Россия. VII. История рабочего класса в России 5. Рабочий класс в годы промышленного кризиса и кануна революции 1905 года.

Россия. VII. История рабочего класса в России 5. Рабочий класс в годы промышленного кризиса и кануна революции 1905 года. Если мы поставим вопрос, что принес рабочим промышленный подъем 90-х годов в отношении условий работы, то должны будем прийти к заключению, что положение рабочих, если изменилось к лучшему, то в самой ничтожной степени. Обследование продолжительности рабочего времени, произведенное в 1904 году, показало, что наиболее чувствительно (до 10-10¹/₂ часов) сокращение ее коснулось только 18,7% рабочих, — это были металлисты, типографские рабочие и рабочие нефтяных (бакинских) промыслов, то есть наиболее активная часть рабочего класса. Работой 11 и более часов было занято 23,4% (по преимуществу в производствах текстильном и по обработке животных продуктов). При двух и более сменах от 10 до 10,9 часов работало 7,8%, 11 и более часов — 12,3%, 9,1-9,6 часов — 15,5%. Работа, в общем, укладывалась в нормы, предусмотренные законом, сокращение рабочего дня далее предусмотренной законом нормы не коснулось, по крайней мере, 81,3% рабочих. Но и такой вывод был бы не полон, так как не принимает во внимание сверхурочной работы, фактически ничем не ограниченной. В этом отношении обследование, произведенное в киевском и московском округах в 1899 году и в петербургском в 1902 году, показало, что в первом сверхурочно работали 22,1% рабочих при средней продолжительности необязательных сверхурочных работ в 25,9 часов в месяц на рабочего, в последнем — 50,2% рабочих при 8,5% сверхурочной работы от урочной, то есть в киевском и петербургском округах средняя продолжительность рабочего времени для значительного числа рабочих повышалась на час в сутки, доходя почти до 12¹/₂ часов; что касается московского округа, то полученные в результате обследования 5% рабочих, занятых обязательными, и 8,9%, занятых необязательными сверхурочными работами, признавались самой фабричной инспекцией сильно преуменьшенными, что подтверждается некоторыми более детальными данными: так, на бумагопрядильных фабриках Владимирской губернии необязательными сверхурочными работами было занято 44,5% на льнопрядильных фабриках Костромской губернии — 51,2%, в типографиях Московской губернии — 46,3%, причем по всему московскому округу на рабочего приходилось в среднем в год 318 часов обязательной и 238 часов необязательной сверхурочной работы, то есть и здесь продолжительность рабочего дня против максимальной нормы закона повышалась на час. Если принять во внимание, что данные эти являлись далеко не исчерпывающими и явно преуменьшенными, то не будет ошибкой признать, во многих производствах не менее половины рабочих занято было работой до 12-12¹/₂ часов в сутки, причем при широком применении 18-тичасовой двухсменной работы, а также 21¹/₂-часовой работы двумя сменами изнурительная ночная работа как в 10-тичасовой ее «норме», так и удлиняемая при «нормальной» ее продолжительности сверхурочной работой, не далеко ушли от недавней ее продолжительности в 12 часов.

Не многое изменилось и в отношении заработной платы. Если для текстильной промышленности взять данные владимирской фабричной инспекции, единственные по своей полноте, то окажется, что средний дневной заработок для всех вообще рабочих повысился с 53,3 копеек в 1894/5 году до 57,7 копеек в 1897/8 году, то есть увеличился на 4,4 копейки в день, или на 8,2%, причем на фабриках, перешедших на 18-тичасовую двухсменную работу после 1894 года, он понизился на 0,8%, на фабриках, перешедших на такую работу до 1894 года, увеличился до 12%, и на фабриках с продолжительностью работ в 11,7 часов в сутки — на 9,7%. Фабричная инспекция отмечала при этом, что повышалась по преимуществу плата рабочих с более низким заработком и что заработок часто повышался за счет не повышения расценок, а повышения интенсивности труда обычными «рационализаторскими» методами того времени. Что касается металлической промышленности, то, например, на московском заводе Гужона с 1895/6 к 1899 году средний годовой заработок повысился с 361,8 рублей до 406 рублей, то есть на 12,2%, на Семянниковском заводе (Петербург) месячный заработок — с 30,3 рублей в 1894 году до 35,08 рублей в 1897 году, то есть на 15%, на Путиловском заводе с 1894 года до 1897 года на 6,9%. Таким образом, заработок металлиста увеличился, в общем, значительно больше, чем текстильного рабочего, но и здесь это не означало всегда повышения расценок, но шло за счет сокращения праздничных дней, увеличения сверхурочных работ и т. д. К тому же — и это наиболее существенно — реальная заработная плата в росте своем значительно отставала от денежной, так что, если принять, что за годы промышленного подъема жизнь вздорожала на 20-25% (что не будет преувеличением), то окажется, что реально заработок всех названных рабочих понизился. И если, в общем, с 80-х годов до конца 90-х годов реальный заработок повысился, то, как показывает более детальное изучение данных, это повышение приходится больше на первую половину этого десятилетия, чем на вторую.

Промышленный кризис, наступивший с 1900 года и сменивший период подъема, мог, конечно, только ухудшить положение рабочих. Если продолжительность рабочего дня в годы кризиса могла уменьшиться, то это происходило за счет сокращения работ (уменьшения сверхурочных работ, работы неполной неделей), и это нужно принять во внимание при оценке приведенных данных о рабочем дне в 1904 году. Но наиболее сильно кризис сказался на росте безработицы. По данным фабричной инспекции, число рабочих сократилось с 1901 по 1902 годы на 40,9 тысяч человек, или на 2,5%, — в частности, в петербургском округе на 10 тысяч (3,4%), в московском на 19 тысяч (3,4%); в 1903 году по сравнению с 1902 годом число рабочих увеличилось на 2%, в 1904 году по сравнению с 1903 годом снова понизилось почти на 2%, причем в харьковском округе в 1904 году по сравнению с 1903 годом оно сократилось на 9,5%, в поволжском на 24%, в киевском на 4,3%, при неизменившемся положении или незначительном повышении в других округах. По другим данным, число рабочих сократилось в обрабатывающей промышленности с 1900 года по 1902 год на 15%, в горнозаводской к 1901 году на 16,2%, на металлических заводах к 1903 году на 25%. Но и эти данные приблизительны и не охватывают всех предприятий, так что в действительности число безработных было больше. В Екатеринославе, например, в 1904 году число рабочих уменьшилось на 37%, в Белостоке безработные составляли 36,8%, в Лодзи их насчитывалось 10 тысяч, и т. д. Многотысячная армия безработных и самое сокращение работ должны были привести в падению заработной платы. Данные 1900 года показывают, что средний дневной заработок в предприятиях, подчиненных надзору фабричной инспекции, составлял 59 копеек, в подчиненных горному надзору — 65 копеек, причем менее пострадали рабочие в тех производствах, которых кризис коснулся слабее (металлисты — 95 копеек, горнорабочие Донбасса — 92 копейки), но для всех групп рабочих он был ниже сколько-нибудь нормальных средств существования, — в особенности, если принять во внимание рост дороговизны. С 1900 по 1904 годы цены на все товары, если принять данные 1890-1899 годов за 100, составляли: в 1900 году 112,1, в 1901 — 114,0, в 1902 — 109,7, в 1903 — 106,7, в 1904 — 110,4. Заработная плата же, если принять данные 1900 года за 100, составила: в 1901 году 104,6, в 1902 — 104,3, в 1903 — 111,8, в 1904 — 110,2. В годы наибольшего кризиса — 1901 и 1902 — падение реальной заработной платы наиболее сильно и было бы еще сильнее, если бы не задерживалось борьбой рабочих; но и в более благоприятные годы плата едва поспевает за ростом цен, причем необходимо помнить, что в денежном выражении, даже для лучше оплачиваемых рабочих, она не превышала, в среднем, 30-ти рублей в месяц.

Все это должно было вызвать усиление экономической борьбы. Но экономика была далеко не главным фактором, определявшим характер рабочего движения в годы кризиса: она сыграла свою роль только в определенном сочетании и связи с другими факторами. Кризис совпал с назреванием революционной ситуации в стране, в свою очередь, ее обостряя, а это должно было сказаться, конечно, на активности рабочего класса. Еще ближе должна была сказаться значительно возросшая консолидация сил социал-демократов. Достаточно напомнить, что в 1898 году состоялся первый съезд РСДРП (см. XL, 574), а в ближайшие затем годы покончено было с «экономизмом»; в конце 1900 года по инициативе В. И. Ленина возникла «Искра», ставшая под его руководством не только литературным органом, но и боевым центром, организующим партию и рабочее движение (см. XL, 575/78). Еще до второго съезда РСДРП почти все местные организации были завоеваны «Искрой», и руководство партии, преодолевая встречные течения в степени гораздо большей, чем раньше, становилось действительным фактором, определяющим развитие рабочего класса и его движения.

В результате рабочее движение в годы кризиса переходит в новую стадию, существенно отличающуюся от предыдущей. Если в 1900 году, в первый год кризиса, число бастующих снижается до 29 389 (против 57 498 в 1899 г.), то в следующие два года оно дает повышение (в 1901 г. — 32 218, в 1902 г. — 36 671), а в 1903 году достигает 86 832, максимума за все десятилетие 1895-1904 годов, охватывая 5,1% всего числа рабочих. Борьба, вопреки тому, что можно было ожидать в годы кризиса, носит наступательный характер: если в 1900 году в вопросах заработной платы участники оборонительных и наступательных стачек дают равный процент (18,9 и 18,8), а в вопросах рабочего времени процент участников оборонительных стачек выше наступательных (22,7 и 8,2), то в 1901 году преобладание получают участники наступательных стачек (14,2 против 5,7 по заработной плате и 43,7 против 0,7 по рабочему времени); в 1902 году соотношение частично изменяется в сторону оборонительной борьбы (по заработной плате 13,5 против 21,7, но по рабочему времени с преобладанием наступательных — 8,7 против 0,9), чтобы в 1903 году снова дать перевес наступлению (34,3 против 6,8 и 18,0 против 0,4). Но характерным для движения этих лет является не то, что рабочие боролись за лучшие условия труда. Определяя развитие рабочего движения в России в связи с развитием социал-демократии, Ленин выделял до 1905 года два «замечательных перехода»: один — «от узких пропагандистских кружков к широкой экономической агитации в массе», и второй — «к политической агитации в крупных размерах и к открытым уличным демонстрациям». Первый период падает, говоря вообще, на годы промышленного подъема и первый этап социал-демократического движения, второй — на годы кризиса и руководства «Искры». Политическая агитация, как результат развития «социалистической мысли в одном преимущественно направлении» (Ленин), падает теперь на благоприятную почву массового движения и роста передового отряда пролетариата. Пробуждающаяся политическая активность укрепляет фронт экономической борьбы, а партийное руководство, подчиняя стихию сознательности, поднимает движение на уровень революционного, давая ему лозунги, развивая и укрепляя новые его формы.

Если в 1896-1899 годах процент участников политических стачек колебался между 0,2 (1898) и 5,4 (1899), то в 1900 году он достиг 12,3%, в 1902 — 13,7%, в 1903 — 21,9% всего числа бастовавших. Рабочие все чаще откликаются на общее политическое движение в стране и в 1901 году принимают участие в студенческих демонстрациях (Харьков, Киев, Петербург, Москва). Празднование первого мая, по призыву партийных комитетов, выносится из конспиративных квартир на улицу (в 1902 г. демонстрации в Харькове, Баку, Тифлисе, Саратове, Сормове и других городах). Первомайская агитация петербургских социал-демократов приводит в 1901 году к ряду стачек, охвативших до 25 тысяч рабочих, и к «обуховской обороне», когда рабочие Обуховского завода переходят к, правда, еще примитивной баррикадной борьбе. В ноябре 1902 года стачка рабочих железнодорожных мастерских в Ростове разрастается в грандиозную политическую демонстрацию с беспрерывными многотысячными митингами; стачка и митинги проходят под непрерывным руководством социал-демократов и перебрасываются в Екатеринодар, на станцию Тихорецкую, а прокламации комитета распространяются далеко за пределами сферы его непосредственного действия. Летом 1903 года, начавшись в Баку, происходят одновременно всеобщие забастовки в Одессе, Киеве, Екатеринославе, Николаеве, Тифлисе, Батуме, Елизаветграде, Феодосии, Керчи и некоторых других местах Украины и Кавказа (в общем, в этих стачках принимало участие до 500 тысяч рабочих, из которых в официальную статистику не вошла и полная сотня тысяч). На этот раз экономическая борьба тесно сплеталась с политической, наряду с местными экономическими требованиями рабочие предъявляли требование 8-мичасового рабочего дня, повсюду происходили митинги, демонстрации, столкновения с полицией или войсками. В том же 1903 году 1 мая было отмечено в многочисленных частичных забастовках (Петербург, Одесса, Баку, Николаев, Самара и др.).

Как видим, движение за три-четыре года сделало громадный скачок вперед. Если участие в студенческих и первомайских демонстрациях говорило о росте классового сознания рабочих и политической их активности, то в ростовской стачке «пролетариат впервые противопоставляет себя, как класс, всем остальным классам и царскому правительству», выдвигая вооруженное восстание, как «неизбежный, практически естественный, следующий шаг самого движения», а стачка 1903 года говорила о том, что мы «накануне баррикад» (Ленин). Направляющая линия движения шла к третьему из отмеченных Лениным периодов — «к настоящей гражданской войне, к восстанию». Процесс еще проходил в глубине, накопляя силы рабочего класса, которые, достигая известного напряжения, прорывались то здесь, то там. Стихийность движения, для которого еще оставалось достаточно простора, преодолевалась все больше, и переход к каждому новому этапу происходил под непосредственным воздействием социал-демократической партии, которая давала массе руководителей, лозунги, открывала перед ней новые пути для дальнейшего движения вперед, как это было во все решительные моменты (первомайские демонстрации, ростовская стачка, летние забастовки 1903 г. и др.). Быстрым успехам движения, помимо этого и общей революционной ситуации, содействовало и временное потухание «кривой» оппортунизма, когда экономизм был изжит, а меньшевизм, по крайней мере, в открытой форме, еще зарождался. Развивая в таких условиях свою борьбу, пробуждая к борьбе широкие слои мелкой буржуазии и заняв сразу передовые позиции в наступлении на самодержавие, пролетариат вырастал в гегемона буржуазно-демократической революции.

Рабочее законодательство. Наиболее значительным актом в области рабочего законодательства за этот период было издание закона 2 июня 1903 года о вознаграждении рабочих за несчастные случаи. До издания закона вопрос о вознаграждении разрешался в порядке общих гражданских законов, причем потерпевший рабочий должен был доказать вину предпринимателя. Судебная практика, возлагавшая на предпринимателей ответственность за несчастные случаи, побудила их обратиться к страхованию рабочих от несчастных случаев в страховых обществах, то есть, по существу, страховать не рабочих, а предпринимателя от риска уплаты вознаграждения, причем, по утвержденным министерством внутренних дел правилам (1887), в случае смерти потерпевшего семья получала пенсию в сумме 3¹/₂-годичного его заработка, в то время как суд обыкновенно присуждал 10-летний заработок. Впоследствии предприниматели стали переходить к организации обществ взаимного страхования от последствий несчастных случаев (ко времени издания закона 1903 года таких обществ было три — одесское, иваново-вознесенское и рижское), которые в выгодную сторону отличались от страховых обществ тем, что фиксировали сумму вознаграждения рабочего или его семьи (при полной потере трудоспособности до полного годового заработка), в то время как в обществах предприниматели могли страховать рабочих на основе процентного отношения произвольной суммы страхования. Положительная сторона закона 1903 года, изданного под давлением борьбы рабочих, состояла в том, что он признал необходимость государственного вмешательства в вопросы ответственности за несчастные случаи, но вмешательство это на деле во многом ухудшило положение рабочих. Закон освободил рабочего от необходимости доказывать вину предпринимателя, но оставил для последнего широкую возможность оспаривать требования рабочего доказательством «злого умысла» или «грубой неосторожности» рабочего, повлекших за собой несчастный случай. Далее, при определении размера вознаграждения, закон исходил не из полного годового заработка, а из ²/₃ его. Все дело установления права рабочего на вознаграждение передавалось в руки фабричной (или горной) инспекции, которая должна была свидетельствовать добровольное соглашение между предпринимателем и рабочим и без акта которой рабочий не имел права обратиться к суду. Если принять во внимание казенно-полицейское отношение инспекции к рабочему, то нельзя не признать и полицейского характера закона 1903 года, который, не доверяя даже суду, разрешал вопрос в порядке административного усердия инспекции, охраняя в то же время интересы предпринимателя за счет интересов рабочего.

По путям полицейским, но в другом направлении, шел и другой закон — закон 10 июня 1903 года о фабричных старостах. Посылая пачками по заводам агентов охранных отделений, разместив по предприятиям полицейских чинов разного ранга, развивая «зубатовщину» как русскую разновидность «полицейского социализма», правительство попыталось насадить на заводах своих «доверенных лиц» под видом выбранных рабочими старост. Плеве (см.) отстаивал перед Государственным советом проект закона именно с точки зрения «наиболее правильного руководства рабочими массами». Задача состояла в том, чтобы держать рабочих в пределах фабричного кругозора и «руководить» ими через фабричных старост, «благонадежность» которых должны были гарантировать как система выборов, так и зависимость старост от предпринимателя и всяческого «начальства». По закону староста избирался не всеми рабочими предприятия, а по цехам, отдельными «разрядами» их; чтобы быть избранным, нужно было быть не менее 25-тилетнего возраста, причем предприниматель мог установить и возраст более «зрелый»; избранные старосты утверждались предпринимателем, а губернатору было предоставлено право отстранить их от исполнения обязанностей и до окончания срока избрания. Права старост ограничивались «заявлением» предпринимателю или фабричной инспекции «о нуждах и ходатайствах рабочих по делам, касающимся условий найма и вообще быта рабочих». Закон не оправдал ожиданий правительства: старосты редко где избирались, а там, где избирались, в большинстве случаев играли роль выборных рабочих депутатов, а не ставленников капитала.