Речь Посполитая. Ликвидация революции 1863 г.

6. Ликвидация революции 1863 г. Началась расплата за участие в революции. Общая политика правительства была ясна. Надо было приблизить окончательно Царство Польское к России и уничтожить его обособленность, дать Царству Польскому такие же учреждения, какие имела Россия, организовать в крае русскую власть и предоставить крестьянам землю в целях создания нового класса, враждебного шляхте и признательного правительству. В Северо-западном крае ярый крепостник Муравьев проводил пересмотр и переработку уставных грамот в интересах крестьян, чтобы подорвать экономическую силу враждебного русской власти польского дворянства. В Царстве Польском с той же целью был послан для выработки положения о крестьянах «красный» Н. А. Милютин (см.), и в помощь ему даны кн. Б. А. Черкасский (см.) и Ю. Ф. Самарин (см.). Милютин повел дело с исключительной быстротой: в сентябре состоялось его назначение, в начале октября он прибыл в Варшаву, а 21 декабря положения о крестьянах и местном управлении были уже готовы (и даже сопровождались 4 обширными томами материалов). Объяснялось такое быстрое исполнение столь важной и сложной работы тем, что Милютин, упростив задачу и не очень вникая в особенности аграрных условий Польши, просто применил к ней свой первоначальный проект крестьянской реформы в России, там проваленный крепостниками. В отличие от Положения 1861 г., Положение о крестьянах Царства Польского 19 февраля 1864 г. отдавало крестьянам в собственность всю землю, состоявшую в их пользовании, без русских «отрезков»; за крестьянами сохранялись в полном объеме все сервитутные права, которые они имели на землях помещика; никаких переходных периодов («временной обязанности») в Польше не устанавливалось; земля сразу становилась собственностью крестьян, барщина и все натуральные и денежные повинности отменялись немедленно; выкуп помещики получали от казны; формально крестьяне получали свою землю в собственность без выкупа, хотя фактически они этот выкуп несли, только в иной форме, в виде повышенного поземельного налога. Для наделения части безземельных было прирезано 839 тыс. га из конфискованных помещичьих имений, 158 тыс. га — из казенных земель и 75 тыс. га — из городских, всего 1 071 тыс. га, что увеличивало крестьянское землевладение с лишком на четверть (26,3%). Но наделены были безземельные одной лишь усадьбой с совершенно незначительным клочком земли, что превращало их фактически в поденщиков, прикрепленных к соседнему фольварку. Недаром целая четверть наделенных безземельных в первые же годы бросила, продала свои наделы, чтобы иметь возможность искать работы там, где она лучше оплачивается. По смыслу Положения 1864 г. наделы менее 3,35 га (6 моргов) рассматривались как совершенно недостаточные для пропитания семьи, и даже наделы менее 12 моргов — 6,7 га было запрещено дробить, следовательно это был предельный минимум, который признавался необходимым для содержания семьи. К сожалению, имеющиеся статистические сводки соответственной классификации не дают, а различают три группы: менее 1,67 га, от 1,67 га до 8,2 га и более 8,2 га, так что выделить дворы с наделом менее 6,5 га не представляется возможным. Но, принимая во внимание средний размер надела во второй группе, нельзя не согласиться с профессор Янсоном («Сравнительная статистика», II, 180), что только хозяйства с наделом более 8,3 га можно считать вполне обеспеченными землей. Между тем, по материалам ликвидационных табелей и данных около 1870 г., насчитывается дворов, имеющих менее 1,67 га, 129 197, от 1,67 га до 8,33 га — 240 922, а свыше 8,33 га лишь 222 698, т. е. обеспечена землей была только треть с небольшим надельного крестьянства — 37,6 %; две пятых получили недостаточные наделы, более пятой части всех дворов — 21,8% — получили карликовые огородные участки. Вопрос крестьянского малоземелья, в значительной степени порожденный в Польше «чисткой поместий» и захватом крестьянской земли (в период до издания закона 1836 г.), не был разрешен и крестьянской реформой 1864 г. Последствия этого скоро сказались и на положении крестьян и еще в большей степени на положении рабочего класса в Польше.

Указ 19 февраля 1864 г. организовал и самоуправление крестьян как отдельной сословной единицы. Сельское общество — громада — имело свой сельский сход и выборного солтыса (старосту). Второй инстанцией была административная судебная тминная организация всесословного характера со сходом и выборным старшиной (см. гмина). Самоуправление находилось под контролем чиновников, часто не знавших местного быта. Новая организация крестьян была только формой, с помощью которой правительство проводило свою политику.

Были намечены и проводились в целях уничтожения Царства Польского, как отдельной политической единицы, и административные реформы. Царство Польское официально стало называться Привислянским краем, хотя из 10 его губерний, по делению 1866 г., 4 даже не прилегали к Висле. Инкорпорация Царства Польского стала проводиться особенно последовательно с 1865 г. Были введены имперские губернские учреждения и русский язык в делопроизводстве. 10 марта 1867 г. был уничтожен Государственный совет царства, 28 марта —  Административный совет. Польские центральные учреждения подчинялись общеимперским. В 1874 г., со смертью Берга, было уничтожено наместничество и в 1876 г. — особая Его Величества канцелярия по делам Царства Польского. Вместо наместничества было учреждено варшавское генерал-губернаторство. Польские банки были подчинены министерству финансов. Всякое самоуправление — городское и областное — перестало существовать. Слияние с империей осуществлялось с помощью русских чиновников.

Милютин нанес удар и духовенству, как оппозиционной силе (см. ХХVIII, 664). Церковные имущества были конфискованы, и духовенство было переведено на жалованье. Большая часть монастырей была закрыта. На этой почве произошел разрыв между Ватиканом и русским правительством. Было обращено внимание на Холмщину, где было распространено униатство (см. XLII, 382, и XLV, ч. 2, 642). Считая этот край православным и русским, правительство подготовило ликвидацию унии с помощью Маркелла Попеля. Отмена унии проводилась насильственными средствами, так как население относилось враждебно к политике правительства.

Для русификации края имела особенное значение школьная реформа. Создан был новый учебный округ, варшавский, подчиненный министерству народного просвещения. В 1864 г. был введен новый устав гимназий. Народные школы открывались на польском, русском и немецком языках. Сначала только география России и русский язык преподавались на русском языке, но с 1868 г. лишь преподавание латыни, закона божьего и польского языка велось по-польски. В 1872 г., как и в остальной России, была введена в варшавском округе классическая система. В 1869 г. Главная школа была преобразована в университет, где преподавание велось по-русски.

По тем же соображениям была намечена с самого начала и судебная реформа. Суд должен был отвечать интересам русификации. В среде реформаторов суда были некоторые разногласия: Арцимович (см.) и Кошелев (см.) выступали против крайних русификаторов — Я. А. Соловьева и князя Черкасского (см.). Фактически судебная реформа была проведена в 1876 г. На Польшу распространялись судебные уставы 1864 г., но без присяжных заседателей в окружных судах. В 1866 г. был введен русский уголовный кодекс, который позднее, в 1903 г., частично был заменен новым уголовным кодексом. В области гражданского права сохранял свою силу кодекс Наполеона. В 1891 г. были внесены изменения в семейное право.

Политика русификации стала усиленно проводиться с начала 80-х годов. Отрицательное отношение к польской национальности и к польскому языку было характерно для этой эпохи. Край переполнился русскими чиновниками. Вся администрация держалась относительно Польши  одного и того же направления — полного подчинения России. Такие генерал-губернаторы, как Альбединский (1880—1883; см. ХХIIІ, 663/64), были исключением. Особенно, прославился своей русификаторской политикой попечитель учебного округа А. А. Апухтин. Даже генерал-губернатор Гурко (1883 — 1894; см.) расходился с ним. Только при генерал-губернаторе Имеретинском (1896—1900; см. XXIII, 681) Апухтину пришлось уйти в отставку (1897). Вся эта политика обрусения, отвечавшая интересам дворянского правительства, не дала никаких результатов. Польская молодежь старалась учиться за границей. Варшавский университет стал убежищем для кончивших православные духовные семинарии, которых неохотно принимали в другие университеты. Для привлечения на службу в Польше русских, им предоставлялись особые преимущества (большие подъемные, увеличенные оклады жалованья, быстрое движение по службе и т. д.). Такая политика вызывала раздражение и неудовольствие поляков, но для польской буржуазии открывался русский рынок, что имело громадное влияние на эволюцию идеологии буржуазных классов.

Экономическое развитие Царства Польского после 1863 г. Революция 1863 г., как и революция 1831 г., повлекла за собой громадную убыль населения: численность его падает по официальным данным с 4 986 тыс. в 1863 г. до 4 467 тыс. в 1864 г., но в отличие от первой революции эта убыль очень быстро наверстывается, и в 1870 г. население достигает уже почти 6 млн. (5 903 тыс.), а затем начинается тот колоссальный рост, о котором говорилось выше. Этот исключительный рост населения свидетельствует о новых путях развития в экономике страны, о сильной и исключительно быстрой индустриализации ее, но очень мало соответствует экономическому положению пролетариата Польши, и сельского в особенности, которое улучшалось очень мало и очень медленно. Земельная реформа 1864 г. оставила две трети крестьянства без достаточного земельного обеспечения. Надельная площадь крестьян увеличивалась только в той мере, в какой помещики прирезывали крестьянам землю по добровольным соглашениям за отказ от сервитутных прав; всего за 30 лет, с 1873 г. до 1904 г., надельные земли крестьянства увеличились только на 9,2%, а число хозяйств на надельной земле возросло за эти 30 лет на 29,7%: С 600 тыс. в 1873 г. до 717 тыс. в 1899 г. и до 778 тыс. в 1904 г. Но увеличение это падает исключительно на среднюю, малоземельную группу надельного крестьянства, с наделом от 1,6 до 8 3 га: она возрастает более чем вдвое — на 110,3%; число карликовых хозяйств — до 1,6 га — уменьшается на 2,2%, а численность вполне обеспеченных землей надельных крестьян сокращается более, чем на треть — на 34,6%. В конечном итоге средний размер надела на двор с 1877 г. до 1904 г. уменьшается на 18% — с 7,9 га до 6,5 га. В Радомской и Люблинской губернии число «крепких» дворов уменьшается (за 1870—1904 гг.) более, чем наполовину (на 54 и 59%); а в Келецкой даже почти на две трети (64%), и как раз в этих трех губерниях число карликовых хозяйств не только не уменьшается, а напротив сильно увеличивается — на 53% и 63% в Радомской и Люблинской губернии и на 19% — в Келецкой; всего более оно уменьшается в промышленной — Варшавской губернии (32%) и в пограничной Плоцкой (48%), Сувалкской (23%) и Калишской (23%). Крепкие дворы дробятся, а карликовые крестьяне бросают свои лоскуты и уходят искать работы в Пруссию. В 1903-1904 гг. уходило в среднем в год на временные работы за границу свыше 150 тыс. (87 тыс. мужчин и 67 тыс. женщин), из них 140 тыс. — на сезонные сельскохозяйственные работы, почти исключительно (133 тыс.) в Германию. Польские «ганги» замещали местных рабочих, бросавших юнкерские экономии для лучше оплачиваемой работы на фабриках, и ценились хозяевами как дешевые, старательные и безответные рабочие. Как ни низка была плата, которая давалась польскому рабочему в Пруссии, она все же была выше платы, какую получал такой рабочий на родине. Средняя во все сезоны года заработная плата сельскохозяйственного рабочего в Царстве Польском составляла в 1890 г. для мужчин 28 коп. в день, для женщин — 20 коп., на собственных харчах, и повысилась за 10 лет — к 1900 г. — всего до 34 коп. для мужчины и 24 коп. для женщины; полная недостаточность этой платы для пропитания семьи и даже для прожития одинокого рабочего признавалась и самими помещиками, но, тем не менее, понадобились забастовки революционного 1905 г., чтобы плата была несколько повышена. Наряду с временным отходом за границу, в 80-х годах начинается и эмиграция, главным образом в Америку. Из городов эмигрируют преимущественно евреи, из сельских местностей — поляки, сельскохозяйственные и фабричные рабочие. В среднем за 15 лет, с 1890 по 1904 г., эмиграция составляла в год 10,5 тыс. чел. и в 1904 г. равнялась 17 тыс. Таким образом, ежегодно выбрасывались заграницу, как избыточные руки, 160—170 тыс. рабочих; в то же время, при всем расцвете польской индустрии, на всех фабриках и заводах всех ее городов было занято в 1903/4 г. только около 154 тыс. рабочих, а во всей стране, вместе с уездами — 256 тыс.

При таких условиях польский крестьянин и сельский рабочий отойти от земли не могли. Крестьянин стремится увеличить свое хозяйство, чтобы можно было прожить от земли; рабочий всемерно копит деньги на заграничных заработках, чтобы стать самостоятельным хозяином и не зависеть от продажи своей рабочей силы. Идет покупка земли надельными и безземельными, особенно со времени открытия в Царстве Польском отделения Крестьянского банка. Всего к 1904 г. было куплено крестьянами от некрестьян 1 млн. га (в 1873 г. такой купленной земли было всего 120 тыс. га), но из этой площади только 380 тыс. га было прикуплено надельными крестьянами (38,5%), а 608 тыс. га — безземельными (61,5%). Имели купленную землю в 1904 г. 83 тыс. надельных крестьян (46,5% общего числа купивших) и 96 тыс. безземельных (53,5%). Преобладают, таким образом, покупки безземельных, покупки на сбережения, сделанные на работе в Германии и в особенности в Америке (многие сельские рабочие уезжают в Америку только на 2-3 года и затем возвращаются, чтобы купить землю на родине). Средний размер купленной земли у надельных крестьян составляет 4,6 га на прикупивший двор, у безземельных — около 6,5 га.

Статистика крестьянского землевладения в Польше за 1904 г. дает возможность более целесообразной классификации размеров участков, позволяя различать владения до 5,5 га — карликовые, от 5,5 до 11 га — малоземельные хозяйства, и свыше 11 га — крепкие крестьянские дворы. Итоги таковы: на надельных землях имеют участки менее 5,5 га — 63,1% всех надельных дворов, наделы от 5,5 до 11 га — 26,4% и свыше 11 га — 10,5%. На купленных землях к первой категории владений принадлежит 68,0%, ко второй — 23,5% и к высшей — 8 5%. Средний надел на наличный двор был в 1904 г. — 6,4 га, между тем как в среднем для 50 губерний России он был почти вдвое больше — 11,2 га; зато в Польше прикуплено надельными крестьянами вдвое больше, чем в Европейской России: 4,5 га на двор против 2,3 га в 50 губерниях, и все же в сумме разница получается значительная: 11 га против 13,5 га. Конечно, надо иметь ввиду гораздо более интенсивную систему хозяйства в Польше не только у помещиков, но и у крестьян, что в известной степени сглаживает разницу. Но всего важнее, что даже в России, где аграрный вопрос стоял так остро, такого колоссального процента карликовых хозяйств не было; по 50 губерниям к категории наделов размером до 5,5 га принадлежало 23,8%, ко второй категории (5,5-11 га) — 42,3% и к высшей — 33,9%. А рядом с этим безземельем и малоземельем в 7 417 имениях частных владельцев (владельцев было, конечно, еще меньше, так как многие магнаты владели поместьями в разных уездах) сосредоточивалось (к началу 1907 г.) 3 590 тыс. га, да в майоратных имениях 380 тыс. га, всего 32% всей площади, тогда как всему крестьянству, считая и надельные, и купленные земли, принадлежало только 48,8%. При этом, в противоположность России, польский помещик сам вел хозяйство; в аренду сдавалось только 7,9%, а крестьянам — всего 44 тыс. га. У польского крестьянина, т. о., не было и той отдушины, какую представляла для русского крестьянства широкая аренда помещичьей земли.

Выкупные платежи были использованы крупным польским землевладением для дальнейшего улучшения хозяйства. Кризис 80-х годов, вызванный наплывом на мировой рынок дешевого американского хлеба, не пошатнул положения крупного хозяйства в Польше, потому что с ростом городов и с ходом индустриализации Польши из страны, экспортирующей хлеб, становилась страной его импортирующей, а параллельно с тем шло повышение местных цен на сельскохозяйственные продукты. Но все же сокращение площади крупного землевладения наблюдается в Польше: с 1901 г. по 1904 г. она уменьшилась с 4,3 млн. га до 3,6 млн. — на 17%, а после революции 1905 г. за два года, с 1907 по 1909 г., — на 7,9% («дворские и ординатские земли»): Средний размер крупного землевладения в 1906 г. равнялся 484 га, поднимаясь для Люблинской губернии (латифундии  Замойских) в среднем до 875 га. Мелкая шляхта, державшаяся барщиной, всего более пострадала от крестьянской реформы: ей не помогли и выкупные платежи; постепенно она все более спускается экономически к уровню более зажиточного крестьянства. Статистика мелкого шляхетского землевладения страдает большой неполнотой и неточностью, поэтому трудно установить, в какой мере шляхта теряла землю.

В 1904 г. насчитывалось 53 тыс. мелкошляхетских владений (главным образом в Ломжинской, Седлецкой и Плоцкой губернии). Площадь их землевладения определялась в 718 тыс. га, при этом почти две пятых (38,8%) мелкой шляхты имели только карликовые участки — до 5,5 га, несколько более трети — от 5,5 до 11 га (28,0%) и только треть (33,2%) — более 11 га; средний размер владения равнялся 13,5 га, немногим лишь превышая средний размер участка у надельных крестьян (считая с прикупленной землей). Выход крестьянству из крайне неблагоприятного земельного строя должна была дать, как думали, индустриализация. Место у станка должно было заменить полевой надел, но мы видели выше, говоря об отходе на заработки в чужие страны, как слабо фабрика выполняла эту миссию.

Крупная капиталистическая индустрия в русской Польше имеет точную дату рождения, это — 1 января 1877 г., когда таможенные пошлины стали взиматься золотом, что означало очень сильное и нарастающее с обесценением бумажного рубля повышение пошлин на все привозные товары. Лишившись возможности в прежних размерах ввозить в Россию свою продукцию, немецкие фабриканты решили перешагнуть границу и стали основывать — в Лодзи и поблизости — филиалы своих германских предприятий и устраивать новые фабрики. В связи с военными заказами (русско-турецкая война 1877—78 г.) и послевоенным оживлением это дало блестящие результаты, и Царство Польское стало форпостом внедрения германского капитала в России. Лодзь (см.) с ее районом выросла в грандиозный текстильный центр. Общее число фабрично-заводских рабочих с 91 тыс. в 1877 г. увеличилось до 125 тыс. в 1882 г.; в 1888 г. оно определялось уже в 145 тыс., в 1893 г. — в 183 тыс., в 1895 г. — в 206 тыс., в 1903/4 г. достигло, как было упомянуто, 252 тыс., а в 1905 г. исчисляется в 277 тыс. Данные о стоимости производства (за раннее время, однако, очень недостоверные) показывают увеличение ее со 103 млн. в 1877 г. до 208 млн. в 1888 г., до 254 млн. в 1893 г.; для 1903/4 г. она исчисляется уже в 420 млн. и несколько меньшую сумму (414 млн.) дает 1905 г. Но развитие сосредоточивается только в двух центрах: в Петроковской губернии — центре текстильной промышленности, на которую в 1905 г. приходится 52% всей стоимости продукции, и в Варшавской губернии (см.) — центре преимущественно металлической промышленности; на Варшаву падает 15,6% продукции, на ее губернию —14,2%. Таким образом, на всю остальную Польшу приходится менее пятой части фабрично-заводской продукции страны. Из общего числа фабрично-заводских рабочих в 1904 г. на города приходилось, как было упомянуто, 154 тыс., и ремесленников в городах насчитывалось около 66 тыс. Рабочий находился в полной кабале. Заработная плата часто была меньше абсолютно необходимой для существования. Так, в Ченстохове в 1892 г., по данным статистического комитета, заработная плата половины (55%) общего числа рабочих была меньше прожиточного минимума. Средний заработок рабочего составлял 30 р. в месяц, тогда как даже для нищенского существования по этим исчислениям было необходимо 34 р. 30 к. в среднем, а у семейных рабочих недохватка составляла на семью 12—15 руб. в месяц. В 1891 г. юридически был введен рабочий день в 11 ½  часов, на самом же деле он равнялся 14—16 часам. Был создан в 1886 г. институт фабричных инспекторов, но последние полностью стояла на защите интересов фабрикантов. До 70-х годов у польских рабочих не было почти никаких рабочих организаций, которые могли бы сдержать натиск капиталистов.

Но как ни низка была заработная плата в Польше, как ни беспощадна была там эксплуатация рабочего; в России положение рабочего было еще хуже, беспомощность его еще больше, оплата труда еще более ничтожна. Так, в хлопчатобумажной промышленности в 1901 г. рабочий вырабатывал в год в Петроковской губернии 230 руб., в Московской — 203 руб., и такова же была средняя заработная плата в год для всей империи (без Финляндии); в 1904 г. в Петроковской губернии — 241 руб., в Московской — 204 руб. По исчислениям Варзара («Вестник финансов», 1912), в 1908 г. заработная плата составляла в сумме за год в хлопчатобумажном прядении: в Царстве Польском 330 руб., в Центрально-промышленном районе России — 170,9 руб., в Прибалтийском — 282,8 руб.; в хлопчатобумажном ткачестве: 275,1 р. в Царстве Польском, 169,8 р. — в Центрально-промышленном районе и 307,9 р. — в Прибалтийском; на суконных фабриках: 357,8 руб. в Польше, 184,3 руб. — в Центральной промышленной области, 203,9 р. — в Прибалтийском районе; на механических заводах: в Польше — 481 1 руб., в Центрально-промышленной области — 358,5 руб., в Прибалтийском районе — 469,2 руб. Но благодаря относительно лучшей   оплате труда, как и благодаря лучшему оборудованию и лучшей организации, и производительность труда  была в Польше значительно выше. Так, по вычислению Шульце-Геверница («Очерки общественного хозяйства и экономической политики России»), средняя стоимость выработки на одного рабочего составляла в хлопчатобумажном прядильном производстве в 1892 г.: в Польше — 1 653 руб., в России (без Польши и Финляндии) — 1 219 руб., в хлопчатобумажном ткацком производстве в том же году: 2 092 руб. в Польше и только 796 р. — в России. Наряду с более гибкой системой организации сбыта (коммивояжеры, широкий кредит) это давало возможность польской промышленности успешно  завоевывать русский рынок до самых далеких восточных окраин его, что вызывало, разумеется, крайнее недовольство русских промышленников, в особенности московских, и постоянные требования репрессий против польской конкуренции. И, конечно, эти требования, при растущем влиянии капиталистических кругов, не могли не отразиться очень сильно на направлении русской политики по отношению к Польше.

Общественные отношения. Революционное и рабочее движение.  Капитализм в Польше изменил общественную структуру и изменил идеологию господствующих классов. Польская буржуазия, экономически связанная с Россией, отказывалась от всяких мечтаний и желала жить под покровом самодержавия, охранявшего интересы фабрикантов. Эта мирная политика заставила немного умерить темп обрусительной политики (доклад генерал-губернатора Имеретинского), что не мешало отдельным сатрапам, вроде Черткова (см. ХХІII, 678) и Скалона (1905—1914; последний варшавский генерал-губернатор), прославиться своей жестокой расправой с польскими революционерами. Буржуазия, поддерживая самодержавие, хотела стать при его помощи решающей группой во внутреннем управлении. Шляхта, непримиримая сторонница идеи борьбы за независимость в доиндустриальную эпоху, сошла со сцены. Среднее землевладение почти перестало существовать; его политическая роль, во всяком случае, была кончена. Крупное землевладение, связанное экономическими  интересами с Россией, также отказалось от своей политической идеологии. Крестьянство первое время скорее было на стороне правительства, питая ненависть в своей исконной угнетательнице — шляхте. Мелкая буржуазия, тесно связанная с индустриализацией, также отказывалась от всяких мечтаний о независимости. Интеллигенция разделилась на две группы. Одна стала проводником теории органического труда; надо содействовать экономии, и культурному развитию Польши, чтобы подготовить будущую ее независимость. Из этой группы выросла национал-демократическая партия (н.-д.), в состав которой вошли духовенство и богатое крестьянство. Н.-д. враждебно относилась ко всяким революционным движениям, и отстаивали необходимость их подавления. Организатором и вождем их был Р. Дмовский (см. XVII, приложение 33', и XLVII, приложение биографический указатель, 30). Другая часть интеллигенции прониклась принципами социализма и повела борьбу за него и против самодержавия, действуя среди рабочих и тем самым способствуя развитию их классового самосознания и их выступлениям против капитала и самодержавия. Рабочий класс в Польше численно увеличивался и постепенно стал организовываться. Сельские батраки, в связи с подъемом революционного движения в городах и на фабриках, принимают участие в борьбе с землевладельцами, организуя сельскохозяйственные забастовки.

До 1876 г. польский капитализм не знал забастовок как общего явления. Отдельные стачки носили местный характер. На рабочий класс имели влияние возвращавшиеся из Западной Пруссии рабочие, привыкшие к профессиональным организациям. В то же время общая политика русского правительства гнала интеллигентную молодежь из Польши. Она поступала в высшие учебные заведения Петербурга, Киева, Одессы и Москвы. Она принимала участие в студенческом движении, была близка к народническим группам, была захвачена социалистическими идеями. У себя на родине она сближалась с народом и вела социалистическую пропаганду. Тяжелое положение рабочих подготовило почву для распространения среди них социалистических идей и для организации классового сопротивления. Началась борьба за заработную плату. Сначала в этом движении еще замечался некоторый националистический налет, но потом он улетучился.

В 1881 г. была основана Л. Варынским (см.) социально-революционная партия «Пролетариат». В программе указывалось, что раньше «национальные устремления затушевывали классовые противоречия и убивали классовое сознание трудящихся». «Пролетариат» становился на путь непримиримой классовой борьбы. Его влияние среди рабочих было значительно. Капитал и самодержавие впервые столкнулись с организованными рабочими. «Пролетариат» был окончательно разгромлен в 1892 г. Участники поплатились виселицей, ссылкой в Сибирь, каторгой и тюрьмами. На общем фоне угодничества и примирения выступление «Пролетариата» имело громадное значение. Идеологии органического труда приходил конец. Рабочий класс брал революционное движение в свои руки (см. ниже — гл. VI, социалистическое движение).

Но, несмотря на разгром «Пролетариата», расцвет польского капитализма с начала 90-х годов стал эпохой значительного рабочего движения. Не было ни одной отрасли производства, где бы отношения труда и капитала не были до крайности обострены. В 1890 г. рабочие Варшавско-Венской ж. д. добились увеличения заработной платы на 10%. Рабочие Варшавы, Лодзи и других промышленных центров добились уменьшения рабочего дня на 2 часа. В день 1 мая 1890 г. забастовка охватила 10 000 чел. С 90-х годов идет усиленная организация стачечных касс. Празднование 1 мая 1892 г. приняло характер борьбы за политическую свободу. В начале весны каменщики добились сокращения рабочего дня на 2 часа и увеличения платы с 60-ти коп. до 1 рубля. 5 мая началась грандиозная забастовка в Лодзи, к которой присоединились в рабочие других фабричных центров. Рабочие требовали политической свободы и 8-ми часового рабочего дня. Буржуазия бежала из города. По приказанию генерал-губернатора Гурко против рабочих были выставлены войска. В результате в Лодзи было 46 убитых, множество раненых и арестованных. Это кровопускание несколько задержало темп рабочего движения, но не могло его остановить. Администрация и в дальнейшем прибегала к помощи военной силы. В 1895 г., под влиянием ППС, было проведено 22 стачки, из них выиграно 17. Для следующих лет соответствующие цифры; 1896 г. — 11 (успешных 8); 1897 г. — 42 (успешных 32); 1898 г. — 44 (усп. 36); 1899 г. — 67 (усп. 34). Эго забастовочное движение явилось показателем нарастающей силы рабочего класса и предвестником грядущих политических боев.

Положение еврейского пролетариата — пролетариата ремесленного — было особенно невыносимо тяжелое. Он находился в полной зависимости от еврейской буржуазии. Еврейские рабочие стали организовывать в своей среде кассы взаимопомощи. С 90-х годов они принимают деятельное участие в рабочем движении под руководством социалистической организации еврейского пролетариата — Бунда (см.).

Параллельно организации рабочих организовалась и буржуазия для борьбы с рабочим классом. Ее всемерно поддерживала самодержавная власть в интересах предупреждения и подавления рабочей революции. Буржуазные организации расходились между собой по отдельным частностям программы, но против рабочего класса они составляли единый фронт. Наиболее многочисленной партией была народно-демократическая (н.-д., «эндеки»). Н.-д., как уж было упомянуто, объединяли вокруг себя мелкую буржуазию: богатых горожан, зажиточное крестьянство, духовенство, служащих, часть интеллигенции. Партия решительно отказалась от политики революционных выступлений и находилась в тесном сотрудничестве с правительством. Национальный шовинизм ее выражался в антисемитизме, враждебном отношении к белорусам и украинцам, в стремлении к их полонизации. Н.-д. не отказались и от старого лозунга: «Польша от моря до моря». Крупная буржуазия, богатые помещики, высшее духовенство организовали партию реальной политики. В период революции 1905 г. журналисты, врачи, адвокаты и лица других либеральных профессий образовали прогрессивную партию. Н.-д., стараясь взорвать рабочее движение, организовали национальную рабочую партию из малосознательных рабочих. Партия должна была выполнять план н.-д., обессилить рабочее движение, внося расслоение в рабочий класс, как это и проявилось в начале апреля 1907 г. в Лодзи, после того как рабочие оставили 56 убитых. Но организованная буржуазия, с одной стороны, и пролетариат польский и еврейский — с другой, представляли собой два класса, столкновение которых было неотвратимо.

Польская буржуазия осталась верна себе в период русско-японской войны. Она была лояльна по отношению к власти и боролась со всякими революционными сепаратистскими тенденциями. Н.-д. также отказались от пропаганды в народных массах идеи восстановления Польши и призывали их добросовестно относиться к мобилизации. ППС выступила против мобилизации, но воспрепятствовать ей не могла. Партия призывала рабочий класс к антиправительственным демонстрациям: революционное движение должно было положить начало борьбе за независимость Польши.