсчетам доля иностранного капитала была особенно значительной, например, в горной промышленности было вложено 834 млн. руб., в металлургии 392 млн. руб., т. е. эти две отрасли поглощали до 54,7% всех иностранных капиталов, составляя в горной промышленности до 90% всех вложений в нее капитала, в металлургической до 42%, в химической до 50% и т. д. По национальности французские капиталы составляли до 32,6%, английские — до 22,6%, бельгийские — 14,3%, германские и австрийские — 20,1%. Т. о. приведенные данные позволяют сделать вывод, что доля иностранного капитала вообще за последнее десятилетие значительно увеличилась. Весь акционерный капитал в 1900—1914 гг. увеличился на 47%, доля же иностранного капитала возросла с 28% до 32—33%. По темпу иностранный капитал возрастал сильнее туземного: за указанные годы он возрос на 85%, тогда как туземный на 59,3%. Т. о., хотя русский капитал имел по абсолютным размерам преобладающий удельный вес, тем не менее, вся система в целом все больше подпадала под влияние иностранного капитала, особенно антантовского. Происходила явная «денационализация» нашего капитализма. О «колониальном» характере нашего капитализма говорить пока не приходилось, но перспективы такого положения были ясны.

Банковая система  и ее связи с промышленностью еще более усиливали и подчеркивали этот зависимый характер русского капитализма от иностранного при общем финансово-монополистическом характере его. Тесная связь промышленных предприятий с банками стала возрастать у нас еще в 1890-х гг., когда банки стали усиленно финансировать промышленные предприятия и приобретать в свои портфели их акции. Громадная доля акций наших главнейших и руководящих промышленных предприятий (Путиловские заводы, Гартман, бакинские нефтяные, машиностроительные, золотопромышленные, вагоностроительные, металлургические и пр.) находилась в портфелях руководящих банков — Международного коммерческого, Торгово-промышленного, Учетного и др. Это обстоятельство послужило, между прочим, к обострению кризиса 1900 и следующих годов. Но связь с банками дала в то же время возможность после кризиса произвести с их помощью так называемое «санирование», т. е. финансовую реорганизацию предприятий, с выпуском банком новых акций и с оставлением значительной доли их в своем распоряжении. Банки т. о. усилили долю своего участия в промышленных предприятиях на правах решающих владельцев абсолютного большинства акций. Так как в банковом капитале значительная доля принадлежала также иностранному капиталу, да и по своим корреспондентским связям и использованию кредитов русские банки находились в зависимости от иностранных банков, то всем этим степень влияния иностранных капиталов в русской промышленности еще более усиливалась. По некоторым подсчетам (Ронин) в 1914 г. из основного капитала 18 главных банков в сумме 435,5 млн. руб. 42,6% принадлежали иностранному капиталу, в т. ч. в Русско-Азиатском банке иностранных капиталов было 72% (из них французского 60%), в Сибирском 60% (французского 40%) и пр. По степени концентрации банки шли также впереди промышленности: к 1914 г. 7 главных банков с капиталом свыше 30 млн. руб. обладали 52,1% всех вообще банковых капиталов. Т. о. банковая наша система приобрела уже законченный финансово-монополистический характер, типичный для эпохи финансового капитала, с монополизацией банкового дела в руках немногих банковых групп, со «слиянием» банкового капитала с капиталом промышленным и в то же время с сильнейшим подчинением всей системы иностранному банково-монополистическому капиталу.

Проблема финансового капитала в России является, т. о., центральной и важнейшей в понимании сущности капиталистического развития России в последние предвоенные годы и дальнейших его судеб. Постановка этой проблемы в экономической литературе относится уже к послереволюционному времени. Теоретически в исследовании Ленина «Империализм как новейший этап капитализма» были освещены основные признаки этой эпохи как последней империалистической стадии капитализма, с его основными признаками — концентрацией производства и капитала, дошедшей до монополии, слиянием банкового капитала с промышленным, вывозом капитала, образованием международных монополистических союзов и с полным территориальным разделом мира между капиталистическими державами. Наличность всех этих признаков в большей или меньшей мере можно установить из всего сказанного выше в русском капитализме. Только немногие авторы (Финн-Енотаевский) пытались отрицать наличность у нас таких явлений, которые подтверждают в то же время и наличность законченной системы финансового капитализма. С другой стороны, исследования Ванага, Ронина и др. более подробно вскрывают все особенности и механизм русского финансово-монополистического капитализма. Из упомянутых Лениным признаков финансового капитала концентрация, монополия, слияние банкового капитала с промышленным были у нас полностью развиты. Несколько меньшее значение, как в системе не вполне самостоятельной, имел у нас вывоз капитала. Наконец, участие в мировых картелях капитализма и в империалистическом дележе мира также полностью имело место в нашем капитализме на империалистическом его этапе. Но на все эти отношения русского капитализма налагался особый отпечаток именно тем, что он входил в систему мирового империалистического капитализма как несколько зависимый и подчиненный член. Поэтому, например, у нас имел место импорт к нам капиталов, не превращая, однако, систему русского капитализма в колониальную систему. Наоборот, отчасти, как было сказано выше, русский капитализм в последние годы пытался экспортировать свои капиталы (Ближний и Дальний Восток). При этом подчинение русской системы иностранному капиталу измерялось несколько неравными долями каждой из конкурирующих империалистических систем: в преобладающей степени — франко-английской (антантовской) и в несколько меньшей доле — германской. Поэтому в общей системе мирового финансового капитала русский капитал не мог развивать вполне самостоятельных устремлений, и только восточная политика русского империализма была окрашена более заметно такой финансовой экспансией. В системе западных капиталистических стран русская система являлась сама объектом эксплуатации этих систем. Однако,  эти отношения не были отношениями совершенного подчинения колониальной страны и эксплуатации ее хозяйства системой чуждого капитала. Наоборот, как мы видели, самостоятельная туземная капиталистическая система была создана достаточно мощная. Но все же это была зависимая «дочерняя» система, которая под руководством своей «материнской» системы организовала и быстро развивала самостоятельную капиталистическую эксплуатацию обширного внутреннего рынка, внутренней «некапиталистической среды». Средства и пути этой эксплуатации русский капитал имел вполне в своих руках, а ресурсы внутреннего развития и накопления были достаточно велики для дальнейшего самостоятельного развития. Вот почему на всем протяжении развития русского капитализма вопрос о внутреннем рынке получал для него столь решающее значение. При создавшихся условиях это была единственная база не только для возможности дальнейшего его развития, но и для завоевания самостоятельного значения. В этом отношении внутренние интересы русского капитализма стояли в противоречии с интересами западного империалистического капитализма, для которого нужна была не столько финансовая мощь и самостоятельность русской финансово-капиталистической системы, сколько «некапиталистическая среда» русского народного хозяйства. Последняя давала для конкурирующих империалистических систем, с одной стороны, миллионы штыков, необходимых для империалистической борьбы, с другой — ту колонию, куда они сбывали свои товары и капиталы. Хозяйственные интересы русского и иностранного капитализма внутри русской капиталистической системы т. о. не совпадали: русский капитализм ставил перед собой громадную задачу — окончательную капитализацию всего народного хозяйства, капитализацию деревни, уничтожение представляемой ею «некапиталистической среды». Иностранный капитал был скорее заинтересован в сохранении этой некапиталистической среды и колониального характера всей системы. Русское общественное развитие и государственный строй не смогли полностью обеспечить первый путь развития. Наоборот, феодально-самодержавная окраска русских государственных и общественных отношений еще более усиливала эту подчиненность русского капитала иностранному, закрывая для него дорогу самостоятельного развития. Ленин еще в своей характеристике революции 1905 г. указывал, как на существеннейшую черту тогдашней структуры русской экономики и общественных отношений: «самое отсталое землевладение, самая дикая деревня — самый передовой промышленный и финансовый капитализм». И позднее, характеризуя соотношение классовых сил в России, Ленин вновь подчеркивает, что в эти годы «горстка крепостников-помещиков, возглавляемая Николаем II, была у власти в теснейшем союзе с магнатами финансового капитала». На этой же почве русский капитализм принял участие в мировой империалистической борьбе 1914—1917 гг. Рассмотрение экономики военного времени и новых форм перерождения русского капитализма не входит в задачу данного очерка (см. об этом ниже).

Здесь в заключение лишь укажем, что если на зависимой базе русского капитализма не могло создаться прочных и мощных государственных и капиталистических форм империализма, то расшатывание этой базы в течение трех лет войны не могло  не содействовать тому, что судьба и падение государственно-политических форм стали вместе с тем и судьбой их экономического содержания, смытого социальной революцией.

П. Лященко.